Czytaj książkę: «Собрание сочинений. Том I», strona 6
39. Получил диплом!
Вот уже более месяца прошло с тех пор, как Дмитрий Уланов получил диплом, а жгучее чувство неудовлетворённости от «трояка», полученного на защите, всё не проходило. «Так усиленно готовился, можно сказать, из кожи лез, получил блестящий отзыв рецензента на диплом и на вопросы отвечал на защите уверенно, но одна грубейшая ошибка в терминологии – и всё насмарку! И ведь сразу же понял, что сморозил глупость, но слово, как говорится, не воробей… Да к тому же и вопрос-то этот задал председатель комиссии. Вот что особенно обидно! Но ничего теперь не поделаешь… Ведь заново защищаться не разрешат. Да и надоела изрядно вся эта канитель с учёбой! Главное, что корочки в кармане и все мучения позади. Теперь можно и немного отдохнуть», – размышлял Дмитрий, сидя за кульманом.
Вчера Юрий Петрович вызвал его к себе в кабинет и начал без обиняков:
– Ну что ж, Дмитрий Викторович, как говорят спортсмены, разминка окончена. Теперь ты дипломированный инженер, и спрос с тебя теперь повышенный. Прикрепляю к тебе двух техников. Сам будешь разрабатывать изделия, а они – деталировать. Если увижу, что сам занимаешься за них деталировкой – пеняй на себя. Шкуру спущу! Помогать, конечно, им надо. И воспитывать ты их обязан, но чертить они должны самостоятельно, причём с самого начала. Ни одной линии на их ватмане не проводи, а то окажешь им медвежью услугу. Ты меня понял?
– Да, понял, Юрий Петрович. Можно идти?
– Иди-иди, дорогой. Желаю успеха!
Вернувшись на своё место, Дмитрий Викторович сразу же увидел, что его ожидают юноша и девушка.
– Присаживайтесь, молодые люди. И давайте знакомиться. Меня зовут Уланов Дмитрий Викторович.
– Оля Лубкова.
– Олег Гриднев.
– Поближе познакомимся, я думаю, завтра. А сегодня я ознакомлю вас с нашими задачами на ближайшее время…
По пути домой Дмитрий Викторович то и дело мысленно возвращался к новичкам. Оля уже окончила техникум и потому имеет некоторые чертёжные навыки. А вот с Олегом дела посложнее – ему придётся всё начинать почти что с нуля. Ведь в школе черчению почти совсем не обучают.
С первого взгляда девушка не произвела на него особого впечатления. У неё были длинные тёмно-русые волосы, серые, несколько раскосые, как у казашки, глаза; очень большой рот с тонкими бледно-розовыми губами; очень слабо развитая, прямо-таки полудетская грудь и худые руки, с чуть заметными прожилками на прозрачной смуглой коже… Однако больше всего угнетало – если не сказать, что действовало отталкивающе, – небольшое родимое пятно на левой щеке, тогда как ему всегда нравилось, когда кожа у кого бы то ни было – в особенности у девушек – абсолютно чистая, без единого пятнышка. Он и сам до сих пор старается по возможности не снимать майку на пляже, хорошо помня, что на спине у него имеется большое родимое пятно. И сколько бы он ни ругал себя в душе за такую чрезмерную чувствительность к подобным мелочам – ничего не мог с собой поделать…
Но через какое-то время Дмитрий Викторович с удовлетворением отметил, что Оля, в отличие от Олега, очень внимательно слушает его объяснения и задаёт всегда дельные вопросы, если ей что-то не понятно. Парень же то и дело со скучающим видом посматривал на часы и оживал лишь тогда, когда наставник откладывал в сторону карандаш со словами: «На сегодня хватит, друзья мои. Теперь можно и по домам!»
