Czytaj książkę: «Собрание сочинений. Том I», strona 5
33. О начальнике
Юрий Степанович возвращался с совещания, когда на улице уже начали сгущаться сумерки. Не раз и не два он пытался разобраться в сложных чувствах, которые испытывал к начальнику отдела. Он хотел выработать какую-то определённую линию поведения по отношению к этому человеку. И не мог. Не получалось.
Он знал, что Юрий Петрович – единственный в своём роде и неповторимый «экземпляр» руководителя-номенклатурщика: болезненно самолюбивый, тщеславный и завистливый. Если когда-нибудь хвалили не его, а какого-то другого начальника, пусть даже и заслуженно, то он воспринимал это не иначе, как личное для себя оскорбление.
Основной же движущей силой Юрия Петровича была зависть к людям, которые, будучи одного с ним возраста или даже моложе его, успели добиться большего, чем он. И как ни странно, может быть, именно благодаря этой черте своего характера в немалой степени он был обязан и тому, что защитил диссертацию, что его назначили начальником одного из самых больших на заводе отделов.
Главным же для него всегда было правильно выбрать для себя лидера. Правда, сначала он намечал несколько кандидатур, которые на одну-две ступеньки стояли выше его. Однако через какое-то время, после мучительных раздумий и тягостных сомнений, он оставлял, в конце концов, одного. При этом он был глубоко убеждён в том, что этот «выскочка», как он величал своего очередного лидера, вырвался вперёд отнюдь не благодаря своим способностям или трудолюбию, а лишь потому, что попал в струю и вовремя получил протекцию от какого-то высокого чиновника. «Если нет третьей ноги, которой бы тебя всё время толкали под зад, то есть если ты не блатной, считай что ты инвалид», – без устали повторял Юрий Петрович своим сослуживцам. «Вот ежели бы меня кто-нибудь подтолкнул, хотя бы самую малость, то был бы я сейчас как минимум замначальника главка…» – и каждый раз после этого откровения он задумчиво закатывал глаза, причём у собеседника неизменно складывалось впечатление, что в этот момент Юрий Петрович одновременно смотрит в разные стороны.
Вскоре после защиты кандидатской диссертации он вызывал по очереди к себе в кабинет – Юрий Степанович как сейчас это помнит – всех, кто, по его сведениям, занимается в литкружке, и внушал им, причём на полном серьёзе, что они должны со временем (когда достигнут необходимого мастерства) стать его биографами. «Следите за каждым моим шагом и словом, вникайте в стиль моего мудрого руководства. Сейчас я стал кандидатом технических наук. Но не успеете оглянуться, как я буду сначала доктором наук, а затем и членом-корреспондентом РАН… И если вы не сохраните для истории важнейшие подробности моей жизни, то потомки нам этого не простят», – тихим, вкрадчивым и ровным голосом говорил он обычно кому-то из них. И при этом очень внимательно следил за выражением лица собеседника, дабы не упустить «кощунственную усмешку», если таковая, не дай Бог, промелькнёт по лицу будущего «биографа».
Если же Юрий Петрович убеждался, что на кого-то эти проповеди не действуют, то без особого труда находил способ от него избавиться. И ведь надо же было так распорядиться судьбе, чтобы этот страдающий манией величия человек действительно обладал от природы волшебным даром безошибочно подбирать людей для работы в своём отделе. При этом он всегда делал и правильную расстановку сил. За все пятнадцать лет работы начальником его коллектив не только ни разу не сорвал план, но и, как правило, занимал призовые места в заводском соревновании.
«Я никогда не считал, да и сейчас не считаю, себя хорошим разработчиком, но зато убеждён в том, что никто и никогда не упрекнёт меня в слабости руководства или недостаточно правильном воспитании подчинённых», – нередко говаривал он.
И сейчас в ушах Юрия Степановича ещё стояла фраза, обронённая шефом на последнем совещании: «…А ваше дело, товарищ Копылов, не „разговоры разговаривать“ и шпильки бросать в адрес руководства, а получше „работу работать“ – электросхема установки должна быть сдана на утверждение в установленный срок. И кроме того, запомните сами и знакомым своим передайте, что я не потерплю подрыва основы основ, то есть принципа единоначалия и авторитета руководителя. Вот когда доверят вам отдел, тогда и будете свои порядки устанавливать…»
Ах, как жалел сейчас Юрий Степанович, что не дано ему литературного таланта природой, а то не пожалел бы он красок для описания чудачеств этого кичливого и самовлюблённого псевдоруководителя…
34. Об изобретательстве
На следующий день Юрий Степанович, как и обещал, дал Дмитрию чертёж общего вида установки и техническое описание на один из узлов.
