Czytaj książkę: «Волчьи пляски»

Эпиграф:

Смятенье в ум, благое в прах

Главней невежество и толки

А на империи костях

Танцуют волки…пляшут волки…

Глава 1.
Москва. Генерал Угрюмов. Июль 1987 года

Лето, постепенно переваливавшее за свою середину, продолжало дарить уютные теплые деньки. Они выгодно отличались от предыдущего летнего месяца ровным плюсовым фоном с нечастыми, но обильными дождями. Казалось, что природа пришла к золотой климатической середине и на том успокоилась. Самое время отдыхать! Взять вот и бросить, к чертовой матери, все дела, небрежно кинуть в багажник верной «Волги» пару наспех собранных чемоданов и, усадив на переднее пассажирское сиденье, что расположено рядом с водительским, престарелую супругу, нажать на педаль газа, держа путь куда-нибудь в сторону Юга. В Анапу, например. Или в Адлер. Помнится, там он неплохо отдохнул с семьей в конце семидесятых. Тогда еще Алешка был жив… Бойкий стройный паренек со светлыми вихрами и глубоким голубоглазым взглядом с легким намеком прозелени. Стремительный в движеньях и поступках. Стремительный в жизни… Таким он и остался в его памяти, в отличие от других, в разное время ушедших в небытие близких людей, не превратившись в серую размытую фигуру отдаленного воспоминания. Впрочем, наверное, так и должен ощущать отец свое дитя. Пусть и ушедшее раньше срока, отпущенного ему на земле.

Генерал Угрюмов подавил вздох и, собрав морщинки у прищуренных глаз в рельефно выделившиеся «лучики», окинул пространным взглядом набережную Москва-реки, залитую полуденным солнцем. Странная штука память. Чем дальше живешь с ней, чем больше собираешь багаж воспоминаний, тем ярче и красочнее они становятся. С каждым прожитым годом. Даже те, самые ранние, которые, по логике, давно должны были улетучиться или, по крайней мере, остаться в виде легких подсознательных ассоциаций. А так все происходило с точностью «до наоборот». Вспоминая далекое собственное детство, генерал теперь с удивлением отмечал, что перед ним, как никогда четко, встают не только яркие картинки бездонного голубого неба и сочно зеленой травы, но еще и (вот парадокс-то!) сопутствующие им ассоциации запахов. Таких, как запах парного, только что выдоенного молока, или запах летнего покоса. Запахи, которые он давно не встречал в жизни. По крайней мере, лет десять. Если сказать в общем, то теперь Угрюмов вполне понимал пожилых людей, жизненный путь которых клонился к окончанию. Понимал, что для них бытие, точнее самая яркая и емкая его часть, находится теперь в прошлом. В том, что отжито. Понимал потому, что и сам ныне относился к этой категории жителей планеты. Для него, теперешнего, являлось вполне естественным постоянно ощущать рядом фантомный образ энергичного сына, уже лет восемь как сложившего голову в негостеприимной, по волчьему оскаленной афганской земле.

– Смотрю я на вас, Василий Егорович, и диву даюсь, – голос собеседника вернул генерала к действительности, вырвав из цепких объятий раздумий, то и дело норовивших взять верх над реальностью, – По вашему усталому виду плачет какой-нибудь тихий и уютный черноморский санаторий. Или, по меньшей мере, курорт. В ваши ли семьдесят играть в подобные игры?..

– В семьдесят четыре, – машинально поправил Угрюмов, фокусируя взгляд на том, кто произнес только что отзвучавшую реплику, – И не в игры. Это моя жизнь, сынок. Неласковая и беспокойная на всем протяжении, но моя.

