Czytaj książkę: «Собрание малоформатной прозы. Том 11. Ужасы, мистика, фантастика, современная проза»

Czcionka:

ISBN 978-5-0064-7806-0 (т. 11)

ISBN 978-5-0051-0690-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Хоррор

Всё не такое, как кажется

Известно, что когда девушек много, а подходящий им парень всего один, они начинают соперничать между собою за право оказаться его избранницей. Но при обратном арифметическом раскладе единственная девушка, как правило, становится пассивной созерцательницей борьбы между парнями за её расположение. Всё, как и в дикой природе. Именно оттуда, от зоологических бездн подсознания и произрастают эти поведенческие стандарты.

Славик, Толик и Герка состязались между собою в остроумии, в любезности и в готовности идти на всякие жертвы ради капризули Сонечки, но получить слова признания своего первенства из её красивого ротика им не удавалось.

Как узнать, что при этом думала её головка?

Что при этом творилось в её сердечке?

Многие девушки такие притворщицы! А Сонечка, пожалуй, одна из первых.

Сонечка сама выбрала место для их походного лагеря. Место понравилось всем. Лесная поляна. Рядом ручей с хрустально чистой водой. Неподалёку озеро, пригодное и для рыбной ловли, и для купания. Деревня далековато, но тем лучше: деревенские жители в большинстве своём любопытны и бесцеремонны, особенно женщины. А компания столичных туристов (Славик, Толик, Герка и Сонечка) нуждалась в отдыхе от коммуникационного мусора (от пустопорожнего общения, от «актуальных» информационных потоков, от средств мобильной связи). Почти, как в старом фильме «Три плюс два», но в варианте «Три плюс одна».

Геркина «Toyota» оставалась единственным средством мобильной связи с теми, кто не входил в их четвёрку. На ней Герка вывозил Сонечку на закупку продуктов в райцентр. Эти короткие Геркины путешествия вдвоём с Сонечкой, казалось бы, должны были хоть немного их сблизить, но получалось наоборот: Сонечка по неосторожности (а быть может нарочно?) всякий раз чем-то злила Герку.

Опытный психолог подметил бы, что в этих раздражающих Герку Сонечкиных «нечаянностях» был очень тонкий расчёт. Так делают многие девушки, когда хотят поморочить парня. Герка нравился Сонечке. Но и Славик, и Толик нравились. Сонечка собрала их в свою компанию и вывезла на природу, чтобы понять, кто их них более достоин её внимания. Пока Герка проигрывал Славику по сметливости ума, а Толику по обаянию. А главное, Герка казался Сонечке не таким надёжным, как Славик, а особенно, Толик.

Очередная поездка в райцентр началась, как обычно, с посещения рынка. Торговки, у которой Сонечка всякий раз покупала для себя козье молоко, на месте не оказалось. Закупив остальные продукты по списку, Сонечка разузнала, где проживает торговка козьим молоком, а Герке пришлось расспросить, как проехать к её дому. Возле дома торговки Герка остался хлопотать возле своей машины, наводя в ней всё до «парадного блеска», а Сонечка отправилась за покупкой. Общалась там так долго, что Герка устал плеваться:

«Зацепилась языками с торговкой! Это она-то сбежала от пустопорожнего общения на природу?! Да ей, похоже, языком молотить слаще, чем мёду напиться!!»

Наконец, Сонечка высунулась из-за калитки и поманила Герку рукой.

«Не к добру это», – догадался Герка, но подошёл на невербальный сигнал.

– Гера, помоги мне высыпать эти вёдра в багажник, – показала она пальчиком на два ведра спелых груш.

«Пальчик красивенький, изящненький, как и вся Сонечка, а закупка дурацкая. Сама она груши не ест, я тоже. Славка с Толяном грушами готовы обжираться в четыре пуза, но и для них два ведра многовато», – насупился Герка, но просьбу Сонечки выполнил.

