Czytaj książkę: «Город Антонеску. Книга 1»
Есть город, который я вижу во сне, О, если б вы знали, как дорог У Черного моря явившийся мне В цветущих акациях город…
Леонид Утесов
Книга 1
Исторические хроники 1941—1944
Пролог. Зачем мы не чайки…
Одесса, 16 октября 1941 г. 5 часов 30 минут утра
Так уж исстари ведется, так устроена природа, что в минуту опасности люди, животные и даже птицы в первую очередь спасают своих детенышей, своих птенцов.
Из Лондона начали эвакуировать детей еще до начала Второй мировой – в тот самый день, 23 августа 1939-го, когда правительству Чемберлена стало известно о полете германского министра иностранных дел фон Риббентропа в Москву.
Из Берлина детей эвакуировали в конце августа 1940-го – сразу же после того, как тяжелые английские бомбардировщики совершили свой первый налет на германскую столицу.
В начале июня 1941-го, готовясь к нападению на Советский Союз, Финляндия объявила призыв резервистов и, одновременно с этим, начала вывозить детей из опасных зон. В то же время и по тем же причинам кондукаторул Румынии Ион Антонеску дал приказ об эвакуации детей из Бухареста.
Сразу же после внезапного и вероломного нападения Германии, 23 июня 1941-го, из Минска были эвакуированы 110 детских домов, 25 детских садов, 28 пионерских лагерей и три детских санатория.
Из Ленинграда детей дошкольного и школьного возраста начали вывозить задолго до начала блокады, 27 июня 1941-го, и во время блокады продолжали вывозить – под бомбами по ледовой «Дороге жизни».
С начала июля 1941-го детей уже вывозили из Москвы.
В одном из своих знаменитых газетных репортажей «Москва в эти дни» 17 июля 1941-го Илья Эренбург писал: «Один за другим уходят поезда с детьми. Уехали школы, детские дома. Вот поезд с детьми писателей, вот другой – с детьми железнодорожников. Кажется, не видел я города, где было бы столько ребятишек, они вместе с воробьями заполняли гомоном московские переулки. Теперь воробьи остались без товарищей…»
И хотя поезда с детьми уходили в тыл почти ежедневно, было принято решение ускорить эвакуацию, и уже в августе вышел правительственный указ, предписывающий немедленно вывезти всех оставшихся детей. С этого дня специальная комиссия начала обходить дома, проверяя, не остались ли случайно где-нибудь «недоэвакуированные» дети.
В июле-августе 1941-го из Москвы было вывезено 500 тысяч детей!
А как же мы? Дети Одессы?
Еврейские дети Одессы?
Одесса уже 73 дня ведет героическую борьбу с врагом.
С начала войны из города эвакуировали более половины ее жителей.
Вывезли в тыл заводы, фабрики, больницы, лаборатории, музеи, библиотеки.
Вывезли продукты питания, сырье и даже металлолом.
Вывезли паровозы с тендерами, полными топлива и даже воды.
Вывезли пленных румынских солдат. Вывезли лошадей.
Вывезли все, что представляло собой какую-то ценность.
Еврейские дети остались в Одессе.
Еврейские дети, как видно, ценности не представляли.
Сколько нас было?
Не 300 тысяч, как в Ленинграде.
И не 500, как в Москве.
Всего лишь каких-то 40 тысяч.
Все 40 тысяч будут уничтожены.
Чудом останутся в живых единицы.
16 октября 1941 г. 5 часов 30 минут утра…
Хмурый осенний рассвет окрашен багровым заревом пожаров.
Защитники Одессы уходят.
В течение нескольких часов главные силы Отдельной Приморской армии скрытно оставили боевые позиции и, пройдя пешим маршем около 20 километров, вышли в порт и погрузились на специально прибывшие транспорты и военные корабли. С рассветом подошли прикрывавшие отход арьергарды, и амбаркация была завершена.
Один за другим корабли отдают швартовы, выходят в море и выстраиваются в караван.
