Czytaj książkę: «Коротко обо всём. Сборник коротких рассказов», strona 44

Валентин Валерьевич Пампура

Czcionka:

Хочу авокадо, или история одной табуретки.

Первая сцена.

На сцене табуретка. Он сидит на полу, обняв табуретку. Он гладит её свежи-струганные ножки.

Он

Она

Табуретка

Доктор

Подушка

– Хорошая, милая, нежная. Я люблю её. Она у меня ассоциируется с чистотой и светом. Светом, из которого соткано всё вокруг. Даже я. Во мне живут её лучики. Они везде. И я нахожу их в камне, в дереве, в мельчайшей частичке, в дуновении ветерка, Везде, где есть жизнь, потому, что она и есть жизнь. Она моя жизнь.

– Твоя жизнь, давно здесь, стоит и ждёт, а ты обнимаешься с табуреткой.

– Жизнь моя. – Бросается обнимать её.

– Аккуратнее, ты помнёшь здесь ещё одну твою жизнь. – Она погладила подушку, привязанную к животу.

– Милая, моя девочка. – Он обнимает её, прижимаясь к животу из подушки.

– Это он. Ты, что забыл?

– Что ты? Родная, это ты забыла, там ждёт своего появления на свет хорошенькая девочка, с белыми кудряшками, и маленьким аккуратным носиком.

– Ты видно слишком много времени проводишь со своею табуреткой, если считаешь, что там девочка. Да ещё и с белокурыми кудряшками.

– Да, именно с белокурыми.

– Откуда ей взять белокурые кудряшки, если в твоём и моём роду все чёрные как смоль. А про нос, я и говорить не хочу. Посмотри на себя в зеркало. И ты поймёшь, что там мальчик с чёрными, прямыми волосами, и…

– Если ты продолжишь сейчас, мы поссоримся.

– Ты мне угрожаешь?

– Предупреждаю.

– И, что же ты сделаешь? Ударишь беременную женщину?

– Я, я, поставлю условие.

– Какое ещё условие?

– Или там девочка с белокурыми кудряшками и маленьким, аккуратным носиком, или…

– Что?

– Или там не мой ребёнок.

– Что? Ты отказываешься от ребёнка?! Может ты ещё, и бросишь меня?!

– Да. Я не желаю, воспитывать чужого ребёнка. Не нужно делать из меня дурака.

– Да ты и так дурак, если не можешь отличить своего ребёнка от чужого.

– Я прекрасно отличаю чёрное от белого.

– Да ты собственную рожу не отличишь от чайника. И знаешь почему?!

– Почему?

– Потому, что носы у вас одинаковые.

– Что?

– То! А что касается белокурой девочки, то она, ты готов, это услышать? Лучше сядь на свою табуретку, потому, что если ты услышишь это стоя, то упадёшь и вышибешь из своей башки остатки мозгов. Так вот, слушай, Белокурая девочка, что сидит у меня здесь. – Она постучала ладонью по подушке. – Читай по слогам. Не-от-те-бя. Ты понял. Меня.

Он смотрит на неё широко раскрытыми глазами. Потом садиться на пол и прижимает к себе табуретку.

– А сейчас я тебя оставлю. И постарайся не разбить себе голову. – Уходит.

Он сидит в не подвижности. Потом хватает табуретку и бьёт её об пол, пока она не разлетается на куски.

Вторая сцена.

Он сидит на табуретке. Она стоит, сзади обвивая его шею руками. Она без подушки. Руки словно две змии, скользят по его груди.

Она. Тише… Ты слышишь, как стучит моё сердце? Тук-тук, тук-тук. Словно дятел на суку делает себе дупло.

Он. Мне страшно.

Она. Не бойся, это совсем не страшно. Смотри как нежно и настойчиво, он входит клювом в мягкую плоть дерева. Ты чувствуешь это? Тук-тук, тук-тук. – Она медленно стучит пальцами по его грудной клетке. Пальцы шагают по груди, опускаясь всё ниже, и ниже. – Тебе нравиться?

Он. Да, мне хорошо.

Она. А теперь дятел превращается в римлянина. Он стоит на арене кругом ревёт толпа. А ему на встречу идёт чёрная пантера. – Она изгибается перед ним, садиться ему на колени. – Покажи ей свою власть. Прижми зверя к земле. Сделай его ручным.

Танцуют. Он берёт её за волосы, сжимая их в своём кулаке.

Она. Мне больно.

Он. Тебе это нравиться?

Она. Да.

Он. Теперь ты ручной зверёк?

Она. Да.

Он. Тогда скажи, с кем ещё путалась эта блудливая кошка?