Всю обратную дорогу Герка злился на то, что он везёт груши персонально для Славки и Толяна. Причиной его раздражения было то, что ему совершенно некстати припомнился эпизод из повести И. С. Тургенева «Вешние воды», в котором Ипполит Сидорыч (новый фаворит безжалостной сердцеедки Марины Николаевны Полозовой) кушает грушу, которую Дмитрий Санин (отставной фаворит мадам Полозовой) ему очистил (какое унижение для самолюбивого и благородного Санина!), а Марина Николаевна глядит на Санина – и усмехается прямо в глаза ему, человеку закрепощённому магнетизмом её ненасытного сладострастия, уже знакомой усмешкой – усмешкой собственника, владыки…

Герка резанул Сонечку напряжённым, испытующим взглядом: не задумала ли она приказать ему очищать груши для Славки и Тольки, чтобы потом, когда они станут жрать эти очищенные им груши, усмехаться над Геркой тою оскорбительной для непокорной Геркиной души усмешкой – «усмешкой собственника, владыки»?!!

Лицо Сонечки показалось Герке непривычно озабоченным, её красивые губки подобрались и затвердели в отважной и решительной складке, навевая воспоминание песни Михаила Васькова «Варшавянка»:

На бой кровавый,
Святой и правый,
Марш, марш вперёд,
Рабочий народ!

*

По приезду в лагерь Сонечка сразу выпалила:

– Ребята! Срочно переносим наше стойбище в другое место! Подальше отсюда!

– А в чём дело? – насторожился Славик.

– Ты же сама это место выбрала, – изумился Толик.

– Сама ошиблась, сама и спешу исправиться. Плохое это место, как мне сказали. Бесовское.

– Значит ты в бесов веришь? – вскинул брови и удивлённо округлил глаза Герка.

– И ты в них поверишь, когда увидишь, – мне полчаса назад баба Маня, у которой я козье молоко покупаю, их метку-рану на руке своей показала. Я такие же метки-раны на теле своего деда видела после того, как его бесы на моих глазах до смерти закусали. Он тогда меня малолетку собою от них прикрывал. Не знаю, бесы ли то были или иные твари, но в нашем мире таких не бывает. Они появляются в нашем мире не каждый год, и только в полнолуние. По подсчётам знающих людей, предстоящая ночь и будет их временем-безвременьем. Баба Маня сказала мне, что лес вокруг нашей поляны и есть то место, откуда появляются в нашем мире какие-то мерзкие твари, то ли бесы, то ли иная какая-то чертовщина. Поэтому чем дальше от этого проклятого места, тем безопаснее.

– А мы и ночи ждать не будем, – прошелестело в кронах лественных деревьев.

– Показалось, – подумал Герка, но увидев, как ужас отразился в глазах остальных членов их компании, понял: – Не показалось.

*

Собрались быстро. Часть вещей затолкали в багажный отсек кузова, часть увязали в багажник на крыше, остальные решили бросить: не до вещизма, когда грозит непонятная, неведомая опасность. Все заняли привычные места в машине: Герка сел за руль, Сонечка рядом, Славик и Толик – сзади.

Герка повернул ключ зажигания, но оно не включилось. Он поднял капот, кинулся к аккумулятору.

– Не дёргайся. Машина не заведётся, – скрипуче засмеялись лесные деревья. – Выходите из машины и ложитесь на землю лицами вниз.

– Выходим из машины и выдвигаемся из леса пешим порядком. Вещей с собой не брать. Только документы. До ближайшей деревни всего километров десять, – скомандовал Герка.

Все молча последовали его приказу.

– Это даже забавно, – склонив голову на бок, задумчиво посмотрела на них старая ворона. – Забавно, когда пытаются убежать, понимая, что смерть не обгонишь.

*

Они бежали, не разбирая дороги.

– Держитесь за мной, – крикнул Герка.

– Ой! – пискнула сзади Сонечка.

Герка обернулся и увидел, что Сонечка распласталась на земле. Он вернулся, склонился над нею:

– Вставай.