Старческие глаза окинули подтянутую фигуру паренька, пристроившегося рядом у парапета. Вот еще один образчик «несуществующей реальности». Только с несколько иным значением. Вызывая в памяти образ своего Алешки, Василий Егорович знал, что тот давно умер и остался обитать только в его мысленной сфере. Человек же, стоящий перед ним в данный момент, несмотря на то, что тоже умер для некогда знавших его окружающих, все равно являлся реальным. Пусть и жил теперь с другим, новым лицом. Пусть и с новой, искусственно созданной судьбой.

– Моя жизнь вышла очень беспокойной, Сережа, – с неожиданной мягкостью в голосе продолжил генерал, – На всем ее протяжении. Всякое было. Потому, наверное, я и не могу успокоиться до сих пор. Слишком много ответственности на себя взял однажды. Сейчас многие кичатся своим знакомством со знаменитыми людьми, отношениями с кем-то, кто имеет громадный авторитет в обществе. Это придает им, по их же мнению, большой вес в обществе. Нет. Вес и авторитет человеку придает лишь он сам. Поверь. Я был знаком со многими, чьи имена если не стали, то скоро станут легендой. Тесно общался с Судоплатовым, Андроповым и, как следствие, с целым рядом лиц, имена которых до сих пор находятся под грифом «совершенно секретно» и «государственная тайна». Это накладывает определенные обязательства. Так что, я даже теперь, официально находясь в отставке, продолжаю жить в той же самой, привычной для меня колее. Жить и продолжать дело, порученное мне страной. Нет, не государством, устои которого трещат по швам. И не политическими деятелями, состав которых меняется постоянно, а сами они мельчают катастрофическими темпами. Речь именно о нашей Родине, выживавшей во все неспокойные времена всевозможных перемен только за счет таких, как мы с тобой.

Выговорившись, Угрюмов снова замолчал, возвратив свое внимание пустынной набережной, уже прямо-таки дышавшей накопленным летним зноем. Большая, искусственно созданная строительным гением сковородка. Лишь единичные, видимо случайно забредшие сюда истомленные солнцем прохожие слегка разбавляли здешнюю безлюдность. Неудивительно. В это время сезона значительная масса жителей столицы уже пополнила собой рать отдыхающих во всевозможных здравницах. Или, по меньшей мере, убралась куда-нибудь за городскую черту, дабы отсидеться в тени у водоемов.

Впрочем, это сейчас даже к лучшему. Никто не помешает, не попытается встрять в разговор.

– Вообще-то, – продолжил разговор генерал, – Я не выбирал такую судьбу. Не рвался к ней. Она выбрала меня сама. А так…я бы с большим удовольствием посвятил все те десятилетия, что прожил на государственной службе, например тому, что выращивал хлеба и сажал в огороде картошку… Для меня, верни фортуна хотя бы половину жизни, выбор был бы очевиден. Может поэтому, я не совсем понимаю твой выбор, твое решение. Спору нет, цель вполне благородна и высока, ради благоденствия нашей Родины выполнение подобной миссии очень актуально. Проблема еще не вполне наболела, она еще в будущем, однако скоро станет просто бедствием для нас всех. И, не скрою, что твоя кандидатура, ее появление и перспективы, что она дает, очень заманчивы. Хоть, не совсем понимаю тех мотивов, которые подтолкнули тебя на такую жертву.

– Лукавите, Василий Егорович, – тихо отозвался молодой человек, устремив взор на водную речную гладь, – Еще один психологический тест? Не волнуйтесь – мое психическое состояние стабильно. Как и мотивация, благодаря которой я сам вызвался на это дело. По крайней мере, специалистам по приказу вашего начальства не пришлось заниматься искусственным формированием личности кандидата для выполнения подобного задания.

– Искусственно сформированный кандидат с аналогичной мотивировкой не будет так психически константен, как ты, – спокойно заметил Угрюмов, игнорировав колкость, – Наши технологии внушения и кодирования еще не настолько безупречны. Особенно в тех случаях, когда агент запускается в столь долгое «одиночное плавание». Время, к сожалению, стирает многие барьеры, табу и мотивировки. Поэтому, нет ничего надежнее такой кандидатуры, как ты.

