Czytaj książkę: «Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления», strona 19

Андрей Бегичев, живший в третьем корпусе, особенно общался с Борей Катаевым. Тогда Бегичу очень нравился фильм «Лимонадный Джо» – пародия на вестерны, который мы посмотрели в «Искре"позже, и он, смеясь, рассказывал мне и другим наиболее лакомые кусочки этого кинохита в лицах.

Мы гоняли на велосипедах по окрестным территориям. Правда, мне мамуля велик долго не покупала, держалась долго, чтоб меня не сбило машиной или я куда-нибудь не влепился. Поэтому мне давал покататься на своем «Салюте» Вовка Крысанов. Или я прицеплялся бельевой веревкой позади его велика, и мы мчались с ветерком с нашими друзьями- велосипедов по семь-восемь.

Как-то пару вечеров на площадке справа от пятого корпуса, разбившись на две группы – по десятку человек в каждой, боролись стенка на стенку. Со стороны соперника боролись с нами, помнится, Ваня и Леша Мосины. Помню, как уже стемнело, август, у меня в глазах тысяча каких-то травяных соринок, свитер в репьях, ничего почти не видно и мы идем, сомкнув ряды, в наш последний и решительный бой! Глаза, забитые травой!..За пятым корпусом на небольшой площадке мы играли в футбол.

Глава третья. Черный тюльпан

Я как-то папе рассказал о последней своей футбольной игре и как я стоял на воротах. «Да лучше будь нападающим или защитником. Не надо вратарем!» – ответил папа. Я переспросил почему это ему не по душе. Какие бывают вратари прекрасные! Вон, хоть Яшина взять. Он рассказал мне воспоминание детства. Они с ребятами из Коммунарки (которая теперь в черте Москвы) играли в футбол во Вторых Горках с тамошними пацанами. И он вспомнил, как в детстве стоял на воротах у Васьки Сталина, и как они поругались с сыном Вождя.

У нас за пятым корпусом стояла клумба, посреди которой на на большом метровом постаменте сидела гипсовая читающая девушка, лента в волосах, летнее платье с коротким рукавом… размером, наверно, две натуры. Она исчезла, вроде бы, году в тринадцатом нового тысячелетия, просидев на этом месте с книжкой больше полувека. Кто автор неизвестно. Прилично сделанная, типичная для скверов сталинской поры и еще десятилетие спустя белоснежная в начале и пообтершаяся после садово-парковая скульптура.

В июле и августе шестьдесят девятого вся наша дворовая шобла переместилась за пятый корпус, где уже ближе к Малышева в желто-оранжевом песочно-глиняном грунте была вырыта размером где-то три на четыре метра и больше двух с половиной метров в глубину яма с полутораметровой прямоугольной горкой посредине. По стенкам этой ямы кое-где торчали корни, что позволяло выкарабкиваться с дна ямы или с возвышения посредине на поверхность. В яму можно было этак по-ковбойски прыгать. Поначалу дети опасались, а потом привыкли. И девчонкам- Вере Рогалёвой, Ольге Симоновой, Наташке Кобяковой, Ленке Вдовкиной, Лариске Кушнер и другим яма очень понравилась. В ней и вокруг нее отлично было играть в ляпки и подобные подвижные игры! Здесь вдохновителем наших игр был Боря Катаев. Здесь была и Марина Устюгова (Маринад) из соседнего двора, жившая потом в ГДР, в Магдебурге. Очень веселое было время. Борьке и Бегичу очень нравилась тогда стройная с формами уже взрослой девушки Вера Рогалёва. Они сыпали в ее адрес комплименты, но за глаза. Мне в августе исполнилось одиннадцать, а им было еще только по тринадцать. Я тогда во дворе проговорился Вере и девчонкам кое-что из того, что говорят о них парни. Обидел при этом по случайности одну девчонку из двора- Маринку Петрову. Она считала себя пользующейся у парней большим успехом. А тут узнала, что это лишь ее самомнение. Не очень хорошая барышня, но потом было неловко. А Вера -хорошая рад видеть ее в городе, правда, давненько не встречал. Она работала в областной детской библиотеке рядом с пожарным управлением и областным музеем медицины на Карла Либкнехта.