– Убегай, дурак! Теперь она уже наша!! – прогрохотало всё окружающее пространство, источая неописуемый ужас.

Славик и Толик, подхваченные вихрями этого неописуемого ужаса, ускорили свой бег, попеременно обгоняя друг друга, и вскоре скрылись из вида.

– Была ваша, станет моей! – рявкнул в окружающее пространство Герка. Он сгрёб руками красотку Сонечку, как свою бесценную добычу, и последовал вон из леса.

В ту же секунду его окружили какие-то непонятные твари. Их оскаленные пасти внушили страх. Шерсть на их загривках угрожающе вздыбилась. Глаза их горели такой безумной яростью, которой никогда на знал этот мир.

– Ты нам не нужен, дурак! Оставь нам девчонку и уходи!

– Уйду только вместе с ней!

– Тогда добро пожаловать вместе с ней в наши пасти! – прорычали злобные твари и двинулись на Герку, сжимая своё кольцо окружения.

*

Ни Герка, ни Сонечка не поняли откуда пришло избавление от, казалось бы, неминуемой гибели.

Они не сразу опомнились после того, как вдруг исчезли куда-то потусторонние твари, готовые разорвать их на части, как очистилось от неописуемого ужаса всё окружающее пространство.

Ноги у Герки обмякли, и он повалился на землю, продолжая прижимать к своей груди бесценное сокровище – Сонечку.

Его бесценное сокровище тоже прильнуло к его груди, не желая отстраняться.

*

Когда они добрели до Геркиной «Toyota», она легко завелась.

По дороге из леса они подобрали Славика и Толяна.

– Куда теперь? – спросил Славик. – На новое место стойбища?

– Нет. В Москву. – ответила ему Сонечка. – Я – к Герке, а вы – к себе по домам.

Глубоко сидящие страхи

«Я знаю, чего ты боишься», – услышал Яков голос из ниоткуда и похолодел от страха, швырнувшего его сознание на край пропасти.

Стах был подобен напору ветра, выдавливающего Якова с последних пядей реальности в чёрную пропасть безвременья.

Яков не знал, что ждёт его в том безвременьи, но оно пугало его, как всякая неизвестность, сильнее всех известных ему страхов, поэтому он инстинктивно двинулся навстречу ветровому потоку страха, охватившего его в нашем мире, не понимая, что этот поток и есть порождение бездны, что, удаляясь от края пропасти пугающего безвременья, он попадает вглубь её ветрового потока, в её гибельную пасть.

«Добро пожаловать в безвременье», – услышал Яков тот же голос, который сообщил, что ему известно о глубинных страхах Якова.

Страх Якова взорвался в нём с новой силой.

Резко обернувшись на голос, Яков увидел огромного чёрного истукана с улыбкой, внушающей ужас.

*

Чёрный истукан возвышался над центром широкой скалистой площадки. Большая кроваво-красная «луна» освещала пространство безвременья зловещим багряным цветом. Все предметы этого мира в свете багрово-красной «луны» казались двухцветными: чёрными с кроваво-багряным отливом. Уже одно это внушало страх и мысли о неминуемой смерти.

«Если „луна“ даёт отражённый свет, значит здесь есть своё „солнце“, но нет времени, следовательно, не будет ни рассвета, ни светового дня, одна лишь вот эта жуткая, кроваво-красная ночь», – понял Яков.

Вокруг громоздкой фигуры чёрного истукана с устрашающей медлительностью зомби передвигались гиганты: люди с головами животных, птиц, рыб и насекомых, как встречающихся в прежнем мире Якова, так и совершенно невиданных, обезображенных чудовищными мутациями. В руках у них были большие чёрные свечи явно оккультного предназначения, а их взгляды, обращённые к Якову, были наполнены трудно сдерживаемой агрессией. Так смотрят людоедских пород собаки, готовящиеся по команде хозяина растерзать попавшегося им человека.

