На грани реальности

© Юля Жук, 2023

ISBN 978-5-4474-2782-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Белка

Работа. Непробиваемое начальство. Бестолковые подчиненные. Дом. Телевизор. Газета. Сон. Кофе. Работа. Отчеты. Дом. Ребенок-двоечник. Работа. Интернет – большая помойка. Дом. Вечно недовольная жена. Когда ей цветы дарил не помню уже. Вроде ни к чему. Работа. Дом. Я – белка. Нет – бурундук. Суть та же, а звучит более мужественно. Работа. Интернет – скука смертная. Досижу до вечера – побреду домой, дождусь утра – попрусь на работу. Стихи что ли почитать? Ну-ка, что нам скажет поисковик? «Стихи прикольные» – enter. Самый лучший сайт совместного творчества? Ну-ну, посмотрим. А неплохо ребята зажигают и вроде ничего сложного – у меня наверняка получится. Все лучше, чем скучать.

Всего две недели на сайте, а уже хочется идти на работу. Знаю, что зайду в инет, а там Белка. Бывают же такие внимательные и нежные! Какая она сегодня – веселая, грустная, игривая? Белка, Белка, кто с тобой в реале?

Все у нее в семье так же, как у меня. Муж приходит с работы и смотрит в телевизор или в газету. Цветов не дарил, наверное, вообще никогда. Ужин, приборка, ребенок – двоечник. Работа, начальство, беспросветность. И, главное, никого, кто бы смотрел на нее и интересовался, чем она живет. Как же так получается, что близкие люди оказываются такими чужими, и, чтобы найти того, кто тебя выслушает, приходится жить в интернете?

Вот это, наверное, и называется любовь. Просыпаюсь утром, и внутри, словно птицы поют. Заглатываю кофе и бегу на работу (хочется вприпрыжку, но напускаю на себя солидность и сдерживаюсь изо всех сил). Все радует. На работе начальство умиляет, подчиненные не раздражают, отчеты пишутся быстро и без ошибок. И рифмы лезут из меня непрерывным потоком. Небо вроде серое, но хочется улыбаться каждому потому, что за тучами есть солнце, потому, что с той стороны монитора ждет Белка. Дурак – дураком. Сегодня шел утром и увидел, как старая карга вышла с веником и совком и за девушкой начала пыль на дороге в совок сметать. Подумалось, что это ведьма пыль для заговора какого-то собирает и, довольный, полетел скорее Белочке рассказывать о своем открытии.

Жену забросил совсем, хотя по сути ничего и не изменилось. Какой-то у нее взгляд стал задумчивый. Подозревает что ли? Но я же не налево хожу – так же на работу и домой. Неужели чувствует? А Белка – лучшее, что со мной было за последние десять, а то и пятнадцать лет. По-хорошему надо бы сесть с женой и поговорить, но как-то не получается у меня. Подожду еще немного.

Как-то мне нехорошо от этого. Чувствую, что обманываю жену, совесть взбеленилась и требует жертв. Сводить что ли куда-нибудь в кафешку?

Пришел к жене на работу, подошел тихонечко со спины, а на мониторе у нее наш сайт. И она – Белка!

Признаться?

Из дневника

День первый. Она пришла сегодня первый раз. В глазах слезы, на губах улыбка. Спинку прямо держит, гордо. Слезы сами капают. Смешная девочка. Знала ведь во что ввязывается, и все равно в сторону не свернула, вот и почувствовала как это – терять связь. Когда рвутся струны, по которым только что теплые волны шли любви и понимания. Знала. Зачем туда полезла, дуреха? Вот теперь в слезах. Отвлек как маленькую. Я когда с дочкой гуляю тоже бывает замечу, что слезки вот-вот брызнут, отвлекаю «белкой». Срабатывает безотказно. «Где?» и сама уже глазками по веткам шарит, найти пытается пушистый хвост. И однажды нашла ведь. Впрочем, я отвлекся. Рассказал я девочке волшебную сказку, улыбка перестала быть вымученной, ожила, но слезы в глазах так до конца и не высохли. Ничего, не впервой мне девочек утешать, справлюсь.

День второй. Сегодня в глазах интерес – что там дальше в сказке. Слез уже нет, но что-то осталось на донышке глаз, в изломе бровей. Вроде я ее по сказке веду, а вроде и она меня. Перехватывает инициативу, галсы меняет как заправский матрос… Весь поток ее тепла прерванный на меня перенаправился, похоже. А, впрочем, не весь, маленький ручеек пробился, а там ого-го сколько было. Хорошо, что на меня этот водопад не обрушивается – утонул бы наверное.

