Czytaj książkę: «Собрание сочинений. Том I», strona 3
17. Мачеха
На заводе оживлённо обсуждали женитьбу Виктора Парамоновича на Рите Малюгиной. Все хорошо знали, что он более чем на пятнадцать лет старше её, что она вертушка, лентяйка. Он же, наоборот, до фанатизма любит свою работу, а в обществе женщин всегда чувствует себя скованно и потому старается по возможности избегать этого общества. Многие помнили также о его симпатии к Люсе Романовой и именно глубоким чувством к нему объясняли её бегство из Москвы. Казалось, что эта пара прямо-таки создана друг для друга, а более непохожих людей, чем Рита и Виктор Парамонович, в природе просто не существует…
И вдруг такая развязка!
Как и следовало ожидать, Рита сразу же после женитьбы взяла расчёт. Она без малейшего сожаления расставалась со своим коллективом и ни от кого не скрывала, что всегда мечтала как можно быстрее стать домохозяйкой.
Дима невольно сравнивал эту молодую, по-деревенски выносливую и очень энергичную в хозяйских делах женщину с покойной матерью и никак не мог приноровиться к мачехе. С одной стороны, он не мог не отметить, что с приходом в дом Маргариты Евгеньевны отец как бы ожил и стряхнул с себя оцепенение и безразличие ко всему, что так или иначе не было связано с работой. Но с другой – их жизнь уже не текла так размеренно и спокойно, как при матери.
Новая хозяйка внесла со своим приходом в их семью, в их жизненный уклад, можно сказать, кардинальные перемены. Прежде всего, она составила подробнейший список мебели, одежды и бытовых предметов, которые, по её мнению, совершенно необходимы и потому их надо купить в самое ближайшее время. Затем она взяла слово с мужа, что каждую неделю он обязательно будет сдавать ей в печать один-два своих рассказа с тем, чтобы она рассылала их по различным редакциям газет и журналов на рецензирование.
Дима должен был теперь строжайше соблюдать распорядок дня и давать ей полный отчёт о своих учебных делах. Кроме того, мачеха потребовала, чтобы он познакомил её со всеми своими дружками, дабы она имела полное представление о том, с кем он водится и как проводит свой досуг.
Под её руководством вся семья по средам и субботам занималась генеральной уборкой квартиры, которая затягивалась нередко до глубокой ночи. Однако самым любимым её занятием было сначала самой, а затем с помощью мужа составлять список приглашённых, так как приём гостей хотя бы раз в месяц стал для них обязательным.
18. Первый сбой
По правде говоря, Виктор Парамонович никак не ожидал, что так быстро окажется под пятой у супруги. Это получилось совершенно естественно, как бы само собой, так как после смерти своей первой жены он всё, что не имело отношения к работе, пустил на самотёк. И теперь он даже находил особую прелесть в том, что продолжает плыть по течению и беспрекословно подчиняется молодой жене. Он был очень благодарен Рите за то, что она не побоялась выйти замуж за человека намного старше её.
Именно Рита вывела его из состояния апатии, которое он объяснял возрастной перестройкой организма. Ему казалось – всё, что она делает в течение дня, – это лишь подготовка, некая прелюдия к ночным ласкам. Обычно Рита заканчивала свои дела по дому около одиннадцати. Облачившись в ночную рубашку, едва доходившую ей до колен, она подкрадывалась к мужу, который в это время ещё сидел, как правило, за письменным столом или в кресле с книжкой в руках, и прижималась к нему своим необычайно полным, жарким телом…
– Пора, пора, мой дорогой повелитель! – нежно шептала она и многозначительно кивала на чуть приоткрытую дверь спальни.
Виктор Парамонович подходил к изголовью кровати, почему-то крадучись, и начинал медленно раздеваться. Как только эта процедура подходила к концу, Рита стремительно вбегала в спальню, грузно садилась на кровать, рывком через голову стаскивала рубашку и принимала мужа в свои любвеобильные объятия со словами: «Ну а теперь посмотрим, Витюша, как ты меня сегодня любишь!» И каждый раз она с глубоким удовлетворением отмечала про себя, что он с какой-то первобытной животной яростью и кровожадностью набрасывался на её огромное пышное тело…
Конечно же, Виктор Парамонович отлично понимал, что у него ненадолго хватит сил на то, чтобы почти ежедневно с таким пылом и страстью, эдаким безудержным темпераментом доказывать жене на пятом десятке, «как он её любит». Разве только он не мог знать, как скоро и в какой именно день произойдёт эта неизбежная осечка. Но, однако, ничего не мог уже с собой поделать.