Время для Якова остановилось. Вернее, Яков почувствовал весь ужас того безвременья, в котором он оказался. Этот ужас всё нарастал, разрывая Якова изнутри, и Яков понял, что только смерть избавит его от этого непереносимого чувства. Все дремавшие в нём страхи, унаследованные им на глубинном генетическом уровне, пробудились и дружно заявили о себе предсмертным пронзительным воем.

За спиной Якова раздалось громовое раскатистое рычание. Яков догадался, что так может рычать только монстр с львиной головой. У льва есть много звуковых сигналов, имеющих коммуникационные функции. Самый страшный из них адресуется смертельно опасным врагам и объектам его охотничьей агрессии. Этот рык проникает в среднее ухо жертвы и парализует её.

Такое же парализующее воздействие произвёл на Якова звук, раздавшийся у него за спиной.

*

Спасение пришло неожиданно.

На рефлекторном уровне Яков вырвался из обуявшего его ужаса в состояние транса, в мир квантовой нестабильности, в котором не действуют правила и законы привычного для Якова мира. Яков вновь оказался на тех последних пядях реальности, где он пытался найти спасение от попадания в пропасть безвременья. Ему вдруг вспомнилось, как должен действовать пловец, подхваченный морским течением, уносящим его от берега:

К берегу плыть нельзя. Течение сильнее человека. Оно обессилит его в борьбе и поглотит в своей пучине. Нужно плыть не к берегу, а вдоль него, до тех пор, пока не выплывешь из захвата гибельного течения. Только тогда можно направиться к берегу и получить спасение.

И Яков, сопротивляясь силе ветрового потока, пошёл не навстречу ему, а вдоль края пропасти безвременья.

Яков вернулся домой после схватки в тем ветровым потоком постаревшим на много лет, поседевшим и с иным пониманием жизни.

Ужасы белой горячки

Наркологи знают о том, что самые лютые страхи, которые только могут вселиться в человеческий разум, порождаются приступами болезни, именуемой алкогольным делирием (в простонародности – белой горячкой).

Петруша имел много страхов. Он панически боялся высоты, крупных бродячих собак с агрессией на запах выдыхаемых алкогольных паров, ядовитых насекомых, змей и крыс. Трудолюбием он никогда не отличался, хвастался своей «независимостью», выражавшейся в том, что вместо официального трудоустройства предпочитал «шабашки». Для этого Петруша приезжал в региональный центр и проходил по новым микрорайонам, где обычно велись строительные работы и требовались неквалифицированные подручные, среди которых чаще всего попадались выпивохи, создающие кадровую текучку (заработал – и ушёл в запой).

– Командир, на подработку без оформления возьмёшь меня разнорабочим? – спрашивал на стройплощадках Петруша у каждого дяденьки, отдающего приказы работягам на специфическом строительном сленге (на стопроцентном мате).

«Дяденьки» окидывали его безразлично-критическим взглядом и чаще всего отказывали, но иногда соглашались.

Первые несколько месяцев Петруша работал усердно (завоёвывал авторитет). Потом начинал тосковать по «полной независимости» и активнее прикладываться к бутылке. Заканчивались эти прикладывания всякий раз одинаково: он являлся на работу, еле держась на ногах после лихой попойки и глупо хихикая в лицо «дяденьки» прорабу. Тот с позором изгонял Петрушу с применением всех вывертов строительного сленга. Иногда такие речевые изыски подкреплялись мощным ударом начальственным кулаком по петрушиной пьяной ухмылке, а иногда ускоряющим пинком в Петрушин зад.

И Петруша несколько дней наслаждался «полной независимостью». Но деньги быстро кончались, а с ними кончалась и водка. «Полная независимость» утрачивала первоначальную притягательность, её яркие краски блекли, ей на смену приходили ночные кошмары, возбуждение, общая путаница мыслей, дезориентация во времени и пространстве, лихорадка и сильное потоотделение. Все чаще вспоминалось всё самое обидное в жизни: побои, унижения, потеря семьи.

