Czytaj książkę: «Про Курейку и не только. Папины рассказы»
Корректор Сергей Ким
© Валерий Андрусенко, 2021
ISBN 978-5-0055-2337-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Синопсис.
Про Курейку и не только.
Папины рассказы
1985 год, СССР – страна, которой больше нет, но эгрегор её в каждом живущем на одной шестой части суши. Нашему герою тридцать семь лет. Зовут его Валера, он москвич. Окончил МВТУ им. Баумана и МГУ им. Ломоносова, работает ведущим инженером в одном из машиностроительных министерств СССР в управлении оборонной техники. Живёт с мамой (папа умер) в трехкомнатной квартире. Был женат, но брак не сложился, дочке девять лет. Работа связана с частыми командировками на заводы министерства, где выполняются различные оборонные заказы. Валера называет эти командировки «путешествиями по Великой и Необъятной за государственный счёт».
Зимой Валера ездит кататься на лыжах в Приэльбрусье, а летом на пару недель в Сочи. И все, казалось бы, хорошо, но Валера замечает, что год от года усиливается какая-то недужная тревога-тоска. Размышляя о причинах явления, он находит источник в студенческом прошлом, когда на последнем курсе обучения в МВТУ комиссия распределяла выпускников по будущим рабочим местам на предприятиях по профилю квалификации. Тогда и задумал Валера финт ушами – не дожидаться, когда тебя засунут в один из московских балаганов НИИ или КБ (и пропасть там в курилках), а самому найти место по душе. И отправился Валера в Министерство энергетики СССР, которое ведало строительством энергетических объектов в стране. Накануне прочитав в газете, что на Колыме начинается строительство мощной ГЭС, пошёл в отдел кадров Минэнерго, что на Китайском проезде в Москве, чтобы добровольно проложить вектор на Дальний Восток с дипломом новоиспечённого инженера.
Входя в здание Минэнерго, волновался, готовил речь в обоснование своих стремлений, в основе которых лежали фильм «Карьера Димы Горина» и «Братская ГЭС» Евтушенко, а также северные рассказы Джека Лондона. К своему удивлению, был встречен в отделе кадров столь радушно, что даже усомнился, за того ли его приняли. Оказывается, отдел как раз занимался набором кандидатур на заполнение штатного расписания строительства, и Валере сразу предложили должность начальника компрессорной станции на Колыме. Валера чуть не завыл от счастья – получается, что никакого золотого ключика не потребовалось, его просто ждали здесь согласно поговорке «На ловца и зверь бежит». Написал заявление. Обещали выслать запрос на ректорат МВТУ с просьбой откомандировать Валеру в кадры Минэнерго. Простились как родные.
Правило жизни №1: счастье никогда не бывает полным. Через пару недель прозвенел телефонный звонок, и начальник кадров всей энергетики страны с прискорбием сообщил, что Минобороны свои кадры бережёт для себя и может вернуться к вопросу только через три года, – молодой специалист должен отработать, чему его научили.
Так жизнь засосала в колею повседневности сроком на тринадцать лет.
Однако мечта не умерла. И наступил момент, когда тревога-тоска напомнила Валере о его юношеской фантазии. Пошевелив связями, которые уже накопились в багаже ведущего специалиста, Валера определился на должность заместителя начальника отдела оборудования строящейся в заполярье Курейской ГЭС. Подписал с Минэнерго договор сроком на три года, уволился из своего министерства и отправился в путь-дорогу с благословенья своей матушки.
Так начинается история «Про Курейку и не только. Папины рассказы».
Валера проработал на Курейке ровно три года до пуска первого агрегата ГЭС.
Итогом стало создание семьи, рождение двух сыновей и продвижение по службе – перевод на строительство нового блока Кольской АЭС на должность начальника отдела оборудования.
Отсюда Правило №2: жизнь налаживается, когда занимаешься делом.
И, наконец, Правило №3: не бойся страха, он учит осторожности и решительности на пути к удаче, бойся безрассудства – самой короткой дороги к гибели.