День третий. Я придумал – мы с ней построим стену защитную. Средство проверенное. Прозрачную до невидимости, прочную до несокрушимости. Да ее даже Эскалибур поцарапать не сможет, такая стена получится. И экскаватором ее не свернешь, и танк ей нипочем, и взрыв водородный она легко выдержит. Чувствую себя магом-волшебником. Вплетаю в кружево разговора нити основы будущей защитной стены – невидимые но прочные, завязываю на них узелочки. Хороший получается каркас – мне нравится…

День тридцатый. Тепло и нежность смешиваю со смехом, добавляю иронии, открытости и понимания – больше ничего и не нужно для хорошего цемента. Наша защитная стена почти готова. Только чуть-чуть подшлифовать, чтобы уж совсем никаких шероховатостей не осталось.…

День последний. Показал ей сегодня стену, которую она строила старательно вместе со мной и даже не подозревала об этом. Ей понравилось, улыбается, только оказалось вдруг, что мы по разные стороны от стены. И там, где стоит девочка моя, места совсем чуть-чуть, только-только ногу поставить. Стоит пошевелиться и камешки из-под ног в пропасть срываются. А руками зацепиться не за что – стена гладкая как зеркало – и я руку не не могу протянуть сквозь нее. Не всемогущий же я, хоть и маг. А на моей стороне целый мир – иди куда хочешь. Что ж, пойду, в следующий раз буду смотреть где стену ставлю.

Воспоминания

Я столяр. У меня дома есть специальная комнатушка для работы, там пахнет деревом и клеем. Деревом чаще и сильнее. Я живу один. И я влюблен в нее – в Диану. Безнадежно и давно. Все началось с того, что она постучала в мою дверь. В белом платье, белой широкополой шляпе, белым кружевным зонтом в руке, одетой в белую кружевную перчатку. Она стояла у меня на пороге и солнце просвечивало ее насквозь, так что больно было смотреть. Вы ведь столяр, – сказала она, – можете мне помочь? У меня стул сломался – треснула ножка. Это был мой любимый стул и теперь я не могу им пользоваться. Конечно, сеньорита, – ответил я, – разумеется помогу, где ваш стул?

И мы пошли через всю благословенную Венецию за ее прекрасным стулом. А потом я тащил его на себе в свою маленькую квартирку, потом искал достойный кусок дерева, чтобы заменить ему ножку, потом вытачивал ее и прилаживал взамен сломанной… И все это время белое сияние кружев стояло у меня в глазах, а в ушах звучал ее нежный голосок. И когда я закончил, стул был лучше нового и я нес его через всю Венецию, а у самого тряслись колени от волнения.

Я всегда мечтал иметь лодку. Всю жизнь, сколько себя помню я думал, что накоплю однажды на маленькую лодчонку и пойду на ней в море. В Венеции море совсем рядом. И что вы думаете? Я купил ее. Совсем маленькую, прохудившуюся посудину у старого рыбака. Я починил ее – я же говорил что я столяр, я могу работать с деревом. Я сделал ей новые весла и крепкие деревянные уключины, но не купил парус, чтобы ходить в море. По большому счету парус мне не нужен, да и море тоже ни к чему. Я прохожу на своей лодчонке по каналам от своего дома, где у меня мастерская, до великолепного, величественного строения, в котором обитает моя любовь. Я покачиваюсь на волнах канала и смотрю на ее окна, светящиеся в темноте. О, Диана, как ты прекрасна. Однажды я осмелился и оставил на ее крыльце красную розу, которую я вырезал для нее из дерева. Я сижу в своей лодке под ее окном и представляю, как она прикасается к деревянной розе рукой без перчатки и у меня замирает сердце. Почему же я такой дурак и не влюбился в Розалинду, у которой покупаю по утрам молоко?

Осколки зеркала

– Я ведь отлупила ее тогда, ее же собственной юбкой отлупила. Как в море зашли, она юбку сняла, а я ее жгутом скрутила и давай… Ну правда, чужой же муж, а она как с цепи сорвалась… А я-то… сама себя не узнала. А она утром проснулась и говорит: Верочка, ты не знаешь что такое с моей юбкой произошло? Какая-то она странной формы. Это у меня она спрашивает, прикинь, не помнит она! Конечно, выпей столько… Не, он и не видел ничего, они с женой в номере отдыхали когда мы на море пошли.