Василий Егорович поймал взгляд собеседника, и его лицо посетила скупая улыбка. Можно изменить черты лица, можно сотворить орлиный нос с явно выраженной горбинкой вместо обычного с легкой курносинкой, однако взгляд… Этот острый пронзительный взгляд являлся определенным идентификатором. Такой взгляд был у Сережиного отца… Сознание Угрюмова посетила горечь. Возможно это чисто стариковская черта, но все же… У него, у старого генерала, прожившего жизнь, несмотря на столь болезненную преждевременную потерю собственного сына, все равно оставались близкие. Жена, да взрослая дочь, давно живущая своей жизнью и воспитывающая собственных детей. А у него, у Сережи, теперь не осталось никого. Отец, мать, младший брат, невеста… По странному стечению обстоятельств они погибли разом в один день. Страшный день.

Василий Егорович вспомнил заголовки газет тех дней, скупо упомянувших о том чудовищном преступлении. «…Вчера, в одной из квартир дома…в переулке…зверски застрелены четверо человек, в числе которых две женщины и один подросток тринадцати лет». Криминальная статистика, сообщившая только общие данные и более ничего. Ничего о том, что единственным взрослым мужчиной из этих четверых жертв стал известный во всей столице адвокат Изветов, что молодая женщина, приходившаяся Изветову будущей снохой, находилась на пятом месяце беременности, и о том, что тринадцатилетний сын Изветова был застрелен выстрелом в голову из обреза. В упор. Так, что разнесло череп. Учитывая этот факт, в общем-то, несложно понять тот основной психологический мотив, которым руководствовался Сергей при выборе своего дальнейшего пути. Никто из ближайшего окружения покойного адвоката Изветова не смог логически объяснить причины столь чудовищной расправы. Все это не укладывалось в канву общепринятого морального уклада бытующего еще, хоть и успешно изживающего себя советского общества. Ни один из общепринятых мотивов, выдвинутых кем бы то ни было, не дотягивал до того, чтобы стать отправной точкой для произошедшей бойни. И лишь один Угрюмов, да и то только по прошествии определенного промежутка времени смог, по отрывочным данным, тщательно собранным от разных источников, узнать о том, какие на самом деле интересы оказались затронуты его старинным приятелем. Деньги… Всегда деньги… Из-за них, из-за больших денег, да из-за посулов обладания неограниченной властью, в разные времена пролились целые реки человеческой крови. Из-за них истреблялись целые народы и умерщвлялись собственные дети. И начиналось это, как правило, в преддверии неспокойных времен. Чудовищные злодеяния, способные всколыхнуть еще умиротворенное общество, являлись не только предвестниками, но и, зачастую, отправной точкой для этих самых неспокойных времен. А потом, когда заспанное и испуганное общество окуналось в пучину кровавых игрищ, они постепенно забывались за чередой новых, более зверских злодеяний.

Все по вине слабого руководства страны. То ли дело раньше были руководители! Одно их имя приводило страну в трепет. Какие там мысли о скором обогащении! Кара, как правило, наступала быстро и неотвратимо. Теперь все не так. Распущенное общество низменных середнячков, лишенное прослойки интеллигенции. Оно мечтает только о сиюминутном. О наживе. Глаза генерала остановились на рекламном плакате неподалеку, изображавшем нынешнего главу государства, блещущим запятнанной лысиной на красном фоне. «Демократия, перестройка, гласность». Слова, одни слова. Не для людей это, не для народа, населяющего просторы российской державы. Для тех же, упомянутых им только что середнячков. Для них духовные ценности ничто, прах. Хапнуть больше, не смотря ни на что, а затем трава не расти. Те деятели, которым перешел дорогу адвокат Изветов, принадлежали к этой самой новой формации, любой ценой желавшей проложить себе дорогу. И ради этого они вполне сознательно начинали толкать страну в хаос гражданских междоусобиц, ради этого потворствовали усугублению криминогенной обстановки, зная, что в такой мутной «водичке» легче всего заработать капиталы и приобрести необходимый для завоевания власти авторитет. Старый генерал, умевший анализировать, способный делать выводы, собирая разрозненные и часто мало схожие между собой факты, ясно видел, что ситуация накаляется. Еще чуть-чуть, и процесс станет необратим, постепенно выходя к пиковой точке. А там…кто знает…