А первый сбой наступил у него месяца через три. Правда, он остался почти незамеченным супругами, так как стало очевидным, что Рита забеременела. И в их связи наступил вынужденный перерыв…
19. Грудь мачехи
Дима заметно отставал в развитии от своих сверстников. Он был несколько ниже среднего роста, очень худой, угловатый, какой-то вялый и безразличный ко всему. Его не увлекали ни техника, ни спорт, ни книги. Но зато впечатлительность и платоническая влюблённость не столько в своих сверстниц, сколько в уже сформировавшихся физически девушек и молодых женщин доходили у него прямо-таки до болезненных размеров. Он мог часами смотреть в окно на прохожих, сразу же выбирая из людского потока и пожирая глазами полных и преимущественно светловолосых женщин. Именно они были его навязчивой мечтой и пробуждали в нём неясные желания. И образ Маргариты Евгеньевны как бы сфокусировал в себе все эти ещё не осознанные чувства и являлся для Димы очень сильным раздражителем его мужского естества.
Вскоре после женитьбы – то ли по собственной воле, то ли по просьбе Виктора Парамоновича, – она перекрасила свои каштановые волосы в белый цвет и с тех самых пор стала для Димы ещё неотразимее. Засыпая, он каждый раз мечтал увидеть её во сне. Ну а уж когда видел наяву, то смотрел на неё с таким трепетным восторгом, что это, конечно же, не могло остаться для мачехи незамеченным.
Как-то раз, когда они обедали вдвоём на кухне, Маргарита Евгеньевна неосторожно смахнула локтем вилку со стола. И она, и он одновременно наклонились, чтобы поднять её и чуть не столкнулись лбами. При этом верхние крылышки её халата немного разошлись, и Дима прямо-таки обомлел от открывшегося его глазам зрелища. Он тупо вперил свой взгляд в глубокую ложбинку грудей мачехи и был поражён их белизной и объёмом…
«Ты почему так смотришь на меня, Дима?» – нарушила молчание Маргарита Евгеньевна. Он начал бубнить что-то нечленораздельное, не зная, что ответить. И в этот момент раздался спасительный звонок – пришёл с работы Виктор Парамонович.
Когда у Маргариты Евгеньевны родилась девочка и всей семьёй стали думать, как её назвать, то перебрали десятка два имён. Наконец решили по предложению Димы назвать её Светой, и он несколько дней не находил себе места от радости.
Однажды он вернулся из школы раньше обычного, бесшумно прошёл в гостиную и оттуда услышал, как мачеха нежно говорит своей дочери: «Наша Светочка хочет кушать? Потерпи, потерпи, моя милая! Сейчас я тебя накормлю».
Дима на цыпочках подкрался к двери спальни и заглянул в замочную скважину. Мать подошла к кроватке дочери, неторопливо расстегнула кофточку и дала ей грудь. Светочка, причмокивая, начала пить из этого живого источника, закрыв глазки от удовольствия. Дима же неотрывно, с вожделением смотрел на полную, набухшую молоком ослепительно белую грудь Маргариты Евгеньевны и молил судьбу, чтобы это зрелище длилось бесконечно долго.
Когда же мать, закончив кормление, застегнула кофту и уложила Свету в кроватку, он воскресил в памяти то, что только-только наблюдал, и вдруг почувствовал, как сердце его сладко защемило и от головы по всему телу прошла горячая волна. Он даже не понял сейчас, что с ним произошло, но ему нестерпимо захотелось вновь и вновь испытать это ни с чем не сравнимое ощущение…
20. Навестил любимую
Услышав от родителей Люси, где она обосновалась, Юра Копылов поехал к ней, чтобы рассказать обо всём, что произошло после её отъезда из Москвы. В тайниках души он надеялся, что как только она узнает о женитьбе Виктора Парамоновича на Рите и о рождении у них ребёнка, то возненавидит его. И пусть не сразу, но со временем возобновит с ним, Юрой, дружбу.
«Вот уж поистине, всё, что ни делается, к лучшему! Разве мог я предположить, что события развернутся именно таким образом? От сегодняшнего разговора с Люсей будет зависеть очень многое. А может быть, и вся моя судьба, – размышлял он под стук колёс электрички. – Только бы суметь найти самые тёплые, самые нужные и нежные слова! Убедить её в том, что именно со мной, и ни с кем другим, она будет по-настоящему счастлива…»
В отделе кадров турбинного завода Юре сказали, что Романова работает инженером в отделе главного энергетика, а живёт в заводском общежитии. Юра посмотрел на часы. До конца смены оставалось около получаса. И он решил подождать Люсю у проходной.