В 5 часов и 10 минут утра последнее транспортное судно – старый грузовой пароход «Большевик», обогнув Платоновский мол, занимает назначенное ему место в конце каравана. Двадцатью минутами позже выходит в море флагманский крейсер «Червона Украина» с командующим Одесского оборонительного района, контр-адмиралом Жуковым на борту.
Последним уходит катер с саперами – они уничтожили и взорвали все, что еще оставалось в порту.
Вот и все…
Прощай, Одесса.
Последний морской караван взял курс на Севастополь.
В суровом молчании режут холодные волны корабли.
А над ними… какое чудо!.. в первых лучах восходящего солнца парит огромная стая белоснежных чаек!
Как далекий привет из другого, мирного, времени.
И вот что удивительно – крикливые эти птицы сегодня необычайно тихи.
Словно чувствуют, понимают важность этого каравана, словно боятся выдать нечаянно его галс!
Существует легенда, что чайки покинули город вместе с его защитниками.
Чайки покинули город…
А дети? А дети остались.
Еврейские дети остались в Одессе.
Мы остались в Одессе.
Для нас не нашлось места на кораблях каравана.
Для нас не нашлось места даже на том, старом грузовом пароходе «Большевик», который, за неимением «ценных» грузов, шел в конце каравана в балласте.
Для нас нигде не нашлось места.
А крыльев у нас не было – мы ведь не чайки…
Еврейские дети остались в Одессе, в Одессе, в которую уже сегодня, уже через несколько часов, войдут убийцы.
А ведь нас еще можно было спасти.
Ну, может, не всех, не все 40 тысяч.
Может, только несколько тысяч, несколько сотен.
А может быть, одного. Хотя бы одного ребенка.
Одну детскую душу… Но нет…
Мы остались в Одессе.
Двое детей – пятилетняя Ролли и десятилетний Янкале…
Действие первое: «Odessa a cazut!»
Я не боюсь, что История назовет нас варварами….
Ион Антонеску
Говорят, что румыны не убивали…
Одесса, 16 октября 1941 г. 16 часов 30 минут
Стук кованых румынских боканч по брусчатке мостовых.
Скрип военных каруц. Цокот копыт.
Румынские варвары входят в Одессу.
Действие первое.
Занавес поднимается…
Как найти силы, где найти слова, чтобы описать весь ужас того, что начнется сегодня, описать весь ужас того, что будет продолжаться два с половиной года: более 900 долгих дней и ночей, 21 600 часов, 1 296 000 минут?
Каждый день, каждый час, каждая минута врезались в память.
Вот уже более полувека плывут они перед нашими глазами, словно кадры старого черно-белого кино. Не стираются, не меркнут. И запечатленные на них дети – пятилетняя Ролли и десятилетний Янкале – не взрослеют, остаются детьми. И все тот же в глазах их ужас.
Румыны входят в Одессу.
В 17:00 в Бухарест поступает первое донесение1.
РАПОРТ № 302.348
16 октября 1941, 17:00
Войска 4-й армии сломили последнее сопротивление неприятеля и вошли после обеда в город одновременно по всем направлениям… С 16:00 в порту проводится акция по ликвидации последних очагов сопротивления. Население встречает наши войска с энтузиазмом.
Командующий 4-й армией,
генерал Иосиф Якобич
Въезд «победоносной» румынской армии в Одессу, оставленную советскими войсками почти двенадцать часов назад, был, по правде сказать, не очень торжественным. Хотя день был чудесным – хмурый туманный рассвет сменился необычным для октября ярким солнечным днем, словно лето вернулось в город. Ободренные затихшим грохотом войны, на ветках акаций чирикали воробьи, легкий ветерок весело гнал по улицам желто-красные листья платанов, обрывки старых газет и последнюю листовку обкома партии:
«Ко всем гражданам Одессы и Одесской области!
Дорогие друзья!
