Czytaj książkę: «Шрамография. Послесвечение»

Пролог

«Мы не умираем сразу. Сначала нас убивают по частям.»

Лёва не пишет. Он выдавливает буквы из пустоты, оставшейся после неё. Каждое слово – это осколок зеркала, в котором он всё ещё надеется увидеть её отражение.

Вера не ушла. Она растворилась – в немытых чашках, в трещинах на потолке, в автоответчике, который до сих пор хранит её голос: «Оставьте сообщение после сигнала».

Это не история любви.

Это – протокол вскрытия.

Где:

– Свидетели: пыль на её тумбочке, недокуренные сигареты, тишина в 3:14 ночи

– Орудия: её последнее «люблю», его неотправленные письма, время, которое не лечит

– Приговор: два сердца, которые продолжают биться врозь, хотя одно уже похоронило другое

Они думали, что любовь – это навсегда.

Навсегда оказалось короче, чем они предполагали.

«Исповедь №0» начинается на следующей странице.

Переверните – если осмелитесь.

исповедь №0.

полночь.

я пишу это не для тебя. я пишу это для того парня, которым был когда-то – того, что верил в волшебство первых снегов, в нежность утреннего кофе, в то, что чужие пальцы могут запомнить твои шрамы как дорогую карту.

но сейчас —

я сижу в квартире, где каждый угол кричит о ней. вот диван, где она засыпала под мои глупые истории. вот плита, где она учила меня готовить пасту (я так и не научился). вот зеркало, в котором в последний раз отразились её глаза – мокрые, преданные, уходящие.

я не бил посуду. не рвал фотографии. не проклинал её уход.

я просто… перестал замечать, как дни сливаются в один сплошной «потом».

а потом —

я нашёл её блокнот. тот самый, с кожаной обложкой, который она всегда прятала, и там, между списком покупок и стихами, которые я ей читал, строчка:

«боюсь, что когда-нибудь он проснётся и поймёт – я украла у него слишком много неба».

и вот тогда я разревелся. не из-за неё. а из-за себя – из-за того, что позволил ей унести столько света, даже не заметив, как сам стал тенью.

p.s.

я до сих пор просыпаюсь в 4 утра и наливаю в чашку кофе – её порцию. стоит. остывает.

p.p.s.

если ты читаешь это и думаешь: «какая банальная история» – поздравляю. ты ещё не знаешь, как пахнет предательство, когда предателем становишься ты сам.

p.p.p.s.

(но я всё ещё верю, что однажды кто-то разбудит во мне того парня, что умел любить без остатка. и тогда, может быть, я снова научусь дышать).

(это не текст. это открытая рана, завернутая в буквы. не трогай – больно.)

исповедь №1.

три часа ночи.

я не помню, когда в последний раз смотрел на звёзды. не через экран, не через смог городских огней, а так – запрокинув голову и чувствуя, как горизонт перестаёт существовать.

сегодня попробовал. вышел на балкон, закурил (хотя бросил год назад), и вдруг осознал: я даже не знаю, какое сейчас созвездие над моей головой. а она знала. она тыкала пальцем в небо и смеялась: «вот же, вот, смотри – это же Орион!» а я не видел. видел только её глаза, отражающие млечный путь.

сейчас небо пустое, или это я пустой.

в комнате за спиной – бардак. не физический (всё на своих местах, даже её заколка для волос лежит там, где она её оставила), а какой-то другой. бардак из невысказанных слов, из «я должен был сказать», из «почему я промолчал».

я начал разговаривать с её тенью. не с призраком – с тем тёмным пятном на стене, которое остаётся, когда выключаешь свет. рассказываю ему, как прошел день. вру, что всё хорошо.

а ещё я купил сегодня молоко. то самое, которое она добавляла в кофе, хотя я говорил, что это кощунство. оно стоит в дверце холодильника. срок годности истекает через неделю.

(иногда мне кажется, что всё, что я делаю – это жду. жду, когда скиснет молоко. жду, когда сотрутся её следы на паркете. жду, когда наконец перестану просыпаться с её именем на губах. но время, оказывается, лечит не всё. некоторые раны оно просто делает… тише.)

p.s.

сегодня услышал на улице её смех. обернулся – незнакомая девушка. она посмотрела на меня с испугом. должно быть, у меня было очень странное лицо.

p.p.s.

если ты читаешь это и думаешь: «ну вот, опять про бывшую» – ты не понял. это не про неё. это про меня. про то, как я стал музеем одного экспоната, в который никто не ходит.

(это не ностальгия. это некролог тому, кем я был при ней.)

отрицание №0.

четыре утра.

я не скучаю. это не она снится мне три ночи подряд – просто мозг так чинит себя, выковыривая обрывки из корзины «удалённые файлы».

я не храню её голос в записях на телефоне. это просто случайный файл, который я забыл стереть. как те старые скриншоты переписки, которые всплывают в «воспоминаниях» и заставляют пальцы на секунду замереть.

я не оставляю её место в постели пустым. мне просто нравится спать по диагонали. а если иногда просыпаюсь среди ночи и машинально тянусь к холодной простыне – это всего лишь мышечная память. глупый рефлекс, не более.

я не заказываю её любимое вино в баре. просто у меня плохой вкус. и если официант иногда подмигивает: «как обычно?» – я не поправляю его. потому что это не имеет значения.

я не вижу её в толпе. это просто девушки с похожей походкой или цветом волос. а если сердце вдруг делает сальто – значит, у меня аритмия. надо записаться к кардиологу.

я не пишу эти строки для неё. я пишу их для того парня, который до сих пор верит, что отрицание – это стадия, а не вечный дом.

p.s.

сегодня разбил кружку, которую она подарила. случайно. не специально. даже не расстроился.

(вру. расстроился. но не из-за кружки.)

(это не ложь. это альтернативная версия правды, в которой мне легче дышать.)