– Твоя задача – как можно быстрее разобраться в алгоритме работы установки и сделать электросхему распределительного узла. Срок – дня полтора. Будет что-то непонятно, обращайся ко мне. Я помогу.
Дмитрий сразу же после этого разговора обложился учебниками и справочниками, чтобы найти в них какие-то фрагменты будущей схемы.
До обеда Копылов внимательно наблюдал за своим подопечным, но ничего ему не говорил. Однако он уже понял, что в ближайшее время ожидать от юноши какой-то действенной помощи не приходится. Поэтому после обеденного перерыва он подошёл к Дмитрию и сказал:
– Ну а теперь давай-ка побеседуем немного об изобретательстве. Это тебе очень поможет в нашей работе. Ведь все наши разработки должны быть на уровне мировой новизны.
Юрий Степанович вдруг вскочил и стал медленно прохаживаться из угла в угол, как будто пытался определить площадь комнаты лишь с помощью одной гипотенузы.
– Возьмём, к примеру, обыкновенный стул. Ведь и на него кто-то когда-то тоже получил патент. Хоть это и кажется нам сейчас невероятным. Так вот, до изобретения стула была известна табуретка. Стало быть, и возьмём её за ближайший аналог, то есть за прототип. А теперь попробуем составить формулу – или как иногда говорят – предмет изобретения. Табуретка, состоящая из сидения и четырёх ножек (это ограничительная часть формулы), о т л и ч а ю щ а я с я тем, что с целью удобства расположения на ней тела человека сидение снабжено спинкой, выполненной в виде рамки… и так далее. (Это уже отличительная часть формулы.)
Он выдержал паузу, затем продолжил:
– Конечно же, я очень схематично и условно попытался на примере стула показать тебе лишь самый принцип составления формулы изобретения. На практике всё это выглядит гораздо сложнее. Но об этом – в следующий раз. Пока что, я думаю, для тебя вполне достаточно и этой информации… Перевари её и попробуй самостоятельно составить несколько таких формул, хотя бы для начала опять на что-нибудь из мебели… Это так называемые конструктивные изобретения – или, как принято говорить у изобретателей, – изобретения «на устройство». Ну а завтра я расскажу тебе, как составляется заявка на «способ» и «вещество»…
На следующий день Юрий Степанович подошёл к Дмитрию сзади и, обняв его за плечи, дружески притянул к себе:
– Я вижу, конечно, что ты стараешься. Вон сколько бумаги перевёл! Но, к сожалению, опыта по разработке схем у тебя пока никакого нет. И потому начнём изучать эту премудрость с нуля… Главное – ты должен хорошо представить, как и в какой последовательности работает каждый элемент нашей электросхемы, а уж затем вычёрчивать что-то на бумаге… Надо научиться мыслить и рассуждать (про себя, конечно) логично и досконально знать устройство всех основных силовых и коммутационных элементов. А сейчас сходи-ка к электромонтажникам и посмотри, как рабочий класс трудится. Это тебе ой как сейчас необходимо!
Когда Дмитрий вошёл в комнату монтажников, то очень удивился, увидев сидящую к нему спиной Маргариту Евгеньевну, которая темпераментно рассказывала что-то четырём обступившим её парням. Он встал позади неё и стал ждать, когда она закончит свой рассказ, чтобы потом познакомиться с монтажниками.
Не замечая его, Маргарита Евгеньевна возбуждённо продолжала:
– Мне кажется, ему суждено быть неудачником. Делал попытку чертить каркасы корпусов – не получилось, пробовал разрабатывать электросхемы – опять осечка! Что же касается его способностей, как Дон Жуана…
– Здравствуйте! – прервал её рассказ Дмитрий, поняв, что речь идёт о нём. – Извините, товарищи, но Юрий Степанович посоветовал мне с вами познакомиться. Хочу освоить пайку электросхем…
Малюгина резко обернулась на знакомый голос, и все увидели, как её круглое лицо начинает заливаться густой краской. А ещё через минуту она уже метеором вылетела из монтажной мастерской.