В связи с изменившейся обстановкой Одесса потеряла свое стратегическое значение. В силу этого Советское правительство и Ставка решили оставить город…
Областной комитет партии и исполком областного Совета депутатов трудящихся призывают вас не складывать ни на минуту оружие. Беспощадно расправляйтесь с немецко-румынскими захватчиками, бейте их на каждом шагу, преследуйте по пятам, уничтожайте их, как подлых псов…
К оружию, товарищи! К оружию и грозной мести врагу!»2
Румыны в городе…
Медленно тянутся по мостовой грязно-серые колонны. Вдоль Пушкинской, Екатерининской, Преображенской…
А на тротуарах толпятся жители Одессы. Глазеют, обмениваются впечатлениями, но особой враждебности не проявляют и уничтожать «захватчиков», как «подлых псов», явно не собираются. Но и энтузиазма, о котором докладывал в Бухарест генерал Якобич, тоже, видимо, не испытывают.
Хотя… отдельные лица действительно выражают радость – в основном, по поводу «освобождения от большевиков». Эти «радостные» даже оделись по-праздничному, прихватили хлеб-соль, вытащили из чуланов пылившиеся там иконы, царские ордена, мягкие шляпы. Они размахивают этими побитыми молью шляпами, бросают в «освободителей» коробочки спичек, печенье и даже несмело кричат «ура».
Но большая часть все-таки вышла на улицы просто из любопытства, желая увидеть наконец собственными глазами «этих румын».
Говорят, что на Пушкинской, у полуразрушенного Свято-Ильинского храма, было даже нечто похожее на официальную встречу, с приветствиями и торжественными речами. Но как только окончилось торжество, все участники его разбежались, торопясь добраться домой до темноты.
Между тем и колонны «освободителей» рассыпались, растеклись по городу грязно-серыми ручейками, грязно-серыми каплями.
С явной опаской снуют они по этому чужому городу, по-воровски разглядывают нашу Одессу, бывшую для них столько дней неприступной крепостью.
Полноте, да Одесса ли это?
Такой ли виделась она Великому кондукаторулу, Великому маршалу Иону Антонеску?
Одесса всегда почему-то притягивала румын. В давние дореволюционные времена они частенько наезжали сюда – и по торговым делам, и так, развлечения ради. И почему-то именно в Одессу в 1918-м сбежал непутевый наследник румынского престола, будущий король Кароль II, когда ему приспичило, вопреки запрету родителей, обвенчаться с маленькой одесской певичкой Зизи Ламбрино.
Самому Антонеску не пришлось побывать в Одессе. Но он слышал, ему рассказывали, что этот красавец-город чем-то напоминает милый его сердцу Париж.
Антонеску мечтал об Одессе и теперь наконец получил ее!
Но таким ли видел он торжественный въезд своей «победоносной» армии в «захваченную» ею крепость?
Одесса мертва.
Улицы перепаханы бомбами и снарядами, засыпаны щебнем и осколками стекла, перерезаны баррикадами – мешками с песком, брусчаткой, вывороченной из мостовых.
Горит порт. Горит городской холодильник.
На Ришельевской горит аптека, на Дерибасовской – дом Пурица, на Екатерининской – магазин. Пожары не тушат: воды давно нет, электричества тоже нет – электростанция на Пересыпи взорвана.
Одесса похожа на мертвого человека. Даже море мертво – лежит неподвижно, серым свинцовым пластом – ни одного корабля у причалов.
Между тем наступают ранние осенние сумерки, и вместе с ними накатывается, совсем как будто бы неожиданно, первая кровавая волна террора.
Выстрелы… это в Сабанских казармах.
Выстрелы… это на Куликовом поле.
Крики… это уже совсем близко, где-то под самыми забитыми фанерой окнами.
Шаги бегущего человека. Топот боканч. Гортанный окрик… Режущий душу вскрик… И тишина…
Первыми жертвами стали просто случайные прохожие.
