Czytaj książkę: «Коротко обо всём. Сборник коротких рассказов», strona 45
Бри.
Бри (фр. Brie) – мягкий сыр из коровьего молока, получивший своё имя по названию французской провинции (расположена в центральном регионе Иль-де-Франс…
При прочтении, рекомендуется слушать музыку Йозефа Гайдна.
Ужин в дорогом ресторане. Двое. Он в возрасте, украшен благородной сединой. И его мальчик, стройный, красивый с возвышенными чертами лица. Звучит Гайдн.
Матовые раковины устриц, красиво оформленные, лежали на блюде. Он взял одну из них, и положил перед ним.
– Попробуй.
– Они не такие, как те, что мы пробовали, в Таиланде. Те были более хрупкие, и юные.
– Да, а эти, совсем другие. Они сочетают в себе, достойную зрелость, с прекрасным свежим вкусом.
– Почему так?
– Посмотри, какая жёсткая раковина. И какая нежная плоть. А вкус? Он специфичен, но прекрасен. Тебе нравиться?
– Да.
– А в сочетании с хорошим вином, он просто божественен. Ты не находишь?
– Это удивительное сочетание вкусов порождают во мне страсть. И она увлекает меня за собой, как горный поток несёт сорванный цветок.
– Прекрасно, мальчик мой. Прекрасно сказано Бри. Пожалуй, это стоит записать.
– Скажи, почему ты зовёшь меня, Бри?
– Попробуй его. – Он протянул ему тарелку с сыром. – Как он тебе?
– У него не обычный вкус. И он очень нежный.
– Как?
– Как, я не знаю с чем сравнить. Помнишь ту девушку на заправке?
– Ты всё ещё думаешь о ней?
– Нет, просто, ты попросил сравнения, а она это первое, что пришло мне в голову.
– Неужели не чего больше?
– Нет, позволь мне сказать. Мне очень хочется.
– Хорошо, говори.
– Спасибо. Она была тонкая, и гибкая как виноградная лоза. Она смотрела на меня большими тёплыми глазами. Они были как два озера наполненных до краёв чистой голубой водой. А её улыбка была подобна спелому, раскрывшемуся плоду, с белыми, молочными зёрнами граната.
– Прекрасно, прекрасно мой друг. Пиши дальше.
– Потом, когда ты ушёл в уборную, а я пил кофе, она подошла и села за наш столик.
– Ты говорил с ней?
– Да.
– Это было опрометчиво с твоей стороны.
– Она заговорила со мной. Я же не мог просто молчать.
– Хорошо, продолжай.
– Она спросила кто я и куда еду.
– Ты сказал ей?
– Да. От неё исходил такой обволакивающий аромат. Он погружал меня в неё. Он заставил моё сердце стучать так, что казалось ещё чуть-чуть, и оно выскочит из груди. Я был подобен листу, что сорвало порывом ветра и понесло вниз, кружа и бросая из стороны в сторону.
– Тебе было страшно?
– Да.
– Но ты всё равно говорил с ней.
– Да. Я не мог оторваться от неё.
– Ты понимал, чем тебе это может грозить?
– Да.
– И всё равно готов был лететь в эту пропасть?
– Да.
– Это дыхание болезни. Очень опасной болезни. Так погиб твой второй родитель.
– Расскажи мне, как это случилось.
– Это было сразу после того как мы усыновили тебя. Мы были в опере. Давали Гайдна. Что за чудная музыка. Ты только послушай её. Она словно вся жизнь человечества собранная в одних ладонях. Поистине она божественна. Мы сидели в ложе, я наслаждался великим метром, и его божественной музыкой. А Карл, твой второй родитель, он был глух к великому. Его тянуло ко всему низкому и отвратительному. Всему тому, что противоречит, человеческой природе. До самого антракта он смотрел в пропасть, с длинными ресницами, и голубыми глазами. Её звали Анна. Он ещё не осознавал гибели, к которой уже несётся с огромной скоростью. Во время антракта, он улизнул от меня и нашёл её. А я не мог ничего сделать, ведь я занимался тобой. В тот вечер Мы вернулись с тобой домой одни. А он появился только на следующий день. От него пахло, всем тем, непотребным, что превращает человека в животного. В животного наполненного похотью, и ложью. Лишая его истинного предназначения. Это было ужасное время. Он исчезал, подолгу оставляя нас одних, а возвращаясь, он лгал, лгал не прикрыто, низко и подло. Однажды он просто исчез, как исчезает последний трус. Как исчезают предатели из нашей жизни. Оставляя после себя только чувство некой брезгливости. Прости, ты слышишь этот переход, он как…
– Как переход от летнего дождя к солнцу.