Курейка – это вам не курам на смех
Некоторое время назад в стране Советский Союз случилось так, что я уехал по срочному договору на строительство гидроэлектростанции в должности заместителя начальника отдела оборудования строящейся Курейской ГЭС. Объект был расположен за полярным кругом, на правом притоке Енисея – реке Курейке. Несмотря на безобидное и даже какое-то жалкое название, речка эта оказалась с характером весьма привередливым.
Сколько жизней она унесла? Уму непостижимо… Впрочем, река мало виновата, поскольку человек – это настолько высокоразвитое существо, что полагает себя не иначе царём природы и о пороге смертельной опасности часто задумывается лишь тогда, когда его уже безвозвратно перешагнул.
Надо сказать, что было мне уже тридцать семь лет и на Севере я гостил, только катаясь на лыжах в Хибинах, что в Мурманской области. Впрочем, ещё плавал в Баренцевом море у Новой Земли, но это не в счёт.
К этому моменту, как мне казалось, я уже исколесил в командировках всю страну, но покидал дом на новое место жительства – и кто знает, не навсегда ли? – впервые. Моя мудрая мама, внутренне обливаясь слезами, поддержала моё решение, поскольку уже знала наверное, что в Москве я никогда не женюсь.
Как назло, в Москве тогда была оттепель, и я, нагруженный сумками и чемоданами, утепленный для суровых условий Заполярья, испытывал немалые затруднения. Добравшись до Домодедова на такси, обливаясь потом, погрузился в Ил-18, следующий по маршруту Москва—Игарка—Тикси—Чокурдах. Взревели турбовинтовые моторы, самолет, разбежавшись, задрал нос, и Москва скрылась под многослойным облачным одеялом, – даже помахать не пришлось.
Пять часов ночного полёта мало чем отличаются от поездки в электричке. Сон и пробуждение, чередуясь, сокращали время раздумий на тему «что-то меня ждёт?». Зона облачности под крылом миновала, но картина радости не прибавила, потому что за всё время пути – ни огонька, ни светящихся паучков деревень, дающих отраду стае пролетающих над своей страной человеков. На высоте, где живёт только чёрное небо и холодные звёзды.
Наконец тон гудения винтов изменился, в ушах зашевелились убегающие из мозга сны, и стюардесса буднично объявила, что по погодным условиям посадка в Игарке невозможна и самолёт приземлится в Норильске, где пассажиры смогут обрести временный ночной приют. Из того же объявления узнали, что температура в аэропорту Норильска минус пятьдесят, – это вызвало улыбки и шутки старожилов, припомнивших сообщение стюардессы, что в небе за бортом было несколько теплее, аж на пять градусов.
Благо о вещах обещали позаботиться, поэтому, морально приготовившись к замерзанию, максимально закутываюсь и сбегаю по трапу. Автобуса, конечно, нет, и сонные пассажиры нестройной толпой потянулись к сияющим электричеством дверям, до которых метров сто пятьдесят. В воздухе стояло морозное марево при абсолютном штиле, что, как выяснилось, было редкостью для Норильска, где плоская тундра даёт волю ветрам.
С удивлением замечаю, что не холодно. Это обманчивое чувство возникает на Севере всегда, когда покидаешь тёплое помещение в лютый мороз. Просто характер супермороза в случае безветрия таков, что он не стремится отморозить тебе нос или пальцы – ему это не интересно, – а ухватывает весь организм целиком и как удав начинает беспощадно сжимать до костного хруста. Поэтому, ступив с трапа на замороженное поле Норильска с достоинством прибывшего в провинцию москвича, я уже через десяток шагов старался рысью обогнать аборигенов, двигавшихся недостаточно проворно.
Ночь в здании аэропорта прошла спокойно – в поисках места, где можно вздремнуть, прижавшись к батарее. Но наступило утро, небо слегка посерело, и наш самолёт загудел моторами, разогреваясь перед стартом. Не прошло и часа, как Игарка, играючи разбрасывая по сторонам снежную пыль вчерашнего бурана, встречала меня отблесками солнечных лучей из-за нового горизонта.
