Сицилиец

Пролог. Вечер того дня

Марко берёт меня за локоть, с силой поворачивает к себе и протягивает бокал:

– Пей.

Мы любуемся Москвой с крыши отеля «Ритц Карлтон». Стоит тёплая июньская ночь, мерцают бледные далёкие звёзды, скользят редкие призрачные тени посетителей. Ленивые звуки города, доносящиеся снизу, вязнут в медленной, стонущей и соблазняющей музыке. И я уже не понимаю, где она звучит – здесь, на террасе или только в моей голове. Свет притушен, и мы растворяемся в полутьме.

От сладкого смятения и тревоги кружится голова, а в воздухе ещё витают запахи недавней весны. Манежная площадь и пряничные кремлёвские башни лежат у наших ног, ночные огни и магические энергии делают реальность неузнаваемой и прекрасной. Картинка немного плывёт.

– Пей, – повторяет Марко.

Он говорит это тихо, но голос звучит как приказ, как откровение, как указание свыше.

«Да с какой это стати?» – внутренне пытаюсь слабо перечить я, но попытка совершенно бесперспективна. Моя воля сломлена и сопротивление подавлено прямым взглядом его тёмных глаз, животными токами, исходящей от него силой и шампанским. Мы пьём уже вторую бутылку «Дом Периньон».

Я начинаю размышлять о шампанском, в который раз стараюсь анализировать его цвет, аромат, но сама себя останавливаю. Обмануть разум невозможно, и я знаю, что всё это значит. Это сознание пытается подавить рвущегося из недр моего первобытного, алчного, изголодавшегося злодея. Тьфу. Что я несу, зачем я так опьянела?

Понятно зачем. Ответ мне известен – чтобы не было так страшно… У меня психологическое расстройство, боязнь секса, страх перед близостью. Вот же я дура, размечталась. Какого секса? Ничего ведь не будет.

Губы растягиваются в глупой улыбке. Я делаю большой глоток, Марко удовлетворённо кивает и отворачивается к сказочным огням Кремля. Мне кажется, он делает это слишком картинно, по-киношному, и я фыркаю.

– Когда мне было пятнадцать я потерял родителей, – говорит он. – Думаю, ты можешь понять, что это значит.

Могу… Я сама потеряла маму, когда мне было семнадцать. У нас есть кое-что общее, помимо профессиональных интересов. Теперь я смотрю на него даже с теплом и нежностью. Но он этого не замечает, он любуется Кремлем.

– После похорон близкий друг моего отца привёз меня в Рим. До этого я ни разу не покидал Сицилию. Была такая же ночь, мы ездили на машине по самому центру, по пустому городу – Колизей, площадь Венеции, фонтан Треви, Ватикан. Огромный величественный Рим, погруженный во мрак и яркие огни, освещающие вечность. Меня это потрясло. Скажи, тебя потрясла первая встреча с Москвой?

Я мотаю головой.

– А с Римом?

Да нет, же нет, разве ты не видишь, что меня потрясла встреча с тобой? Неужели тебе всё равно? Конечно. Разве может быть по-другому… Кто ты и кто я… Плевать… Зато не будет страха… и боли. Ещё глоток. И ещё один. Никакого страха.

Я ставлю бокал на столик:

– Мне уже пора. Надо ехать…

Сейчас, когда тормоза изрядно отпущены, я могу признаться себе, что второй день неотрывно думаю об этом мужчине. Меня влечёт к нему, и даже одна мысль о нем вызывает сердцебиение… и ужас, конечно, тоже. Его ироничный взгляд, хриплый голос, сильные руки – всё приводит к волнению и вызывает жуткую панику. Моя паника – это совсем не шутка и когда-то она уже срывала далеко идущие планы, так что… Но сегодня, кажется, причин паниковать уже не предвидится. Ну и ладно, ну и хорошо…

Я отхожу от края террасы вглубь, беру свою сумочку, достаю телефон, вызываю такси. Какое-то время Марко стоит, будто не слышит или не решается оторваться от видения ночной Москвы, потом сбрасывает заклятье и медленно подходит ко мне, смотрит в глаза. Ничего, я выдерживаю, не отвожу взгляд.