– Да, капли ещё продолжают падать, а солнце уже сияет, над землёй, давая жизнь всем живущем на этой планете. Хватит о том, что не достойно развитого человека. Давай насладимся этим прекрасным вечером и великим Гайдном.
Звучит Гайдн. Спальня. Он, и его мальчик. Мальчик стоит у большого зеркала, он стоит за его спиной и смотрит на его отражение.
– Какие линии, удивительное сочетание тонких линий и пробивающих себе дорогу, ещё нежных, но уже упрямых, закручивающихся в изящные спирали, волосков. – Гладит его. Касается его шеи.
– Знаешь, Твои ладони, как раковина тех устриц, что мы пробовали сегодня. А вкус твоих губ как их нежная, сочная мякоть. В сочетании с вином, она порождает во мне страсть.
– Прекрасно, мой мальчик. Прекрасно, ты усвоил сегодняшний урок. Теперь ты понимаешь, почему я зову тебя Бри?
– Да. Его нежная мякоть, это мой вкус для тебя. Который ты любишь во мне. Это и есть настоящая любовь. Любовь, о которой создано столько великих произведений.
– Великолепно, мой мальчик. Но нужно помнить о той болезни, что скрывается под именем любви. Которая уже погубила столько людей.
– Да, я буду помнить об этом всегда. А ты поможешь мне в этом. Ты ведь не оставишь меня никогда?
– Нет, мой мальчик. Иди ко мне.
Звучит Гайдн. Тонкие линии извиваясь, дрожат, как утренняя роса дрожит на ладонях зрелых, тёмных листьев. Линии переплетались с матовой раковиной, как сплетаются молодые, зелёные водоросли в спокойной, прозрачной воде. Они дрожали каплями пота, проступавшими сквозь поры. Пока не замерли, в пространстве иллюзии сотканной человеческим разумом.
– Мой мальчик, мой чудный мальчик. Мы путники в этой бесконечной, и холодной вселенной. И жизнь, это то, что позволяет нам почувствовать тепло друг друга. Не каждому выпадает такой шанс. Цени это. Ведь очень трудно приобрести, и очень легко всё потерять. Помни об этом. И не когда не забывай.
– Я буду помнить об этом всегда. Ведь ты научил меня заключать мир в образы. Ты научил меня слышать музыку. Ты научил меня любить. А тот, кто научил любить, тот есть податель жизни.
– Прекрасно, прекрасно, мой мальчик. А теперь оставь меня, я хочу ощутить послевкусие, пока оно не растаяло как утренняя дымка.
– Я пройдусь по улицам города.
– Будь осторожен, мой мальчик. Мир таит в себе много опасностей. Помни обо всём, чему я учил тебя.
– Не волнуйся, твои слова, лежат в глубине моего сердца. А ключ я оставляю у тебя.
Гайдн стихает.
Тонкая струйка шоколада, стекала с ложки, оставляя узоры на белой салфетке. Он водил ложкой, как дирижёр, своей палочкой. Отмеряя такт музыке, звучащей в его шоколадной рапсодии. Она подошла и села рядом.
– Что ты делаешь? Шоколад нужен для того, что бы его пить. – Он проиграл ещё несколько тактов, Музыка стихла. И шоколад застыл на салфетке. Он посмотрел не неё.
– Ты?
– Да. Удивительно, что мы снова встретились, правда?
– Да.
– Мне кажется в этом, есть какой то знак. А ты веришь в знаки.
– В знаки?
– Ну, в то, что говорит нам о том, что обязательно должно случиться. То, что как бы заложено, кем-то, заранее.
– Да, наверно. Я никогда не думал об этом.
– Какой ты смешной. Как тебя зовут?
– Бри.
– Бри?
– Да.
– Классно, а я Марго. Где вы остановились?
– Мы остановились в отели напротив.
– Ух ты, это очень дорогой отель. А мы в отели попроще. Впрочем, это же не важно?
– Не важно.
– Что ты думаешь делать?
– Я вышел пройтись по улицам города.
– Нет, ну ты очень смешно разговариваешь.
– Ты так находишь.
– Да, я так думаю. А пойдём вместе, погуляем.
– Пойдём.
– Смотри как классно. Сколько огней, сколько жизни, а ведь сейчас ночь. Подумать только, где-то за городом сейчас тихо, и все давно спят. А здесь жизнь только начинается. Она выплёскивается на улицы города, и наполняет его весельем. Смотри сколько радостных людей. Они все счастливы. А ты, ты счастлив?
