Czytaj książkę: «Мы такие все разные…»
Мы такие все разные…
Сегодня среда. Дождь льет как из ведра. Оля стояла в редкой толпе «беззонтичных» несчастных, которые не решались вымокнуть до нитки и у выхода из метро ждали жиденького небесного просвета. Небо непроницаемо наливалось все большей теменью, и струи сменились на потоп.
Почему, когда смотришь на дождь даже из теплого дома, прислоняясь бедром к подоконнику или опершись на локти, наваливается какая-то безысходность, удрученность и тоска? Сейчас, подрагивая от холода от макушки до хвоста, драматичная нота безнадёги гремит как форте, все громче и громче.
До дома десять минут пешком. Ноги все равно уже вымокли и, решительно шагнув под влагу небесную, Оля дробно застучала каблучками по тротуару. Холодные струи мигом намочили голову и потекли за шиворот. Поёживаясь, замерла на светофоре, ощущая, как струйки добрались до поясницы. В надежде согреться молнией пересекла перекрёсток, подлетела к уличной лестнице и у самых перил поскользнулась на мокрой земле и, подломив подъем правой ступни, кубарем съехала вниз по земельному склону, плотно приложившись лицом к слабо пробивающейся весенней травке. Никогда не замечала за собой склонности раскрывать рот в непредвиденных обстоятельствах, ни от удивления, ни от восторга. Эта черта личности ей не была присуща, но сегодня, с набитым землей ртом, из которого торчали отдельные весенние травинки, Оля даже заплакать не смогла от острой боли, пронзившей ногу. Холодная мокрая земля, ручьи и даже реки стекающей воды, и она, сидящая у подножия склона в разорванных колготках с наливающимся черным синяком на стопе.
– Вставай, красавица! – крепкие руки подхватили Олю за талию.
– Идти можешь? – женщина поддерживала свои сумки, Олю и зонт над их головами.
– Наверное, нет, – Оля выплюнула землю и заплакала.
Женщина, велела Оле держать зонт, достала из кармана телефон и позвонила: «Слава, ты дома? Очень хорошо. Быстро выходи на улицу. Я за углом нашего дома. Помоги мне».
Через две минуты Оля сидела на маленькой табуреточке в ванной комнате хозяйки квартиры, умывалась, отплевывалась от земли и песка, так щедро закусила которыми при полете со склона, чистила зубы, теплый халат обнимал её дрожащее тело, а махровое полотенце, наверченное на голову, сушило волосы.
– Судя по гематоме, у тебя перелом, – деловито констатировала хозяйка, – сейчас отмоешься, и Славик отвезет тебя в травмпункт.
Надежда, так звали спасительницу, плотная, но с тонкой талией, с необыкновенно красивыми чертами лица, карими глазами и черными вьющимися волосами, внушала надежду и спасение, а также мир во всем мире и в собственной квартире.
Кольцо безысходности замкнулось на уличной лестнице, а сейчас чужие люди говорили с ней как с родной, и ближайшая перспектива разорвала замок тоски, и Оля почувствовала, что все-таки ничего такого страшного не случилось, бывает и хуже. «Какие мы все разные…» – подумала Оля.
Несмотря на проживание в мегаполисе, Надежда спокойна, гармонична, с юмором, не вздыхает поминутно, не брюзжит и не рефлексирует, говорит тихо, дружелюбно, по делу и не удивительно, что её сын беспрекословно подчиняется, и видно, что он – её правая рука.
– Мне нужно позвонить, у меня сел телефон, – Оля боялась пошевелить ногой, и когда Слава подал ей свой мобильник, она осторожно, не поворачиваясь, взяла его.
Слава занес её на третий этаж как легкое перышко. Она крепко держалась за его тонкую шею. От него пахло мужским чем-то, совсем чуть-чуть. Мальчишка – шестнадцать лет, а сильный, мускулы как железо. Он шел по ступенькам вверх легко и свободно, даже не задохнулся, настоящий мужчина.
Олин сын, шестилетний Саша, гостил у бабушки, а мобильный телефон мужа советовал позвонить позже. Маме Оля звонить не стала и поняла, что отказываться от помощи Надежды не следует. Слабая попытка объяснить, что она тут совсем не далеко живет, через какие-то три дома, утонула во взгляде Надежды.