Она. Тебе перечислить всех? Или достаточно будет назвать десяток самцов, что терзали мою плоть, истекая слюной от наслаждения.

Он. Сука… – Сильнее сжимает кулак.

Она. Мне больно.

Он. Тебе же это нравиться.

Она. Теперь не очень.

Он. Тогда назови того кто обрюхатил тебя.

Она. Какая тебе разница, кто это был? Сосед сверху или сантехник, что чинил нашу раковину.

Он. Потаскуха. – Сжимает кулак.

Она. Мне больно.

Он. Заткнись. Я хочу знать это, наверняка.

Она. А если я скажу тебе, что это ты. Тебе будет легче?

Он. Да.

Она. Даже если там чернокожий мальчик, с белокурыми кудряшками?

Он. Да.

Она. Тогда слушай, чернокожий мальчик, с белыми кудряшками твой сын. А теперь отпусти меня, мне больно. – Он отпускает её. Не нормальный. Испортил мне всю причёску.

Он. Ты сама предложила эту игру.

Она. Я предложила игру, а не реальную пытку.

Он. Но ведь тебе нравилось? – Обнимает её.

Она. Местами, даже очень. – Целуются. Затемнение.

В темноте.

Она. Что ты делаешь, мне щекотно. – Смеётся.

Он. Котик хочет любить свою кису.

Она. Дурачок, аккуратнее, киса очень нежная и не терпит грубости. Вот так, да, чуть ниже. А теперь правее, да… Здесь.

Он. Скажи.

Она. Не отвлекайся, продолжай.

Он. Подожди. Как же мой мальчик может быть чернокожим? Я же белый…

Она. Ну, что за расовые предрассудки. Может твоя бабушка была чернокожей.

Он. Моя бабушка, никогда не была чернокожей.

Она. Тебе не нравиться, что у твоего сына будет чёрная кожа?

Он. Да!

Она. Ты расист.

Он. Нет. Я просто хочу знать правду.

Она. Какую правду? Какую правду ты хочешь знать?

Он. Правда бывает только одна.

Она. Ты, невыносим. Ты понимаешь это?

Он. Я просто хочу знать.

Она. Я просто хочу знать. – Передразнивает его. – Ты зануда. Ты отравляешь мою жизнь с первой нашей встречи. Права была моя мама, когда предупреждала меня, не связываться с тобой. Какая же я была дура, что не послушала её.

Он. Не надо впутывать свою мать в наши отношения. Просто скажи мне правду, или я…

Загорается свет. Он замахивается. Она хватает подушку и прикладывает к животу.

Она. Ты ударишь, беременную женщину?! – Он берёт табуретку и разбивает её об пол.

Третья сцена.

Она сидит на табуретке, широко расставив ноги, поглаживая подушку, привязанную к животу. Он сидит на полу, и читает сказку. Обращаясь к подушке, привязанной к животу. Она смотрит на него влюблёнными глазами.

Она. Какой ты у меня заботливый.

Он. Тише, ты мешаешь малышу слушать сказку.

Она. Прости, продолжай.

Он. И тогда, предводитель Гоблинов закричал: «Вперёд сыны зла. Сегодня мы напьёмся свежей крови»

Она. Тебе не кажется, что эта сказка нам не по возрасту?

Он. По-моему, ему очень нравиться. Правда, малыш? – Он погладил подушку, привязанную к животу.

Она. Нет, ему совсем не нравиться эта сказка. Он прячется, и просит больше не читать её.

Он. Да, нет же, я слышу, как он просит продолжения.

Она. Ты не можешь слышать. Это я ношу ребёнка, а не ты. И вообще меня тошнит, подай мне ведро.

Он. Чёрт, почему беременных всё время тошнит? – Подаёт ведро.

Она. Потому, что у меня токсикоз. Потому, что ты напугал ребёнка своей сказкой, и он обделался. И убери от меня это ужасное ведро.

Он. Но ведь тебя тошнит?!

Она. Меня уже не тошнит, я хочу, авокадо.

Он. Чего?

Она. Авокадо.

Он. Хорошо, я схожу.

Она. Нет.

Он. Что нет?

Она. Я уже не хочу, авокадо.

Он. А что ты хочешь?

Она. Я хочу… Я не знаю, чего я хочу.

Он. Хорошо, я пойду, если, что ни-будь захочешь, позови.

Она. Я хочу, что б ты не уходил, мне страшно.

Он. Хорошо я не уйду.

Она. Или нет, иди, я не хочу тебя видеть.

Он. Почему?

Она. Потому что, тебе наплевать на меня, и на нашего ребёнка.

Он. С чего ты это взяла?

Она. Я это вижу. Вместо того, что бы заниматься ребёнком, ты, не вы лазишь из своего смартфона.