– Да, я счастлив, ведь у меня есть всё для счастья.
– А, что у тебя есть для счастья?
– У меня есть мой родитель.
– Предки не в счёт. Нет хорошо, конечно, что они есть. Но ведь мы сейчас с тобой вдвоём, и эта наша жизнь. Я, например счастлива, что нашла тебя, и мы сейчас с тобой вместе идём по улицам ночного города. Это же классно. Я даже представить себе такое не могла. Я всё время думала о тебе, но и предположить не могла, что мы снова встретимся.
– Я тоже, всё это время я думал о твоём образе. Моё сознание сплетало тебя из моих воспоминаний, и ты представала передомной, как полотно, сотканное из тонких шёлковых нитей.
– Ни фига себе. Класс. Как ты это делаешь?
– Что, я делаю?
– Так говоришь?
– Я просто, мыслю.
– Это круто. Правда мне нравится. А пойдём, потанцуем.
– Потанцуем?
– Да, на дискач.
– На дискач?
– Да, ты, что там никогда не был?
– Нет.
– Ну, отпад. Тогда пошли, я тебе всё покажу.
Зал был заполнен людьми. Музыка рвала все децибелы на части. Огни вспыхивали разными цветами, спутывая всё и всех в наполненном, безумством зале.
– Здесь очень шумно.
– Здесь классно. Пойдём, что ни-будь выпьем. – Два Мохито. – Обожаю Мохито. Ты пил раньше Мохито?
– Нет. Я люблю Шато Лафит Ротшильд.
– Ну, прости, это просто Мохито. Он, конечно, не столь изыскан, как Шато, но расслабляет не хуже. Пробуй. – Он пьёт. – Ну, как?
– У него вкус мокрых осенних листьев.
– Дурак какой. Просто пей и пошли танцевать.
Танцпол был заполнен. Она взяла его за руку, и они влились в общий поток движений.
– Здесь супер. Просто двигайся и не о чём не думай. Смотри. – Она прошла через центр, извиваясь и завораживая его округлыми линиями своего тела. Её руки двигались, как двигаются в танце две змеи. Они кружились и обвивали его тело. Всякий раз, когда она приближалась к нему, он чувствовал, как её дыхание обжигает его. А когда она удалялась, её бёдра уводили его сознание, туда, где у него перехватывало дыхание. – Тебе нравиться?
– Да. – Он закричал громко, что бы перебить музыку, и не узнал своего голоса. Он не узнавал и себя. Его подхватил поток, и он закружился вместе с ней. Музыка стала плавной и спокойной. Огни притихли. И она прижалась к его груди. Змеи успокоились и, обвив его, уснули на его плечах.
– Хорошо как, а тебе тоже хорошо?
– Мне очень хорошо.
– Как странно, что мы не встретились с тобой раньше. Впрочем, главное, что это произошло. Прижми меня крепче, и поцелуй. – Он коснулся её губ, и всё закружилось вокруг него. Устрицы, матовые раковины, и всё прочее, что наполняло его жизнь, вдруг треснуло и рассыпалось, как рассыпается пепел в руках. Этот поцелуй нельзя было сравнить не с чем, что он знал прежде. Это было похоже на зарю нового дня. На россу сверкающую, на нежных лепестках только что, распустившийся розы. Это было похоже на саму жизнь наполняющую всё живущее на земле.
Они шли по ночному городу. Он был наполнен свежестью мокрого асфальта, после дождя. Цветущими деревьями, украшенными гирляндами маленьких, ярких огней. Она шла рядом, уверенно и просто, так будто всегда была с ним. А он держал её за руку, и готов был поклясться, что так было с самого сотворения мира. И что они идут рука об руку по звёздному пути, проходя сквозь цепь созвездий сплетённых между собой. Уже очень и очень давно. Они идут, переходя из одного мира в другой, не смотря на бури, что разыгрываются на их пути. На тьму, через которую пролегает их путь. Они идут, сжав в своих ладонях тонкую нить. Нить, которая ведёт их к одной цели. Нить, имя которой любовь.
Они остановились у старого здания. – Это мой отель. Он, конечно, не такой роскошный как твой. Зато у меня свой номер.
– Я не хочу, тебя отпускать.
– Тогда не отпускай. Держи меня крепче.
– У меня такое чувство, что если я сейчас уйду, то потеряю тебя навсегда.
– Тогда не уходи.
– Я никогда раньше…
– Что? Ты хочешь сказать, что у тебя раньше этого никогда не было?