35. Застукал!
Лишь теперь Дмитрий по-настоящему понял, как была права и дальновидна Людмила Леонидовна, когда предупреждала его о возможных сплетнях в его адрес. Пришлось ему испытать на себе и коварство бывшей мачехи, которая заманила его к себе домой, чтобы трезвонить сейчас о нём направо и налево.
«Видимо, она решила отомстить таким образом моему отцу за то, что он оставил её?» – с горечью думал Дмитрий, и сердце его сжималось от этой страшной догадки. «А когда это известие дойдёт до моего отца, каким это будет для него ударом! Но ведь должен же быть какой-то выход? Прежде всего, необходимо нейтрализовать Малюгину. Но как это можно сделать? Правда, теперь появилась надежда, что она хотя бы на какое-то время перестанет сплетничать, раз я её застукал. Что же касается моей работы, то я попрошу Юрия Степановича давать мне задание на дом. Лишь бы побыстрее добиться какого-то ощутимого результата!»
Пребывая в таком подавленном настроении, он не заметил, как к его столу тихо подошла Людмила Леонидовна. Постояв некоторое время в нерешительности, она всё-таки обратилась к Дмитрию:
– Мне нужно с вами поговорить, Дмитрий Викторович.
– Да-да, пожалуйста, Людмила Леонидовна!
– Пойдёмте-ка со мной…
Как только они вышли в коридор, Людмила Леонидовна начала рассказывать:
– Сегодня Малюгина не вышла на работу. А ведь я ещё вчера заметила, что она была чем-то очень озабочена. По моей просьбе Юрий Степанович зашёл к ней домой, чтобы узнать что случилось. Оказывается, она серьёзно заболела, и её уже доставили в больницу. Не могли бы вы навестить её?
– Не беспокойтесь, Людмила Леонидовна, я сегодня же вечером навещу Маргариту Евгеньевну…
36. Злокачественная опухоль
Прежде чем зайти в палату к Маргарите Евгеньевне, Дмитрий решил поговорить с лечащим врачом. Он сказал, что больная была доставлена в приёмный покой каретой скорой помощи. Она жаловалась на периодические сильные боли в области левой груди. Основную причину заболевания сама Маргарита Евгеньевна видела в сильном стрессе на производстве. Об этом она подробно рассказала врачу. Он сразу же проникся к ней искренним сочувствием. Между прочим, от неё не укрылось, с каким вожделением и восторгом смотрел он на её роскошные формы, пока она рассказывала о своих бедах.
«Если всё обойдётся, обязательно ещё не раз навещу этого милого очаровашку после выписки из больницы. Может быть, Бог даст, у нас с ним что-то ещё сложится», – подумалось тогда ей…
Однако снимок показал, что опухоль злокачественная. Когда врач передавал этот снимок Маргарите Евгеньевне, в его глазах стояли слёзы…
Консилиум врачей принял единственно правильное решение – удалять поражённую раком грудь, дабы вторичные очаги болезненного процесса не появились в новых местах её организма…
И вот сегодня, следуя совету лечащего врача, Дмитрий не стал заходить в палату, где лежала Маргарита Евгеньевна, а только передал через дежурную медсестру записку от сослуживцев и фрукты.
37. Суицид
Выписавшись из больницы, Рита Малюгина твёрдо решила не появляться больше в отделе. Зная свою натуру, она хорошо понимала, что, потеряв привлекательность, уже никогда не сможет быть весёлой и непосредственной, как прежде. Ей было вполне достаточно увидеть рубец в том месте, где совсем недавно находилось нечто, что было главным её достоинством, чтобы сразу же начать обдумывать детальный план самоубийства.
«Я слишком привыкла к тому, что своей буйной красотой и сногсшибательными нарядами легко покоряю сердца мужчин. Теперь же я буду вызывать у них в лучшем случае жалость и сострадание, а в худшем – неприязнь и отвращение… О женщинах же лучше вообще не думать. Любая из них теперь отыграется на мне, если захочет. Даже „плоскодонки“ с нулевым номером бюста могут унизить меня!» – с горечью думала она. И её огромные серые глаза не просыхали от слёз…
Приняв в тот же вечер окончательное решение, она делала всё уже почти автоматически. Нашла чистый лист бумаги, села за стол и быстро написала: «Дорогие мои, Витюша и Дима! Простите меня, если можете, за всё. Об одном вас только прошу – берегите Светика. Мне ждать от жизни больше нечего… Прощайте!» Записку эту она почему-то не подписала.
