Czytaj książkę: «Комсомолец-4 и мамочки. Повести и рассказы о любви»

Комсомольские «мамочки»

Не расстанусь с комсомолом,

Буду вечно молодым!..

Мамочки – это не папочки. Папочек можно любить или ненавидеть, но вот мамочек надо только любить. В постелях и подворотнях, в аудиториях и подсобках, лабораториях и кабинетах начальников всех уровней власти, на столе, на кровати, на кресле, топчане, на полу, ковре, траве, на пляже, в парке, в кинотеатре… Здоровыми, больными, трезвыми, пьяными, дурными, веселыми, грустными, плачущими, кричащими, молчащими, вырывающимися, прижимающимися любыми частями тела, зовущими и гонящими от себя. Мамочки хотят плотской любви не меньше, а больше молодняка хотя бы потому, что меньше ее получают.

Морщинки в уголках глаз и губ – «гусиные лапки»? – Забудьте, это же их извилины. Да не в мозгу, дурни, а на слизистой влагалища.

Между разными поколениями не просто проскальзывают искорки, но и новые взрывные идеи как пересечение и смешивание устоев и впечатлений разных эпох. И эти, так называемые, «гусиные лапки», ранее грусть и тоска многих женщин старше… – но в разном возрасте они появляются, – становятся словно дополнительным привлекающим фактором в моих глазах.

А что?

Девочку-припевочку надо привлечь, прикормить, одеть-обуть, возможно и на все виды довольствия-содержания поставить, уломать как морально-социально, так и порой чуть ли не физически для простого ПОЛОВОГО АКТА. И даже не на всю жизнь, а разового или несколько-разового. А уж без взаимных обязательств и вовсе не получается.

«Ты меня соблазнил! Ты меня обманул! Ты меня силой взял! Воспользовался ситуацией! Невзирая на мою слабость… Подлец! Развратник! Я пойду в милицию (ректорат, деканат, партийную и комсомольскую организации, местком, профком, во все газеты, комитеты, заседания и приседания,) – и еще долгий список того, куда придумают обратиться за сомнительную поруганную девичью честь. И это после того, как сама «запрыгнула на член» ради удовольствия, которое сама же и получила сполна.

Соблазняет, словно сама не знает на что. Сама толкает на то, что хочет и жеманно делает вид, что не хочет сама. Словно сама реально не хочет. Дурочку строит, разжигая всепоглощающий пожар в… Словом, все знают, где это «в…». У обоих партнеров знаете.

Не планируемые «залеты», «дети карнавалов», беременности для шантажа, для алиментов и разного имущества, для роста престижа в глазах подруг. Кстати, таких же, как и она сосок, с невысохшими на губах молоком или не слизанной спермой.

Но если приходит «мамочка», то всё происходит по упрощенной и часто ускоренной программе.

Мамочка знает что хочет и идет на это сознательно.

Она знает и умеет предохраняться и предохранять.

Мамочка не претендует на твою честь и стипендию.

Она не пойдет по комитетам и организациям ославить тебя и себя.

Мамочка думает и потом делает, а не наоборот. Даже если охвачена тем самым сильным пожаром.

Она и тем самым пожаром может сжечь и привязать тебя сильнее всех тех организаций и якорных канатов. Если того сама захочет. Чаще просто исчезает. Или идет рядом, не мешая идти самому.

Мамочка не пугается разовых контактов для удовольствия и длительных отношений «для здоровья».

Она научит тому, что знает и умеет сама без оплаты и компенсации.

У мамочек ТАМ не зарастает ни мхом, ни плесенью, ни просто окружающими тканями (проверено!), а только скучает плоть по тому, кого там нет, или бывает редко, или делается что-то не так.

Она ждет не просто победителя, а своего избранника, – пусть не на всегда, а хотя бы на раз.

«Если тебе комсомолец имя – имя крепи делами своими», «Если партия скажет: «Надо!», комсомольцы ответят: «Есть!».

Вот и надо жить с мамочками часто и регулярно именно в соответствии с этими лозунгами союза молодежи.

Книги про Гусара и о его бурной студенческой молодости вышли уже ЧЕТЫРЕ. Сам удивляюсь, как у него хватало время на учебу и общественную работу. И это, не считая более раннюю книгу «Институт», что было первой пробой пера в воспоминаниях о той поре его жизни.