А оставшись один на один с кульманом, он каждый раз очень остро чувствовал, что ему не хватает сейчас творческого вдохновения и уверенности в себе. Он хорошо понимал, что ему самому до сих пор необходима помощь Копылова, к которой он уже успел привыкнуть. И всегда принимал её как должное. Дмитрий Викторович нисколько не сомневался в том, что начальник отдела всегда ставит свою утверждающую подпись в графе «ведущий конструктор» автоматически, совершенно не проверяя чертежей. И теперь Юрий Петрович будет полагаться на его опыт так же, как раньше полагался на опыт Копылова. Однако сам-то он отнюдь не был уверен, что в его чертежах нет ошибок. И потому решил показать вечером общий вид и основные узлы только что разработанной установки Людмиле Леонидовне или отцу.
Она ушла на днях в декретный отпуск, а Юрий Копылов перешёл работать в другой отдел. Так что должность начальника конструкторской бригады на сегодняшний день оставалась вакантной.
40. Рано быть начальником…
Как и ожидал Дмитрий, Людмила Леонидовна и в общем виде, и в пояснительной записке с расчётами обнаружила несколько серьёзных ошибок. «Как хорошо, что я показал чертежи и записку сначала ей, – подумал он, – а не отцу». И запрятал их в передней, чтобы они не попались ему на глаза, когда он придёт с работы.
– Мне кажется, – взволнованно говорила Людмила Леонидовна, – что главный твой недостаток в отсутствии уверенности при разработке, а она приходит с годами. И тебе необходимо как можно скорее восполнить все пробелы в знаниях. Но я успела заметить, Дима, что ты подходишь к разработке новаторски. Не могу пока сказать наверняка, но не исключено, что ты склонен к научной работе. Поработай ещё годик за доской, а затем и в аспирантуру. Это было мечтой всей моей жизни. Да и отец твой всегда к этому стремился… Однако ни у меня, ни тем более у него не было возможности поступить в очную аспирантуру, а заочная мало что даёт. У Виктора Парамоновича огромная административная текучка, а у меня – малыш… Так что нам, видимо, уже поздно думать о защите диссертации. Вот тебе, Дима, дерзать сейчас – самое время. Будешь в нашей семье первым кандидатом наук!
– По правде говоря, я ещё не думал всерьёз о науке. Мне кажется, что я для этого ещё не созрел…
– Так всегда бывает: сначала кажется, что рано, а потом становится уже слишком поздно. Тебе ведь уже около тридцати. Это отнюдь не юношеский возраст. К примеру, в Китае ещё в начале XIX века средняя продолжительность жизни была тридцать пять лет, а в некоторых африканских странах и того меньше. У нас же в СССР ты имеешь право до этого возраста поступать в очную аспирантуру, не говоря уже о заочной… Решайся быстрее, но помни, что это не такое простое дело, как может показаться на первый взгляд. Не думай, что захотел и сразу же поступишь. Несколько попыток могут быть и неудачными. А когда поступишь, то будет ещё труднее – выбор темы, проведение теоретических и экспериментальных исследований по своей методике, увязка теории и эксперимента…
– Но согласитесь, Людмила Леонидовна, что сейчас мне нужно, прежде всего, зарекомендовать себя в отделе хорошим инженером, а уж затем – всё остальное. Ведь не бегать же мне каждый раз к вам на консультацию. А вдруг об этом кто-нибудь узнает? Засмеют!
– Ну вот и сосредоточься полностью на работе конструктора. Однако не затягивай и с аспирантурой…
Вошёл Виктор Парамонович, и разговор оборвался.
– Дима! Сегодня со мной разговаривал Юрий Петрович. Он хочет предложить тебе быть начбригом. И я категорически возражал. Как ты считаешь, прав я или нет?
– Конечно же, прав, папа! Какой из меня сейчас начальник бригады? Нет ни достаточных знаний, ни опыта…
– В передней я наткнулся на твои чертежи и расчёты с Люсиными пометками. Их нельзя запускать в производство – они ещё очень сырые и с грубыми ошибками. Это свидетельство того, что ты ещё пока не стал настоящим разработчиком.
– А тебя, Люсенька, – он повернулся к жене, – я прошу не помогать больше Дмитрию. Пусть сам до всего доходит и каждую минуту чувствует на себе груз ответственности. Всю жизнь с няньками не проживёт!