Неизвестно, знал ли, подозревал ли молодой офицер армейской разведки Изветов о том, какие страсти сейчас назревали в высших эшелонах перерождающейся власти. Возможно да, а возможно и нет. Угрюмов не стал лезть в душу молодого человека, потерявшего до единого всех близких ему людей. По крайней мере, мог знать. Так, верно, подумали и тот, оставшийся неизвестным, организатор злодеяния. Тот, кто так стремился убрать со своей карьерной дороги нежелательных людей. Этот «кто-то», очевидно, мог знать о том, что отец Сергея собирал «компромат» на известных политиков и иных «деятелей». Мог знать или догадываться о том, что Изветову-старшему почти удалось привести свой план разоблачения в действие и едва не завершить свое, в сущности правое, дело, призванное вывести кое-кого на чистую воду. Скорее всего, именно поэтому могущественный «некто», против кого затевалась акция, и принял столь «резкое» решение по устранению адвокатской семьи.

По счастливой (или несчастливой) случайности, в тот самый день Сергей по делам в городе отсутствовал. Потому, наверное, и остался цел. Киллеры, нанятые для умерщвления Изветовых, так и не сумели отыскать его ни на одном из известных им адресов. А потом, когда уже все случилось, завершить им миссию не позволил подоспевший Угрюмов. Задействовав частным образом целую структуру, он в экстренном порядке устроил для Изветова-младшего искусную инсценировку несчастного случая. Устроил с такой достоверностью, что ни у кого, даже у официальных властей, сомнений в том не возникло. В тот момент им двигал совсем не оперативный расчет. Василию Егоровичу, прежде всего, захотелось просто спасти молодого человека, сына его старого товарища.

А потом генерал сделал для Сергея новую жизнь, новую личность. Сделал так хорошо и технично, что ни единая душа не смогла бы связать эту новую личность с той, прежней. Все ниточки были искусно оборваны. Новые документы, подтверждающие реальность ее, сделаны по официальным каналам, так что с этой позиции легенда нового «человека из ниоткуда» изъянов иметь не могла. Для начала такая основа представлялась достаточной. Второй составляющей стало тайное изменение внешности Изветова-младшего. На этом настоял сам Василий Егорович, лучше всех знавший о том, что фамильные черты могут стать для того путевкой на тот свет, независимо от того, что формально он умер уже около года назад. Единственное, что он не смог бы дать молодому человеку заново – это воспоминания.

«Воспоминания, – проскользнула тяжелая мысль в голове генерала, – Ими теперь Сережа будет обеспечен надолго. Уж я-то знаю.

– Я знаю, сынок, – эти слова вырвались у Василия Егоровича спонтанно, как отзыв на порыв сердца, – Что тебя совсем бы не потребовалось кодировать. Твоя кодировка сильнее всего, что может придумать наука на сегодняшний день. Не предложи я тебе поучаствовать в нашем деле и останься ты предоставленный сам себе с этим грузом, то не видать бы тогда покоя душе. А у тебя ведь еще целая жизнь впереди. И такое бремя не поможет тебе реализоваться в правильном русле. Возможно, на протяжении всей дальнейшей жизни. Я знавал людей, которые так и не сумели найти правильного выхода своему гневу. Он сжег их изнутри. День за днем. А потом это усугублялось тем, что человек начинал искать какой-то психологический выход. Сначала подспудно. Затем сознательно. Психологические тренинги, развлечения, алкоголь… Постепенно душа выгорала дотла. Я не хотел бы, чтобы ты так кончил.