Наташка Кобякова посмотрела в июле знаменитый позже французский фильм «Черный тюльпан», Ален Делон впервые был увиден нашими людьми и восхитил множество зрителей, в особенности- женщин. Наташка посмотрела этот фильм тогда аж девятнадцать раз. Конечно, с ее подачи и мы побежали. Классный фильм! Не так уж много у Ален Делона таких прекрасных фильмов. Правда, еще лучше «Искатели приключений», увиденный мной позже, где Лино Вентура, Ален Делон и Джоан Шимкус. И сейчас «» Искатели приключений» пробуждают во мне жажду жизни! Про Россию сегодня французы знают и помнят до обидного мало, а мы знаем и помним не только их писателей (они же Толстого, Достоевского и почти что все), художников, правителей, но и актеров, певцов и певиц… От красивой в красивом темно-синем с белым свитере Лены Вдовкиной я услышал о нашем новом фильме» Бриллиантовая рука». Она даже немного рассказала мне сюжет, в том числе с танцующей управдомшей – Мордюковой. И где-то 27 или 28 августа я это кино посмотрел с огромным удовольствием! Никулин, Миронов, Гребешкова, Светличная, Папанов, Мордюкова, Чекан …и конечно же Гайдай!

Помню, весной какой-то молодой мужчина вел Пашку Глушкова, с перевязанной бинтами головой и глазами домой, как слепого. Он с Андреем Вербовым и еще кем-то взрывали на стройке карбит. Когда одна из бутылок, брошеных в снег, не взорвалась, Паша решил ее поправить, дотронулся, и она долбанула ему в лицо. Очень я боялся, как и все, что Пашка ослепнет. Но он, слава Богу, быстро пошел на поправку, и глаза стали снова видеть как надо. Весной у Пашки завелась собака, которую он выгуливал. Иногда его сестра Наташа тоже. Назвали сначала Шариком, но собака оказалась девкой и Пашка переделал имя в Сару. Так и окликал: «Сара, Сара, пойдем!» Он стал еще поболее хулиганистым, но благородства от него не убыло. Красавец, высокий и стройный, в короткой коричневой кожаной куртке, с сигаретой и маленькой тявкающей рыжей Сарой на поводке.

Глава четвертая. Жители второго корпуса

Второй корпус нашего дома был населен тоже интересными людьми. Очень колоритной фигурой был бывший руководящий работник промкооперации Борис Борисович Ростик. Общительый, уверенный, крупный старик лет семидесяти, с крупный носом, в очках, хорошо одет, до своего возвышения по должностной лестнице он был портным, вуза не кончал, восполнив недостатки образования чтением, самообразованием. Умный, а много вы видели глупых евреев? Меня и остальных ребят нашего двора Борис Борисыч знал хорошо. Лет в шесть моих он меня уже знал. Начало лета шестьдесят четвертого, воскресенье часов одиннадцать, мы с мамой идем мимо Ленина 64 в овощной магазин рядом с «Искрой». Борис Борисович с покупками оттуда же навстречу и маме: " А знаете, он вчера с ребятами играл. И держал кортик в левой руке». – " Ах, спасибо! Я уже переучиваю его на правую руку!»