Затем она открыла воду в ванной и положила на туалетную полочку пачку лезвий для безопасной бритвы. Когда ванна наполнилась на половину тёплой водой, она, как была, в халате, легла в неё. Очень медленно вынула из обёртки лезвие и вдруг резким молниеносным движением полоснула им по кисти левой руки, а затем сразу же опустила её в воду…
Уже через несколько минут Рита почувствовала, что её сознание начинает медленно угасать. В голове мелькали теперь лишь какие-то беспорядочные, хаотичные обрывки мыслей: «…Витюша, почему вначале ты предпочёл меня, а не… Будь же смелее, Дима… Светик, не забывай свою…»
Когда ванная переполнилась и алая полупрозрачная вода начала заливать квартиру, глаза Риты Малюгиной уже закрылись навсегда…
38. Разговор на кладбище
Вскоре после похорон Риты Малюгиной автобусы с детьми заводского детского садика должны были прибыть из Малых Вязём в Москву.
Отец и сын Улановы вместе с Людмилой Леонидовной пока ещё стояли у могилы только что похороненной Риты. Они разговорились…
– Да, жизнь заметно видоизменилась, – задумчиво говорил Виктор Парамонович. – Вспоминаю себя рядовым инженером. Тогда мне было около тридцати. Казалось, что буду вечно молодым и вся жизнь ещё впереди. И тогда в резерве на выдвижение – я имею в виду административные должности – числились сотрудники до сорока – сорока пяти лет. А после этого возраста работник уже считался неперспективным. Однако в последние годы налицо заметная переоценка ценностей.
Вот, например, выступал недавно крупный учёный из Сибирского отделения Академии наук. Он, между прочим, отметил, что у них почти все руководители важнейших строек имеют возраст до тридцати! Или вспомним, что наиболее значительные открытия в науке и особенно в области математики и физики также делаются в двадцать пять – тридцать лет.
Нередко и основной движущей силой науки в НИИ являются молодые учёные и аспиранты. Они наиболее активны, пока зарабатывают учёную степень, а затем, как правило, успокаиваются и «скисают». Положат в карман кандидатский диплом и плывут по инерции многие годы, если не всю жизнь. А какое-то материальное положение, между прочим, уже завоёвано. Во всяком случае, некоторая надбавка к окладу и определённый запас прочности…
– Добавлю в развитие этого, – перебил его Дмитрий, – что на Западе работников после сорока зачастую уже считают отработанным материалом.
– Так вот и я говорю, – продолжил свою тираду Виктор Парамонович, – что и в сорок, и в пятьдесят, и в ещё большем возрасте работник ни в коем случае не должен снижать своей активности! Могу привести сотни примеров, когда и учёные, и писатели, и художники достигали пика и подлинного расцвета в своём творчестве после пятидесяти лет. И продолжали творить ещё многие годы, оставляя миру свои вершинные произведения, нередко в последние годы жизни.
– А мне кажется, что основой для всякой личности являются его индивидуальные особенности, – вступила в полемику Людмила Леонидовна. – Ведь бывает, что один человек может и в пятьдесят лет выглядеть молодым и сил сохранить на троих, другой же только подходит к сорока, а уже стал полной развалиной. Всё зависит от здоровья – пошатнётся оно, и любой человек поневоле покатится вниз. Не будем при этом брать в расчёт таких незаурядных личностей, как Алексей Маресьев или Николай Островский, – они исключение…
– Нужно уметь ставить перед собой на каждом этапе, например, на одну пятилетку, реальную цель и, не щадя себя, идти к ней, не распыляясь при этом на мелочи. Именно поэтому я очень ценю в человеке два качества – целеустремлённость и силу воли. Если же он делает неправильную раскладку сил и не выполнит поставленную задачу один раз, затем другой и третий, то рано или поздно надломится, получив серьёзную моральную травму, и выходит из игры, пополняя армию неудачников… Тем более он страдает, если не успел утратить после серии осечек свою болезненную амбициозность и не снял с повестки дня свои честолюбивые планы. В этом случае он неизбежно становится ещё и завистником, – Виктор Парамонович заметно волновался, когда говорил всё это. Он не смотрел, по своему обыкновению, на собеседников и нервно потирал руки.
