Czytaj książkę: «Женщины моего дома»

Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)

Руководитель проекта: Анна Туровская

Арт-директор: Татевик Саркисян

Корректоры: Наташа Казакова, Елена Сербина, Наталья Сербина

Младший редактор: Марина Плукчий

Компьютерная верстка: Александр Товпеко

В книге упоминаются социальные сети Instagram и/или Facebook, принадлежащие компании Meta Platforms Inc., деятельность которой на территории Российской Федерации запрещена.

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Мыңбай У., 2024

© Оформление, Zerde Publishing, 2025

* * *

Посвящается моему мужу и нашим детям, которые постоянно хотели есть, пока я хотела писать

Вместо предисловия, или Моя большая писательская афера

Мне кажется, я всегда хотела стать писателем.

Нет, конечно, в детстве меня посещали причудливые идеи податься в актрисы, президенты или стать темнокожей певицей, томно затягивающейся сигаретой, но они были проходящими. А вот фантазия сидеть перед окном, выходящим на гладь лесного озера, и писать… прижилась настолько, что однажды я решилась на бунт.

Бунт не был масштабным. Скажем прямо, никого он не взволновал так, как меня саму. Я же дрожала от собственной дерзости как осиновый лист на ветру у того самого лесного озера.

Я сидела в офисе над очередным документом, мучала коллег экскурсом в мир русской грамматики, объясняя, в чем принципиальное различие между «в течении» и «в течение», когда ко мне пришло горькое осознание того, что грамотно изложенные договоры и служебные записки, вероятно, будут тем самым «итогом» моей блестящей карьеры корпоративного юриста.

И тогда я решила отдаться призванию: нет, не стать писателем, как вы подумали… а родить третьего ребенка и уйти в отпуск по уходу за ним.

Я молниеносно забеременела, родила, вышла в декрет, чтобы беспрепятственно заниматься творчеством. И только оказавшись дома с тремя маленькими детьми, поняла, что план стать писателем за счет третьих родов был так себе идеей.

Куда проще было бы стать темнокожей певицей, томно затягивающейся сигаретой.

Самопровозглашенным писателем в «Инстаграме»¹ с соответственной «шапкой профиля» я пробыла следующие два года, балуясь постами и отвечая на вопрос подписчиков «Когда уже будет книга?» наглым враньем: «Пишу», «Вот-вот», «Скоро».

Но я не писала. Я боялась. В конце концов, о чем мне писать? Ни мало-мальски несчастного детства, ни измен и женской боли, ни покорения Эвереста. Даже на деловую литературу не могла замахнуться, поскольку за спиной ни громких побед в суде, ни успешного успеха на швейцарском счете, ни хотя бы «семи навыков высокоэффективного человека»².

Тем не менее высокоэффективной я, конечно, была.

В родильном доме, например. Но трое детей не тянут на сенсацию – я наводила справки.

* * *

Путь в тысячу миль начинается с первого шага.

Потому… я купила очки. Предполагалось, что я буду денно и нощно писать романы, а это та еще нагрузка на зрение, знаете ли.

Через месяц я купила макбук. Опять-таки, романы нужно писать на чем-то достойном.

Череда шагов, призванных сделать меня писателем, закончилась грандиозным ремонтом в новой квартире. «Хочу такой интерьер, чтобы было понятно: здесь живет писатель, интеллигенция!» – заявила я на первой встрече с дизайнером. Это означало большие книжные шкафы, деревянный рабочий стол, белые стены с гипсовой лепниной, винтажные кресла, ковры…

Если бы я тогда знала, что писать буду в ванной комнате, спрятавшись от детей!

Мы переехали в новую квартиру, на рабочем столе красовался макбук, на носу – очки с нулевыми диоптриями, а книга… Книга так и не появилась.

И вот однажды позвонила золовка, не так давно объявившая себя магистром космоэнергетики, что бы это ни значило. Насколько мне было известно, в космос Касиет не летала и на энергетической станции не работала. Тем не менее космоэнергетик в семье не помешал бы.

– Давай займемся энергопрактикой на исполнение желания?

– Давайте, – бодро ответила я, поскольку снохе в традиционной семье идет на пользу выражать восторг на предложения родственников со стороны мужа. Даже если эти предложения связаны с космоэнергетикой, что бы это ни значило.