– Хорошо, идём.

Мы выходим, вызываем лифт и молча ждём. В области сердца немного горячо, голова отчаянно кружится. Входим в замкнутое пространство кабины. Мы одни, никто не войдёт. И что, интересно, он будет делать?

Марко стоит напротив. Очень близко. Я чувствую его запах, это запах хищника, он разгорячён, смотрит прямо в глаза. На этот раз выдержать его взгляд трудно, и я отворачиваюсь.

– Нет! Не отворачивайся!

– Что?

Он притягивает меня к себе и жадно целует. Ноги слабеют… Я чувствую его вкус – «Дом Периньон», цедра, и немного горького дикого мёда. Его язык проникает в меня, мне не хватает воздуха. Ещё миг и я начну задыхаться, уж я-то знаю… Жёсткая щетина дерёт подбородок, губы. Я вжата в зеркало, раздавлена, парализована и мне очень страшно, но и сладко… Тело разрывается изнутри, в нём бесчинствуют томление и жар, огонь и озноб.

Марко разжимает объятья, отрываясь от меня. Нет, он не насытился, ему просто надо остановить лифт. Он нажимает кнопку своего этажа. Дверь открывается. Он делает шаг, замирает в дверях и поворачивается ко мне:

– Идём.

Алкоголь замедляет реакции, и паническая атака приходит не сразу, но теперь меня накрывает по полной. Я наклоняюсь вперёд, одной рукой держусь за живот, а другую выставляю перед собой, как бы защищаясь. Надо перевести дух, отдышаться:

– Я с тобой не иду.

– Идёшь.

Он хватает меня за руку и вытаскивает из лифта, тащит по коридору, открывает дверь и вталкивает в свой номер. Там какие-то коробки, пакеты. Я запинаюсь и падаю. Он перешагивает, проходит в комнату и срывает с кровати покрывало.

1. Первая встреча с Марко

Курортный сезон едва начался, но самолёт из Симферополя забит под завязку. В зале прилётов тоже не протолкнуться. Я отыскиваю водителя со своим именем на табличке и подкатываю к нему чемодан.

К радости от того, что скоро я увижу папу, примешивается тяжесть от предстоящей встречи с Ингой. Глупо думать о ней, но выбросить её из головы не получается.

Москва встречает меня пробками, необычной для июня жарой и такси с испорченным кондиционером. Окна в машине открыты, пахнет бензином и пылью. Это Вася подсказал компанию. Спасибо ему. Едем мы долго и не очень комфортно. Когда подъезжаем к дому, я уже вся взмыленная и чуть живая.

Дома никого, меня ждут только завтра, хотя «ждут», это слишком оптимистичное слово. Ждать меня особо некому. Отец пропадает на работе, а Инга, как всегда, болтается неизвестно где. Было бы здорово вообще с ней не встречаться, но вряд ли мне так повезёт.

Тамара, жена отца и мать Инги уже давно здесь не живёт. Почти через год после начала моей учёбы во Флоренции, Тамара уехала в Рим и обосновалась в роскошной квартире, купленной отцом. Там было всё обустроено, консьерж, гараж, буржуазный район. Не жизнь, а сказка.

Будь я на месте папы, выпнула бы её гораздо раньше и не в Рим, а куда подальше. Но он до самого развода терпел все её закидоны, позволял спускать на тряпки огромные средства и делать всё что вздумается. В конце концов они развелись, и ей досталась римская квартира и куча денег.

В общем, дома никого нет. Я оставляю чемодан в прихожей и сразу иду на задний двор, к бассейну. После долгой дороги и жары мне хочется как можно скорее окунуться в его прохладу.