Он. А что мне сейчас ещё делать?

Она. Всё, что угодно, только не бросать меня в трудную минуту.

Он. Я не бросаю тебя.

Она. Нет, ты меня уже бросил.

Он. Когда?

Она. Когда пообещал никогда не бросать.

Он. Я и не бросаю.

Она. Бросаешь. С кем ты сейчас в сети.

Он. Я, не с кем.

Она. Дай посмотрю.

Он. Да, что тут смотреть.

Она. Дай… Кто там у тебя? Па-ме-ло. Жирная корова. Одно, только, что сиськи по ведру. Хоть дои. Она тебе нравиться?

Он. Ничего она мне не нравиться.

Она. А чего тогда ты пялишься на её сиськи?

Он. Я не пялюсь, просто картинка выскочила, так совпало.

Она. Не знаю, что там у тебя совпало, я знаю, что тут у тебя упало. Конечно, я сейчас беременная, не красивая, никому не нужная. – Плачет.

Он. Ну, прости меня, кисонька, не плачь. А то и я заплачу.

Она. Что, ты, правда, из-за меня заплачешь?

Он. Конечно.

Она. Ты мой котик, иди я тебя поцелую. Ты мой самый лучший. Осторожнее. Ты задавишь малыша.

Он. Извини, я не хотел.

Она. Ну, вот разбудил. Слышишь?

Он. Что?

Она. Здесь. Потрогай. – Прикладывает ладони к подушке.

Он. Ой, он дерётся.

Она. Я же говорила, что это мальчик.

Он. Да. Вырастит, будет боксёром.

Она. Щ-а-а-с. Он будет пианистом.

Он. Почему пианистом?

Она. У него пальцы тонкие и длинные.

Он. Откуда ты знаешь.

Она. Чувствую. Он ими меня царапает.

Он. Может это он ногами.

Она. Ты, что? Какими ногами? Он что гимнаст?

Он. Может и гимнаст.

Она. Какой гимнаст? Ты совсем уже. Я говорю пианист.

Он. А почему сразу пианист? Может он будет щипачом.

Она. Блин, ты совсем больной. Наш сын никогда не будет уголовником.

Он. Я имею в виду, что он будет, это, на щипковых инструментах играть. Там тоже длинные пальцы нужны.

Она. Какие щипковые? Я же сказала пианистом. Почему ты всё делаешь мне в пику?

Он. Я не делаю в пику.

Она. Делаешь. Всё мне назло, что б я нервничала. Ты, что хочешь, что б у меня выкидыш случился?! Может ты вообще, ребёнка не хочешь?!

Он. Хочу.

Она. Не хочешь.

Он. Да хочу я

Она. Хотел бы, не говорил так. – Отворачивается.

Он. Ну, прости, кисуля, я наговорил глупостей.

Она. Вот так, я же сказала пианистом, а ты вредничаешь.

Он. Не буду больше.

Она. Сразу бы так. А что ты отвернулся? Ты не хочешь меня видеть?

Он. Хочу.

Она. Ты, что расстроился?

Он. Нет. Она. Ну, хочешь, второй ребёнок будет щипачём.

Он. Не хочу.

Она. Почему?

Он. Я не выдержу ещё одной твоей беременности.

Она. А ты, что думаешь, мне легко?

Он. Ничего, я не думаю.

Она. Конечно, за тебя я должна думать. Хоть бы сам, что ни будь, сделал. Только критиковать можешь. Попробовал бы сам поносить.

Он. И попробую, тоже мне проблема. Ребёнка выносить.

Она. Ах, так… – Снимает с себя подушку, бросает в него. – На, попробуй, поноси. – Он ловит подушку. Она приседает, хватая себя за живот.

Он. Что с тобой?

Она. Началось. У меня, кажется воды отошли.

Он. Чёрт, чёрт, чёрт, что же делать? Что делать?

Она. Успокойся, и звони доктору.

Он. Да, да, где телефон? Вот телефон. – Хватает тапочек, звонит доктору.

Она. Скорее, я рожаю.

Он. Доктор, началось… Воды отошли, много вод, всё залило. Море воды, мы тонем. Да.… Ждём.

Она. Что доктор?

Он. Сказал не волноваться, едет.

Она. Хорошо, посиди со мной.

Он. Конечно милая. – Садиться берёт её за руку. – Всё будет хорошо. Так доктор сказал. А доктор знает что говорит. Эти доктора всегда знают, что говорить. Когда у меня вскочил чирей на попе, я тоже думал, всё это конец. А доктор сказал…

Она. Что ты несёшь? Я рожаю. Где доктор?

Он. Он уже едет.