Продолжаю неопубликованные воспоминания и персонажи в книге "Комсомолец-4". Вот она перед вами, дорогие читатели. Не факт, что эта часть будет последней, скорее наоборот. Потому что задумок и набросок всё больше с каждым днем. Студенческий секс-марафон продолжается.

Вспоминая свою молодость, постоянно в памяти всплывают различные ситуации, личности, события, женщины и девушки. Я начинаю задумываться над тем, что наворотил в жизни столько добра по отношению к слабому полу, что до конца жизни не смогу описать всё, всех и обо всём. Мне в детстве казалось, что женщины и девушки столь высокомерны и недоступны, что никогда не смогу не только их поиметь кого-то, но даже коснуться рукой. А получилось совсем наоборот.

И я позднее пытался понять, почему я при всём том попал к ним в рабство. А рабство это или свобода, – вам решать. И от чего свобода, – тоже вам решать, дорогие читатели.

Вот только судьями быть не пытайтесь. Раз уж вы дошли до четвертого тома «Комсомольца», не считая всех остальных книг из серии «Темные кабинеты», то ведь не ради сбора компромата на меня их читали? А?

Использованы коллажи автора. А также картинки, генерированные нейросетями midjourney, Kandinsky, НейроМэш, Stable Diffusion, GPT Ai NOX и другими.

НЕ ИЩИТЕ СОВПАДЕНИЙ!!! ВСЕ ПАРАМЕТРЫ, ИМЕНА И ОПИСАНИЯ ВСЕХ УЧАСТНИЦ ИЗМЕНЕНЫ ДО НЕУЗНАВАЕМОСТИ.

Абитуриент

Обычно я не только очень аккуратно посещал все лекции для абитуриентов, но и очень внимательно их слушал и записывал. Даже сидел всегда на одном и том же месте в аудитории, приходя в зал раньше всех.

Но сегодня я задержался в аудиторию буквально на несколько минут, и мое привычное место было уже занято шумной ватагой молодежи. Спорить с ними мне не захотелось. Я стал подниматься выше. Там нет мест, а там на мой взгляд неблагонадежная аудитория. А эти места мне не нравятся, потому что мне доску не видно, а в глаза светит солнце. Словом, я зашел на самую верхотуру.

Не галерка, конечно, но последний ряд лекционной аудитории очень удобный. Можно поспать, почитать книгу, просто посмотреть по сторонам. Если болтать всё равно нельзя, то поболтать письменно (вариант старинного чата) или играть в «морской бой» или «висельника» всегда можно. Сегодня я не договаривался ни с кем, – просто ушел от этого приторно-надоедливого ректора на задний ряд. Преимущество этой аудитории еще и в том, что каждый ряд приподнят над передним чуть ли не на метр, и потому кто и что делает сзади разглядеть невозможно.

Сегодня из боковой двери на галерку вошла очень презентабельная дама и присела в нескольких сиденьях от меня. Если бы она не кашлянула при входе, я бы ее и не заметил. А так боковым зрением стал наблюдать за ней. При этом старался не потерять мысль лектора и записывать. Короткая прическа, рыжие волосы, открытые плечи… Она даже не удосужилась накинуть на них ни общепринятый халат, ни… Облокотившись о поручень галерки, она смотрела на кафедру и вроде бы как тоже слушала лектора.

Сначала мой взгляд в ее сторону и оценил обнаженные коленки, пытался цепляться за плечи и почти оголенную грудную клетку, но, не получив визуального доступа к ее грудям, я потерял интерес и сосредоточился на лекции.

Лекция была на сегодня последняя. Забыв о недальней соседке, после окончания лекции я смачно потянулся и издал что-то типа победного стона. И спохватился, когда рядом услышал смех.

– Устал? – участливо спросила соседка приятным голосом.

– Есть немного, – признался я грустно. – Да и кушать хочется, страсть как. Надо где-то что-то купить…

– Пошли, я тебя чаем напою, – перебила она меня и поднялась с места. – А то так внимательно слушал и писал лекцию, что на самом деле помрешь с голоду.