Я стягиваю пропотевшую футболку, жаркие джинсы, бельё и совершенно голая прыгаю в воду. Блаженство. Проплываю от стенки до стенки, ложусь на спину, раскидываю руки и закрываю глаза. День перевалил далеко за половину, но солнце ещё вовсю припекает, и я подставляю ему лицо.

Я расслабленно и бесконтрольно покачиваюсь, слушая загадочные вздыхающие звуки воды, плещущейся в бетонных стенах бассейна. Мне слышатся шаманские хрипы, стоны, и космическая музыка.

Какое-то время я беззаботно дрейфую, а потом мне чудится странный звук, будто во сне, словно сквозь воду кто-то пытается прокричать моё имя: «Ли-и-и-и-и-з-а-а-а-а-а!». Я приподнимаю голову и вдруг отчётливо слышу голос Инги:

– Лиза, блядь! Ты не охерела?!

Как вспугнутый сомнамбула, я начинаю болтать руками и ногами, пока не встаю на дно бассейна. Протерев глаза, я вижу высокого стройного мужчину, бесстыдно меня изучающего.

Из-за солнца, бьющего в глаза, я не могу как следует его разглядеть, зато он, похоже, успел рассмотреть меня очень хорошо, во всех подробностях. Под его взглядом я съёживаюсь, прикрываю грудь и приседаю в воде. Кровь бьёт в голову, и щёки заливает краска.

Инга стоит рядом с ним и злобно шипит:

– Тебя только здесь не хватало. Какого хрена ты опять припёрлась, сиротка? Это не твой дом! Даже не думай, что тебе хоть что-то перепадёт. Сколько ты ещё будешь тянуть наши деньги, ненасытная сучка? Свали уже из нашей жизни! Ты и так получила намного больше, чем заслуживаешь.

И уже по-английски, совершенно другим, томным и жеманным голосом добавляет:

– Пойдём, Марко, она просто сумасшедшая, не обращай внимания.

Слова Инги бьют наотмашь и сердце заполняет горячая обида. Я раньше от неё и не такое слышала, но надеялась, что за те несколько лет, что мы не виделись, она успокоилась. Она возненавидела меня со дня нашей первой встречи, вернее ещё раньше, как только узнала о моём существовании.

Даже не понимаю, как я раньше выдерживала постоянные нападки с её стороны. Вспоминаю, как она меня называла. Моя ублюдочная сводная сестра. Позор моего отца. Шлюхина дочь… Тамара всегда смеялась, когда это слышала.

Инга берёт мужчину за руку и тянет в дом. Он нехотя, отводит от меня взгляд и следует за ней. По пути дважды оглядывается, а я стою по шею в воде, прижимаю руки к груди и молча жду, когда они уйдут.

От слов Инги рот будто наполняется кровью, слюна становится густой, а желудок сковывает болезненным спазмом. Я выбираюсь из бассейна и беру из стопки полотенце. Завернувшись в него, присаживаюсь на край шезлонга. Если пойду сейчас, опять столкнусь со сводной сестрой и её гостем. Может у неё полный дом гостей. Это она любит.

На душе противно и тоскливо. Отец хочет, чтобы я жила здесь, но оставаться в одном доме с Ингой совершенно невозможно. Поэтому план, составленный перед возвращением, становится особенно актуальным. Как можно скорее устроиться на работу и снять квартиру. Работу папа мне предложит, это ясно, но вот насчёт съёмной квартиры будет возражать, мы это уже обсуждали.

Просидев минут десять, я подхватываю свои пожитки и иду к дому, надеясь незаметно проскользнуть в свою комнату. Конечно же, в коридоре снова наталкиваюсь на этого Марко. Он смотрит прямо, без тени улыбки. Я стараюсь пройти, не глядя на него, но замечаю его взгляд.

Тёмно-карие, горящие огнём глаза прожигают меня насквозь. От этого по спине и по всему телу разбегаются электрические мурашки, и я чувствую что-то странное, смутное волнение и желание укрыться, спрятаться подальше.