Балкон Борис Борисыча украшали разноцветные прекрасные цветы. И рядом с ним балконы-тоже. Пышный балкон «генеральши». Волевая немолодая с синими глазами и темно-каштановыми крашеными, с перманентом, волосами Елизавета Петровна (как царицу, вроде бы) была вдовой генерала, жила тоже на третьем этаже, иногда в балкона делала нам сдержано, но властным голосом замечания. Все замечания генеральши и пожилых состоятельных жительниц этой части дома касались нашего взаимодействия с деревьями, кустами, клумбой. До того еще, как в нас проснулось сознание, они высаживали во дворе многие деревца своими руками. И им претило, когда подрастающие мелкие короеды)) цеплялись за ветки, залезали на деревья и трясли их, топтались на газонах и взбегали за резиновым мячом на клумбу. Все какие-то крупные, фотогеничные, с уверенными голосами. Вот хоть Вера Федоровна, седовласая, кареглазая, с возрастом (лет шестьдесят шесть) немного отяжелевшая женщина. Живет тоже на балконе в цветах, вдова полковника или гражданского начальника аналогичного ранга. Вера Федоровна, возмущаясь, не понимает, как теперь в некоторых семьях собак купают в ванне. ' И как это так. У нас с мужем была прекрасная собака, охотничья. Мы ее очень любили, купали в специально для этого имевшемся корыте, поливали ковшиком …А сейчас что делают, собаку моют в ванне, пускают на постель!..» Она со мной говорила часто, восхищалась рисунками моими на асфальте. Здесь же и тоже на балконе с красивыми цветами жил наш друг Андрюша Вербов с папой -военным начальником с густыми пшеничными бровями, стройной с красивыми карими глазами мамой и братом, видимо, похожим на отца в юности, тогда как Андрей был очень похож на маму.

В подъезде, где домоуправление потом въехала секретарь Октябрьского райкома Зимина с мужем и тремя сыновьями. С одним из сыновей- Витей Зиминым – мы в давних дружеских отношениях. хоть и давненько не встречались. Тогда мы с ним знакомы не были, хоть заходили в гости к его брату Вовке с Серегой Трапезниковым. Помню там каучуковых упругих круглых свинок, ежиков, наверно, заграничных, на окне. Уже не во времена моей начальной школы, а году в семьдесят третьем. Теперь в этом подъезде, кстати, живет Владислав Жаков -Ципернят, с которым мы дружим, но при этом о жителях подъезда прежних и новых мы как -то ни разу и не поговорили.

В этом домоуправленческом, так сказать, подъезде на пятом этаже жила одна древняя старуха. Невысокого роста, худая, на желтом пергаментном лице угадывались черты былой красоты. Волосы совсем седые -назад в пучок, глаза когда-то голубые стали прозрачными, почти бесцветными. Одета в пожелтевший от лет макентош. Вроде бы звали ее, я не уверен, Елизаветой Александровной. Она была старой большевичкой с дооктябрьским стажем. Как она на нас кричала с пятого этажа! Высунув в форточку голову, стоя на подоконнике, она своим визгливым голосом столетней ведьмы сыпала на нас проклятья! Она кричала, что эти яблоньки под окнами она сама садила и ухаживала с их младенческой поры. Мы не ломали веток, я и вовсе накануне был «охранником природы», но их перестраховка мне понятно. Как мать ребенка ругается на тех, кто рядом кидается камнями. Мы терпеть не могли эту старую мегеру! Но как-то раз летом она вдруг разговорилась с нами… рассказывала чуть ли не о девятьсот пятом годе, подпольной сходке, конспирации, и я живо представил ее совсем молоденькой гимназисткой, оказавшейся по своей воле в опаснейшем, но увлекательном водовороте событий. Она уже в гимназию пошла, когда баба Вера только родилась. Вроде, тысяча восемьсот восемьдесят третьего года рождения. Вихри враждебные реют над нами!..Беснуйтесь тираны! А еще из под расстегнутого допотопного макентоша я увидел еще несравненно более допотопное платье – узкое и длинное в пол гофрированое от талии до конца, он темно-коричневое (цвет-горький шоколад) было точь-в-точь, как у наших одноклассниц. Я ощутил реальность накануне первой русской революции совсем рядом с собой… и и стрелу времени оттуда до нас! Вы жертвою пали в борьбе роковой в любви беззаветной к народу, вы отдали все, что могли, за него, за труд его, честь и свободу!