Дмитрий вспыхнул, но сразу же сник, так как ему нечего было возразить отцу.
– А на должность начальника бригады я рекомендовал Копылова. Думаю, что уговорю его вернуться в ваш отдел. Конечно, Симагин и Копылов будут жить как кошка с собакой, но всё-таки сработаются – дело и план заставят. Ведь они должны хорошо понимать, что производство прежде всего. А взаимоотношения – это, в конце концов, не более чем лирика. Да и тот и другой не девицы красные. Как-нибудь разберутся!
41. Два техника
С возвращением в отдел Юрия Степановича всё вошло для Дмитрия в привычное русло. Было теперь и кому проверять его чертежи, и кому консультировать.
Оля и Олег сразу же заметили, что их наставник вздохнул с облегчением и с ними держится теперь не так скованно, как прежде. Правда, реагировали они на это по-разному. Оля всегда очень болезненно воспринимала любой, даже ничтожный, просчёт Дмитрия Викторовича, а Олег, наоборот, никогда даже не пытался скрыть своего злорадства и не упускал возможности поехидничать за его спиной. При этом, как правило, своё недовольство изливал Оле, так как отлично понимал, что она его не выдаст.
Она долго терпела всё это, но однажды не выдержала и взорвалась:
– Ты ещё сам ничему не научился, а других критиковать горазд. Изделие разработать – это тебе не картошку в мундире печь. Посмотрим, чего ты добьёшься в его годы!
– Кончай зудеть, Олька! И без тебя тошно. Надоело мне всё это! – розовое, упитанное, но вместе с тем какое-то рыхлое и апоплексическое лицо Олега исказилось неповторимой отвратительной гримасой.
Оле казалось в эту минуту, что будь она парнем, не задумываясь, плюнула бы в это лунообразное лицо или свалила бы его ударом кулака. Но она была всего лишь худенькой и слабой девушкой, которая отлично понимала, что защитить своего наставника может только словом.
– А почему ты только при мне поливаешь нашего ведущего? При свидетелях ничего не говоришь? Наверное, подзатыльника боишься?
– Зачем я ещё где-то буду об этом говорить? Все и так понимают, что денежки он получает немалые. Стало быть, и отдача должна быть соответствующей. Это с меня особого спроса быть не может. Я за восемь червонцев ломаться не собираюсь!
– Но ведь ты неуч и бездельник, каких свет не видывал! За что же тебе платить больше?
– Не учи меня жить, козявка! Лижи-ка лучше своего твердолобого…
И вдруг он осёкся, увидев, что рядом стоит Дмитрий Викторович. «Неужто всё слышал? – пронеслось у него в голове. – Значит, вытащит куда-нибудь и бить будет!»
Однако, внимательно посмотрев на ведущего, он немного успокоился, потому что лицо его было совершенно невозмутимым. «Слава Богу, пронесло, – с удовлетворением подумал он. – Всё-таки наперёд надо быть поосмотрительнее».
– О чём спорим, молодёжь? – спросил Дмитрий Викторович, сохраняя всё ту же маску бесстрастия на лице.
– Да так, небольшая размолвка. Не стоит внимания, – ответила Оля и повернулась к Олегу. – Ну, тебе теперь всё ясно?
– Пожалуй, – вяло промямлил он и вышел.
А Дмитрий смотрел сейчас на возбуждённое лицо и хрупкую, угловатую фигурку девушки и задавал себе вопрос: «Смог бы я когда-нибудь полюбить её? Судя по тому, как она меня сейчас защищала перед этим оболтусом, Оля имеет сильный, волевой характер. И была бы мне надёжной и верной подругой. Но как к женщине я, кажется, к ней никаких эмоций не испытываю. Уж совсем не в её пользу будет сравнение этого слабенького тельца с пышными, переполненными жизненными силами формами Маргариты Евгеньевны… А вдруг Оля после родов пополнеет? Я слышал, что для многих женщин это в порядке вещей… И опять же это родимое пятно. Неужто она не догадывается, что можно пойти в салон красоты, и там ей как-то завуалируют его…»
– Дмитрий Викторович, вы не могли бы посмотреть вот этот узел? Что-то он у меня никак не получается! – вернула Оля его к действительности.