В начале шестого из цехов завода потянулась вереница людей. Многие девушки с неподдельным интересом смотрели на высокого брутального парня в тёмно-синем костюме. А парень пристально вглядывался в лица выходивших работниц. Юра увидел Люсю в компании двух подруг, шедших по обе руки от неё. Она его, видимо, не заметила, и ему пришлось дождаться, пока они с ним поравняются, после чего он её окликнул. Люся что-то чуть слышно сказала своим подругам и, отделившись от них, подошла к нему.
По её лицу Юра никак не мог прочитать, обрадовалась ли она его приезду, потому что Люся избегала смотреть ему в глаза. Однако он успел заметить, что она очень осунулась и выглядела сейчас гораздо старше своих лет.
– Люсенька, дорогая, почему же ты так внезапно уехала? Неужели в этом была крайняя необходимость? Хочешь, я расскажу тебе о новостях на заводе?
– Конечно, расскажи, но я думаю, что ты вряд ли сможешь дополнить письмо Виктора Парамоновича. Я получила его вчера.
– По правде говоря, чего угодно ожидал, но только не этого! Интересно, что же он мог написать в своё оправдание? Наверное, каялся и просил его простить? Но ты хоть сама понимаешь, что это уж слишком?!
– Что слишком? Я, например, считаю, что никто не в праве в чём-то его осуждать… И что он передо мной нисколько не виноват… Прощай, Юра! Мне больше нечего тебе сказать. Спасибо, что навестил, – уже на ходу крикнула ему Люся и побежала догонять своих подруг.
21. Задача выполнена!
С рождением дочери Виктор Парамонович всё чаще стал задумываться над тем, правильно ли он поступил, связав свою судьбу с Ритой. Только теперь он начал понимать, что был нужен ей лишь до первого ребёнка. С появлением Светы она резко охладела и к нему самому, и к Диме.
Рита всё реже интересовалась, как идут дела на заводе, как продвигается работа над его первой повестью и как учится Дима. Весь день она опекала теперь лишь свою дочурку, частенько не успевая даже подготовить обед к приходу Димы из школы или ужин к возвращению Виктора Парамоновича с работы.
Он всё чаще, где бы ни находился, вспоминал Люсю Романову. И наконец, не выдержав, решил написать ей, что только из-за любви к сыну решился на брак с Ритой в надежде на то, что она поможет ему вырастить Диму. И кроме того, он не захотел стоять на пути Юры Копылова, безумно любившего Люсю и способного, как ему казалось, сделать её счастливой.
Отправив Люсе письмо, Виктор Парамонович не очень-то надеялся, что она ему ответит. Просто он считал своим долгом объясниться с ней до конца, хотя бы и заочно…
Став матерью, Рита с удовлетворением отметила, что её программа минимум теперь выполнена. Но она хорошо понимала: для того чтобы привязать к себе мужа по-настоящему, нужен второй ребёнок. «Уж тогда-то он, миленький, никуда от меня не денется. А если и уйдёт – скатертью дорожка! Всё равно приличная часть его зарплаты будет после развода моя», – думала она. И тогда же твёрдо решила не откладывать разговор о предполагаемом мальчике, братишке для Светика, в долгий ящик.
22. Раскрылась полностью
Рита заглянула через приоткрытую дверь в комнату мужа. «Всё сидит за столом, пень бесчувственный, – подумала она и с досадой посмотрела на часы. – Даже забыл, что после одиннадцати я всегда жду его в спальне. Что это с ним сегодня? Пойду-ка я его шугану!» – решила она.
Затем Рита быстро разделась, накинула халат на голое тело и, бесшумно подкравшись к мужу сзади, заглянула через плечо в его бумаги. Её взгляд остановился на стишке без названия и конца:
В вузе девушка училась.
Со студентом обручилась
И любовь была у них крепка!
Но профессор пожилой
Отнял у неё покой —
Ведь запретная
любовь сладка…
Прочитав это незавершённое стихотворение, Рита сразу же почувствовала, как в ней закипает негодование. «Сидит уже несколько часов и выдал лишь эти две жалкие строфы. И было бы хоть что-нибудь путное, а то чушь какая-то! Неужто сам не понимает, что он – не поэтическая натура. А главное – ведь за рассказы и повести хоть какая-то деньга может быть, а за эту белиберду и полтинника не выручишь!» – всё больше и больше распаляла она себя.
Наконец Виктор Парамонович уловил на своём затылке горячее дыхание жены и обернулся.