Мы прошли по коридору второго этажа здания, куда нас вывела боковая дверь, и зашли в кабинет с табличкой «Зав. кафедрой». Как-то томно стало «под ложечкой», и этот взгляд на табличку спутница заметила. Она махнула на низкий журнальный столик около небольшого кожаного дивана.

– Не стесняйся, хозяйка кабинета в отпуске. Располагайся. Я сейчас.

Она вышла за внутреннюю дверь и вернулась через некоторое время с подносом с пирожками, печеньем, конфетами и чайными принадлежностями. Установив всё это на столик, она еще раз сходила за дверь и вернулась с кипящим ароматным чайником.

– Ты ешь, ешь, – улыбнулась она на мой голодный взгляд. – Ну, правда, не стесняйся. Это всё можешь съесть, – я не голодная совсем. Хотя…

Но ее последнее слово я, набивая рот, уже не понял и почти не расслышал.

Когда первый звериный голод стад отступать на второй план и скорость поглощения съестного стала уменьшаться, я взглянул на нее и мне стало стыдно. Я отодвинул от себя почти пустой поднос, но она со смехом снова его пододвинула.

– Да не стесняйся ты. Хозяйка в отпуске, а всё это ей не нужно. По возвращении она всё выкинет.

Когда я съел практически всё (кроме конфет), то откинулся на спинку дивана, а она убрала поднос с посудой на большой письменный стол и подсела ко мне на диван.

– Наелся? Доволен? – спросила и погладила меня по животу.

Я сидел, глотая ртом воздух после быстрого поглощения еды.

– Да, спасибо, от смерти спасли, – улыбнулся я. – Извините, если это не приглядно выглядело, но в перерыв не успел сбегать за пирожками и потому сейчас был готов съесть целую гору.

– Не извиняйся. Я спросила для того, чтобы понять, понимаешь ли ты, как может быть голоден человек. Теперь вижу, что понимаешь. Ведь помимо еды голод может быть разный…

И, продолжая гладить меня по животу, ее рука стала пускаться всё ниже и ниже. Мою попытку оторваться от спинки дивана, она прервала, толкнув меня на прежнее место на диване весьма решительно и сильно.

– Отдыхай, – и я только теперь заметил, что она в форменном халате лаборанта, под которым я не нашел взглядом ее черное платье, которое на ней было надето в аудитории. – Может быть ты хочешь, чтобы я тебя покормила еще?

– Не… не… не понял. Я уже не голоден, – я не блеял в ответ, я просто не понял ее.

– Давай я покормлю тебя грудью. Хочешь?

Теперь до меня начинало доходить, что происходит. Ранее я не обратил внимание на щелчок дверного замка на входе, но теперь его явственно вспомнил. В принципе, мне ничего не грозило, как я понимаю, и потому я решительно ответил:

– Да, хочу! Хочу, чтобы меня покормили грудью.

Дама рассмеялась и снова поменяла место дислокации. Она села верхом на мои колени и стала медленно расстегивать пуговицы халата. Я решительно оттолкнул ее руки и стал так же медленно сам расстегивать пуговицы. Когда я распахнул ее халат, то убедился, что под форменным халатом ничего не было. Взялся обеими руками за ее груди, словно спелые дыни взял в руки перенести. Дама расстегнула мне брюки, и из них буквально сам выскочил напряженный член. Погладив его несколько секунд, хозяйка помещения (а я в этом уже нисколько не сомневался) села на него своей промежностью и аж охнула, введя его в себя на всю длину.

А я притянул к себе ее груди.

– Кто-то обещал меня покормить грудью, – произнес я с выражением. – Ребенок голоден!..

Дама улыбнулась, наклонилась ближе к моему лицу и поднесла напряженные соски ко рту. Схватив их губами, я начал их сосать и мять. А наездница начала скакать на члене, то ускоряя темп, то замедляя его.

Вот если вдуматься, то просто здорово, что я решил поступить в институт. Еще не дошел до вступительных экзаменов, а зав кафедрой уже скачет на моем члене, пока я сосу ее грудь. Мир представился мне в таких ярких радужных тонах, что я неожиданно стал бурно в нее кончать.

– Еще, еще, – рычала наездница, вжавшись до максимума своей промежностью в мою. – Я выдою тебя досуха.

И я стрелял в нее, стрелял, стрелял по ее охи и стоны.