Не такими уж давними показались мне времена юности нашей визави. Да и баба Вера моя родилась еще при Александре Третьем, когда были еще живы Чайковский, Григорович, Панаева, Апухтин, Гуно, Мопассан, Стивенсон… До ее школьной поры дожил дедушка Михаил Кондратьевич Жуков, в младенчестве которого Екатеринбург увидел декабристов, проходивших под конвоем в Сибирь. Его же отец -Кондратий Спиридонович – начал приобщаться к азам грамоты еще при Екатерине Второй, а в тридцать семь лет удостоился общения с государем Александром Первым, к визиту которого как депутат Екатеринбургской городской думы спешноготовил наш впавший в транс город.

В один из дней, вроде бы, семьдесят второго года старая революционерка, почувствовав приближение смерти, попросила обязательно позвать …Бориса Борисовича. Он поспешил увидеться, проститься, да не успел. И, как говорили, грустно сказал: «Торопился, да не успел. Значит, моя очередь -примета такая. «И буквально вскоре умер сам. Ему было восемьдесят семь, никто бы не подумал Член партии с 1927 года. Сын Борис Борисыча- Михаил Борисович Ростик был главным санитарным врачом города Свердловска, затем- директором НИИ вирусных инфекций.. Внучка Наташа, круглолицая, симпатичная, кажется, тоже работала в медицине.

Вера Федоровна терпеть не могла Пашку. И он ее не жаловал. Называл, хоть и за глаза, Верой Пидоровной. Всячески ее поддразнивал. Раз, когда они ругались с Пашкой, Вера Федоровна увидела меня с ним рядом и обратилась ко мне; «Вадик, ты -то хоть так не думаешь?» Я так не думал, но переметнуться от Пашки к его противнику тем более не мог. Тонко все проговорить не позволяла акустика – Пашка был во дворе, а Вера Федоровна кричала с балкона. И я ответил ей как-то резко, типа: ' Да хватит уж кричать и поучать! Лучше помолчите! Достала!» Может, я ответил еще хуже, но я вступал в опасный подростковый возраст. А тут еще такой момент, что не отмолчишься! Немного это походило на эпизод заговора Гая Кассия против Юлия Цезаря, заколотого прямо в зале римского сената. Помните, увидев среди заговорщиков Брута, старый Цезарь недоуменно прошептал: «И ты, дитя моё?» Наверно, Вера Федоровна что-то такое тоже прошептала, стоя на балконе…

Глава пятая. В пятом классе

Первого сентября шестьдесят девятого иду в пятый класс. Утро солнечное, у крыльца народу как всегда в такой день. Толпой меня притискивает к какому-то моему ровеснику. В очках, на носу (башмачком) и под глазами крупные веснушки, худой, рост чуть выше среднего. Вместо школьной формы цвета какао клетчатый костюмчик (по фигуре) и какой-то другой пионерский галстук. Наши галстуки красные с -оранжева, а тут с каким-то свекольным отливом. «А ты из какого класса?» -спросил я его.» Я учился не здесь, а в Молдавии, на границе с Украиной… хоть родом из Свердловской области». – " А в какой класс ты идешь, как тебя зовут?» – " Меня зовут Коля Ширыкалов, иду в 5-й «А». – ««И я в этот же класс! Меня Вадик Егоров!» Так я встретил лучшего за всю жизнь своего друга! Какое счастье, что судьба меня с ним свела, хоть это я понял не сразу!