Дыша перегаром цуйки в лицо ошарашенного человека, солдаты даже как-то весело вопрошают: «Жидан? Жидан?» И, не дожидаясь ответа, прикладом ружья проламывают голову.
Кровь на брусчатке мостовых.
Кровь на синих базальтовых плитках тротуаров.
К утру 17 октября повсюду валяются трупы – на Пушкинской, где только вчера проходила торжественная встреча, валяется труп Якова Зильберберга с обрывком веревки на шее, на Новом базаре – трупы расстрелянных Виктора Гойхмана и Якова Нусиновича, а на Хмельницкой, возле ворот дома № 13, труп замученного Иосифа Гиммельфарба3.
Да что же это такое? Как же это?
Почему на улицах трупы?
Ведь в город вошли не немцы, не гитлеровские людоеды. В Одессу вошли румыны, которые, как известно, «не убивают»!
«Румыны не убивают» – странный, ничем не оправданный этот миф существует более полувека. Нам приходится слышать «такое» даже сегодня в Израиле, за дружеским столом, из уст интеллигентных и безусловно порядочных людей. Евреев, между прочим.
«Да что вы, что вы! – говорят они смущенно, стараясь нас не обидеть. – Все, о чем вы нам здесь толкуете, касается только немцев. Румыны не убивали. Нам рассказывала об этом одна русская женщина, работавшая кухаркой в доме румынского офицера. Офицер, по ее словам, с большим уважением вспоминал о вожде румынского народа Антонеску, которого никоим образом нельзя было причислить к антисемитам».
Так что же – убивали румыны или не убивали?
И был ли Антонеску антисемитом?
Антонеску и его личные «жиды»
Как многие его коллеги – кадровые офицеры румынской армии, Ион Антонеску, несомненно, был антисемитом или, скорее даже, юдофобом.
К общепринятому в Румынии бытовому антисемитизму примешивалась его личная жгучая ненависть к евреям. Все его беды, все постигшие его несчастья были связаны с «жидами» – именно так он имел привычку называть евреев.
Во всем виноваты были жиды.
Начать с того, что когда-то, в начале века, отец его бросил семью ради жидовки по имени Фрида Куперман. Эта наглая женщина сменила свою жидовскую кличку на звучную фамилию Антонеску и ни за что не желала расставаться с ней после смерти мужа4.
Да и в дальнейшем судьба, словно издеваясь над Антонеску, всякий раз «подсовывала» ему жидов.
Непрезентабельный рыжий и прыщавый юноша, он дважды пытался устроить свою личную жизнь. И оба раза помолвки расстроились. И оба раза его несостоявшимися невестами были жидовки. А когда ему все-таки посчастливилось жениться, его женой оказалась опять-таки жидовка – некая Рахель Мендель.
Эта жидовка Рахель предала его, воткнула нож в спину – по ее, и только по ее вине их единственный ребенок умер.
Смерть сына стала для Антонеску трагедией, тем более, что, как утверждали врачи, причиной ее была как раз не «жидовка», а сам Великий кондукаторул, таскавшийся в юности по бардакам и подцепивший там сифилис.
Говорят, что именно этой, неизлечимой в те годы болезни Антонеску обязан был дикими взрывами бешенства, во время которых глаза его выкатывались из орбит, а изо рта с каким-то собачьим рыком выплевывались непечатные слова. И видимо, не случайно злые языки прозвали его «Красной Собакой».
Та же жидовка Рахель стала причиной еще одного его несчастья. Не удосужившись с ней развестись, Антонеску женился вторично и был обвинен в бигамии. И дело могло принять весьма скверный оборот, если бы один молодой адвокат Михай Антонеску, однофамилиц Иона, не «отмазал» будущего Великого кондукаторула от тюрьмы.
С тех пор благодарный Антонеску, уверовав в таланты Михая, уже не расставался с ним. Михай стал его «милым другом», его правой рукой и полноправным членом его «семьи». Эта необычная, надо сказать, «семья» состояла из четырех человек и представляла собой некий такой «сексуально-политический и криминально-финансовый четырехугольник».