– А, это ты, Ритуля! Давай-ка мы с тобой вместе сейчас подумаем, как продолжить и закончить эту зарисовку. Алексей Акимович сказал, что форма этого стиха весьма оригинальна, но нужны как минимум ещё две строфы…
И вдруг осёкся.
Никогда раньше ему не доводилось видеть жену в таком гневе. Она заметно покраснела и, казалось, готова была наброситься на него с кулаками. Губы её дрожали, глаза округлились, а зрачки увеличились в несколько раз. Рита так порывисто дышала, что было совершенно непонятно, как две малюсенькие пуговки не дают распахнуться её халату, под которым неудержимо вздымаются и опускаются, подобно волнам прибоя, два неистовых холма её огромных грудей…
Но вот Риту прорвало:
– Я его жду, жду. Время уже двенадцатый час, а он, оказывается, для незадачливых студенток бредни сочиняет! Да ещё и меня пытается к этому приобщить. Так вот как ты меня любишь?!
Виктор Парамонович смотрел на жену и всё более и более поражался, как же быстро сумела она преодолеть путь от озорной, кокетливой девочки до эдакой властной матроны, диктующей ему свою волю.
«Да, вот когда ты, милочка моя, раскрылась полностью. Только теперь я понял, что тебе от меня было нужно – деньги, деньги, ничего кроме денег», – горестно подумалось ему.
Но Рита, видимо, уже поняла, что хватила через край, и попыталась загладить этот инцидент.
Она вдруг распахнула халат и набросилась на мужа, помогая ему раздеваться прямо за письменным столом.
– Ну, скорее же, скорей! Ты же видишь, дорогой, что я уже совсем взбесилась от долгого ожидания. И потому не понимаю, что говорю и что делаю…
Виктор Парамонович попытался было взять жену на руки и отнести в спальню, но вдруг услышал её уже почти совсем спокойный и вполне удовлетворённый шёпот:
– Не надо, не надо, дорогой. Надорвёшься! А ты мне здоровый нужен, причём сильный и ласковый. Ну, улыбнись же мне скорее… Вот так… А теперь ты мне покажешь, как меня любишь…
Когда угас любовный порыв, и они молча лежали с закрытыми глазами, думая каждый о своём, Рита вдруг резко повернулась к мужу и зашептала ему на ухо:
– А не кажется ли тебе, Витюша, что нашей Светочке нужен братик? Или на худой конец сестрёнка?
Виктор Парамонович не торопился с ответом и продолжал молча лежать на спине, как будто ничего не слышал. Такая реакция мужа была для Риты полной неожиданностью.
«Да, не так-то он прост, как я думала, – сделала она для себя открытие. – Слишком обидчивым что-то стал. Ему и слова не скажи! Ну да я тебя всё равно переломаю, старая кляча. Будешь у меня опять шёлковым. Обязательно будешь! Всё будет, как я хочу».
– Надо подумать, Ритуля. Сможем ли мы поднять троих? Ведь тебе, я вижу, со Светиком и Димкой нелегко приходится…
– Ладно, ладно, думай, голова! – ответила Рита с кривой усмешкой и отвернулась к стене.
23. Подсмотрел…
Дима, конечно, видел, что его отец живёт с молодой женой далеко не в полном согласии. Но супруги старались по возможности не выяснять отношений в его присутствии. И потому он не знал истинной причины их размолвок. Дима продолжал боготворить Маргариту Евгеньевну и старался не обращать внимания на её придирки по любому поводу.
В свои шестнадцать лет он заметно возмужал и вырос. Однако период становления как мужчины у него только начинался. Организм же его требовал ответа на главный вопрос, который рано или поздно возникает у каждого – что же такое любовь?
И если на первую часть этого вопроса – что такое любовь духовная? – он ещё как-то мог сам себе ответить, то на вторую его часть – что такое любовь плотская? – он пока ничего определённого сказать не мог, так как у него ещё пока не было возлюбленной. С девушками даже говорить на эту тему он не решался, а женщины вообще пока не принимали его всерьёз…
Как-то накануне майских праздников Виктора Парамоновича направили в двухнедельную командировку. Дима приходил из школы и чувствовал, что не может заставить себя заниматься уроками. Правда, он раскладывал учебники на письменном столе отца, открывал и листал ту или иную книгу, но никак не мог сосредоточиться…
Все его мысли неизменно возвращались к образу Маргариты Евгеньевны.
«Чем она сейчас занимается?» – ежеминутно задавал он себе один и тот же вопрос и прислушивался к каждому шороху.