– И поэтому вы протежировали меня на эту роль? – острый взгляд собеседника резанул по стариковским глазам, – Можно подумать, что существовала целая очередь из желающих поиграть в русскую рулетку.

– Нет, Сережа, – покачал головой Василий Егорович, – Эту роль я для тебя придумал сам. Может это слишком меркантильно, извини меня, но я подумал о том, что было бы очень полезно совместить твои душевные порывы и твои навыки с теми целями, которые пойдут на пользу нашему государственному строю. Зачем пропадать столь чистому пылу?

– Высокопарные слова, товарищ генерал.

– И не только они. Трезвый расчет. Я запускаю тебя в свободный полет. Словно хищную птицу, которая должна выследить и изловить искусно маскирующуюся добычу. И эта добыча не всегда безобидна. Бывает, что добыча по силам и возможностям превосходит потенциал охотника, однако является всем, чего желает птица-охотник. Что ты слышал о человеке по кличке Сталевар?

– А я о нем должен был слышать? – настороженно блеснул взором молодой человек.

– Возможно…– Василий Егорович отвернулся и склонил массивную седую голову, будто снова углубляясь в думы.

Однако затем встрепенулся и снова вступил в разговор.

– Возможно, и слышал. Так или иначе. Вскользь и мимоходом. По крайней мере, знание об этом человеке сейчас могло бы тебе очень помочь.

– Почему?

– Хотя бы потому, что именно он и его деятельность интересовали твоего отца в последнее время перед трагической гибелью.

Собеседник снова кольнул генерала внимательным взглядом.

– Вы что-то знаете, – сделал он вслух вполне определенный вывод, – Знаете, но боитесь рассказать.

– Ты не прав, – отрицательно качнул лицом Угрюмов, – Не боюсь. Просто, рассказывать особенно не о чем. Одни догадки и косвенные указания…

Выражение мимики его собеседника выразило живейшую заинтересованность. И еще, решимость, граничащую с абсолютной. Этот не отступит, пока не выяснит все до конца. А раз так, то стоит выложить всю информацию до копеечки. Ровно все то, что он сейчас знает сам.

– После смерти твоей семьи, – продолжил Василий Егорович, – Я предпринял самые серьезные шаги для того, чтобы вывести на чистую воду не только исполнителей того зверства, что произошло в вашем доме. Меня интересовал заказчик. Тот, в чьих интересах было совершено это преступление. И…

– Ну же!

– Повторяю, что ничего конкретного выяснить не удалось. Несмотря на то, что личности киллеров нам в то время также были неизвестны, всеобщими усилиями нелегальных оперативных служб мы смогли их найти. Но сделали это поздно – те уже почили вечным сном при помощи кого-то, кто пытался замести все следы. Нужно отдать должное – этот «инкогнито» сделал свое дело хорошо. Ни единой зацепки, кроме этой невыразительной клички, которую озвучил один из убийц прямо перед собственной гибелью одному из своих контактов. Сталевар…

– Нет, – уверенно тряхнул вихрами молодой человек, – Не слышал. Если бы слышал, то запомнил бы наверняка. Я не умею забывать.

– Это пока.

Генерал внимательно изучал движения мимики на лице собеседника. Хорошо поработал пластический хирург. Но… эти вихры. Лишь прическа, как последняя дань прошлому Сергея, осталась в его новом облике. И то лишь на некоторое время. Пока не придет нужда полностью подогнать этот новый образ под нужное клише.