Наша учительница Людмила Георгиевна нас не покинула, оставив за собой вести в нашем классе русский и литературу. А классным руководителем стала учитель биологии Вероника Георгиевна Бардеева. Невысокая блондинка средних лет. Отношения с классной стали складываться весьма классно. И с некоторыми другими учителями тоже. Но не со всеми. Уфимцева Валентина Александровна стала преподавать на нашей параллели математику. Ни до нее, ни после я не видел такой самодуры и беспредельщицы. Как она оказалась школьным учителем -это большой вопрос для уголовного дела без срока давности. Этот нонсенс в виде сорокадвухлетней крашеной шатенки среднего роста с неплохой фигурой вызывал нас «на ковер» прямо посреди данной ею же самостоятельной работы. «Делисевич, дневник, тетрадь!» Ученик подходит и ему тихая команда:" Рассказывай!» Любой инстинктивно спросит: «Что?» – в смысле: что рассказывать? А Валентина уже выводит красными чернилами четкую двойку в дневнике с того же цвета комментарием: " Не готовился к уроку!» Дальше в том же духе на спокойной, «деловой» волне. ' Александров, где дневник?» -" Дома забыл! -«Иди домой за дневником!» – " Я без ключа, все на работе…» И это не последние отнюдь ученики класса. Пожалуй, больше половины класса обросло двойками. За четверть выходило чуть получше. Мама задиристо говорила мне: «Я такие задачки и примеры в школе как орешки щелкала!» И немного просветляла мои нематематические мозги, до очередной встречи с Валентиной Александровной. Все прибаутки Валентины помню до сих пор: " Умен не тот, кто не ошибается- таких людей нет. Умен тот, кто делает незначительные ошибки и умеет вовремя их исправить!» Приписала это Ленину. Не помню что-то. у Ильича. Помню у Конфуция:" Единственная настоящая ошибка – не исправлять своих предыдущих ошибок» Но Валентина врезалась в башку получше всякого Конфуция. «Один дурак задаст столько вопросов, что и сто мудрецов не смогут дать на них ответы!» Даже хорошие высказывания в ее устах звучали как бред сивой кобылы. «Боюсь, боюсь я выводов поспешных. Мне мало, мало наблюдений внешних. Хочу, чтоб все мне было по плечу. Глазами мысли видеть я хочу!» Жуть в полосочку.

В наш класс пришла Лена Голикова. Красивая, очень умная, разносторонне одаренная, она понравилась всем! Длинная коса. Отличница, можно сказать, от Бога. Даже самые амбициозные наши девчонки стали ласково звать ее Лесей. Через это имя я узнал потом и творчество Леси Украинки. До сих пор у Лены Голиковой, теперь Закалиной, сохранилась толстая общая тетрадка с рассказами того времени Игоря Агафонова. Игореша появлялся и в нашем дворе, но чаще всего проводил часы досуга в своем небольшом дворике на Генеральской 6 (где я отдубасил Сашку из Караганды). Там у него под предводительством была небольшая компания малышни Алексик (то есть Алёшка), Дырка (мальчишка по фамилии Дырков), белобрысая девочка с тонкими косичками на велосипеде «Школьник» Светка Имшенецкая (прозванная кем-то агафоновской жинкой) и еще кое-кто. Алексик во дворе был самым закадычным другом. «Как мы с Алексиком ходили на помойку» и другие рассказы юного писателя И. Агафонова мы читали иногда прямо под партой на уроке. Общая тетрадь в девяносто шесть листов в коричневой дермантиновой обложке была заполнена Игорешиными рассказами до последней строчки. Мальчишка с диагнозом» умственная отсталость» писал увлекательнейшую прозу. Хочу все это и другое перечитать! А немного позже он стал писать стихи, продолжая это и по сей день. У нас дома Агафонов был не гостем даже, а своим человеком. Кстати, это он познакомил в то время меня с книгой» Карлсон, который живет на крыше». Астрид Лингрен и Сельма Лагерлеф -чудесные шведские сказочницы- вошли тогда в нашу жизнь. «Сказки матушки гусыни» были изданы гораздо позже, но наш прекрасный добрый мультфильм «Заколдованный мальчик» про Нильса и гуся Мартина – с тех пор и по сей день- один из моих любимых!