– Нет, было, но не с девушкой.
– Ты, гей?
– Нет. Я любил раньше. Но, я любил не море, а его шум. Шум, который звучал в пустой раковине. Я принимал за море. Я думал, что это шумит море. А это был всего лишь его отголосок. Эхо, жалкая имитация, не имеющая ничего общего с тем, что я слышу в тебе.
– Что ты хочешь сказать? Я не понимаю тебя.
– Я касался его линий, они казались для меня божественными. Как зрелая виноградная лоза, с тёмными листьями, укрывавшими меня от солнца. Но не способная дать жизнь спелым сладким гроздьям. Она обвивала меня, выдавая свой мир, за мир истинный. И я как слепой щенок тыкался в него носом, не видя ничего вокруг. Я был слеп, и глуп. Я любил не жизнь, я любил её подобие.
– Что ты хочешь мне сказать?
– Мой родитель.
– Ты спал со своим отцом? Чёрт, ты… Ты урод, ты понимаешь, что ты моральный урод. Я ненавижу тебя. Не смей больше прикасаться ко мне. – Она бросилась к отелю. И скрылась за его дверью.
Звучит Гайдн. Стёкла зеркал отражают, старый, безлиственный тополь. Он стоит посреди комнаты, раскинув свои сухие ветви, глядя на отражение в холодном стекле.
– Ты вернулся, мой мальчик. Я скучал по тебе. Нет, не двигайся. Постой ещё немного так, я хочу насладиться этим мгновением. Да, теперь иди ко мне. Я хочу ощутить тебя. – Бри не двигается. – Почему ты не идёшь ко мне? – Делает несколько па.
– Не хочу.
– Почему?
– Я хочу спросить тебя.
– Спрашивай дорогой, я слушаю тебя.
– Зачем ты это сделал?
– Что, сделал?
– Обманул меня.
– Что ты говоришь? Бри.
– Не смей меня так называть. Я не кусок сыра, который можно дегустировать по собственному желанию.
– Что с тобой, милый? Я никогда не позволял себе ничего подобного.
– Хватит, этих красивых, и липких фраз. Ты напичкал меня ими, так, что я перестал отличать правду от вымысла.
– Что ты говоришь? Я не понимаю тебя.
– Ты всё прекрасно понимаешь. А эти твои устрицы, виноградные гроздья, и прочая кулинария, нужна тебе, только для того, что бы прикрыть свою похоть. Но теперь я способен отличить любовь от той грязи, в которую ты меня втянул.
– Что ты говоришь? Мальчик мой, ты встречался с ней, да? Что ты наделал.
– Замолчи, я не хочу, что бы твои грязные губы говорили о ней.
– Это болезнь, я помогу тебе. Иди ко мне.
– Не смей прикасаться ко мне. Я не хочу больше ничего. – Убегает в ванну.
– Мой мальчик, я сделаю, как ты хочешь. Отдохни, успокойся, и я помогу тебе. Мы справимся с этой болезнью. Я не дам тебе погибнуть. Слышишь меня.
Звучит Гайдн. Он делает несколько па. Потом идёт в ванну. И выносит от туда своего мальчика. Вены на руках Бри вскрыты.
– Мой мальчик, мой милый мальчик. Я помогу тебе, и всё будет как прежде. Только успокойся. И слушай меня. – Он кладёт его на пол и начинает делать па.
Дом.
Оля-Хозяйка дома.
Катя – подруга Оли.
Миша – Мужчина сорока лет. Полысевший, пополневший, бывший артист.
Станислав – Писатель холост сорока пяти лет. Идеалист.
Наташа – женщина некрасивая, любит Мишу.
Елена Сергеевна – пожилая опекает Наташу.
Ангелика – девушка двадцати шести лет. Чистая как родник.
Анна – Богиня любви.
Николай – Ветеринар, человек умеющий делать деньги из ничего.
Николай. Хотите вина?
Оля. Николай, ваша страсть к вину, вас погубит.
Николай. Уверен, что вы тогда протяните мне руку помощи.
Оля. А вы бы этого хотели?
Николай. У вас замечательный дом. Кстати если здесь сделать косметический ремонт, а в саду небольшой бассейн, то можно организовать здесь мини отель.
Оля. Увы, у меня для этого нет ни времени, ни средств.
Николай. Вы сидите на золотой жиле. Если немного поработать, вложиться, то очень скоро этот дом начнёт приносить вам прибыль. Вы окупите свои вложения и останетесь в плюсе. Вы сможете даже бросить свою работу. И заниматься только отелем.