– Сколько тебе лет? – спросила она, когда оба успокоились и уже просто сидели на диване.

– Шестнадцать. А что?

– Неплохое начало студенческой жизни шестнадцатилетнего мальчишки… Не так ли?

Я потупился и попытался отстраниться. Кто ее знает, что последует за этим. Но дама притянула меня снова и нагнулась к моему органу. Когда она обхватила член губами и сквозь губы стала всасывать его в рот, я снова откинулся уже не на спинку, а на сиденье дивана. И зав кафедрой отсосала мне по полной, пока я снова не вылился в нее полностью. Но теперь ей в рот.

– Я же сказала, что выдою тебя сегодня досуха, – промурчала она, облизывая губы. – Вот и выдою.

– Я не против, – помахал ей рукой. Только кормите для пополнения сил. До завтрашних лекций у нас много времени.

– Тогда я до утра твоя хозяйки и владелица, – провозгласила она…

Мамочка, которую я хочу трахнуть

Я вспоминаю, тебя вспоминаю,

Та радость шальная прошла, как заря.

Летящей походкой ты вышла из мая

И скрылась из глаз в пелене января.

Из песни «Я вспоминаю» Юрия Антонова

Именно такой летящей походкой впереди меня шла женщина среднего роста средней фигуры и наружности со средней прической в белой рубашке и синих брюках. Словно танцевала во время ходьбы под только ей одной слышимую музыку.

Я не пытался ее догнать, а просто шел в том же направлении, что она. Как выяснилось, мы оба шли к одной и той же остановке автобуса, а потом еще и сели в один и тот же автобус. Салон был почти пуст, но сели мы как-то лицом друг к другу, вообще не задумываясь над тем, куда садимся. Каждый был полон только своих мыслей.

О чем думала дама с зелеными глазами, словно светящаяся изнутри какой-то радостью я не знаю. А я думать мог только о том, что меня только что отвергла девушка, с которой я встречался некоторое время и к которой тянулся. Она дала однозначно понять, что любит другого и будет дальше только с ним.

«Уже другому отдана, и буду век ему верна…»

Не знаю, какой уж огонь извергали мои глаза, но Зеленоглазка некоторое время смотрела на меня своими сияющими глазами, а потом подсела ближе.

– Прогнала? – участливо спросила она.

– Откуда Вы знаете? – я аж опешил.

– Да на тебе всё написано. Я же вижу. Поговорить хочешь?

– Ну, не знаю… – протянул я, не понимая надо мне это или нет.

– Ну не пойдешь же ты выговариваться к друзьям или новым подругам. В любом случае это пойдет тебе только во вред. Поехали лучше ко мне. Там и поговоришь, и выговоришься, и придешь в себя.

Ее остренький нос был чуть длинноват, улыбка словно у лисички, пухленькие губы раздвинуты в доброжелательной улыбке… Я почувствовал, тепло, исходящее от всего ее тела, и силу, которая сможет меня вытащить из готовящейся депрессии.

– Хорошо, поехали. Далеко?

– Нет, не далеко. Через две остановки. Я заплачу, не ройся в карманах.

Морщинки в углах глаз и губ я заметил только теперь. А что ты ждал? Что на тебя прямо в автобусе накинется профура с соседнего курса? Или из соседней галактики? Добавь еще, что влюбленная в тебя с первого взгляда с первого класса.

По дороге от автобуса к ее дому мы прошли насквозь несколько дворов, детскую площадку, мимо какого-то магазина. Я посмотрел на магазин и подумал, что идти впервые в чужой дом без бутылки или торта – не прилично. Но и денег у меня нет совсем.

– У меня дома всё есть, – проговорила мадам. – И вообще-то… Как к тебе обращаться? Я Яна.

– А я Гусар, – хотел улыбнуться, но не получилось. Да какой я теперь к дьяволу Гусар, если так разнюнился по поводу какой-то девчонки. И к даме домой идешь без вина. И…

– Мы пришли, – сказала она, открывая электронным ключом входную дверь подъезда. И вошла первой.

Когда я вошел за ней, дверь захлопнулась за спиной и я не успел разглядеть ничего вокруг, потому что света в подъезде не было. Яна взяла меня за руку и диктуя повороты и ступеньки помогла дойти до квартиры.