***

– И тут он от меня оторвался и говорит: эта хочет, а та (на Светку показывает) – нет. И все на меня смотрят и ржут. Я чуть сквозь землю не провалилась. Но вот что интересно: Светка-то с кем хотела целоваться если не с ним? С кем-то же хотела раз стала в бутылочку играть…

***

– Ходили, гуляли втроем, нормально было все. И он вдруг прыг через перила и повис на руках с той стороны, а внизу вода чернущая… А она даже не притормозила, идет себе дальше. Ну он обратно перемахнул и идет следом, будто ничего и не было. И тут она раз и в троллейбус – Я домой, – говорит, – пока. – И он за ней шасть и двери закрылись. А я стою как дура одна на тротуаре. А ничего, что мы с ней в одном подъезде живем, нет, ну нормально?

***

– Светка, она вообще странная. Однажды идем, мороженое едим в вафельных стаканчиках. Так она стаканчик объела вокруг и яйцо из мороженого с ладошки на ладошку перекидывает, а ладошку облизывает и яйцо облизывает, перемазалась вся. А потом мне его протягивает: Хочешь, – говорит, – доесть?

О

Краковская колбаса не послушалась ее ножа, и наполовину сделанный разрез завершился уродливым надломом. Магазин тут же заполнился криком хозяйки: «Что творишь! Ты вообще почему тут? Одна в отделе, другая- заказы развозит, сколько раз повторять?! И вонищу своей колбасой развела, кошмар, выметайся!» Она и ушла. Отовсюду сразу. Сказала: «Все надоели». И дверь мягко закрылась за ней в последний раз, ключ остался.

Я закрыл глаза. Медитация. Почти сразу увидел кота. Большой такой кот, пушистый, кисточки на ушах. Все понимает, сидит слушает внимательно. Захотелось помолиться ему, начал: «О, «тут захотелось сказать «великий», но слово не легло. Какой он великий? Просто крупный. Продолжение не придумалось, осталось только «О» зависшее в воздухе. Ну и ладно. Собственно дальше и нечего говорить, я же ничего не хочу.

Кот – это не совсем кот, он на самом деле город. Вглядываюсь в пушистую шерсть и в ней проступают дома. Высокие параллелепипеды, стекло и металл. Он самодостаточен и, кажется, в нем хорошо жить. Я думаю, он выполняет желания когда они появляются. Проблема в желаниях. Буду звать его О. Нормальное имя для города, лаконичное и уважительное, но без излишнего подобострастия.

Я живу в студии – не слишком большой, довольно уютной и достаточно просторной. Стены белые, в роли окна экран в который я вижу город. Когда день в нем сменяется ночью, на улицах загораются фонари и огни витрин, а утром светлеет небо и по нему движется солнце. Время от времени пролетает какая-нибудь птица, обычно это чайки. Думаю где-то рядом течет река, но ее не видно. Очень натурально. Обычно я представляю, что экран это окно. Все необходимое мне доставляют. Оставляют под дверью и уходят туда же, в город. Я живу в нем, внутри. А в медитации вижу его снаружи, целиком.

Я говорю ему: «О». И звук растекается по белой комнате. Он меня слышит. Я бы сказал ему что-то еще, но просто разговаривать ему со мной не интересно. Можно было бы попросить что-нибудь, но у меня все есть. Можно было бы попросить вернуть ее – это ведь в его силах, но какое я имею право ее возвращать? Если она захотела уйти. Поэтому я говорю «О» и замолкаю, и эхо моего голоса долго бьется о белые стены и в конце концов всасывается в экран.

Словарик

смерть

она ходит рядом и далеко

ее даже совсем нет

это мы придумали, что «она» и «ходит», чтобы меньше бояться

просто когда-то все заканчивается

для кого-то сразу

для кого-то потом

может пройдут десятилетия, а может пара минут

мы надеемся, но не знаем

мы думаем, она руководствуется какими-то критериями, но нет не только критериев, нет и ее

есть конец потому, что было начало

возможно конец – это и есть начало чего-то еще

но мы не сможем узнать точно, пока не окажемся там

больно тем, кто остался по эту сторону

тем, кто ушел наверное нет

они чему-то научились, пока были с нами

они чему-то научили нас

они познакомили нас с одиночеством на краю существования

мы на миг поняли сколько стоит жизнь

потому что она – не видящая, не выбирающая, не размахивающая косой, та чье имя вселяет страх и живет само по себе, не имея носителя

она единственная, кто точно обратит на тебя внимание – та, что не существует