А вот в игрушки я и Кирюша играть перестали. Одна из его последних игрушек была какая-то театральная на проволочном каркасе, обтянутом искусственным коричневым мехом обезьянка Жаконя в красной рубашке с коротким рукавчиком и зеленых коротких штанишках. Летом на площадке к мансарде нашего подъезда я случайно обнаружил мои родненькие игрушки! Моих друзей! К горлу подступил сентиментальный комочек. В ответ на мой упрек мама говорила, что я уже большой и в игрушки уже незаметно для себя играть перестал. Только в пластилиновых воинов еще играю. Я это отрицал, игрушки любовно принес в квартиру. Милые мои мишка, сасапенка, бордовый плюшевый заяц… Как я вас люблю! Не расстанусь с вами ни за что! Но спустя пару месяцев игрушки вновь исчезли. И уже навсегда!.. В «Искре"шел польский фильм «Графиня Коссель"о трудной судьбе бывшей фаворитки польского короля Фридриха Августа Сильного. Вовка Крысанов расхвалил фильм, я сходил и мне тоже понравилось. Там есть яркий эпизод, где к Фридриху-Августу на переговоры приезжает на переговоры его уже почти противник молодой Карл Двенадцатый (которого русские во главе с Петром потом разгромили, как мы помним, в Полтавской битве) и говорит:" Наслышан я, кузен, о твоей необычайной силе. Хочу увидеть это воочию!» И Фридрих-Август берет железный прут ужасно толстый поди в сечении 20—25 мм и обвивает на запястьях Карлу руки. Все, Карлуша, ты попал! Карл Двенадцатый (Даниэль Ольбрыхский) чуть взволнован, но скрывает типа классно. Мировой политический пасьянс щас может враз перемениться! Август дело рук своих со всем подтекстом тоже смерил взглядом… Типа знай наших, мать твою… Потом Август берет и… разгибает все назад. Хороший фильм! А музыка какая. По нынешнему- саундтрэк- зашибись! Эще Польска нэ згинэва! Начался у нас английский с учительницей Людмилой Борисовной Пулиной. Десятка два слов я уже знал от мамы. На уроках говорили. Гив ми э пэн и т. д. Шли с Андреем Успенским после урока с этой фразой. Навстречу Галя Малафеева из другой подгруппы (они этого еще не прошли). Андрюшка чуть улыбнулся и Гале: «Гив ми!«Она не отразила, а нам смешно! Андрюша очень положительный, корректный – оттого еше смешней! По английскому у меня пошли пятерки, особенно хорошо шли словарные диктанты. И стишки:" Ай хэв ту айз, энд ай кэн си- Э бук энд э пэн – ин франт оф ми! «Историю вела завуч младших классов Августа Андреевна Мокина, опытный преподаватель и прекрасный человек. Она жила в нашем дворе в пятом корпусе на первом этаже с сыном Володей Мокиным, года на четыре старше меня. Во дворе у нас появились новые ребята, Сережка Бочев, худенький, но крепенький с хорошим характером смуглый паренек, на два года меня младше, его мама работала по какой-то рабочей профессии в нашем домоуправлении. Мы его звали Боча, Бочка. Какая-то редкая фамилия, но не болгарская, а удмуртская, которую уже впоследствии поменял зачем-то на Баженов. Подрос Серега Старцев, живший с худенькой нервической мамой этажом ниже Крысановых. Аминов Саша еще чуть младше, татарин, по -русски почти не говорил, при знакомстве на вопрос как его зовут отвечал: " Аминовшата». Так мы его и звали, позже догадавшись, что это он так выговаривал: Аминов Саша.