Оля. Коля: у меня нет такого таланта как у вас. И потом мне нравиться моя работа. Я не готова менять её на место директора отеля.
Николай. Тогда продайте его мне.
Оля. Я не могу его продать. Это память о моих родителях.
Николай. Вы не живёте здесь, а за домом нужен уход. И если он будет пустовать, то очень скоро ваша память превратиться в прах.
Оля. Да возможно, но я не об этом хотела бы с вами разговаривать.
Николай. Ну, простите я человек коммерческий. Вы не видели где Станислав?
Оля. В беседке, прячется от жары.
Николай. Так не хотите вина?
Оля. Нет, не хочу.
Николай. Что ж, пойду к Станиславу, может он не откажется выпить со мной. (Берёт бутылку уходит)
Катя. Что не выгорело?
Оля. Не твоё дело.
Катя. Давай помиримся, пусть всё станет по-прежнему.
Оля. Я сказала, всё.
Катя. Маленькой девочке холодно и одиноко. Не бросай её одну.
Оля. Прекрати этот балаган.
Катя. Ну, пожалуйста.
Оля. Нет
Катя. Ты не должна со мной так поступать.
Оля. Так будет лучше.
Катя. Кому? Тебе?
Оля. Тебе, твоему мужу и твоей семье.
Катя. У меня с мужем все в порядке. Ну, пожалуйста.
Оля. Нет.
Катя. Я ненавижу тебя.
Миша. Мир перевернулся. Две грации сорятся. О боги, боги. Если уж и на небесах неладно, то, как же быть нам грешным людишкам, ползающим по земле?
Катя. Ой, Миша. Сколько пафоса. Что истосковался по сцене?
Миша. Я между прочим, когда служил в театре, имел успех.
Катя. Что ж вы ушли со сцены?
Миша. Козни завистников заставили меня покинуть Мельпомену.
Катя. А вы все продолжаете играть.
Миша. Вся наша жизнь сцена. И все мы в ней…
Катя. Знаю, знаю, актёры. Миша, вы уже не мальчик. А ведете себя как ребёнок.
Миша. Я молод душой.
Катя. Миша, почему вы не женитесь?
Миша. Я стар, некрасив, и меня не любят женщины.
Катя. Ну, какой же вы старик. Вы очень привлекательны. Отчего вы решили, что вас не любят женщины?
Миша. А полюбите меня.
Катя. Миша, я замужем.
Миша. Вот видите, всегда найдётся отговорка.
Катя. Шут вы Миша.
Миша. Я артист. А артист, это звучит гордо. Так сказал Горький. А если сказать честно, то я люблю вас, я думаю о вас днём и ночью.
Катя. Ой, Миша, только не говорите мне о вашей любви, это невыносимо.
Миша. Простите меня, просто я подумал…
Катя. Всё Миша не надо не о чём думать. Оставьте меня. Общение с вами утомляет.
Миша. А давайте поставим спектакль. А? Вы будете главной героиней.
Катя. Миша хватит. Уже не смешно.
Миша. Нет, правда. Станислав напишет для вас сцену.
Катя. Миша, идите к черту. Надоели. (Уходит)
Миша. Ну, почему к черту? Что я сделал? Я всего лишь хотел поднять настроение.
(Входит Наташа)
Наташа. Миша, что вы кричите?
Миша. А вам какое дело?
Наташа. Вас обидели?
Миша. Что вам нужно от меня? Что вы за мной ходите? Оставьте, меня в покое. (Уходит)
( Входит Елена Сергеевна.)
Елена Сергеевна. Что случилось? Кто тут кричал?
Наташа. Миша.
Елена Сергеевна. Ты сказала ему?
Наташа. Я не могу.
Елена Сергеевна. Почему?
Наташа. Он и смотреть на меня не хочет.
Елена Сергеевна. Глупости. С чего ты взяла?
Наташа. Я некрасива.
Елена Сергеевна. Неправда, ты очень даже привлекательна.
Наташа. Нет, я уродлива. И вы все, это знаете. ( Убегает)
Елена Сергеевна. Постой. (Уходит за ней)
Николай и Станислав.
Николай. Нет, вы не можете понять какая это погода.
Станислав. Жарища.
Николай. Нет, вы не понимаете. Это очищение от сырости и плесени, что скопилась в нас за зиму. Вы чувствуете как ваши легкие, с каждым вздохом становятся чище. Всё, что накопилось в них, всё уйдёт. Это я вам как врач говорю.
