Cytaty z książki «1000 не одна ложь. Заключительная часть», strona 2

соски увеличились после родов…после родов чужого ребёнка. Наклонился и безжалостно укусил, втянул в себя, зверея и сходя с ума, жадно посасывая и забывая о том, что хотел только боли. Скулы сводит от желания ласкать… пусть грубо… пусть вот так, но не бить, а ласкать. Она мечется, дрожит… словно пытаясь не дать себя целовать. Но ему плевать. И пусть этой твари не

оказалось для меня намного лучше, чем входить в него по мраморным ступеням вместе с Рамилем. На меня никто не глазел, никто не трогал. Я никого не интересовала. Но где-то там внутри, там, где все еще жила какая-то жалкая надежда, где жила любовь, все еще содрогающаяся в

оформить для тебя новые документы. Для тебя и для твоей дочери… И ей придется взять мою фамилию. Перевел на меня взгляд снова и посмотрел мне прямо в глаза. – Ты поедешь в свою Россию, Альшита. Но и там останешься моей женой. Руки у Кадиров длинные. Я бы не хотел, чтоб тебя

заставляя забиться в его руках, закричать

дряблый член в рот очередной шлюхи, и выслать Кадиру, он бы так и поступил… Но всему свое время. В итоге Асад получил союзника. Верного, преданного, фанатичного союзника, которого и сам уважал изначально. Были свои нюансы, которые раздражали Асада, но в соотношении с выгодой – это капля в море. Наглый, самоуверенный

сдыхают, – хищно оскалился и сверкнул в темноте белыми зубами, а Шамаль вздрогнул, будто самого дьявола увидал. – Уничтожим Асада, я принесу

Рифатом…, но при этом впервые не ощущал ревности, видел, как изнутри по ее щекам катятся кровавые слезы. Видел и чувствовал, как разъедает душу

понимания, что я всего лишь ничто для него. Встал и сам дошел сюда. Без палки и помощи. Улыбнулась уголком

секунду мне самой хотелось схватить хлыст и ударить

Слова острее ножей и кинжалов, слова режут и рвут на куски, оставляя самые жуткие шрамы в душе. Физическую боль можно забыть, душевную – никогда.