– Ну, что? Дома нет никого? У Славы есть права, сейчас машину подгонит и отвезет тебя в травму. Это нужно сделать срочно и ждать нет смысла. Одежду я тебе сухую и приличную дам.
Оле казалось, что они с Надеждой почти одного возраста, но она говорила Оле «ты», а Ольга отвечала ей «Вы» почему-то.
Завтра в 10.00 нужно было ехать в Долгопрудный на авиационный завод проводить испытания прочности привязных ремней с использованием нового макета с испытательным манекеном. Оборудование для испытания поясных ремней и стропов для рабочего позиционирования давно разрабатывалось в КБ «Долгопрудный». Все соответствия родным и международным требованиям долго отрабатывались и согласовывались. Одному обсуждению массы манекена посвятили два дня. Теперь все позади, осталось провести испытания на динамическую прочность и можно готовить ГОСТ для утверждения.
– Слава подъехал, – тихо сказала Надежда, выглядывая в мокрое от дождя окно.
– Если со стулом, то я на одной ноге допрыгаю до лифта, – вздохнула Оля, поморщившись от боли.
– Спокуха, Хрящ, в тебе-то есть 50 кг, или только 45?
– Вы зря, я тяжелая…
– Напиши свои координаты, вещами потом поменяемся. Слава, давай: ты с одной стороны, а я – с другой…
– Да я так донесу, – он подхватил Олю на руки и побежал по лестнице вниз.
Кипучая жизнь травмы районного масштаба просто поразила Олю. Оказалось, что люди только и заняты тем, чтобы падать и ломать свои дорогие сердцу и телу кости. Пожилые и молодые особи разных полов на костылях, на каталках, на инвалидных креслах, на руках у сопровождающих, с травмированными ногами, руками, головами, плечами, спинами, пальцами рук и ног заполняли коридор травмпункта и медленно мигрировали на рентген и обратно. Из кабинета выходили или выезжали уже загипсованные, с грустными глазами, с перспективой месячного пребывания в четырех стенах, они и не подозревали, как необходимо иногда остановиться и подумать. Посмотреть вокруг. Никуда не торопиться. Мы такие все разные, уникальные, необыкновенные, удивительные, талантливые, но всех нас объединяет любовь, доброта и сочувствие, а разъединяет ненависть, злоба и зависть.
Оля подумала, что жизнь полна парадоксов. Почему, например, травматический пункт расположен на пятом этаже, а лифт не работает. При этом рентген – на втором этаже, а без него в травме никуда. Лестница, наполненная увечными, ползущими на рентген и обратно, такими обреченными и беспросветными, что Оля опять вспомнила дождь и секунды до стремительного побега к неминуемому склону, предназначенному судьбой.
– Слава, вы идите. Я доберусь на такси.
– Я не тороплюсь.
Мальчик не был многословен. Молча, помогал ей идти. Ждал. Снова помогал и снова ждал.
Оля прокручивала строки из проекта ГОСТа:
– пункт 6.3.2.2 Подвешивают манекен за его верхний присоединительный элемент и поднимают его так, чтобы элемент крепления ремня был на уровне анкерной точки конструкции и так близко к ней, насколько это возможно (без риска контакта во время падения).
Удерживают манекен торса с помощью устройства быстрого расцепления.
– пункт 6.3.2.3 Отпускают манекен без начальной скорости ногами вперед для свободного падения примерно на 1 м, прежде, чем строп для рабочего позиционирования получит натяжение. Наблюдают, будет ли манекен высвобожден поясным ремнем.
Когда Оля доберется до дома, то обязательно попытается дозвониться до заведующего отделом. Конечно, он в отпуске, но только он может завтра заменить Олю. Она точно знает, что он в Москве.
Загипсованная от пальцев стопы до колена нога стала холодной и тяжелой. Олю стала опять колотить дрожь, то ли от холода, то ли от простуды.
Когда Слава принес Олю домой, на улице уже было темно. В доме тоже было темно. Лежа на диване, укрытая толстым пледом, Оля тряслась так, что подрагивали кисточки. Слава принес градусник, который долго искал в аптечке. Поставил чайник. Сквозь шум крови, пульсирующий в ушах, Оля слышала отдельные фразы звонящего по телефону мальчика: «…Температура… сейчас… тридцать девять… не знаю… никого… Берзарина… двадцать… хорошо…».