Семейная жизнь не для Петруши. В семейной жизни – «полная зависимость»: ни выпить, ни пофилософствовать с умными людьми до полуночи о том, какие все бабы дуры, а тёщи – ведьмы…

Между мукой семейной жизни и «полной независимостью» свободолюбивая Петрушина душа и его алкогольно-философский склад ума всегда выбрали… понятно, что.

Вот и живёт теперь Петруша… понятно, как.

Как вольный ветер!.. в его дырявых карманах.

*

Глаза Петруши распахнулись от ужаса, когда в непроглядной тьме раздался зловещий шорох. Сердце затрепыхалось жалобно, болезненно, как из последних сил. Дыхание сбилось, в виски застучали дятлы, всё тело охватило мокрым горячим паром, по спине потекли ручьи пота.

Когда шорох повторился, Петруша едва не умер от страха: такой шорох могло издавать только какое-то гадкое, невиданное-неслыханное членистоногое насекомое.

В ответ ему прошуршала какая-то иная мерзость. Петруша догадался, что эта новая невидаль, хотя и змея, но намного опаснее и коварнее всех земных и подводных змей вместе взятых, потому что она обладает… сатанинским умом. Когда шорохи, издаваемые обеими этими тварями слились воедино, Петруша потерял сознание.

Очнулся Петруша не скоро. Место, в котором он оказался было ему незнакомо. Спина его затекла от долгого лежания. В неуклюже лежавшую руку впились бесчисленные иголки, беспокоящие её онемевшую тяжесть назойливыми прокалываниями.

Петруша сел, бессмысленно повертел головой, осматриваясь, помассировал затёкшую руку. Вдруг он почувствовал, как по его ноге проскользнуло что-то холодное, влажное… страшное. Из мёртвой зоны просмотра к нему метнулось по краю периферийного зрения маленькое паукообразное существо и в его ягодицу вонзились острые ядовитые челюсти.

«Мама!!!» – истошно взвыл Петруша и рухнул навзничь.

В грудничковом возрате это слово было первым в крохотном словарном запасе беспомощного младенца Петруши.

Оно стало и последним в оскудевшем словарном запасе сорокалетнего Петруши.

А дамы вне подозрений

Волк – это опасный хищник.

Волк – это исчадие ужаса и неисчерпаемая тема для страшилок.

Близ двух исстари соседствующих графств в северо-западной части Британии в эпоху мрачного, жестокого средневековья постоянно бродили в поисках разбойничьей добычи неуловимые волчьи стаи.

Попытки их приручить часто оказывались гибельными для тех, кто отваживался на это.

*

Лорд Генри – молодой владелец одного из этих графств – редко появлялся в высшем обществе, характер имел угрюмый, дружбы ни с кем не водил.

– В нём есть что-то волчье, – шептались дамы. – Говорят, что у него какие-то дела с волками.

– Не колдует ли он по ночам? – напускали на чувствительных леди страхи загадочного вида джентльмены – любители злых розыгрышей и всякого рода мистификаций.

Шарлотта – дочь старого графа, владельца обширных земель, соседствующих с манором (феодальной вотчиной) лорда Генри – была девушкой мечтательной, романтичной, склонной к мистике и панически боящейся колдовства.

– Вот бы поженить эту записную неженку Шарлотту с демоническим лордом Генри! То-то была бы потеха! – шепнула своей подруге законодательница мод и общественного мнения мадам МакКензи.

В тот же день эта «гениальная» мысль овладела всеми дамами высшего общества и объединила их усилия для учинения себе на забаву этого глупого замысла, повлекшего последствия столь ужасные, что говорили о них потом, округляя глаза от ужаса.

*

Женщины умеют добиваться того, чего хотят, но вот беда: эти их «успехи» почти всегда выходят кому-то боком.

Не просто странным, несуразным, противоестественным оказался семейный союз лорда Генри, в котором дамам виделось «что-то волчье», с «записной неженкой» Шарлоттой. Противоположность их характеров, так точно угаданная дамами, вовлечёнными в эту интригу, и сулившая им так много поводов для злорадства при их тесном столкновении, дала результаты непредвиденные и страшные.