В один из таких ничем не примечательных дней Маргарита Евгеньевна, как обычно, приготовила обед и крикнула:
– Дмитрий, обедать!
Придя на кухню, Дима увидел, что на столе стоит его любимая окрошка, рядом лежат два больших ломтя чёрного хлеба с колбасой. Тут же, неподалёку, кружка с молоком. Он с жадностью набросился на окрошку, но внезапно его слух уловил тихий плеск воды в ванной.
Он сразу же замер, и сердце в его груди бешено заколотилось. «Маргарита Евгеньевна моется», – догадался он. И его мозг лихорадочно работал сейчас лишь в одном направлении: «Как незаметно понаблюдать за ней?»
Помог ему случай… В спальне закапризничала Светочка. Через минуту щёлкнула задвижка ванной комнаты, и Дима замер в ожидании, понимая, что Маргарита Евгеньевна уже бросилась на крик дочери. Осталось проверить, успела ли она одеться, когда выбегала из ванной.
Осторожно выглянув из кухни, он увидел, что из ванной в спальню ведут мокрые следы, а дверь спальни немного приоткрыта. Не помня себя от радости, Дима, крадучись, подошёл к заветной двери. Щель оказалась вполне достаточной, чтобы видеть, что происходит в спальне…
Мать склонилась над кроваткой дочери. Выбегая из ванной, она успела лишь обмотать полотенцем нижнюю часть талии, наподобие набедренной повязки первобытных людей. Больше на ней ничего не было. С её обнажённого прекрасного тела стекала вода. И в том месте, где женщина стояла, образовалась небольшая лужица.
Юноша почувствовал, как всё его существо содрогнулось, а затем по всему телу разлилось всеобъемлющее, сладостно-щемящее ощущение ни с чем не сравнимого блаженства. Он опять пребывал в том же сладострастном состоянии, как тогда, когда впервые увидел Маргариту Евгеньевну, кормящую девочку грудью.
«Скорее на кухню! – пронеслось у него в голове. – Иначе мачеха заметит, что я за нею подсматривал!»
Дима как-то боком отошёл от двери спальни и стремительно пробежал расстояние, отделяющее его от кухни. А ещё через несколько секунд он уже сидел за столом и пытался было снова приняться за окрошку, но оказалось, что аппетит у него совершенно пропал…
24. Беседа с сыном
Когда Виктор Парамонович вернулся из командировки, то сразу же заметил, что с его сыном что-то случилось. Он стал очень задумчив, ещё больше похудел и, казалось, хочет поговорить с отцом о чём-то очень важном. Но никак не может решиться или просто не знает, с чего начать.
Виктор Парамонович некоторое время выжидающе смотрел на сына, а затем решил помочь ему, задав наводящий вопрос:
– Дима, тебя, я вижу, что-то беспокоит? Откройся мне, и тебе сразу же станет легче…
– Да, папа, я хочу попросить у тебя совета. Мне кажется, что я влюблён. И это чувство завладело всем моим существом. У меня всё валится из рук. На носу выпускные экзамены, а я никак не могу сосредоточиться. Умом я вроде бы понимаю, что влюбляться мне ещё рановато, но ведь сердцу не прикажешь? Что же мне делать?
– Но пока я не буду знать, кто твоя возлюбленная, мне трудно будет тебе помочь, Дима. Если ты не можешь или не хочешь пока называть её, то и не надо. Но скажи, по крайней мере, сколько ей лет, учится ли она где-нибудь, как выглядит…
– В том-то всё и дело, папа, что я не могу сказать тебе, кто она. Во-первых, это было бы предательством по отношению к ней, а во-вторых, если бы ты узнал, кого я люблю, ты бы просто-напросто выгнал бы меня из дома…
– Ну ладно, ладно, не говори. В таком случае я попробую дать тебе несколько советов, так сказать, общего характера.
И Виктор Парамонович долго и терпеливо объяснял сыну, что жизнь человеческая полна тайн и соблазнов.
– В природе так много загадок, что наука на многие из них до сих пор не дала ответа. Но, несмотря ни на что, жизнь – это прежде всего труд. И только трудом можно добиться всяческих благ и права на счастье. Любовь же – это один из самых великих и ценных даров, которые Природа отпустила человеку. И только человеку, причём далеко не каждому. Если к тебе это чувство уже пришло, то надо всей душой радоваться этому, и обращаться с ним нужно очень бережно… Ибо расплескать любовь можно легко, а обрести её вновь почти невозможно. Но в одном не может быть никаких сомнений – любовь должна окрылять человека, помогать ему в труде и борьбе, а главное – воодушевлять на большие и полезные для общества дела…