«Чёрт знает, что иногда в голову лезет», – попытался как-то встряхнуться Дмитрий и подошёл к её кульману.
– Давайте-ка, Олечка, отложим это на завтра. Видите, все уже ушли. Нам теперь придётся закрывать помещение…
– Хорошо, Дмитрий Викторович, – ответила девушка и взяла с подоконника коробочку с ключами. – Я закрою…
42. Первое настоящее чувство
Оля и Дмитрий Викторович вместе вышли через заводскую проходную на улицу.
– Оля, можно вас проводить? – голос Дмитрия предательски дрожал, и горло перехватило от внезапного волнения.
– Да, спасибо. Проводите, пожалуйста. Я как раз очень хотела с вами поговорить. Мне нужен ваш совет.
Некоторое время они шли молча. Оля не знала, как начать разговор. С некоторых пор она всё чаще думала о выборе профессии; вернее, о своей специализации. Сначала она считала, что во что бы то ни стало должна стать разработчиком. Но ведь они очень разнятся. Взять, к примеру, Юрия Степановича. Он разрабатывает электросхемы. «У меня к этому, безусловно, склонности нет. Правда, я могла бы с некоторым трудом разобраться в схеме работы лифта или в пусковом устройстве турбогенератора… Но о том, чтобы самой разработать какую-то электросхему, не может быть и речи. А если подойти к чертежу Людмилы Леонидовны, то можно с ума сойти от такого количества видов, разрезов… Опять же надо очень хорошо разбираться в допусках и посадках! А какое у меня должно быть пространственное воображение, чтобы представить всю конструкцию сначала в голове, а затем перенести этот замысел на бумагу? Да и потом эта схема или чертёж пойдут в цех: сначала к технологам, потом на сборку. А вдруг в них найдут мою ошибку?
Нет, это мне точно не по силам! Что же мне остаётся? Пожалуй, у меня два пути: экспериментальная отработка изделий, то есть их испытание или разработка на них технической документации, стандартов, нормалей… Вот и получается, что я должна идти в отдел стандартизации. Благо, что там сейчас идёт укомплектовка кадрами. Ведь отдел совсем недавно выделился из службы главного технолога…
После окончания вуза буду разрабатывать стандарты или проводить нормативный контроль чертежей. Правда, злые языки поговаривают, что стандартизатор – это несостоявшийся конструктор. Но постараюсь быть выше этих разговорчиков и своим трудом доказать, что стандартизаторы не только числятся инженерами-конструкторами, но и приносят огромную пользу производству. А так как я буду вкладывать в это дело свою душу, то результат не замедлит сказаться. Кроме того, и это главное, я буду уверена, что выполняю важную и творческую работу…
Интересно, одобрит ли мой выбор Дмитрий Викторович?»
Оля чувствовала, что молчание затянулось, но она видела, что ему хорошо идти молча с ней рядом. Может быть, потому что не так уж часто он провожал девушек. А может, просто не знает, о чём с ней можно сейчас говорить?