Главой «семьи» был, конечно, сам Антонеску – 59-летний маленький рыжеватый человечек, в увешанном орденами генеральском мундире, самодур и диктатор, прозванный «Красной Собакой». А членами – жена его Мария, высокая женщина с тщательно скрываемым темным прошлым, прозванная «Первой сукой государства», и «милый друг» Михай – 34-летний доктор международного права, постоянно затянутый в модный светлый костюм и считавшийся почему-то большим красавцем.
Четвертым членом «семьи» была…
И тут нам следует перевести дух, поскольку то, что мы собираемся вам сказать, действительно очень странно: четвертым членом «семьи» была Веттурия Гога – вдова покойного премьер-министра Румынии Октавиана Гога – немолодая, но очень красивая и невероятно богатая дама. Об этой, во всех отношениях удивительной женщине мы вам еще расскажем – ей предстоит сыграть немаловажную роль в нашей истории.
А пока скажем только, что вся «семья» буквально молилась на Антонеску, да и он сам, на полном серьезе, мнил себя «великим». Он говорил о себе в третьем лице и считал, что все окружающие – товарищи по учебе, коллеги по службе, подчиненные – не воздают ему должное, подкапываются под него. У него всегда было много каких-то выдуманных врагов, и в их число входили не только отдельные личности и группы людей, но и целые народы – русские, украинцы, поляки…
Но самым главным врагом его были, конечно, евреи – «жиды».
Ненависть к жидам постоянно клокотала в его груди, и именно эта жгучая ненависть, видимо, впечатлила Гитлера в ноябре 1940-го, когда, принудив короля Румынии Карла II отречься от престола и ставши враз… черт знает кем!.. кон-дука-то-рулом… Антонеску прилетел в Берлин.
Свидетельствует личный переводчик Гитлера Пауль Шмидт:
«Генерал Антонеску… впервые встретился с Гитлером 22 ноября. Этот румын… в последующие годы стал одним из близких друзей Гитлера… К нему, единственному из иностранцев, Гитлер обращался за советом по военным вопросам… Антонеску до мозга костей оставался ярым противником большевиков и славян и не скрывал этого…»
Ярый противник большевиков и славян!
Только ли? Нет, не только. Еще и евреев.
В первую очередь евреев, то есть «жидов», конечно.
Знал Антонеску, знал, чем потрафить Гитлеру.
И тогда, уже во время первой их встречи, удачно разыграл «еврейскую карту».
Ответом ему была необычная для фюрера благосклонность.
Любовь с первого взгляда
Гитлер и Антонеску…
Тривиальная как будто бы история.
Но между Гитлером и Антонеску «все было иначе»!
Между ними, говоря современным языком, сразу возникла какая-то «химия». Оба они как-то сразу прониклись симпатией друг к другу и даже чем-то большим.
Как говорится – любовь с первого взгляда.
Как в каждой любовной истории, так и в их отношениях, конечно, бывали и взлеты, и падения. Но Ион Антонеску всегда восхищался фюрером. Гордился тем, что фюрер, втянувший его на самом деле в смертельную авантюру, считал его, Антонеску, своим «главным союзником».
Гитлер, со своей стороны, тоже оценил «маленького румына» – кондукаторула или как его там?
Вспыльчивый, злобный и действительно схожий чем-то с рыжим облезлым псом, «Красная Собака» показался ему достойным партнером в его крестовом походе против большевиков и евреев, и он сразу же посвятил его в свои планы.
Между тем принятое Гитлером решение о нападении на Россию в те горячие дни, предшествовавшие подписанию «Директивы № 21», тщательно скрывалось от всех, включая даже партнеров по «Трехстороннему пакту». Так, Бенито Муссолини уведомили об операции «Барбаросса» за 15 минут до ее начала, а японцев и вовсе не стали уведомлять.
А вот Антонеску уведомили, еще как уведомили!