Станислав. Какой вы врач? Вы проучились два года в ветеринарном техникуме, пока вас не выгнали за не успеваемость. Нет, меня этот климат меня угнетает. Эта жара сводит меня с ума. Я не могу сосредоточиться. Хочется залезть, куда ни-буть в тень, и сидеть там пока всё это не кончиться.
Николай. Хватит брюзжать. Давайте лучше выпьем вина. (Наливает)
Станислав. Как можно пить в такую жару?
Николай. Пить можно в любую погоду. Особенно, если это вино с местных виноградников. Всё-таки хорошо, что мы все здесь собрались. Море, солнце, вино, что же ещё нужно для человеческого счастья. Давайте просто пить, и наслаждаться жизнью. ( Выпивают)
Станислав. Я рад, что вам для счастья достаточно вина. А я бы не отказался от хорошей грозы. Ничто так не промывает мозги как хорошая гроза. Когда небо, затягивает тучами. Свежий ветерок пробегает по дороге, закручивая пыль. Потом все смолкает. И наступает тишина. Вы знаете, что это за тишина? Это такая тишина, которая была перед сотворением мира. Это тот самый момент, когда Бог только задумался о новом мире. Когда он затаил дыхание, так сказать, перед самым, выдохом. Эта та тишина, в которой рождаются и умирают. Это откровение, и покаяние, если хотите знать. Надо это записать.
Николай. Вот видите, на, что способен бокал хорошего вина. А представьте, если их будет несколько. (Наливает ещё) Вы напишите, целый роман.
Станислав. Ну, уж нет. Больше вы меня, в это не втяните. ( Отстраняет бокал)
Николай. Ну, как хотите. ( Выпивает) Ничто так не раскрепощает дух, как соединение с Бахусом.
Станислав. Соединение с Бахусом, приводит к раскрепощению всего самого низкого, что есть в человеке.
Николай. Ну, не скажите. Я готов с вами поспорить.
Станислав. И спорить не буду. Мне достаточно нашего с вами последнего спора. Я два дня не мог прийти в себя.
Николай. А это от того, что не слушались своего лечащего врача. А я вам говорил, подобное лечиться подобным.
Станислав. Ну, какой вы врач, вас выгнали со второго курса ветеринарного института.
Николай. Да, но я всё-таки связал свою жизнь с ветеринарией.
Станислав. Вы связали свою жизнь с торговлей, ветеринарных услуг.
( Входит Анна)
Анна. Мужчины, о чём спорите?
Николай. А пользе вина. Я утверждаю, что вино способствует духовному развитию. А мой оппонент, известный как Станислав, говорит, что вино пробуждает в человеке нежелательные страсти.
Анна. А может иногда стоит отпустить себя и придаться страстям? Сколько сладких минут они приносят нам. А? Станислав? Налейте и мне бокал. Объявим войну пуританству. Я за свободу чувств. Ну, отложите же вашу записную книжку. Неужели вы откажите мне и не выпьете со мной? – Протягивает ему бокал. Он выпивает.
Николай. Чёрт возьми. Я люблю эту женщину. Я уверен, что она уговорит даже мёртвого.
Анна. За свободу чувств. Давайте сбросим с себя всё, что мешает нам жить.
Николай. Включая одежду.
Анна. Кто знает, может я, и сброшу её сегодня. Если Станислав решиться на отчаянный шаг.
Станислав. Думаю, что на сегодня уже достаточно вина.
Николай. Станислав, не останавливайтесь на полпути.
Анна. А пойдёмте к морю. Будем пить, и купаться нагишом. ( Уходят)
Входит Наташа с Катей.
Катя. Душно.
Наташа. Да сегодня очень душно. Миша сегодня был очень расстроен. Накричал на меня. Не знаете, что с ним?
Катя. Это всё духота. Все словно по сходили с ума.
Наташа. Почему вы здесь без мужа?
Катя. Он работает, ему некогда.
Наташа. А дети?
Катя. Они у бабушки. Ну, ка признавайтесь к чему этот допрос?
Наташа. Ни к чему, я просто поинтересовалась.
Катя. Давайте выпьем вина?
Наташа. Не знаю, я…
Катя. Бросьте. Я считаю, что вино способствует пониманию. За понимание.
Наташа. Хорошее вино.
Катя. Да в нём чувствуется букет.
Наташа. Миша тоже говорит, что в вине главное это букет.
Катя. Здесь я с ним абсолютно согласна.
Наташа. Миша любит вас.
Катя. С чего вы взяли?
Наташа. Я вижу.