43. Неожиданное признание
Наконец Оля решилась нарушить затянувшееся молчание:
– Дмитрий Викторович, я давно уже жду случая поговорить с вами наедине. Дело в том, что скоро исполнится пять лет, как мы вместе с Виктором Парамоновичем занимаемся в литкружке. Правда, меня больше интересовала поэзия, а вашего отца – проза. Очень жаль, что он перестал ходить на занятия. Наш руководитель, Алексей Акимович, возлагал на него большие надежды… Теперь о главном. С некоторых пор Юрий Петрович попросил меня следить за успехами и неудачами Виктора Парамоновича на литературном поприще и регулярно докладывать ему об этом. Он всегда опасался, что ваш отец может и защитить диссертацию, и добиться успехов в литературе… И потому делал всё, чтобы завуалировано помешать ему и в том, и в другом. Он также до самого последнего момента возражал и против назначения Виктора Парамоновича главным инженером. Но, к счастью, руководство завода и партком к его мнению не прислушались… Я решилась рассказать вам об этом потому, что перехожу в другой отдел. Буду заниматься разработкой стандартов – это мне ближе, чем работа с чертёжной доской. Да и Копылов не случайно уходил из нашего отдела – не сработался с шефом. И сейчас Юрий Петрович продолжает на него коситься, хорошо понимая, что как только ему исполнится шестьдесят, Юрия Степановича вполне могут поставить на его место… Я всё говорю, говорю и даже совсем не поинтересовалась, хотите ли вы это слушать. Может быть, вам это и не интересно?
– Ну, что вы, Оленька! Вы прямо-таки потрясли меня своим рассказом. Теперь я должен как-то переосмыслить всё это…
– А можно задать вам вопрос, вернее, два вопроса?
– Конечно! Но почему вы спрашиваете?
– Я решилась задать их, Дмитрий Викторович, только потому, что мы теперь будем работать в разных отделах и видеться будем гораздо реже. Итак, первый – слышали ли вы наш спор с Олегом? И второй – могла бы я вам когда-нибудь понравиться, если бы была более привлекательной?
После этих слов Дмитрий вздрогнул, остановился и, взяв девушку за руки, повернул к себе.
– На первый вопрос я отвечать не буду. Ведь слышал я ваш разговор или нет, мне кажется, никакого значения не имеет. Не стану же я сводить счёты с этим сопляком! А на второй вопрос отвечу с искренним удовольствием… Мне с вами, Оленька, всегда было хорошо, а сейчас – особенно. И я благодарю судьбу за то, что вы стоите сейчас передо мной, причём такая, какая есть! И другой мне не надо…
Они стояли друг против друга, взявшись за руки. И всё время, пока Дмитрий говорил, Оля не поднимала головы. Но после этих слов она вскинула на него счастливые, полные беспредельной нежности глаза и тихо сказала:
– Мне кажется, что всё это – сон…
44. Юбилей
Своё пятидесятилетие Виктор Парамонович намечал отметить скромно, в семейном кругу. Но из этого ничего не получилось. На заводе в день юбилея ему устроили такое торжественное и вместе с тем трогательное чествование, что у него пересохло в горле от волнения, и он не мог ничего сказать в ответ, пока не отпил немного воды.
Это было перед обедом. А около двух часов он позвонил домой и сказал, что вечер переносится в ресторан «Нева» у Северного речного вокзала. Стол заказан на пятьдесят персон, в связи с чем просил срочно подготовить пригласительные билеты.
Кроме того, просил помочь ему обзвонить всех, кто будет приглашён на субботний юбилей.
Итак, львиная доля забот по подготовке банкета легла на жену и сына. А ведь у них именно в эти дни было много и других забот. Людмила Леонидовна не могла отойти от новорождённой Верочки и пятилетней Светы, а Дмитрию предстояло послезавтра сдавать последний экзамен в аспирантуру. И через какие-то две недели у него свадьба…
Они с Олей долго обсуждали, где будут жить. Оба твёрдо стояли на своём. При этом каждый считал, что лучшие условия, конечно же, у него. В результате решили бросить жребий. Случай был на стороне Оли. Так что Дмитрию предстояло вскоре перебираться в её квартиру.
Когда вечером Виктор Парамонович пришёл домой, то увидел, что большой обеденный стол весь устлан пригласительными билетами, а жена и сын скрупулёзно вписывают в них фамилии приглашённых и ставят очередную галочку в списке.
– Да, задал я вам работку, друзья мои! Бог свидетель – не хотел я никакого банкета, но так и не удалось отвертеться. Сам начальник главка обещал быть…
– Вот завалю кандидатский экзамен по специальности! Ты, отец, будешь виноват, – с улыбкой откликнулся Дмитрий.