– Включи видеозвонок, создай тишину и покой вокруг себя, – дала Касиет первые наставления.

Для женщины с тремя маленькими детьми тишина и покой и были тем самым желанием, по следу которого она и собиралась пустить всех собак – мощь космоса и энергетической станции. Но, побоявшись задеть золовку такой приземленной шуткой, я уверила ее, что уже на полпути к дзену: младшая спит, старшая в школе, а трехлетка – во дворе.

Один.

Хочется надеяться, что с Богом.

– Расслабь ноги, руки, позвоночник, лицо, глаза, брови, – продолжила она мягким усыпляющим голосом.

– Аха-а, – закрыв глаза, пыталась я ответить атрофировавшимся от расслабления ртом.

– Представь большой шар высоко над собой, – монотонно бубнила золовка.

– Угу.

– Шар опускается, опускается…

– Угу, – только и успевала на всякий пожарный соглашаться я.

– Шар, опускаясь, уменьшается – и вот он в твоих ладонях.

Все еще прикрыв один глаз, чтобы не сбивать настрой магистра неточных наук, вторым я высматривала в окне играющего сына. Выдохнула: «В розах копошится, пока мать в космос летала».

– Взгляни внутрь шара, там твое желание, видишь?

– А-а-а-а-ха, – пространно ответила я, потому что перед глазами все еще стояли брусчатка, на ней куча земли и отбивающийся от моего сына розовый куст.

– Прижми его к сердцу. Вообрази, что идешь с ним по полю.

– Угу.

– И встречаешь родителей.

– Окей.

– За родителями стоят бабушки-дедушки, а за бабушками-дедушками – прабабушки и прадедушки, а за ними – прапрабабушки и прапрадедушки… и так весь род из ста двадцати восьми человек.

– Угу.

– Поклонись родителям.

– Угу.

– Нет, встань и поклонись.

Я встала и слегка, чтобы оградить остатки рассудка от такой практики, кивнула не открывая глаз.

– Поклонись от души, до пола, – не унималась золовка.

Я поклонилась от души. Душа, как выяснилось, была мелковата для размашистого поклона. Чего уж таить, это выглядело так, словно мою шею перевязали тугим жгутом и тянули за него вниз, а шея из последних сил стремилась вверх.

– И так сто двадцать восемь раз… каждому предку, – удовлетворенно велела золовка.

Бабушек и дедушек, которых щедро выдавала моя память, я представляла отчетливо и потому про себя сопротивлялась голосу в телефоне: «Это же мой дедушка! Он наверняка захотел бы меня обнять! К чему эта показуха?»

На шестьдесят четвертой бабке я поймала себя на мысли, что мои тяжелые, исполненные достоинства поклоны превратились в фамильярные ужимки пьяного гостя на свадьбе.

Стоит ли говорить, что на сотом предке я кланялась, раздавала автографы, слепла от софитов и пробиралась через беснующуюся толпу фанатов моей воображаемой книги?

На сто двадцать восьмом не смогла разогнуться обратно. Что-то защемило.

– Молодец, – похвалила золовка, – твои предки встали в круг, и у каждого в руках кусочек твоего шара с желанием. Они подняли руки вверх, разомкнули ладони – и сто двадцать восемь шариков кружатся над тобой. Наконец они соединились, и твое желание опускается тебе в руки. Что ты чувствуешь?

– Что я не одна со своим желанием в этой Вселенной! Что меня поддерживают по меньшей мере мои предки! Что желание хорошее, благородное, – искренне, с придыханием и воодушевлением проговорила я, стараясь не показывать, что пустила слезу.

– Ну здóрово! – закончила она.

– Касиет, а с какой целью я кланялась сто двадцать восемь раз? Зачем?

– Это, – с видом умиротворенного буддийского монаха улыбнулась золовка, – как минимум полезно для позвоночника.

В тот день я загадала стать настоящим писателем, автором хорошей книги.

* * *

Желание исполнилось через несколько месяцев, когда мне в директ написала известная теледива: «Унзила, у меня деловое предложение». Добрую минуту я пищала в подушку, а потом – самодостаточно и очень деловито – ответила: «Слушаю».

Кого я обманываю?!