Аэропорт представлял собой деревянное строение, похожее на сарай средних размеров, в котором размещались службы и пассажиры, застрявшие из-за вчерашнего бурана. Пассажиров было больше, чем посадочных мест на скамейках вдоль стен, поэтому пришлось непрерывно прохаживаться, отгоняя от себя сон. Кроме пассажиров в аэропорту грелись тараканы, их было больше, чем людей, им тоже было холодно, и они тоже гнездовались у батарей. На улице было теплее, чем в Норильске – всего около сорока, – но и этого было достаточно, чтобы не высовывать носа. И, конечно же, все пассажиры были мои попутчики – летели в Светлогорск. Их было человек пятьдесят, в то время как аэроослик Ан-2 брал на борт только двенадцать. В расписании рейсов на Светлогорск было всего два, и я загрустил.
Оптимизм ко мне вернулся, когда я случайно узнал, что где-то в аэропорту по делам находится начальник строительства Бажанов. «Он должен мне помочь», – подумал я и бросился на его поиски. Но искать не пришлось. Неожиданно он сам появился в ореоле Творца в окружении людей, которые кто здоровался, кто обменивался с ним непонятными для меня репликами или уступали ему дорогу в толпе. Он сам меня вычислил по внешнему виду. Поздоровался, спросил, как долетел. Мой московский вид – один галстук под дублёнкой чего стоил – вызывал у него тихую улыбку, деликатно маскируемую приветливостью.
А я напрочь забыл его отчество, поэтому толком не знал, как к нему обратиться. Наконец кто-то мне помог, поздоровавшись «Виктор Евгеньевич», и я поклялся себе, что впредь буду выучивать имена начальства наизусть.
И вот узнаю, что Бажанов приехал на машине и собирается возвращаться в Светлогорск. Всего сотня вёрст, какая удача! Не тут-то было. Его ироническая улыбка как бы прошептала на ушко: «Милаай, ты откель тута взялся?»
– К сожалению это невозможно, – только и услышал я в ответ. – Да вы и приедете быстрее меня, сейчас организуют дополнительные рейсы, – сказал он и попрощался, назначив мне встречу назавтра.
Действительно, не прошло и двух часов, как обстановка в аэропорту разрядилась. Наконец и меня позвали в самолёт.
Сто тридцать километров над лесотундрой Ан-2 преодолевает за сорок пять минут. Пассажиры сидят вдоль бортов на откидных металлических подставках, их даже сиденьями трудно назвать, а в середине салона навалены вещи. На моей ноге разместился чей-то узел, который сначала не доставлял мне хлопот, но по прилёте я понял, что моя левая нога полностью мне непослушна, этот узел мне её «отсидел». Ведь в самолёте хотя и было теплее, чем за бортом, но не более, чем в металлической бочке.
Дальше всё было как во сне. Пазик, заснеженный посёлок, ночь, искусственный свет со стальной мачты, короткая перебежка на отмороженных ногах до гостиницы. И комната с тремя кроватями для одного. Здесь мне предстояло прожить минимум три года до пуска первого агрегата Курейской ГЭС.
В гостиницах я предпочитаю всегда место у окна. Меня не смутило, что на этом окне образовалась наледь толщиной внизу в десять сантиметров – что ж, Север, однако. Только засыпая, я догадался, что из окна неимоверно дует. Чтобы не прерывать сон, я натянул на голову шапку-ушанку, завязав шнурки на бантик. Так что утром мне не пришлось одеваться – почти вся моя одежда была на мне. Просто кто-то в сентябре забыл закрыть внутреннюю раму на нижний шпингалет, и надо погодить июня, чтобы исправить эту оплошность. Но думать об этом было некогда – меня ждала Курейка и начальник КурейГЭСстроя Виктор Евгеньевич Бажанов, заслуженный строитель СССР.
Р.S. Кстати, мама оказалась права – первая молодая девушка, которую я встретил в приёмной Бажанова, через полгода стала моей женой.
Там с минусом семьдесят температурка,
И мачты стальные трещат как сосульки,
И кости ломает московских придурков,
Приехавших из городских переулков.
Мерзлоты метровые, болота москитные,
И лето фиговое, да зимы элитные,
И кто бы подумал, что в этой малине
Я встречу судьбу свою Лену Малинину.
А вот почему Бажанов не взял меня в машину, я понял позже, когда пришлось самому проехать по зимнику в составе каравана. Но об этом в другой раз.
Darmowy fragment się skończył.