Маленький шустрый дошкольник Андрей, тоже из татарской семьи, но светленький, говорит без запинки- они с отличным папой (брюнет, оптимист, похож на артиста Свердлина в тридцать восемь лет) и мамой жили в подъезде домоуправления, упитанный Андрей Шувалов (живший с нестарой еще бабушкой в третьем корпусе), Серега Зябликов из пятого корпуса, светленький интеллигентик- второклассник, тоже из пятого, Андрюша Петров. Так много Андрюш! Дети росли, становились подростками.

Не в нашем дворе, но вокруг обозначилась шпана – всякие там Грига, Гуся, Выча, Чира и прочие. Нас тоже изредка придирчивые взрослые принимали за шпану, но это по ошибке. Мы тоже могли так из бравады себя разок -другой назвать. На самом же деле всё совсем не так. Настоящая шпана злобна и безжалостна. Их мир как переломанные упавшего с большой высоты человека кости Накрепко сросшиеся криво. Наверно, некоторые из них и вышли в люди, если помогла война или какие-то большие встряски жизни, если встретили какого-то макаренко. Но подавляющее большинство из них ушли в тюрягу или на дно и на тот свет. Наиболее «удачливые» трудятся в наши дни черными риэлторами и наркобарыгами. Только на самом деле это не жизнь, а мерзкий отстой. От этих тварей приходила в подростковый мир и мат, и алкоголь, и папиросы. Они не ругались матом, а разговаривали им. Я никаких таких слов не говорил и сейчас не говорю. Раз принес с улицы анекдот про Пушкина, плывшего на корабле «Звезда». Там у поэта упала за борт шляпа, но ни капитан, ни матросы не захотели ее из воды вытащить. Прыгнул в море только боцман, доставший шляпу и очень обрадовавший Александра Сергеича. И тут великий поэт ответил, так сказать, стихом на злобу дня: « Плыл корабль Звезда… один боцман – Человек!» Я всё это рассказал с незнакомыми словами бабе Вере. Она ахнула и наказала мне больше такую гадость не повторять. Как будто я чем-то заразился. Маме, правда, об этом кратко сказала. Конечно, в подростковом и постарше возрасте от этого никуда не денешься, но потворствовать зтому я не желал и не желаю. Некоторые анекдоты, песенки, стишки застревают в памяти на годы. До сих пор помню, как наизусть рассказывала нам в своем подъезде между четвертым и пятым этажом стихотворную вариацию на тему некрасовского «Однажды в студеную зимнюю пору» Ленка, сестра Макарона. В смягченном варианте, конечно, не то, но по-другому не хочется.» Здорово, парнище!» -«Пошел-ка ты на фиг!» – " Ты че ж материшься?» -«А че ж ты пристал?» -«Откуда дровишки?» -«Забор разобрали! Отца слышишь… лупят, а я убежал!» И дальше в том же духе!) Кто-то здорово, конечно, умеет рассказать с острым словцом весело про других и про себя. Просто уже кишки болят от смеха! Одна наша соседка нынешняя вспоминала про взрыв на Сортировке. Это, как говорится, туши свет!