На самом деле я визжала от счастья – никакого хладнокровия, ноль выдержки… А ответом мне стала та самая самодостаточная и очень деловитая тишина. Полдня я гипнотизировала взглядом инстаграмный³ почтовый ящик, но никакого предложения не поступало. Наконец, бесконечно обновляя переписку и заработав на большом пальце мозоль, решила взять известную журналистку юмором, а может, надавить на жалость, и выдала: «После таких слов пропадать? Чувствую себя, словно парень после свидания не перезвонил».

Она появилась в сети только вечером, когда запас юмора иссяк, все больницы в ее поисках я обзвонила и тридцать три сообщения от «Я, королева андалов, ройнаров и Первых людей…» до «Пожалуйста, не предлагайте мыть посуду у вас в офисе, я же могу согласиться на все, чтобы крутиться рядом с вами» написала. Мы поговорили несколько минут, теледива обозначила, что хочет собрать в команду мастеров своего дела и копирайтер пришелся бы кстати. «Не для того я весь день как на иголках провела», – подумала королева андалов, но, вспомнив о перспективе мыть посуду, быстро ответила: «А давайте пересечемся, у меня есть встречное предложение».

Стоит ли говорить, что, положив трубку, я сначала записалась на маникюр и только потом позвонила маме?

Стоит ли говорить, что за два дня проштудировала всю бизнес-литературу, чтобы выяснить, как вести себя на переговорах?

Стоит ли говорить, что за час до встречи я стояла перед зеркалом со свежим маникюром, укладкой, шугарингом (мало ли) и без одежды?

Что надеть?

Костюм, сиротливо провисевший весь декрет в шкафу и напоминавший о юридическом прошлом? Нет, он мог намекнуть светской львице, что я прекрасный офисный планктон и хочу работать у нее от зари до зари. А этого никак нельзя было допустить.

Только фриланс⁴ – беспечный, голодный фриланс. Потому я нацепила нечто похожее на пижаму – чтоб, знаете, наверняка! И поехала на встречу.

Поднялась на двадцать второй этаж здания с панорамными окнами. То ли от вида, то ли от волнения затаила дыхание, постояла в холле минут пять и только потом написала теледиве: «Я пришла».

Меня встретил долговязый мужчина, который представился как Омаров, и я сделала круглые глаза, ведь была о нем наслышана, хоть ни разу не видела. Это же луна, звезды – в общем, величина в мобилографии. Я приняла решение с ним подружиться, чтобы иметь «своего человека» на встрече. Самый быстрый нетворкинг в истории человечества: по пути в офис, метров этак за десять, нужно было обзавестись «другом» и, главное, убедить его в дружбе до гроба. Чтобы в случае чего было кому за меня заступиться и поддержать.

Итак, я вошла в кабинет.

Меня окружила команда известной журналистки. Мой лучший друг Омаров, которого полвстречи я так и называла – по аккаунту, поскольку имени не знала. Крутой фотограф, к которому очень давно хотела попасть на фотосессию в стиле ню⁵ (в подарок мужу!), но потом застеснялась и пропала. И слава богу! А то сидеть за столом «после всего, что было» как-то неловко. Менеджеры по рекламе, которым морочила голову расспросами о стоимости рекламы у телеведущей. Директор звезды со своими шуточками, после которых он, как порядочный человек, был бы обязан на мне жениться. И, наконец, сама дива.

– Расскажите, Унзила, чем вы можете быть полезны? – извиваясь в своем зеленом платье словно змея, спросила она.

Тут-то я и поняла, что меня хотят схантить⁶ у безызвестности. И без зазрения совести ляпнула: «Написать книгу. – А потом, вспомнив вопрос о полезности, благородно добавила: – В соавторстве».

Следующий час я расписывала, как хороша будет эта самая книга, какой произведет фурор, как займет стеллажи с бестселлерами, и время от времени вбрасывала в свой рассказ в случайном порядке термины с писательских курсов: арка героя, авторский лист, коннотация…

Добравшись до дома, я села на лавочку и замерла, не в силах двинуться с места.

Я знала, в чем дело.

Я завралась.

Безбожно заигралась в писателя.

– Мама! Я больше не буду врать. Но сейчас меня надо спасать. Как пишутся книги? – выпалила я, едва дозвонившись до матери. Потом набрала номер мужа, свекрови, подруги.