Через мутную пелену затуманенного сознания Оля видела кухонный свет, наискосок падающий в комнату. Она закрывала и открывала глаза, ей казалось, что она летит над землей, раскинув руки, как крылья, и опускается на текущую, красную, раскаленную лаву, но не касается её.
Один раз ей показалось, что мальчик поправляет плед и её загипсованную ногу и нежно целует её испачканные мелом пальцы, торчащие из гипсовой повязки.
На следующий день муж Павел рассказал, что когда он приехал из Подольска уже ночью, в два часа, телефон, естественно, разрядился, то обнаружил дома раненую жену в окружении красивой женщины с сыном, которые ухаживали за простуженной и обезноженной нахохлившейся «курицей». Поили её медом, травяным чаем, аспирином и т. д.
С этого момента приятельские отношения перешли в дружеские, пока Надежда с сыном не уехали к мужу в Америку.
Через десять лет Славка приехал в Москву и зашел к Оле в гости. Много рассказывал о своих путешествиях, а когда уже и выпили, и закусили, и пора расходиться, Оля погасила у спящего Павла и Саши свет и вышла проводить Славку. Смущаясь и смеясь, она, раскрепощенная вином, отважилась спросить: «Скажи, Слава, мне приснилось, или нет? Когда я заболела, и ты принес меня домой, помнишь? Когда я сломала ногу?.. Ты поцеловал, или мне пригрезилось?».
Молодой и красивый, полный жизни и света, изменившийся и прежний, он опустил голову, рассмеялся и тихо сказал: «Когда я сбивал колени в кровь, мама дула на них и целовала, и все проходило быстро и легко. Ты стонала во сне, тебе было больно. Я поцеловал пальцы твоей раненой ноги. Хорошо, что пришла мама, а то я бы не смог остановиться. Я и сейчас тебя очень, очень люблю. Я приехал специально, чтобы разочароваться и освободиться. Я хочу на волю. Ты знаешь, в моей жизни самым главным было путешествие с тобой на руках. Ничего сильнее и счастливее я с тех пор не испытал. Вот такой я болван. Прощай, Оля!».
Безголовая утка
После бурных рыданий с завыванием, после капель валерьянки и валосердина, Маша перестала всхлипывать, посидела, охватив колени, покачалась, тупо глядя в одну точку, вытерла нос и пошла умываться. Мама стояла под дверью ванной комнаты и прислушивалась: плачет или нет? Струя воды прекратилась и в ванной воцарилась тишина. Эти мёртвые мгновения показались маме вечностью. Она хотела постучать в дверь, но не решалась.
Этот чёртов Саша истрепал дочке все нервы и вынул всю душу. Сколько можно терпеть его дурацкие выходки! И не женится на Маше, и не оставляет её в покое. Хотя ясно давно, что покоя Маше не требуется. Ей необходим только он, этот козёл с духовным садизмом и вечным недовольством всем и вся.
История обыкновенная и простая как хозяйственное мыло. Интересно, кто-нибудь из молодежи знает, что такое хозяйственное мыло, как оно пахнет и как яростно можно им отстирать все что угодно?
Маша резко распахнула дверь и звонко треснула ею мать по лбу.
– Стоишь. Подслушиваешь!
– Чего бы мне подслушивать? Ты что? Сама с собой секретами делишься? Я и так все знаю…
– Молодец, знай на здоровье.
– Машенька, ты бы поберегла свое здоровье. Ну, зачем тебе так неразумно и отчаянно страдать?
– Страдать нужно разумно, а рыдать – сосредоточенно! Оставь меня в покое, прошу тебя. У меня все хорошо, – и Маша закрыла дверь своей комнаты перед маминым носом.
Александр Сергеевич Мушкин (всего одна буква подкачала, а как бы мог гордиться!) заведовал кардиологическим отделением Центральной клинической больницы южного административного округа города Москвы. Разведен. Красив. Мрачен, но, когда в духе и под небольшим градусом, офицеры Его Величества Лейб-Гвардии Семеновского полка просто умерли бы от зависти к его галантности, остроумию, глубине познаний, умению шутить, неистощимому запасу историй и анекдотов.