Андрей Бегичев нашел где-то дома отцовскую или дедовскую финку и показывал мне как бросать ее в дерево, чтоб попадала острием. Рассказывал про своего прапрадеда -покорителя Севера Бегичева, открывшего два острова где-то в море Лаптевых. В нашем дворе за спиной гипсовой девочки с зонтиком годами лежал массивный серо-сизый камень весом пуда полтора. Наверно, это был кусок железной руды. Но кто-то из наших сделал предположение, что это метеорит. И все ему поверили. Маме тогда нравилась украинская песня «Черемшина», и она ее дома постоянно ставила. Осенью здание Уралгипромеза уже действовало. А когда-то здесь была площадка для выгула собак, мимо которой мы ходили в садик и с бабой Верой или мамой из него. Теперь перед Уралгипромезом насыпали щебня и мы идем по нему. Откуда-то доносится песня в исполнении Бернеса. Наверно о молодых солдатах, где слова:" По площади Красной… " Зима начала семидесятого года была холодная. Чуть раньше, декабре у бабы Жени, дяди Вити и тети Люды сидели за столом с дядей Алешей, дядей Володей Мильчаковым и дядей Колей Богаткиным. Богаткин вспомнил:" Друзья мои, сегодня День рождения Иосифа Виссарионовича Сталина, 21 декабря, девяносто лет со дня рождения! Предлагаю конкурс- кто за минуту и похоже нарисует Сталина …И папа, Мильчаков, дядя Витя и Богаткин стали рисовать наперегонки! Победил сам Богаткин (видно, подготовился), в несколько секунд на белом листе начертав узнаваемый профиль с усами. Вторым был Владимир Алексеевич Мильчаков, хотя здесь все было еще лучше. А папа рисовал долго, но вышел точь -в точь, как на медали, в кителе. Рисовал шариковой ручкой, а не карандашом. Еще разбитую пластинку ломали на мелкие части. Здесь Богаткина с его стальными мускулами и всех обошел наш дядя Алеша, Алексей Спиридонович, ломавший под аплодисменты пополам совсем короткие кусочки того, что раньше было пластинкой! Все что пело, все, что млело… Новый год я встретил с родичами. Посмотрели «Свадьбу в Малиновке». Чудесный сюжет и музыка тоже! Создать фактически оперетту на тему гражданской войны, и при этом, вовсе не глупую, с колоритными героями!.. Яшка -артиллерист- Пуговкин, Попандопуло – Михаил Водяной! И что я в тебя такой влюбленный! А чудесный наш мультфильм «Русалочка» по Андерсену, конечно! И песня в нем Русалочки! Не должны умирать красивые, не должны умирать храбрые!.. Как рассказано здесь о любви! Она может еще уцелеть- подруги отдали морской ведьме все, что у них было! Свои прекрасные волосы. Вот тебе, подруга, раковина с морской бурей. Но… Она легко опускает раковину в воду, не воспользовавшись ее ядерной мощью. В этом легком движении руки твердое» нет». Зачем тогда мир, все сущее?

Из подарков я был рад серебристому брелку и носил его с собой в кармане пихора. После встречи нового года заходил в гости к Вовке Крысанову, мы с ним поиграли в пластилиновых воинов. Моих воинов я украсил темно-красной свинцовой фольгой с горлышка продававшихся тогда на новогодние праздники винных бутылок. Мы взрослели и, и эти игры потихоньку уходили в прошлое. По Вовкиному рецепту изготовили им пушечки из латунных желтых стержней шариковых авторучек, заряжая их порохом и очень мелкой дробью. Нагревали ствол пушечки на горящей таблетке сухого спирта, стрельба получалась точная.

Нам домой в респектабельных конвертах по подписке приходил журнал «Америка», издаваемый в США. Достать этот журнал можно было разве что в спецхране. На весь город строго двадцать подписок, мои родители и еще девятнадцать. Вообще, некое чувство Америки появилось у меня еще перед поездкой в эти дальние края моих родителей. У нас пацаны, в том числе – Илья и Радик- купили где-то белые пластиковые пистолеты (по форме напоминают стартовый), которые как пистонами стреляли очень громко заряженной в них простой бумажной белой лентой, на которой после каждого такого выстрела появлялась рваная дырочка. И мне тоже такой захотелось. Парни адреса магазина точно сказать не могли, но сказали, что это на Студенческой. И я поискать магазин вместе со мной папу. Жара послеполуденная первых дней июля. Мы с папой подходим на пересечение Первомайскй и Студенческой, подул горячий ветер, подняв в воздух над редкой травой немного желтого придорожного песка. И я почувствовал себя в американской прерии, но не во времена Дикого Запада, а в эти же шестидесятые, отчетливо. И вспомнил это чувство и сейчас. То, что искали, мы с папой не нашли, но зато побывали в почти незнакомых нам местах.