Она. Я не переживу, этого. Опять…

Он. Ты дыши, дыши чаще, вот так.… Вот так…

Она. Заткнись и приведи мне доктора. – Он убегает. – Господи, как же больно. – Хватает табуретку и разбивает её. Затемнение. Слышен плач ребёнка.

Третья сцена.

Они стоят у табуретки. На ней лежит подушка.

Она. Он удивительный.

Он. Да какие красивые глаза.

Она. Они твои.

Он. Правда?

Она. Конечно. Посмотри на его нос, один в один.

Он. Мне кажется, он несколько маловат.

Она. Нет в самый раз.

Он. А эти кудряшки…

Она. Они словно нежные стружки, молодой сосны.

Он. Только они странно пахнут.

Она. Да, что-то это напоминает.

Он. Ты думаешь это?

Она. Оно самое.

Он. Как много.

Она. У малыша хороший аппетит.

Он. Если он и дальше будет, так хорошо есть, нам понадобиться лопата.

Она. Дурак. Подай памперс. – Одевает на подушку памперс.

Он. Думаешь, поможет?

Она. Если не поможет, наденем два.

Он. Логично.

Она. Когда доктор собирался зайти?

Он. На днях.

Она. То есть не сегодня?

Он. Может и сегодня, он же сказал на днях.

Она. Вот именно, он же сказал на днях, а не сегодня.

Он. Но ведь он говорил это вчера, или позавчера.

Она. То есть ты не помнишь, когда он говорил?

Он. Нет, я же не могу всё помнить.

Она. Я не просила тебя помнить всё, я просила только запомнить день, когда прийдёт доктор. – Входит доктор.

Он. Кажется, он уже пришёл.

Она. Ты, что не запер дверь?

Он. Мы же ждали доктора.

Она. А если бы он пришёл через неделю.

Он. Ты меня путаешь. Он же не говорил через неделю, он говорил на днях.

Она. Хватит.

Он. Хорошо. Скажи, наш доктор, что чёрный?

Она. Не чёрный, а афроамериканец.

Он. А какая разница, он, что от этого становиться белее.

Она. Прекрати нести чушь. Здравствуйте доктор. Хорошо, что вы зашли.

Доктор. Как наш малыш?

Она. Прекрасно.

Доктор. Как аппетит? От груди не отказывается.

Она. Нет, доктор. Кушает за двоих.

Доктор. Прекрасно, от такой груди, грех отказываться. Как с прикормом?

Она. Вчера давали, гамбургер, а сегодня попросил чипсы с колой.

Он. Да, и ещё две банки пива.

Доктор. Современные дети быстро растут.

Она. И не говорите, доктор, вчера нашла у него в кармане, пачку сигарет, и презервативы.

Доктор подходит к табуретке. Осматривает подушку.

Доктор. Прекрасный малыш. Очень похож на своего отца.

Он. Скажите, доктор, что с его кожей?

Доктор. А что с ней не так?

Он. Мне кажется она не совсем белая.

Доктор. Вы хотите сказать, что она не совсем тёмная?

Он. Именно. Вы правы, не совсем.

Доктор. Если судить по его родителям, то она и не должна быть тёмной.

Он. Да, но она и не является белой.

Доктор внимательно осматривает подушку.

Доктор. Да действительно. Но знаете, при определённых обстоятельствах, это случается. Не волнуйтесь.

Она. Что ты пристал к доктору с глупыми вопросами. Доктор сейчас выпишет, какое ни-будь снадобье для малыша, а ты сходишь в аптеку. Заодно прогуляешь малыша. – Доктор даёт ему рецепт. Она подушку. – А я пока угощу доктора чашечкой кофе. Прошу вас доктор. – Он отходит, и садиться в сторонке.

Доктор. Хороший, чёрный кофе.

Она. Он, белый.

Доктор. Добавь немного молока.

Она. Он не будет пить эту бурду?

Доктор. Это смотря как подать.

Она. Да как не подавай.

Доктор. А твои изумительные, острые соски. Они так и царапают душу.

Она. Они царапают, только, твоего слизняка.

Доктор. И неплохо царапают, раз он превращается в питона.

Она. Где ты там нашёл питона.

Доктор. Раньше ты находила его там.

Она. Мерзавец.

Доктор. Интеллигентный человек, всегда найдёт себе оправдание. А малыш, хороший. И растёт быстро. – Уходит.

Она. Сволочь, подлец… – Бьёт табуретку об пол, пока она не разлетается на куски.

Нулевая сцена. Прозрение.

Он сидит на полу и гладит ножки табуретки.