Одурачить можно всякого человека, даже самого умного и недоверчивого. Но не всякий одураченный простит обманщика, в том числе и того, кто ему покажется таковым.

Вскоре после женитьбы лорд Генри, оказавшись с молодой супругой наедине, вдруг очень остро почувствовал, как далеки друг от друга их характеры, привычки, предпочтения и потребности, как различны их ожидания от взаимного общения.

Вот, сидит она у окошка, вышивает что-то на полотне, и ей хорошо. На лице её бродит полуулыбка умиротворённости и довольства: теперь она законная супруга, со временем станет матерью.

Её жизнь удалась!

Но она чужая для него и мыслями, и душой.

Зачем она ему?

Как получилось, что длинная, запутанная череда событий захватила лорда Генри своей отливной волной, утянула от берега прочной, устоявшейся жизни, покружила и выбросила на незнакомый остров, где внешне, будто бы всё такое же, как в его прежней жизни, но иное по сути?

Лорд Генри отчётливо вспомнил каждое словечко, произнесённое с «особенной значительностью» очаровательными женскими ротиками во время тех внезапно закруживших его событий, каждый «очень выразительный взгляд» лукавых женских глаз, намекающий на много большее, чем сказано, каждую нарочитую недомолвку, призывающую задуматься и догадаться о чём-то очень важном, и другие «штучки», с помощью которых женщины с факирской ловкостью манипулируют мужчинами.

Если что, эти женщины ни причём. Сам додумался (сам дурак!).

Как он мог не увидеть того, как женщины-заговорщицы схватили его (тёртого калача!) за нос, поводили кругами и втолкнули в эту глупую женитьбу?

Сейчас, соединив все эти женские ужимки – словечки – взгляды – недомолвки воедино, лорд Генри преисполнился гневом «одураченного умника». Он со всей очевидностью понял, как из тончайших, невидимых глазу нитей, сплеталась вокруг него прочная, липкая паутина, в удушливом коконе которой его подвели, будто бычка на верёвочке, к тому, что «как честный человек и как истинный джентльмен, он обязан жениться на доверившейся его честности Шарлотте».

Как лорд Генри сразу не разгадал этой женской интриги? Ведь весь этот дамский заговор, выставлявший его дураком, имел все признаки согласованности со стороны его участниц! Ведь, если бы каждая из них, затевая доверительные разговоры с лордом Генри, действовала сама по себе, вне сговора, то начинала бы свои беседы «с чистого листа». Однако, заговорщицы, чтобы не повторять друг дружку и не топтаться на одном месте, передавали очередной участнице проработку следующей мысли, логически вытекающей из предыдущей. Конечно, это было по-женски умело замаскировано, но при критическом осмыслении, вся эта маскировка рассыпается, как карточный домик.

Лорд Генри никому не простит такого публичного унижения!

Он никогда не смирится с ролью мишени для насмешек!

Естественно, что перед лордом Генри возникли воинственные вопросы, ответы на которые выявят, на кого направить его гнев:

Кому это было нужно?

К то оказался «выгодоприобретателем»?

Лорд Генри обращает взбешённый взгляд на свою молодую супругу:

«Сидит себе за вышиванием, довольная тем, что она жена очень уважаемого человека…»

И лорд Генри взорвался звериной яростью.

Он действовал в ослеплении рассудка.

Что он делал?

Он изобличал свою жену в том, что она подвела его к необходимости вступить с нею в законный брак, используя широкий круг заговорщиц?

Его доводы были сокрушительны и неоспоримы?

Или все его доводы были заменены кипящей лавой ужасных, яростных обвинений?

Или они заменились страшным звериным воплем, вместившим в себя то, что невозможно выразить ни какими словами?

Этого ли хотели добиться светские дамы, забавляясь своим умением манипулировать чужими мыслями, поступками и судьбами, упиваясь своей «всесильностью»?