Ему пришлось судорожно глотнуть воздух, прежде чем он мог продолжать говорить:
– Конечно, вам может показаться, друзья мои, что я изрекаю прописные истины. Но ведь и вся жизнь человеческая состоит главным образом из мелочей, банальностей и этих самых прописных истин. Где-то в чём-то чуть-чуть не дотянул, где-то не хватило времени, что-то не рассчитал… А в результате – неудача и, как следствие, разочарование, упадок сил…
Или взять, к примеру, вопрос, нравится ли человеку его работа. От этого зависит если и не всё, то очень и очень многое: правильно ли выбран жизненный путь, по силам ли ему эта работа, есть ли перспектива для роста, сможет ли он стать профессионалом в своём деле? И не торопитесь, дорогие мои, сразу же отвечать на все эти вопросы! Ибо это не так легко, как может показаться на первый взгляд. Если бы я почаще задавался подобными вопросами, то избежал бы очень многих ошибок…
– Как, папа, неужто ты считаешь, что совершал в жизни серьёзные ошибки? Тебе ли сетовать на судьбу? Ведь ты так многого уже добился! – воскликнул Дима. – Уж кому-кому, а тебе-то грех жаловаться: любимая работа; главный инженер завода, причём всеми уважаемый… Чего же ещё желать?
– Всё это так. Однако я могу насчитать и немало промахов в жизни… Во-первых, мечтал стать учёным – не получилось; во-вторых, надеялся добиться успехов в литературе – опять осечка… Так что я бы не торопился записывать себя в разряд счастливцев. А ведь всё могло быть совсем иначе! Стоило только более осмотрительно и вдумчиво намечать жизненные рубежи… Короче, я призываю вас, пока вы оба ещё очень молоды, торопитесь жить, не транжирьте время, чётче прогнозируйте свои задачи на каждый год, месяц, неделю… И будете получать радость от каждого, даже и небольшого успеха. Вы будете счастливыми! Я заклинаю вас – почаще вспоминайте эти мои слова…
Виктор Парамонович опустил голову и как-то весь сгорбился, осунулся. И, пожалуй, впервые за последнее время Дмитрий заметил, что отец заметно постарел.
– А всё-таки, друзья, лучшими годами своей жизни я считаю последние восемь-десять лет. Более того, мне думается, что вообще самым лучшим периодом в жизни человека является возраст примерно от тридцати пяти до пятидесяти лет. Именно в эти годы – про себя я называю их не иначе как «золотым возрастом» – человек уже успевает чего-то добиться в жизни, хорошо знает свои потенциальные возможности, расстаётся с манией величия, если был ею заражён в молодые годы, и просто от души наслаждается жизнью, – с пафосом, который трудно было от него ожидать, произнёс Виктор Парамонович.
– Ничего, конечно, не могу пока сказать определённого насчёт «золотого возраста», ведь я его ещё не скоро достигну, – подхватил тираду отца Дмитрий, но самым сложным и захватывающим периодом для себя я считаю последнюю пару-тройку лет…
– Я согласна с тобой, Дима. Именно твои теперешние годы были и для меня периодом становления.
– Конечно же, каждый из нас по-своему прав, друзья… Однако с минуты на минуту придёт автобус с детьми, а мы ещё не решили, где будет жить Светик, – задумчиво произнёс Виктор Парамонович и посмотрел на часы. – Пора идти встречать!
– Мне кажется, Светочка нисколько не удивится, а даже обрадуется, если некоторое время поживёт у меня, – сказала Людмила Леонидовна. – Ведь вы помните, что Рита частенько просила меня забирать Свету из садика. А как только она привыкнет ко мне, мы переедем к вам…
– Да, пожалуй, так будет лучше, – тихо ответил Виктор Парамонович и вопросительно посмотрел на сына.
– Огромное спасибо вам, Людмила Леонидовна! За всё… – растроганно вымолвил Дмитрий, не замечая, что в его глазах стоят слёзы. Но это были слёзы радости…