Он. Гладкие и нежные как её кожа пропитанная чёрным кофе, умопомрачительного доктора. Страсть с двумя метрами в длину и почти метр в ширину. Замешенная, на мятых простынях. И доведённая до готовности, в натруженных порах сверкающих каплями мутного бесстыдного сока. Четверть с половиной лет хитрости, разбавленной сотнями литрами глупости, сваренной в килограмме серой субстанции, натруженной на вранье. Набор бессмысленных завитушек на голове и тонны косметики на изуродованном, медицинскими исследованиями предприимчивого доктора, теле. Всё это, было исторгнуто на меня, потоком, раздирающим душу на миллионы, изодранных лоскутов. Разлетевшихся в разные стороны как после взрыва бомбы невероятной мощности. И каждый из этих ошмётков, лежит там, куда его отбросила волна похабной страсти. Лежат они и стонут, на тысячи голосов. Как огромный хор безумно орущих котов, которых дёргают за хвосты, пытаясь сыграть на их нервных системах, многоголосую фугу.

Он. К чему этот поток бессмысленных силлогизмов. Смотри на окружающую тебя действительность как смотрят на бездарный сериал запущенный для оскудения миллиона и без того скудных мозгов. Превращающихся в серую едва колышущуюся массу, забытого на столе желеобразного студня. Источающего запах прелого чеснока и разлагающейся лошади. Всё это только кажется изуродованной действительностью, не имеющей ни конца, ни начала. А на самом деле, это тонкое полотно, сотканное из желаний и страстей самого низкого пошиба. Пропитанное всеми пороками, какие только могут существовать на земле. Являющими основу существования на изнасилованной космогенезом планете. Так стоит ли сопротивляться и терзаться сомнениями, иссушающими, заключённый в грецкую скорлупу мозг, ответами, вопросы на которые, не существуют вовсе?

Он. К чёрту философию, пространных конструкций. Лего для умников выстраивающих теорию за теорией. Миллионы километров квадратных уравнений. Гипотез опровергающих одна другую. Напыщенных знаний спутанных клубками гремучих змей между собой. Жалящих, и отравляющих девственный мозг. Мозг, который мог бы стать частью природы. Её продолжением, вмещающем в себя всю вселенную. Нет же, они гадят в него с первых лет жизни, наполняя его умственными испражнениями, заменяя ему божественную чистоту, своими доводами, построенными на личных заблуждениях, возведёнными в ранг непререкаемой истины. И низвергающими его в поток все дозволенного, плотского паскудства. Всё!

Он. Что ты хочешь?

Он. Хочу знать, да или нет.

Четвёртая сцена.

Она входит.

Она. Что случилось с моим котиком, почему он сидит на полу?

Он. Котик хочет знать, да или нет?

Она. А какой бы ответ он предпочёл?

Он. Тот, который бы ты произнесла.

Она. Тогда.… Да! Ты доволен? Это то, что ты хотел бы услышать от меня?

Он. Да.

Она. А если бы я сказала, нет?

Он. Тогда мир рухнул бы для меня. И я оказался бы в центре хауса.

Она. Значит, я выбрала правильный ответ. Мир цел, и всё идёт своим чередом. Кстати, звонила учительница, нашего сына, он опять не был на занятиях.

Он. Что делать, в его возрасте это случается. – Смотрит в смартфон.

Она. У мальчика экзамены на носу, и если так будет продолжаться дальше, его пропускной бал на экзамене будет ниже плинтуса.

Он. Пойдёт в техникум, рабочие сейчас нужны.

Она. Какой техникум, ты в своём уме? Сын прогуливает школу, а он сидит, уставившись в телефон.

Он. А что я должен делать? Водить его в школу за ручку?

Она. Ты отец, ты авторитет, ты должен повлиять на него.

Он. Его авторитет сейчас это рок, кола и Элька с соседнего подъезда.

Она. Ты вообще соображаешь, что ты несёшь? Твой сын прогуливает школу, а ты пялишься в свой телефон. Поговори с ним как мужчина с мужчиной.

Он. Уже говорил, он заканчивает девятый и идёт в техникум.

Она. Куда?!

Он. В техникум.

Она. Ты сума сошёл? Там же одни наркоманы и ворьё!

Он. Что делать, должен же там быть хоть один нормальный. Мне кажется, наш мальчик как раз для этого подходит.

Она. Ты идиот, нет, вы оба идиоты. Зачем я только связалась с вами. Господи… Лучшие свои годы я потратила на вас. А что я получаю в ответ?

Он. Ты получаешь семью.

Она. Да, но я не так себе её представляла.

Он. Всё происходит не так, как мы хотим.

Она. Я устала.

Он. Хочешь вкусняшку?

Она. Нет.

Он. А что ты хочешь?

Она. Я хочу отдохнуть.

Он. Приляг.

Она. Я не хочу лежать.