– Скажу больше, – продолжил он, не отводя глаз, – Косвенные данные указывают на то, что этот Сталевар – лицо влиятельное и, возможно, весьма высокопоставленное. И, скорее всего, опирается на поддержку подобных ему продажных корыстолюбцев. Он преследует какие-то свои цели. Власть это, или большие деньги, суть не важно. Важно то, что цели определены и ради их достижения Сталевар готов на все. Случай с твоей семьей показатель. Но не единичный. Опираясь на все те же косвенные данные, можно утверждать, что Сталевар и его сообщники готовы раскачать политическую ситуацию в стране. Посеять в обществе хаос. Дестабилизировав ее, они постепенно создадут условия для того, чтобы прибрать власть в собственные руки. А это, знаешь ли, чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Возможно, даже, гражданской войной.

– Я думал, что подобные личности канули в историю, – дернул головой в сторону «экс-Извеков-младший», – Манипулирование толпой, беспощадное уничтожение всех, кто может помешать осуществлению планов…. Насколько я помню из школьного образования, подобные методы были присущи нацистам.

– И не только. Такие методы присущи любой силе, стремящейся к диктатуре. Будь уверен, все это еще будет. И орущие толпы с дурацкими лозунгами, и чудовищные убийства…и нацисты тоже. Все будет. Вплоть до попыток переворотов. И все потому, что кому-то очень хочется стать у руля. Им все средства хороши и приемлемы. Что ты знаешь о уголовно-криминальной среде, бытующей в нашей стране? Тебе ведь придется много общаться с подобными людьми.

– Воры, убийцы и прочая шушера? – хмыкнул Сергей, – Я изучил ту литературу, которую вы мне дали в рамках подготовительного курса. Даже немного практикуюсь в «фене».

– Как ни прискорбно, – вздохнул Угрюмов, – Но к этой, как ты сказал, «шушере», так или иначе, относится едва ли не каждый третий в этой несчастной стране. Уголовная среда живет по своим, специфично созданным законам. Никто из обычных людей, впрочем, как и многие из нынешних деятелей, не осознает того, что по своей сути уголовники давно самоорганизовались настолько, что готовы из толпы отпетых, но, как правило, стихийно действующих головорезов превратиться в одну из самых влиятельных сил в стране. Им и нужно-то всего ничего. Хорошая финансовая подпитка и достойный организатор, который сумеет собрать разрозненные группы в единый кулак. Противостоять такой силе, если подобное случится, сможет только официальная государственная власть. И то при условии, что не срастется с этой самой уголовщиной. А это не исключено. Примером тому является именно Сталевар, который ради достижения собственной выгоды уже инициировал процесс такого сращивания. В данный момент времени оперативные службы не располагают никакими данными о нем, как о личности. Зато знаем некоторые его связи, завязавшиеся в криминальной среде. Серьезные связи, подобраться к которым будет чрезвычайно сложно. Только через них, как я смекаю, ты сможешь выйти на след убийцы твоей семьи. А для того, чтобы не сойти с дистанции, не срезаться, нужно постараться предусмотреть все возможные нюансы. Знание основ устроения криминалитета и знание «фени» еще далеко не все, что тебе предстоит узнать. Это всего лишь азбука, не дающая особых преимуществ. Для начала, прежде чем соваться в само полымя, тебе надлежит повертеться в этой среде на задворках, обвыкнуться рядом с этим контингентом, проникнуться спецификой, которой придется дышать на протяжении долгого времени. Заплыв будет долгим, сынок.

– Кто же эти люди, которых вы, Василий Егорович, назвали серьезными связями Сталевара? Не секрет?

– Секрет, – усмехнулся генерал, – Но не для тебя. Эта информация станет отправной точкой для твоей работы.

– Я слушаю.

– О, слушать придется недолго. На самом деле мы знаем только то, что Сталевар напрямую связан и координирует свои действия со строго определенным кругом авторитетных в криминальной среде лиц. Так называемыми «ворами в законе». Одним из наиболее вероятных союзников из этого числа сведущие люди называют Сазона Прямого. Есть такой лидер из криминалитета Сибирского региона. Думаю, что завязавшиеся отношения между ними Сталевар планирует вскоре перевести на другой качественный уровень. Конечно, в разработке не только этот самый Сазон. Конечно же, есть и другие. Затеянное Сталеваром дело настолько громоздко, что просто обязано иметь не один вариант развития процесса. Возможно, даже, что здесь десятком кандидатур не обойдется. Но… Определенных зацепок и конкретных оперативных данных нет ни на кого. В этом направлении поле, как говорится, не пахано.