Катя. Вы любите его.
Наташа. Да.
Катя. Так скажите ему об этом.
Наташа. Я не могу.
Катя. Почему?
Наташа. Он не любит меня. Он любит вас.
Катя. Насчёт меня не беспокойтесь. Я замужем.
Наташа. А разве это для вас важно?
Катя. Для меня важно. И потом Миша не мой герой. А вы зря тяните. Берите его в оборот. Пока кто-нибудь его не умыкнул.
Наташа. Спасибо вам.
Катя. Мы женщины и должны помогать друг другу.
Наташа. Знаете, мне кажется, многие красивые женщины не понимают своего счастья. Они разбрасываются мужчинами направо и налево. Они несутся, словно неуправляемый автомобиль по дороге, калеча, и убивая мужчин вокруг себя. Если б они знали как трудно женщине, которая не имеет столь выигрышной красоты, найти себе мужчину. Я порой думаю, если б мне посчастливилось найти своего мужчину, я бы всю жизнь положила на то, что бы он был счастлив со мной.
Катя. Вот и не теряйтесь. Я думаю, Миша именно такой мужчина, какого вы ищите. Пойдёмте на кухню. Что-нибудь закусим, очень хочется есть.
Берег моря.
Николай. Нет, она определённа, хороша в своём бикини. Почему вы упираетесь? Если бы она мне только намекнула.
Станислав. Наверно, потому, что в жизни есть нечто большее, что связывает мужчину и женщину, чем ширина женского бикини.
Николай. Вы или идиот, или идеалист. Что для меня, в прочем одно, и тоже. Женщина, о которой мечтает любой мужчина, желает вас всем своим существом. А вы разыгрываете из себя старца затворника. Смешно, ей богу. И если б я не знал вас, то счёл бы идиотом. Простите за откровенность.
Девушка в белом стоит на холме.
Ангелика. Здравствуйте. Мне сказали, что вы пошли купаться.
Станислав. Вам всё верно сказали. Спускайтесь к нам. Или нет постойте. Вы словно ангел с небес. Позвольте я, спущу вас на руках. (Несёт её вниз)
Николай. Я же говорил, идеалист.
Анна. Станислав, поставьте ангела на землю, и идите ко-мне. Сегодня очень ласковое море. Я постараюсь быть такой же.
Николай. Станислав не может. У него на руках ангел. А я с удовольствием составлю вам компанию. ( Идет купаться)
(Ставит её на землю)
Станислав. Почему вас так долго не было? Нам не хватало вас. Особенно мне.
Ангелика. Я была в городе. К тому же у вас прекрасная компания.
Станислав. Да, но только вы вносите ту свежесть и чистоту, которой нам всем здесь не хватает.
Ангелика. Вы слишком меня идеализируете. Но все равно спасибо. Мне очень приятно слушать ваши комплименты.
Станислав. Если бы я мог всю жизнь быть с вами рядом держать вас за руку. Я бы счёл себя самым счастливым человеком.
Анна. Станислав, отпустите ангела и посмотрите какой красивый закат – Обнимает его – Такой закат хорошо встречать, укутавшись пледом, в обнимку с любимой женщиной.
Николай. Афродита моя, ну почему вы бросили меня одного среди холодных медуз.
Анна. Я не могла оставить Станислава. Он перестал видеть разницу между холодной утренней дымкой и тёплым, насыщенным красками закатом.
Николай. А я не против любого времени суток особенно под бокал хорошего вина. (Подаёт бокал Ангелу)
Ангелика. Я пойду в дом.
Станислав. Останьтесь – Встаёт.
Николай. А пойдёмте все в дом. Скоро стемнеет, и налетят кровососы.
Анна. Да, кто-му же, я так голодна, что могу съесть кого угодно.
Оля. Ужин готов можно накрывать. (Накрывают на стол)
Елена Сергеевна. Хорошо, сейчас будут остальные и будем ужинать.
Оля. А где Миша?
Елена Сергеевна. Он наверху. Заперся и никого не пускает.
Наташа. Работает. Миша хочет в будущем сезоне пробоваться в театр. Правда, хорошая идея.
Оля. Да. Замечательная.
Наташа. Я уверенна, у него получится.
Елена Сергеевна. Оля, а этот дом ваш?
Оля. Это дом достался мне от родителей. Он большой и я не люблю тут оставаться одна. Потому редко бываю здесь. Спасибо, что согласились приехать сюда. Здесь хорошо.
Елена Сергеевна. Очень хороший дом. А сад просто сказка.