– А что со светом? – спросил я в темноте.

– Я выключила, чтобы ты меня больше не нашел в будущем, – и рассмеялась. – Расслабься и толкни дверь прямо перед собой.

«Она что? В темноте видит?» – усмехнулся я про себя. Но вытянул руку и коснулся холодной поверхности, как потом оказалось, двери. Она легко открылась, и Яна буквально мгновенно затолкала меня в дверь и захлопнула дверь.

– Потом расскажу подробности, а теперь срочно в ванну, – скомандовала она.

От нервов или от холода я весь дрожал. Уже в ванной комнате набрался наглости и разделся, покидав вещи на пол. А сам улегся в огромную ванну, где было уже больше половины теплой воды. По закону Архимеда тело вытеснило часть воды, и ванна оказалась почти полной.

– Ты мне тут еще потоп устрой, – рассмеялась Яна, входя с большим полным бокалом в руке. – Выпей залпом до дна. И без «не хочу», – это лекарство для тебя.

– Тоже объяснишь потом?

– Да, маленький несмышлёныш. И просто полежи под слоем воды. Я сейчас вернусь и сделаю нужные уровень и температуру.

Вернулась уже без пустого бокала. Мне было не очень удобно лежать перед ней совершенно голым, хоть и под слоем воды. Но ведь вода-то была совершенно прозрачная. Потому я закрыл глаза.

В мыслях стали роиться какие-то цветные линии, потом линии стали сплетаться в узоры…

– Как ты, согрелся? – спросила Яна, и я почувствовал ее ладонь на моей грудной клетке. – Вижу, уже не дрожишь.

Я кивнул и почувствовал, как непроизвольно вздрогнул всем телом.

– Да, серьезный случай, – опять услышал Яну. – Тогда придется взяться за тебя всерьез. А то это состояние затянется.

Пара секунд, и я почувствовал, что она встала ногами в ванну, при этом ее ноги были в районе моего таза с двух сторон от тела. Я почувствовал, как меня опять стала бить дрожь.

– Да успокойся ты, наконец-то, – услышал я ее голос. – Это уже не замерз, а нервишки шалят.

Я почувствовал, как она села мне на бедра и стала поливать меня из душа, медленно водя струей и ладонью по не покрытым водой груди и животу. Было так приятно, что я зажмурился сильно-сильно, даже еще силнее, и после глубокого вздоха стал успокаиваться. Душ она отключила ли отложила, и двумя руками стала гладить меня. Вдруг одной рукой Яна взялась за член, который, как я теперь понял, был в твердом стоящем состоянии.

– Наконец-то, – как-то так по-доброму сказала дама. – Больше не боишься?

Я теперь заметил, что дрожь прошла. Что чувствую себя легко и свободно. Что член в ее руке словно живой и наверняка трепещущий. И только теперь понял, что раз Яна сидит в воде в ванне на мне, то она раздета. Мгновенно открыл глаза и обнаружил, что мы в полной темноте, как и подъезде.

– Разглядел меня? – рассмеялась дама. – Хорошо разглядел?

– Но здесь темно! Как ты узнала, что я открыл глаза?

– А ты не отвлекайся, не отвлекайся, – и довольно чувствительно и нежно сжала член и стала его массировать вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…

В моем теле стали перераспределяться силы и ощущения, постепенно скапливаясь и концентрируясь сначала в тазу, котом в члене.

Яна задвигалась, отпустила руку, освободила член. И вдруг я почувствовал, как погружаюсь в мягкую теплую женскую пещерку. Вздрогнул, вновь продолжил погружаться в нее. Легкое давление сверху заставляло погружаться невыносимо медленно. Это было невыносимо, как пытка инквизиции.

И я не выдержал, – и сделал рывок ей навстречу. Предполагая, что всажу член «по самые помидоры». Но ничего не получилось: женщина мгновенно отпрянула, и член в ней остался на прежней глубине. Только раздался смех надо мной.

– Не спеши и ничего не делай. Позволь я сама все сделаю, – и снова стала медленно вводить в себя половой орган. – Кого бы ты сейчас хотел почувствовать на члене из женщин и девушек?