Он. Пойди, прогуляйся.

Она. Я не хочу гулять.

Он. Хочешь, сходим в зоопарк, посмотрим там гиппопотама?

Она. Гипопа… кого?

Он. Это такой большой…как, гора…

Она. Неприятностей.

Он. Тяжёлый как…

Она. Экзистенциональный кризис.

Он. Длинный, с огромной…

Она. Пастью?

Он. Да!

Она. Которая может проглотить человека целиком, и, пережевав, выплюнуть в совершенно непотребном виде.

Он. Нет! То есть да.

Она. У меня депрессия. Я ненавижу свою жизнь. Что и где я сделала не так?

Он. Ты всё сделала так.

Она. Мне сорок. У меня муж, которому наплевать на меня.

Он. Не наплевать.

Она. У меня сын, который вместо того, что бы подниматься по жизни, катиться вниз.

Он. Он поднимается, но по-своему.

Она. На что я потратила свою жизнь. Я могла бы быть счастлива. У меня всё могло бы пойти по-другому. Если б я только захотела. То всё могло бы быть по-другому. Господи, для чего я живу?

Он. Для нас.

Она. Почему ты всё время мне перечишь?

Он. Я не перечу.

Она. Нет перечишь.

Он. Нет, не перечу.

Она. Перечишь. Это мой сын, и я хочу сама решать его судьбу.

Он. Хорошо, пусть будет, как ты хочешь.

Она. Итак, он должен вернуться в школу.

Он. Он не может вернуться в школу.

Она. Почему?

Он. Его исключили за неуспеваемость.

Она. Когда?

Он. Две недели назад.

Она. А почему я ничего не знаю.

Он. Он не хотел тебя расстраивать.

Она. Мой милый мальчик. Ты должен пойти к директору и надавить на него.

Он. Я не могу.

Она. Почему?

Он. Мальчик уже отнёс документы в техникум. И… Его приняли. Он счастлив.

Она. Тайком от меня.

Он. Ну, дорогая, он же не хотел тебя расстраивать.

Она. Неужели ничего нельзя сделать?

Он. Можно, через четыре года успешного обучения, он приобретёт профессию. И поступит в институт по своей специальности.

Она. Как это здорово. А кем он будет?

Он. Инженером.

Она. Нет, он должен быть врачом.

Он. Но он пошёл по технической специальности.

Она. Нет. Ты опять перечишь мне. Он должен быть врачом.

Он. Но…

Она. Теперь я буду заниматься нашим ребёнком. Ты должен будешь убедить его забрать документы и отнести их в медицинский колледж.

Он. Это не возможно, он с детства мечтал быть конструктором.

Нет, милый ты не помнишь. Он всегда хотел стать врачом. Ещё с тех пор как к нам приходил доктор.

Он. Это тот, афроамериканец?

Она. А что тебя это так задевает? Ты что расист?!

Он. Нет, просто для медицинского у мальчика плохо с анатомией.

Она. Ну, уж нет. С анатомией у него всё в порядке. Сегодня он забыл в коридоре колоду порнографических карт.

Он. Это были мои карты.

Она.Что? Это твои карты?

Он. Видишь ли, мужчины моего возраста иногда делают это…

Она. Что, это?

Он. Играют в карты.

Она. А что выбрать для этого обычные карты было нельзя?

Он. Видишь ли, при обычных картах игра теряет некую остроту.

Она. А тебе, что не хватает остроты в наших отношениях.

Он. За время нашей жизни, отношения несколько притупились.

Она. Что?!

Он. И меня тянет, на, что то запретное.

Она. И на, что конкретно тебя уже потянуло?

Он. Так не на что.

Она. Ну, ка, колись.

Он. Я…

Она. Ну…

Он. Хорошо, я скажу. Не торопи меня. Помнишь, ту молодую берёзку в нашем парке?

Она. Какую?

Он. Ту, что имеет такую нежную, бархатистую кожу.

Она. Ты хотел сказать кору?

Он. Это очень грубо. Я иногда хожу в парк, когда совсем темно. И… – Ласкает табуретку.

Она. Что?

Он. Ласкаю её.

Она. И…

Он. Она отвечает мне взаимностью.

Она. Кто?

Он. Элиза.

Она. Элиза?

Он. Так я её называю.

Она. А как она тебя называет.

Он. Мой зелёный стручок.

Она. Это, сейчас был розыгрыш?

Он. Нет. Я люблю Элизу. Люблю, так как никогда не любил ни одну женщину.

Она. Ты больной. Ты понимаешь, что ты больной. Ты нафантазировал себе то, чего тебе не хватает в жизни. И наделил этой абстракцией бездушное дерево.