– Не прибедняйся, пожалуйста, Димок. Ты успеешь хорошо подготовиться, – вступилась Людмила Леонидовна. А если и завалишь – не заплачем. Злее будешь – быстрее защитишься! Эту осечку мы тебе простим и с лихвой компенсируем твоей свадьбой. На ней ты быстро обо всех своих неудачах забудешь!
Все громко и весело рассмеялись.
45. Собеседование
На своей свадьбе Дмитрий познакомился с двоюродным братом Оли – Романом Захаровичем Шатковым.
Это был худощавый черноволосый мужчина лет сорока. Говорили, он пишет диссертацию по автоматизации тепличного производства и имеет несколько десятков изобретений по этой тематике. Кроме того, он так же, как и Оля, увлекается поэзией и посещает вместе с ней литературный кружок.
Одно время Роман совсем было собрался переходить из НИИ на завод, в отдел Юрия Петровича, но собеседование с будущим начальником оставило у него в душе горький осадок. Романа прямо-таки шокировало тогда поведение Симагина. Он, кипя от негодования, всё пытал сестру – как же могло получиться, что такой бездарь уже много лет возглавляет большой коллектив. Оля отмахнулась тогда от него дежурной фразой, что, мол, пути Господни неисповедимы. И больше он от неё ничего не добился…
И лишь спустя полгода Роман случайно узнал, что Симагин, оказывается, очень гордится своей «новой системой» подбора кадров. И более того, предрекает ей большое будущее. Суть этой системы весьма проста. Не забывая ни на минуту, что кадры куют успех, Юрий Петрович скрупулёзно отрабатывал процедуру собеседования с новичками. А с некоторых пор она даже приобрела форму тестов. При этом вопросы задавались самые различные. Однако где-то в середине беседы обязательно задавался, казалось бы, самый естественный и невинный вопрос: «А как вы проводите своё свободное время?» Если испытуемый говорил, что он много читает; что-то коллекционирует, например, этикетки спичечных коробок или составляет гербарии засушенных бабочек и тому подобное, то он, как правило, не принимался на работу. И наоборот, если претендент, к примеру, водит машину и умеет её ремонтировать; оформляет заявки на изобретения, имеет связи в сфере торговли, то при условии наличия других необходимых (в том числе, конечно, и деловых качеств) обязательно принимался на работу в отдел.
«Мы живём в такую эпоху, – любил повторять Юрий Петрович, – когда и хобби сотрудника должно приносить начальнику какую-то выгоду. Я уже не говорю о необходимости максимальной отдачи на работе – это само собой разумеется. Если бы у нас была такая же интенсификация труда, как, например, в Японии, то мы бы с вами как сыр в масле катались. При этом нужно правильно загружать людей. Один может тянуть за двоих-троих, а другой – хоть и из кожи вылезет – но не выдаёт и половины нормы. Третий всё время сидит на больничном, четвёртый просто сидит в отделе для моих спецзаданий. Ибо в технике он ноль… Но если сотрудник не может как следует проявить себя на работе – серого вещества в мозгу не хватает, – то пусть хотя бы компенсирует этот свой недостаток каким-то полезным (для меня лично, конечно) хобби и на работе, и после работы. Главное же в том, чтобы каждый работник понимал, что он должен приносить какую-то пользу и обществу, и начальнику. Вот тогда у нас в отделе будет полная гармония…»
Такими или примерно такими мыслями и высказываниями постоянно тренировал свой мозг Юрий Петрович Симагин. И при этом всемерно и весьма энергично проводил их в жизнь.
Дмитрию удалось уединиться и поговорить с Шатковым только тогда, когда гости уже начали расходиться. Роман Захарович обещал помочь своему новому знакомому в работе над диссертацией.
«Ведь как-никак уже около десятка лет корплю над своей сельскохозяйственной темой. Опыта сам поднабрался и смогу теперь предостеречь тебя от моих ошибок», – сказал он Дмитрию на прощание.