Романтичная, мечтательная Шарлотта имела бойцовский характер, о чём дамочки, затеявшие забаву по её замужеству без её ведома и согласия, понятия не имели.

Им весело было бы понаблюдать, как будет мучиться и страдать чувствительная бедняжка в руках угрюмого, волкоподобного мужа.

Но Шарлотта оказалась мягкой кошечкой с острыми коготками. Внезапная вспышка ярости со стороны лорда Генри изумила и озадачила Шарлотту, но поток его бредовых обвинений высек в ней искру гнева, воспламенившую всю её гордость, и она отвесила мужу пощёчину.

Это был невербальный призыв к отрезвлению, вырвавшийся из Шарлотты в качестве её инстинктивной защитной реакции.

Однако, на лорда Генри её пощёчина оказала обратное действие. Он воспринял её, как норовистый конь воспринимает удар хлыста со стороны своего наездника.

От жестокого болезненного удара Шарлотта мгновенно лишилась воли к сопротивлению. Вырвавшаяся перед этим из неё мощная энергия метнулась вспять, затопила её самою, вогнав её в надрывающие душу переживания незаслуженной боли, досады и унижения. В один миг она превратилась из гордой женщины, храбро восставшей на битву за свою честь и достоинство, в безответную девочку для битья.

Лорд Генри опомнился лишь тогда, когда Шарлотта стала казаться ему неодушевлённой тряпичной куклой. Он распростёрся над нею, ища в ней признаки жизни, и не мог их найти.

Шарлотта была мертва.

О, горе! Что он сотворил?!

Как такое могло с ним произойти?!..

За его спиной раздался истерический выкрик и звук упавшего тела.

Мадам Тереза? Злобная интриганка, предводительница всех ей подобный дамочек, вечно сеющих вокруг себя конфликты между жертвами их интриг…

Она – свидетель убийства!!

Дворецкий стоял в проёме двери, беспомощно раскинув руки:

«Сэр! Я не впускал её без доклада, но она, будто фурия, рванулась сюда с криками: „Прочь с дороги, болван! Ты не слышишь, что злодей и тиран лорд Генри убивает свою жену?! Я должна его остановить!!“»

Сознание лорда Генри опрокинулось, а потом поднялось с ног на голову, и он перестал быть прежним лордом Генри. И мир вокруг него (уже вторично) перестал быть таким, как раньше. Всё стало вдвойне чуждым и враждебным: и зал, в котором у ног лорда Генри лежал труп его жены, и тело стервозной мадам Терезы, и дворецкий, тоже оказавшийся крайне опасным свидетелем совершённого здесь убийства.

Вся остальная прислуга, хотя и не видела ничего, вскоре будет знать обо всём до мельчайших подробностей, поскольку таково неистребимое и гадкое свойство любой прислуги. Один лишь Бог знает, откуда прислуга черпает все сведения о своих хозяевах, но без чёрта это не обходится.

А ещё полиция может допросить кучера и ливрейных лакеев, сопровождавших мадам Терезу в замок лорда Генри.

А ещё есть множество дам, которых мадам Тереза посвятила в план этой своей поездки. Через этих дам её планы теперь разлетятся через их сладострастное перешёптывание по всему белому свету.

Это западня, из которой для лорда Генри нет выхода.

Но не зря в высшем свете судачили о том, что у лорда Генри есть какие-то дела с волками.

Волки! Вот его спасение из западни!

Это его любимцы, которых он собрал в своём питомнике маленькими волчатами, вырастил и воспитал в них ненависть ко всем людям, кроме себя.

Пусть они зачистят его замок и от тех, кто пока ещё жив, а затем и от трупов. Это ляжет виной на слуг, которые приставлены к питомнику и обязаны следить за безопасностью людей от нападения этих хищников.

Потом будет много сопутствующих проблем. Они будут возникать ещё долго, но лорд Генри будет решать их по мере возникновения. Для этого у него достаточно и ума, и денег.

Он сумеет решить все проблемы!