Вторая встреча подельников и… не побоимся этого слова!.. друзей произошла 14 января 1941 года в Бергхофе, в заснеженных сказочно красивых Баварских Альпах. Приглашение в личную резиденцию Гитлера было большой честью для Антонеску – сюда приглашали обычно только «великих». В 1937-м здесь побывал бывший английский король Эдуард с супругой, в 1939-м – премьер-министр Великобритании сэр Невилл Чемберлен, а вот теперь пригласили его, вчера еще безвестного генерала Иона Антонеску.
Кортеж Антонеску мчится на полной скорости.
Ветер весело свистит в ушах.
Горная автострада стремительно уходит ввысь.
Подъем становится все круче и круче.
И этот головокружительный подъем кажется Антонеску неожиданным чудесным взлетом его собственной жизни, его собственной судьбы.
Гитлер ждал Антонеску с нетерпением.
В эти дни «Директива № 21» уже подписана, подготовка к нападению на Россию идет полным ходом, и Гитлер торопится раскрыть перед «Красной Собакой» ту особую роль, которую предстоит сыграть Румынии в операции «Барбаросса».
Один из самых важных пунктов подписанной им директивы напрямую касается Румынии: «В войне против большевистской России на флангах нашего фронта мы можем рассчитывать на активное участие Румынии…»
Конечно, конечно, фюрер «может рассчитывать».
Антонеску готов!
И вот наконец наступил долгожданный июнь 1941-го.
Из приграничной зоны Румынии уже вывезены все государственные учреждения, эвакуирована большая часть гражданского населения, да что говорить – окопы первой линии по личному приказу Антонеску уже заняты полевыми войсками, а точная дата нападения все еще, как назло, не названа!
И хотя сегодня уже доподлинно известно, что точную дату начала операции «Барбаросса» знал весь мир, Гитлер продолжал держать ее в секрете от своих союзников.
Антонеску, не отличавшийся терпением, буквально выходил из себя. Не проходило дня, чтобы он не морочил голову послу Германии, генералу Манфреду фон Киллингеру, требуя сообщить вожделенную дату.
И вот 9 или 10 июня Киллингер сообщил…
И не просто сообщил, а, как профессиональный шпион, каким он, кстати, и являлся, на секунду разжал свой огромный кулак, в котором лежал обрывок бумажки с нацарапанной на ней цифрой.
Цифра была: «22».
Сомнений нет – операция «Барбаросса» назначена на 22 июня!
Осталось около двух недель!
Не медля ни минуты, Антонеску летит к Гитлеру в Мюнхен.
Фюрер встретил «Красную Собаку» в Коричневом доме.
Это была их третья и последняя предвоенная встреча.
Но что это была за встреча!
Антонеску чувствовал себя триумфатором.
Еще бы! Почетный караул. Знаменитый Коричневый дом. Бесконечные коридоры. Кабинет фюрера, украшенный атрибутами великой Германии…
И наконец, сам фюрер – улыбающийся, доброжелательный!
И беседа исключительно дружеская, откровенная. Без недомолвок, без намеков, без эвфемизмов. Все, как говорится, «открытым текстом»!
Антонеску услышал от фюрера, что эта долгожданная для них обоих война будет «особой войной, не похожей на все другие войны». Что кроме известной цели – «захвата жизненного пространства на Востоке», операция «Барбаросса» имеет еще одну, гораздо более важную и святую цель: «полную очистку захваченных территорий от жидов».
«Красная Собака» был поражен.
Нет – это потрясающе!
Полная очистка?! Неужели физическое уничтожение?!
Он не верил своим ушам.
Невероятно! Грандиозно!
И так созвучно его собственной жгучей ненависти к жидам!
Ну конечно, он должен, он просто обязан помочь фюреру выполнить эту великую историческую миссию.
Они выполнят ее вместе.
Гитлер и Антонеску.
Два великих человека!
Вернувшись из Мюнхена в Бухарест, Антонесу занялся созданием своего, особого, «румынского орудия уничтожения».