– Вы предлагаете мне внедриться в его окружение?

– Если честно, я бы этого не хотел. Чревато. Выполнение задания при нахождении среди окружения Сазона представляется мне чрезвычайно тяжелым. Что ни говори, но для этого нужно сперва основательно проникнуться спецификой этой братвы и стать на голову умнее и прозорливее самых пронырливых из них. Это опыт, который наживается далеко не сразу, и требует максимума внимательности и терпения. Другое дело, если попытаться проникнуть в окружение другого, не менее авторитетного лица. Я говорю о некоем Козине.

– Чем он лучше Сазона? Наверное, такой же матерый бандит.

– Не торопись с аналогиями. Козин, насколько известно после анализа первичных данных, действительно бандит. Серьезная личность, требующая трепетного подхода в разработке. Однако, на самом деле, эта фигура не принадлежит к уголовному миру.

– Это как понять? Бандит, не относящийся к бандитам?

– Можно и так сказать, если утрировать, – слегка поморщился Угрюмов, – Андрей Силантьевич Козин, как фигура, способная оказать влияние на ход политических событий, появился совсем недавно. Всего год или два назад. Загадочно появился. Так, что и концов, то бишь истоков этого происхождения, не нашли. Однако, будто взявшись «из ниоткуда», он быстро набрал силу, заставив с собой считаться всех прежних авторитетов.

Собеседник выглядел несколько озадаченным.

– А это вообще возможно? – осторожно поинтересовался он, – То есть, если судить из доступного мне уложения воровских понятий, такое явление авторитетного лица…

– Ты прав, сынок, – согласно кивнул генерал, – Поэтому, несмотря на всю свою силу и мощь, фигура Козина хоть и стала чувствовать себя в Сибирском регионе весьма вольготно, но так и не стала для маститых урок своей. Козин держится на отшибе. Или, если сказать иначе, где-то между уголовниками и теми, кто держит власть. Этакое промежуточное звено.

– Занятно.

– Еще бы, – продолжил Василий Егорович, – К тому же очень удобно для того, кто хотел бы использовать силу уголовного мира в своих корыстных интересах. Этакое передаточное звено в его истинном выражении. Исходя из упомянутых соображений, я и порекомендовал бы тебе двигаться именно в этом направлении. Вполне вероятно, что все-таки именно Козин сейчас является наипервейшим контактом искомого нами Сталевара и тем лицом, через которого тот оказывает влияние на настроения и планы криминалитета. По крайней мере, это выглядит логично.

– Точных данных нет?

– Точными данными, к сожалению, – поджал губы Угрюмов, – Оперативные службы не располагают. Вся информация вилами по воде писана. А персону Сталевара и вовсе можно отнести к мифическим персонажам. Он где-то витает, но пока на недоступной нам высоте. Главная задача – вывести его на чистую воду, определить как личность, выяснить местонахождение и затем так прижать к ногтю, чтобы кишки наружу выплеснуть. Чует моя душа, что в череде последних политических событий, планомерно сталкивающих Россию-матушку к хаосу, без его участия не обошлось.

– Мне ясна ваша затея, – кивнул молодой человек, – Теперь ясна. Остались детали.

– Да, – согласился генерал, – Но их немного.

Он протянул руку в портфель и вынул из него пухлую коричневую картонную папку, заботливо перевязанную зеленоватым шнурком. Подержал на ладони перед собеседником, прежде чем протянуть ему. Словно еще сомневался, правильный ли выбор сделал, доверив молодому человеку такое ответственное дело.