Я на время задумался. Мне нестерпимо хотелось затрепетать под ней, и быстрее кончить, а «не размазывать сопли». Но больше поглубже всадиться в нее я не рискнул. В памяти всплыла девушка, что сегодня отвергла меня. Да так всплыла, что член стал дрожать, как… Словом я неожиданно для себя кончил в один всплеск.

– Маленький ты еще, не умеешь собой управлять, – добрым голосом сказала в темноте Яна. – Ничего, научишься, не переживай. Что-то я подскажу и помогу, что-то другие. Главное, чтобы ты сам этого захотел.

Она встала с члена. Не зная, что мне делать, я тоже встал, думая проследовать за ней. Почувствовал, как на плечи мне была накинута большая банная простыня в виде полотенца, я закутался в нее и последовал за женской рукой, которая потянула меня на выход.

Следующее, что ярко сохранила моя память, – это я стою в комнате тоже в полной темноте и понимаю, что стою около кровати. Обнимаю со спины Яну и целую ее нежно в шею. Она то опускает голову вперед, то закидывает ее назад в моем направлении. Одной рукой я мну ее груди и соски, а другой глажу, а точнее шарю по всей передней поверхности ее тела. Голого тела. И голым телом прижимаюсь к ней со спины, сознательно вдавливаясь своим пахом в ее ягодицы. И при этом чувствую, как прогрессивно начинает оживать и расти член.

Не выдерживая этой продолжительной паузы, я толкаю Яну вперед, она падает лицом на кровать и не успевает повернуться, как я придавливаю ее всем своим весом к постели. Дернувшееся подо мной несколько раз женское тело еще больше возбудило меня, после чего я помог рукой направить член в нужном направлении и с силой воткнулся в нее.

Это еще не было победой, но она затрепетала, задергалась подо мной, как пойманная рыба, во все стороны. Отпускать ее я не собирался. Раз, раз, раз, – по нарастающей скорости я стал массировать ее изнутри, не давая сдвинуться в стороны. И только фиксируя мысленно, как она стала повторять те же движения раз, раз, раз мне навстречу тазом.

В какой -то момент Яна замерла в той позе, когда максимально поддала свой таз мне навстречу. И словно окаменела, тяжело дыша и не издавая больше никаких звуков.

Мне не хочется рычать, стонать ли кричать, когда я начинаю кончать. Я просто концентрируюсь на ощущениях внизу живота и в члене, проникаюсь ими и наслаждаюсь. И остаюсь лежать на женщине уже без упора на руки.

– Эй! Медведь! Отпусти меня, – раздается подо мной смеющийся голос спустя какое-то время.

И я только теперь осознаю, что продолжаю крепко сжимать женское тело обеими руками. Отпустил, откинулся рядом на постель, лег на спину и заснул.

– – – – – – – – – – – – – – – – – – -

Удивительно, но окончательно я пришел в себя уже дома. Как я оделся и добрался домой, память ВООБЩЕ ничего не сохранила. Я открыл глаза в домашнем кресле и смотрел перед собой.

В душе уже не было даже легкого сожаления об отказавшей мне в дальнейшей связи прошлой подруги. Только наслаждение во всем теле от ночных ощущений с Яной. Или это имя тоже мне только послышалось? А эта ночь привиделась?

Такого быть не могло и даже думать о таком мираже не хотелось.

Шло время. В транспорте, на улице, в любом помещении я шарил глазами по толпе людей в надежде увидеть тот остренький носик и зеленоватые глаза, короткую прическу, среднего роста средней фигуры и наружности со средней прической в белой рубашке и синих брюках. Как оказалось, их было много. Не такого сочетания всех названных факторов, но много. Яна была словно средне-арифметическим человеком в толпе. Без особых примет, без бросающихся в глаза деталей, как мгновенная вспышка электрического разряда огромной мощности, ослепившая и пропавшая в темноте ночи. Да даже и в белый день, – ослепившая и навсегда привязавшая к себе…

Что-то сдвинулось в моем сознании. Я перестал думать о сверстницах, о девочках-припевочках, о летящих навстречу или вдаль легких утонченных снежинках и пушинках, катящихся по коскам свеженьким колобках и персиках, о юных улыбкам и призывных взглядах однокурсниц.

Мое сознания прямо и бесповоротно устремилось к женщинам старше меня!