Машенька работала в хирургическом отделении. Их служебный роман развивался на фоне его угасших отношений с главным врачом больницы Казимирской Любовью Петровной. После праздничной новогодней искры, пролетевшей так ярко и тревожно между Машей и Сашей, старшая медицинская сестра шепнула Любови Петровне на ушко: «Глядите, рука не остыла от одного букета, а он уже второй собирает…».
Вскоре Казимирская ушла в министерство на повышение, но красавца Мушкина забыть не могла и предложила ему место, о котором напористо хлопотала перед начальником департамента. Но было уже поздно. Мушкин влюбился и от места отказался, чем обрек себя на многочисленные производственные проблемы.
В эти злосчастные выходные Маша и Саша собирались провести на кораблике «Илья Муромец». Старый, но еще не развалившийся пароход обещал доставить их в Калязин, Углич, Мышкин и обратно. Машеньку неожиданно поставили дежурить с субботы на воскресенье. Что это происки Казимирской, ей даже в голову не пришло. Она применила все своё обаяние, доброту и напористость, чтобы найти замену, но – тщетно. Когда Маша сообщила Саше, он, замотанный работой, бывшей женой и детьми, как ей показалось, даже не расстроился, а просто и без затей вылетело: «Хоть отдохну…». Конечно, это не трагедия и даже не драма, но когда Маше позвонили и сообщили, что Мушкин взял с собой медсестру из терапии, Маша помертвела.
Везде тебе доступно и просто объясняют в популярной литературе, учебниках, в тематических передачах по телевизору, в соцсетях и так дальше, что если мужчина переспал с женщиной, то это еще не любовь, а просто ему необходимое физиологическое действо, связанное с природными, независящими от нас посылами. Ты можешь покивать головой и даже, как врач, согласиться. А потом прибежать домой и выпустить всю накопившуюся влагу ручьем, фонтаном, как угодно, с завываниями и причмокиванием, с загрызанием подушки и грубостью маме…
Дежурство Маши прошло без эксцессов. В понедельник утром Маша искала глазами Мушкина по всем коридорам и даже «случайно» заходила зачем-то в кардиологию. Его нигде не было, как, впрочем, и медсестры из терапии.
Утром во вторник зазвонил домашний телефон. Мама тяжело вздохнула и сказала: «Машенька, тебя».
Неизвестно, что ей говорил Александр Сергеевич, но Машенька переменилась в лице и три раза произнесла: «Да. Да. Да». Потом перезвонила на работу и взяла отгул. Опрометью бросилась в свою комнату. Через три минуты вылетела румяная, намакияженная, надушенная любимыми духами и полетела…, бросив на ходу: «Он заболел. Простудился на пароходе…».
Мама тяжело вздохнула, присела на краешек стула и вспомнила свой детский двор. Соседка тетя Люба на пеньке рубит головы уткам и курам. Готовятся к свадьбе дочери. Дети старого барака стоят невдалеке и с ужасом и интересом наблюдают за действом. Маленькая будущая мама вздрагивает при каждом звуке, рубящем головы. Хряк! Хряк! Звучит ужас жизни. Головы уток и кур летят в один таз, а тушки – в корыто. И вдруг обезглавленная утка взмахнула крыльями, выскочила из корыта и, как оглашенная, побежала невесть куда. Прочь от этого кровавого мира! Магия страха завладела девочкой. Утка без головы с такой жизненной силой неслась неведомо куда, что, казалось, будто она обязательно спасется…
Её мятущаяся дочь показалась ей этой самой безголовой уткой. Ей стало больно и горько, и она безнадежно заплакала. Плакала долго, пока вся боль за дитя не ушла и не облегчила душу.
Возраст
Всякий человек знает: чем раньше вы получаете водительские права, – иными словами, чем вы моложе, – тем легче дается и их получение, и обретение навыков вождения. Если вам за пятьдесят и вы, кроме как лошадью, запряженной в телегу, больше в жизни ничем не управляли, то осложнения при вождении могут возникнуть самые разнообразные.
Иван Осипович Смехатун приобрел мотоцикл с коляской под названием «Урал». В небольшом городке, где он проживал с женой Антониной, без средства передвижения, как без рук. Поехать на дачу и привезти собранный урожай, прокатиться в местные леса и поля для сбора ягод и грибов или даже добраться с ветерком до работы – вот почти предел мечтаний любого, кто перевозил или перетаскивал на себе мешки с картошкой или по какой-либо другой необходимости страдал от отсутствия средства передвижения.