– Здесь все, – произнес он глухо, в упор, глядя совсем не по-стариковски внимательным взглядом, – Все, что накопали оперативные службы. Начиная с момента расстрела вашей семьи. Некоторые документы будет больно читать. Однако прошу это сделать во благо нашего общего дела. Может быть, меня подвело мое стариковское чутье, и я не сумел заметить чего-либо важного.

– Я почитаю, – пообещал собеседник, пряча папку в аляповатую спортивную сумку, висящую у него на плече, – Обещаю быть внимательным. Это все?

– Нет, не все, – Угрюмов полез в карман и вынул из него небольшой сверток, – Здесь сумма денег на первое время и твои новые документы. Сделаны частным образом через официальные каналы. Они совершенно настоящие. Паспорт, водительские права. Даже трудовая книжка. Ты теперь у нас Глеб Куликов. И по документам, и по внешности. Детдомовец и некогда известная личность среди местной гопоты Вологды. От этого будешь, так сказать, плясать. Я позаботился о том, чтобы твоя новая фамилия ни единого раза не мелькнула для оперативных служб. Ни в одном из архивов правоохранительных структур, кроме как в паспортном столе по месту твоей новой прописки ее, то бишь фамилии, нет. Больше того, я позаботился о том, чтобы твоих новых установочных данных в письменном виде не осталось даже у меня. Эту информацию, как и многое, самое важное, я собираюсь держать только в своей голове. Такие предосторожности необходимы, если ты теперь станешь новым автономным игроком на поле той большой игры, что затеял и разыгрывает Сталевар.

– Полностью автономным?

– Безусловно, – генерал достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку, по закладке нашел нужное место и вырвал из нее листок, – Здесь я записал для тебя частоту, на которой тебе нужно будет выходить в эфир. Частота была предназначена для нужд резидентуры внешней разведки, сейчас используется мало, однако регулярно прослушивается. Твой позывной – Кречет. На случай, если частоту станет прослушивать кто-то из посторонних, ты будешь использовать смысловой словарный шифр, образец которого я вложил в папку. Разобрать его несложно, но потребуется время и специальные навыки. В любом случае, сообщай только общую информацию. О чем-либо конкретном мы сможем договориться при личном контакте.

– Это будет возможно?

– Это необходимо, – кивнул генерал, – Однако, перечень подобных мест будет неизменным, и известным только нам двоим. В папке найдешь листочек и с таким списком. Но, прошу, избавься от него сразу же, как только запомнишь наизусть.

– Ясно. Будут еще рекомендации и указания?

Генерал вздохнул и полез в карман. Затем, достав аккуратно сложенный вчетверо носовой платок, промокнул им вспотевший лоб.

– Указаний я тебе теперь давать не вправе. Только одна рекомендация. Будь осторожен. Верить никому нельзя. То место, где ты сейчас обитаешь, смени. Опасайся «хвоста». Я не удивлюсь, если за мной сейчас ведется слежка. Слишком много я маячил перед глазами у тех, перед кем не следовало.

Молодой человек задумчиво опустил взор вниз, на сверток с документами, который сжимал в руке.

– Значит, – произнес он, улыбнувшись улыбкой знакомой теперь, наверное, только Василию Егоровичу, – Глеб Куликов? Вы у меня останетесь основным контактом?

– И пока единственным, – подтвердил генерал, – До тех самых пор, пока я не подберу надежного человека. Когда это произойдет, я сообщу тебе и лично представлю новый доверенный контакт. Лишний человек в окружении может провалить все дело.

– Понял, – блеснул глазами в ответ собеседник, – Расходимся?

– Да, – подтвердил Угрюмов, – Пора. Мы слишком долго находимся вдвоем на этом месте. Основное я до тебя довел. Остальное найдешь в папке. Бывай, сынок. И не забудь провериться, когда станешь уходить к месту твоего нынешнего места проживания.