Оля. К сожалению всё очень запущено. Нужны деньги, время, что бы привести всё в порядок. А у меня ни того ни другого.
Елена Сергеевна. Ничего, всё обязательно образуется.
Оля. Да, я тоже так думаю.
Елена Сергеевна. Ваш папа был охотник?
Оля. Да и притом, заядлый. Это ружьё осталось от него.
Наташа. А вот и наши.
Николай. Друзья мои. Вы чувствуете этот аромат. Так может пахнуть только Крымская Массандра. Боже мой, я люблю этот аромат.
Оля. Давайте за стол, всё готово.
Елена Сергеевна. Наташа, зовите Мишу.
Оля. Ангелина, садитесь рядом со мной.
Катя. Простите, но здесь сяду я. Ангелина, я думаю, будет не против, сесть рядом со Станиславом.
Анна. Извините, но место рядом со Станиславом уже занято.
Ангелика. Не беспокойтесь, я сяду здесь.
Николай. А я обещаю, что здесь вы не будите скучать.
(Входит Миша)
Оля. Миша давайте к нам.
Миша. Друзья мои, я хочу прочесть монолог.
Николай. Миша монолог потом. Сначала тост. Дорогие мои, первый тост за очаровательную хозяйку этого дома. За этот прекрасный дом, кстати, Оля вы ещё не надумали продать его?
Оля. Нет.
Николай. А зря, за него можно получить хорошие деньги. Ладно, о делах потом. Давайте выпьем за то, что Оля пригласила нас, и тем самым собрала всех вместе. Ура.
Все. Ура, за вас Оля.
Анна. Боже мой, какие нежные устрицы.
Елена Сергеевна. А вы знаете, что устрицы это самое утончённое кушанье. Уловить и ощутить их вкус можно только в правильном сочетании с определёнными продуктами.
Станислав. А у меня устрица ассоциируется с женщиной. Она спрятана под красивой, но очень жёсткой раковиной. А если посчастливиться раскрыть её, то там вас ждёт нежное, тонкое и совершенно беззащитное существо.
Анна. Главное, что бы это тонкое и беззащитное существо не проглотило вас Станислав.
Ангелика. А мне кажется, Станислав, что эта ваша мысль гораздо глубже, чем вы нам её показали. Ведь, по сути, каждая женщина мечтает о том, что бы её кто-нибудь нашёл и раскрыл.
Николай. И съел.
Ангелика. Вам бы только всё опошлить.
Анна. А я бы не стала всех женщин сравнивать с устрицами. Есть те, что лежат на дне, а есть те, что сами находят своего принца и раскрываются так, что у него корона с головы падает.
Елена Сергеевна. Да женщины бывают разные.
Анна. Ещё бывают такие, что лучше не раскрывать вовсе.
Наташа. Или совсем незаметные, тихие, они лежат где-нибудь на самом дне и хранят в себе чудесную жемчужину.
Анна. Вот и пусть себе лежат и не мешают раскрываться тем, кто не может похвастаться жемчужиной.
Станислав. Женщины, без кровопролития.
Елена Сергеевна. А давайте просто наслаждаться вкусами и никого ни с чем не сравнивать.
Оля. Станислав. Ваши поэтические сравнения приводят нас к войне.
Ангелика. А я не согласна. Поэзия не может разрушать. Её роль созидать. А если люди не доросли до настоящей поэзии, то простите для таких людей, даже полотно Монны Лизы будет служить клеёнкой на столе, чтобы не попортить полировку.
Николай. Браво, Ангелика. Монна Лиза как клеёнка для кухонного стола. Вот уж действительно, искусство на службе у народа.
Оля. Простите, но если люди станут ставить бокал с пивом на лицо Монны Лизы и бить тряпкой на ней мух, то искусство обесцениться.
Николай. Нет обесцениться только Монна Лиза, а на её смену прийдёт, что-нибудь другое.
Станислав. Боюсь тогда, люди уже будут не способны создать, что-либо подобное.
Елена Сергеевна. Монна Лиза на клеёнке, на пакетах, на майках, на стаканчиках с кофе, чёрт возьми, даже на туалетной бумаге. Вы думаете, это послужит развитию человечества?
Николай. Почему нет? Люди будут узнавать произведения искусства, так сказать с самого горшка.
Станислав. Это не приведёт их к возвышению духа. Это приведёт их к деградации. Смешивая великие произведения с бытом, мы обесцениваем их. А обесценивая великое, мы уничтожаем в себе способность отличать подлинное от подделки. В конце концов, мы превратимся в копошащихся в навозе червей.