Имея высшее образование по специальности «инженер-электрик», при всем при этом Иван Осипович не отличался мастеровитостью, то есть, мягко говоря, руки росли не оттуда. Техника такого рода, как мотоцикл с коляской «Урал», автомобиль «Волга» и так дальше, требовала тесного соединения водителя с «конем» и беспрерывного участия в подмазывании, подкручивании, подтягивании, одним словом в «диагностике» и «лечении» этого самого «коня». Какие-то релюшки, шланги, тяги и т. д. были сделаны из некачественной пластмассы или ржавого металла и требовали (вопили и стонали) беспрерывного участия обладателя этих геморройных средств передвижения в пространстве. Когда, в редкие мгновения жизни, вдруг «Урал» целый день был на ходу, Осипович нежно гладил его рукой и приговаривал: «Ведь можешь, когда хочешь!». И вот однажды…
В ясный солнечный летний день, когда почти все соседи принесли в свои дома по корзине отборных белых грибов, Иван Осипович строго сказал своей Антонине: «Завтра, ни свет, ни заря, пораньше стартанем на «Урале» через паром за канал. Я знаю такие места, что беленькие сами будут прыгать в корзину!» Так они и сделали. Едва забрезжил рассвет, по небу без единого облачка стало понятно, что день будет солнечный и великолепный, они вышли в путь. Мотоцикл завелся с пол-оборота и через пять минут Осипович притормозил около парома. Поскольку навыки по вождению оставляли желать лучшего, заезжать на паром с размаху он опасался, вдруг вместо тормоза нажмет по газам и, промахнув паром, сиганет в глубокий канал имени Москвы. Они с женой впряглись в «Урал» и бережно закатили его на качающиеся сходни. Недоуменный взгляд сопровождающего паром просто проигнорировали. На другом берегу Осипович лихо нажал педаль, «Урал» чихнул и пискнул. Взволнованный хозяин еще раз вдохновил систему зажигания, мотоцикл завелся, и радостный водитель с женой унеслись на встречу с природой.
В районе деревни Куликово собиратели грибов остановились, завороженные зеленым, слегка шумящим от ветерка, лесом. Не подозревая, в каких чудесных местах они находятся, супруги осмотрелись окрест себя, поставили корзины и принялись собирать прыгающие прямо в руки боровички.
Куликовское сельское поселение находится в северо-западной части Дмитровского района на самом краю Подмосковья и по реке Сестре граничит с Тверской областью. К слову сказать, большая часть границ района пролегает по рекам и каналу им. Москвы. Водные артерии взяли в полукольцо обширные территории района. Внутри этого символического полукольца глухие леса с охотничьими и природными заказниками, ручьи, речки и болота.
История Куликовского поселения известна своими многочисленными находками. Так, в 1968 г. в окрестностях Куликова западнее деревни Давыдково археологом В. В. Сидоровым была найдена и исследована стоянка древнего человека эпохи неолита (6–3 тысячелетия до н. э.), именно в этот период природа северного полушария приобрела облик, близкий к современному. В те далекие тысячелетия стоянка располагалась на пологом песчаном берегу бывшего здесь озера. Каменные находки на месте стоянки (кремниевые орудия, ножевидные пластинки, резцы и скребки, шлифованные топоры и тесла, кремниевые наконечники стрел и копий, рыболовные грузила), а также остатки жилищ с очагами, обложенными камнями, рассказали о быте древнейших поселенцев края, главным занятием которых были охота на водоплавающую птицу и рыболовство.
На берегу реки Сестры грибники остановились, вдохнув полной грудью красоту летней природы этих сказочных мест. Река Сестра, как и все реки Дмитровского района, принадлежит бассейну великой русской реки Волги. Сестра берет свое начало от Сенежского озера, впадает в Дубну, а Дубна – в Волгу. Так, несколько столетий назад на лодке по Сестре, а из нее – по Яхроме, царь Петр I добирался до Николо-Пешношского монастыря, проверяя возможность постройки канала, соединившего бы Волгу с Москвой.
Ничего не подозревающие грибники бродили по местам древнейших стоянок людей неолитовой эпохи и местам, которые посещал сам Царь земли Русской и, потрясенные обилием природных даров, с восторгом заполняли корзинки и рюкзаки добычей с грибным ароматом.