Он. Не говори так о ней. Ты совсем не знаешь её. Она чистая, и очень чувствительная.

Она. Ты вообще слышишь себя?! Что ты несёшь?! Ты только вдумайся в то, что ты несёшь?!

Он. Я ничего такого не сказал бы, если б ты не начала этот скандал с колледжем.

Она. Причём тут колледж? Ты здоровый, взрослый мужик, ходишь в парк и совокупляешься там с деревом!

Он. Не надо так.

Она. Лучше бы ты завёл себе нормальную бабу, по крайней мере, я бы это поняла. Но трахать дерево, это болезнь. Ты трахаешься со своей фантазией. Ты понимаешь это?!

Он. Это не так. А если так, то скажи мне. С какой фантазией трахаешься ты, во время нашего стандартного супружеского секса.

Она. Ну, уж не с деревом это точно.

Он. А с кем? Может со своим афроамериканцем?!

Она. Скотина. Подлая, низкая тварь. Извращенец, древесный маньяк, берёзовый Казанова, вот тебе, любитель древесной клубнички. – Берёт табуретку, и разбивает её. – Затемнение.

Пятая сцена.

Вечер. Они сидят. Он сколачивает табуретку. Она помогает.

Она. Какая луна.

Он. Как в первый вечер нашего свидания.

Она. Ты помнишь его?

Он. Да. Ты стояла на балконе и смотрела на луну.

Она. Нет, мы были на берегу озера. Оно было тёмным, и только тонкая лунная дорожка тянулась к нашим ногам.

Он. Ты путаешь. Это было на балконе. Я подошёл и обнял тебя.

Она. Да, нет, же. Это было на берегу озера. И ты боялся притронуться ко мне. Пока я сама не обняла тебя. Ты был такой телёнок. Всё приходилось делать самой.

Он. Никогда я не был телёнком. Ты меня хочешь обидеть.

Она. Ладно, не был. Иди ком не. – Обнимает его.

Он. Что ты меня всё время обижаешь?

Она. Ну, прости. Не буду. Вчера купила по платьицу девчонкам. Радости было, море.

Он. Да…

Она. Подумать только, с первого захода и сразу две внучки. Одна чёрненькая, другая беленькая.

Он. Моя парода.

Она. Что сразу твоя?

Он. А чья?

Она. Твоя, твоя. Ох…

Он. Что?

Она. Спину тянет, сегодня весь день. Протянуло наверно, где то.

Он. То крутишься днями как белка в колесе. Вот и хватает.

Она. А как не крутиться. Пока внучки тут были, надо было крутиться.

Он. Ну, теперь отдохнёшь.

Она. Да, до следующих выходных.

Он. Сколько у нас осталось времени?

Она. А сколько нам нужно?

Он. Смотря для чего?

Она. Для того, что бы понять.

Он. Иногда мне кажется достаточно мгновения, а иногда думаю, что не хватит и жизни.

Она. Сколько бы ни было всё будет наше.

Он. Главное не потерять.

Она. Всё равно утечёт.

Он. Если ты будешь так настроена, то утечёт.

Она. Я не настроена, просто я трезво смотрю на вещи.

Он. Надо надеяться на лучшее.

Она. Хватит меня учить. Достал своими нотациями. Зануда.

Он. Слова не скажу больше.

Она. Помолчи, лучше. – Молчат. Что молчишь? Язык заглотил? – Молчит. – Ну, молчи, себе, спокойнее будет. – Молчат. Он ковыряет в носу, потом вдруг замирает. – Что такое?

Он. Устал.

Она. Устал мой хороший. Но ничего иди сюда, отдохни. – Садиться рядом. – Как быстро летит время. Не успеешь оглянуться, а жизнь прошла. Как песок сквозь пальцы. И вот уже сидишь в пустоте, и слышишь только, как громко стучат часы. Кстати, почему я не слышу часов?!

Он. Потому, что у нас их нет.

Она. Как, нет?

Он. Так нет.

Она. Почему мы жили без часов?

Он. Потому, что времени, у нас было так много, что этот вопрос никогда не интересовал нас.

Она. А теперь он нас очень интересует.

Он. Да, теперь, когда его стало мало, мы хотим знать, сколько его ещё осталось.

Она. Глупости это всё. Зачем? Зачем знать когда?! Ведь гораздо лучше не знать. Можно, например, запарить тесто на утро. Пригласить на обед друзей. Лечь спать с мыслью, встать пораньше и испечь пирог. Уснуть, и всё…

Он. И всё?

Она. И всё.

Он. А зачем?

Она. Не знаю. Так положено. Так случается.

Он. Нет, я о том, зачем всё, то, что было до того, когда случилось и всё?

Она. Не знаю.