– Очиен красива! – говорит он на ломаном русском, сохраняя совершенно серьёзное лицо.

Наглец. Я снова краснею, как школьница, представляя, как он меня разглядывал. И ещё, меня цепляет этот голос, низкий и немного хриплый. В нём есть что-то первобытное и неуправляемое. От удивления я поднимаю глаза и, встречаясь с ним взглядом, даже останавливаюсь, будто налетела на преграду.

В этот момент из гостиной выходит папа. Он видит меня и на его лице появляется широкая улыбка:

– Лиза! Ты дома! Вот это сюрприз! Знакомься, а это Марко Леоне!

Я неловко и смущённо киваю:

– Я сейчас, буду через минутку, только оденусь.

– Да-да, конечно, давай, присоединяйся к нам, мы приехали ненадолго – хотел показать Марко свою коллекцию шампанского. Сейчас выпьем и поедем ужинать. Так что переодевайся скорее и сразу выдвинемся. Как я рад, что ты здесь!

– Что?!!! – Инга почти кричит.

Она выходит из гостиной вслед за папой и останавливается в дверях, уперев руки в бока:

– Я с этой ошибкой природы никуда не поеду! Тоже мне, королева. Пусть отработает сначала всё, что ты в неё вложил.

2. Знакомимся чуть ближе

– Дочь моя неразумная, – говорит папа, обращаясь к Инге, – во-первых, если ты немедленно не придёшь в чувство и не прекратишь орать при моём госте, то действительно ни на какой ужин со мной не пойдёшь. Не только сегодня, но и в будущем тоже.

Он улыбается и его голос совершенно спокоен и благодушен. Марко не должен заметить, как отец зол.

– Давай-ка, сбавь обороты, не веди себя, как истеричка и извинись перед Лизой. А ты, Лиза, – обращается он ко мне, – не стой здесь, как наяда. Беги быстро переодевайся и не обращай внимания на эту невоспитанную дрянь.

Невоспитанная дрянь быстро приходит в себя и елейным голосом отвечает:

– Прости, папочка, но ты же знаешь, как я не люблю всевозможных прилипал, мерзких, беспринципных и алчных, особенно незаконнорождённых.

– Заткнись.

– Должно быть непросто управляться с двумя дочерями, – по-итальянски говорит Марко.

– Не то слово, – сокрушённо отвечает отец.

***

Я чувствую себя, как оплёванная. Опозорилась перед Марко Леоне. Я много о нём слышала и очень хотела познакомиться. Он из тех виноделов, что вызывают горячий интерес – молодой, дерзкий и успешный. Я знала, что он приедет на выставку и ждала этой встречи, но представляла её совсем иначе. А теперь, когда наши взгляды случайно встречаются, моё лицо мгновенно становится пунцовым.

Ну а про Ингу и говорить нечего. Сука она. Знаю же, что нельзя на неё реагировать, но всегда очень тяжело переживаю, особенно когда она задевает маму.

При жизни мамы отец не знал о моём существовании, но незадолго до смерти она нашла его и всё рассказала. Когда она умерла, папа приехал в Новосибирск и забрал меня к себе. Я к тому времени только закончила школу. Для его жены и дочери это был жестокий удар, так что вся их ненависть к моей маме обрушилась на меня.

Тамара меня просто не замечала, а Инга постоянно цеплялась и изводила. Отец всё время пропадал на работе и защитить меня не мог, да его и самого нещадно клевали за измену столетней давности. Сколько раз я думала сбежать, уехать куда глаза глядят. Хотела пойти работать, снять квартиру, но отец не разрешил.

Когда папа решил отправить меня учиться в Италию, это всех устроило. Отец построил успешный и самый крупный в России бизнес по импорту вина и отправил меня учиться на энолога*. Специальность я сама выбрала и он это одобрил.

*(Энолог – специалист, создающий вино)

– Лиза! – Доносится до меня голос папы. – Лиза!