Наступило время обеда. Голодные и счастливые добытчики запили бутерброды крепким чаем и устало побрели к мотоциклу «Урал». Тут и поджидал их судьбоносный сюрприз в виде полного отказа мотора мотоцикла «Урал» завестись и поехать до дому. Как ни старался Осипович высечь искру зажигания, как ни продувал, как ни смазывал, как ни умиленно молил завестись, как ни матерился всеми известными ему словами, мотоцикл «Урал» молчал, как партизан, равнодушно и тупо взирая на потуги хозяина. Осталась последняя надежда. Они стали толкать агрегат, а по дороге Осипович педалировал рычаг зажигания и… мотоцикл завелся. Ура! Как только Антонина остановилась и перестала толкать железного коня, мотор тут же заглох. Они повторили эксперимент. Он прошел успешно, и Осипович потихоньку поехал со словами: «Сейчас я развернусь, а ты запрыгивай на ходу в коляску!» Надо заметить, что Осиповичу стукнуло пятьдесят четыре года, а его жена, с которой он прожил всю свою жизнь, была на шесть лет старше. Немножко грузноватая фигура Антонины давно утратила легкость и сноровку движения тела. Первая попытка запрыгнуть в коляску «Урала» потерпела фиаско: Антонина «промахнулась» и упала в траву. Ободрав коленку и смахнув слезу отчаяния, она вспомнила все слова нецензурных выражений, которые накопились с детства.
– Запрыгивай! – кричал Осипович, очередной раз развернувшись и тихонечко, как ему казалось, просвистел мимо раненой Антонины.
– Пошел ты в ж… у! – В отчаянье закричала жена. – Я пойду до парома пешком, чтоб ты провалился со своим «Уралом»!
– Подожди, Тонечка, я иду на пятый заход, – издалека разворачивая мотоцикл, кричал Осипович и, пролетая мимо Антонины, добавил: – До встречи у парома-аа!!!
– Чтоб я… еще когда-нибудь… поехала с тобой!!! Никогда!!!
– Ты заблудишься… – совсем тихо, издалека, прокричал муж.
– Не заблужусь, черт бы вас драл с вашим мотоциклом!
Антонина вздохнула и медленно побрела по дорожке в сторону канала. Когда треснула веточка под её ногой, она вздрогнула, испугалась и вспомнила, как сын готовил сообщение на классном часе о родном крае: «…В лесных массивах этих мест водятся лоси, олени, волки, лисицы, зайцы. Заходит из соседней области медведь. В старых строевых лесах встречается рысь. По рекам очень много бобра. Болота, развитые по рекам, дают приют болотной птице. Здесь гнездятся журавли, серые цапли и выпь. Но особенно характерны для болота кулики, которых здесь исторически великое множество – от самого нарядного – турухтана – до самого маленького – перевозчика. Яркие чибисы, мечта любого охотника – дупель, бекас, кроншнеп, вальдшнеп – тоже все кулики. Не зря эта небольшая шустрая птичка дала название селу Куликово, а оно – сельскому поселению. В лесах встречается тетерев, глухарь, рябчик и серая куропатка. Болота по реке Сестре и Дубне издавна были местом гнездования уток. Там же обитают дневные луни и ночные болотные совы. Из змей водятся гадюка, медяница и уж. Рыба служит предметом ловли на Сестре, в бывших карьерах, оставшихся после торфоразработок и заполненных водой. В омутах порой вылавливают сомов громадной величины. Водятся: лещ, щука, окунь, плотва, караси…»
Теперь под каждым кустом ей мерещился медведь или лось, в крайнем случае – волк. Она подняла палочку с земли и приготовилась защищаться от зверей, но в синем небе, несмотря на полуденный зной, пролетали только серые цапли, да в зарослях щебетали птицы. Скоро её нагнал маленький автомобиль Ока.
– На паром? – спросил водитель. – Садись мать, довезу.
Они на несколько мгновений обогнали мотоцикл «Урал». Веселое и не унывающее лицо её мужа светилось успехом грибника-добытчика. На паром «коня» опять завозили вручную под ироничными взглядами пассажиров.
Через пару месяцев Осипович продал заветный «Урал» своему сотруднику и с тех пор больше не садился ни за какой руль.
– Возраст есть возраст, – сказал Иван Осипович и тяжело вздохнул.