Он. А ты не помнишь, что было до того, когда случилось и всё?

Она. Нет. Но наверняка мы были молоды, и не терпеливы. Это было похоже на аттракцион, ты платишь деньги, садишься, Тебя крутят три минуты, закручивая верх ногами. Кого-то до мурашек в животе, кого-то до рвоты, а потом отпускают. И ты ещё долго, стоишь, чувствуя как всё крутиться вокруг тебя, и смотришь на тех, кто только поднимается по ступеням аттракциона, не зная, что их ждёт впереди. Они занимают свои места, и с надеждой смотрят в будущее, крепко впиваясь руками в металлическую ручку.

Он. А знаешь, мне понравилось. Я бы не прочь повторить.

Она. И я.

Он. Только может теперь как ни-будь по-другому.

Она. Да.

Он. Чёрт возьми, я бы дорого дал за то, что бы снова прокатиться на этом аттракционе.

Она. Ты же понимаешь, что это не возможно.

Он. Почему?

Она. Потому, что мы не можем иметь детей.

Он. Потому, что так сказал доктор?

Она. Да. Так сказал доктор.

Он. Мало ли, что сказал доктор. Может он ничего в этом не понимает.

Она. Может и не понимает. Но раз он так сказал, значит, так оно и есть.

Он. А, что он ещё сказал?

Она. Сказал, что зайдёт, как только узнает результаты анализов.

Он. Ему только дай повод зайти.

Она. Прекрати это уже не смешно.

Он. А я не смеюсь.

Она. Хватит, всё уже закончилось. Я запарила тесто, ты починил табуретку. Всё. Конец. Я выхожу из игры. – Бросает подушку. Пошли.

Он. Куда?

Она. Туда, по лунной дороге.

Он. Я боюсь.

Она. Не бойся, это не страшно. Бери меня за руку.

Он. Я не могу.

Она. Что такое? Ты мужчина или нет?!

Он. А если прийдёт доктор?

Она. Я совсем забыла о нём. Впрочем, к чёрту доктора. Пошли.

Он. А как же результаты анализов?

Она. Что нового они могут мне сказать? В путь.

Он. Давай посидим на дорожку.

Она. Хорошо, только минутку. Смотри, как светит луна, нельзя, что бы она скрылась за тучами. Тогда всё пропало.

Он. Но минута это очень мало.

Она. Нет, минута это очень долго. Невыносимо долго.

Он. Не капризничай, это всего лишь одна минута, что она тебе перед вечностью.

Она. Время порой бывает слишком утомительно. Я не в силах больше ждать. – Встаёт.

Он. Нет, постой, что это?

Она. Где?

Он. Там, слышишь.

Она. Я ничего не слышу. Я не хочу больше ничего слышать. Отпусти меня.

Он. Я не могу.

Она. Почему?

Он. Моя рука, она приросла к тебе.

Она. Не говори ерунды. Это всего лишь рука, она не могла пустить корни.

Он. Но она пустила их. Много корней, они пронизывают тебя насквозь. Они вросли в тебя, и я сам стал твоим корнем. Смотри – Пытается освободить свою руку.

Она. Ты делаешь мне больно.

Он. Я пытаюсь освободить твою руку.

Она. Не дёргай, мне больно.

Он. Я не дёргаю.

Она. Нет, ты дёргаешь.

Он. Нет, не дёргаю.

Она. Хватит. Пошли.

Он. Я не хочу. Мне нравилось всё, что было до этого момента.

Она. Ничего не было. Понимаешь. Это иллюзия. Мираж.

Он. Пусть мираж, но он был такой реальный. Я не хочу его терять. Я хотел бы всё вернуть, пусть даже с твоим чёртовым доктором.

Она. Послушай меня, ничего не было. Это всё игра, это не ребёнок это просто подушка. Это просто чёртова табуретка.

Он. А как же твой доктор?

Она. Нет никакого доктора. И никогда не было. Это всё фантазия. Уход сознания от суровой действительности. И корней нет, ты придумал их себе, что бы ни отпускать иллюзию. Смотри, я досчитаю до трёх, и ты разожмёшь свою руку. Раз, два, три, ну…

Он. Я боюсь…

Она. Не бойся, вот так, молодец, видишь, нет никаких корней. Мы абсолютно свободны. Игра окончена. Нас не что больше не связывает.

Он. Там.

Она. Что там?

Он. Там, доктор.

Она. Это не доктор. Это почтальон.

Он. Он тоже афроамериканец?

Она. Нет, он просто чернокожий.

Он. Он очень похож на доктора.

Она. Они все на одно лицо. – Почтальон протягивает конверт.

Он. Что это?

Она. Результаты анализов. – Открывает конверт. Читает.