Никто из них не знал, как пишутся книги.

* * *

На следующее утро я позвонила журналистке, надеясь, что та передумала. Не тут-то было. Не успела я поздороваться, как она выпалила приглашение на ужин. «…Познакомимся поближе в неформальной обстановке, может, соберете материал», – услышала я лишь концовку.

Как понимаете, и этот день я провела перед зеркалом с мыслями «что надеть, чтобы было очевидно: я – не аферистка, я – писательница».

Выбор пал на широкую, в пол, накидку. Именно так я представляла себе писательниц – завернутых в нечто странное, многослойное, в тяжелых бусах, с массивными кольцами и умным насмешливым взглядом.

Когда я, подметя подолом весь столичный асфальт, наконец добралась до офиса, куда теледива пригласила друзей (известного дизайнера, жену высокопоставленного чиновника, советника посла США в Казахстане и корифеев журналистики), с которыми ее связывала двадцатилетняя дружба со времен студенчества, то обомлела. Нет, не от звездного состава, а от круглого, накрытого без затей столика, за которым мне предстояло уместить весь свой писательский, побитый гравием «антураж».

Гости сидели расслабленно, обсуждали новости и делились, каково им было держать пост. Из вежливости спросили даже меня. Я по-писательски пренебрежительно ко всяческим человеческим слабостям и с осознанием бренности бытия ответила, что легко.

Как бы не так. Скоро поймете, о чем это я.

Когда наступило время разговения, я с чувством исполненного долга потянулась за стаканом воды, а на самом деле, с учетом размеров столика, зашуршала накидкой едва ли не под носом у гостьи, сидевшей напротив, и залпом его осушила. И тут же поняла, что со звуком жадного глотания воды конкурирует другой, и это, о боже, молитвы! Один из приглашенных, оказывается, читал суру, а остальные – те, которые признавались, как им тяжело, – повторяли за ним. И только я одна – та, которой было легко, – опорожнила полный стакан воды⁷ и не знала, как незаметно поставить его обратно на столик.

Тем временем новоявленный имам разошелся не на шутку и читал уже третий том сур. Изображать, что я терпелива и одухотворена, как все остальные, не имело смысла. Стакан предательски пустовал, отчего мое нервное и смущенное постукивание ногтем по стеклу звучало только громче.

К слову, это стало не единственным конфузом за вечер. Советник посла оказалась теткой прошаренной, начитанной и, найдя близкого по духу человека, писателя, который, должно быть, читал не меньше ее, начала гонять меня по литературе девятнадцатого и двадцатого веков и выспрашивать мое экспертное мнение. В начале вечера я еще старалась от нее отбиваться, но к середине – когда засобирался один из гостей, производитель мебели, а она, пожав ему на прощание руку, заявила: «Вам надо почитать книгу о деревьях Амазонии, очень любопытно про древесину написано. Вы же работаете с деревом? Мне интересно ваше мнение», – выдохнула. Не одну меня экзаменовали в тот вечер, и не одна я оказалась тьмой беспросветной.

В два часа ночи я возвращалась домой, как со свидания, – летящей походкой.

Зашла в магазин за тортиком (с вот-вот истекающим сроком годности), чтобы с утра поздравить сына с днем рождения, и решила поделиться с сонной кассиршей, что я – писатель!

– Пишу книгу с Динарой Сатжан! Представляете, я – настоящий писатель! – не переставала я восторгаться. – И больше не аферистка! Я – писатель! – выкрикнула в ночное небо Астаны и поскакала на своих каблуках, словно во мне и не было восьмидесяти килограммов.

Не удивлюсь, если кассирша подумала, что в ночь на четверг к ней заходила… очередная пьяница.

Книга, кстати, была написана. Но не увидела свет по неизвестным мне причинам. В ночь на четверг я еще не знала, что не каждая рукопись «идет на бал». Бывает, что она остается в папке на рабочем столе, среди золы несбывшихся надежд. Бывает, что обрастает аулом других папок и рукописи собираются вместе в одном уголке и терпеливо дожидаются своего часа.

Как дождалась и эта.

Папка с рассказами о женщинах моего, соседнего и чужого дома, о казахстанских женщинах и о женской доле.