Я отрываюсь от воспоминаний и поднимаю глаза. Наверное выгляжу я отстранённо. Мы сидим за столом в ресторане «Пушкин», это обычный пункт программы для многочисленных папиных гостей.

– Я же говорила, что она дурочка, – по-английски произносит Инга и заливисто смеётся, опуская свою руку поверх руки Марко.

От этих слов, адресованных не мне, а постороннему человеку я вспыхиваю.

– Прекратишь ты уже? – по-русски одёргивает её папа.

Конечно, не прекратит, это же Инга. Марко бросает на неё немного удивлённый взгляд и поворачивается ко мне:

– Лиза, ты во Флоренции училась?

Он смотрит прямо и беспардонно, обшаривает моё лицо, соскальзывает на шею, обжигает взглядом ключицы и надолго задерживается на груди, припоминая, должно быть, что у меня там под платьем. И опять этот голос, адресованный мне. Я снова краснею и страшно на себя злюсь.

– Да, – отвечаю я и опускаю глаза на льняную салфетку, лежащую на коленях. Провожу по ней пальцами и её шероховатая поверхность немного меня успокаивает.

– А вам Пьерджорджио Аурелли не читал лекции?

– Да. Мы единственный поток, у которого он вёл занятия, – говорю я, собрав силы.

– У тебя отличный итальянский.

– Спасибо.

– Как у настоящей итальянки.

Я расплываюсь в улыбке. Люблю, когда хвалят, но он остаётся абсолютно серьёзным и это выглядит немного странно.

– Что ты сказал? – по-английски спрашивает Инга, но Марко не отвечает.

– Пьерджорджио скоро начнёт работать у меня в хозяйстве, – говорит он мне, – и попробует сделать мои вина ещё лучше.

Ничего себе, самомнение. Пьерджорджио, между прочим, лучший энолог Италии.

– Да куда уж лучше, – язвительно замечаю я.

– Лиза, – отец делает страшные глаза, – ты думай, пожалуйста, что говоришь.

Ну вот кто меня за язык вечно тянет. Моя насмешка, кажется, задевает Марко и он отворачивается к Инге, внезапно теряя ко мне интерес.

В течение дальнейшего разговора он на меня больше не смотрит. Обиделся, что я не бросилась его расхваливать, ведь главное его вино попало на первые места в самых престижных международных рейтингах.

– Момент исторический, – говорит папа, когда разговор возвращается к вину, сделанному Марко, – никогда ещё сицилийское вино не занимало такое высокое место.

Вино действительно получилось очень хорошим, даже потрясающим, и я прекрасно понимаю сколько для этого потребовалось труда, сил и таланта.

Добившись такого успеха, наверное, есть от чего закружиться голове, но нельзя же так явно показывать своё высокомерие окружающим, а Марко явно его демонстрирует, когда отец его хвалит. Меня это бесит. И я не могу понять, что со мной, поскольку бесить меня начинает всё вокруг.

Бесит брезгливость с которой он пробует окрошку… Хотя нет, с окрошкой получается смешно, и я не могу удержаться чтобы не рассмеяться, глядя на его растерянное лицо, когда он отправляет ложку в рот.

Ещё меня бесит, как вокруг него увивается Инга, находящаяся в вечном поиске богатого жениха. Вот уж кто на самом деле бесстыдная прилипала. Она гладит его по руке, то и дело опускает голову на плечо и что-то нашёптывает на ухо. Но больше всего бесит, что он позволяет ей делать это. Неужели такая насквозь фальшивая пустышка может ему понравиться?

Впрочем, мне-то что, пусть хоть взасос целуются посреди ресторана, меня это не касается. Не касается, но к своему удивлению я чувствую странные уколы в сердце, напоминающие ревность.

Так же меня раздражает, что отец расхваливает меня, как овцу на базаре – какая я умная, и как хорошо я училась, и как Аурелли меня ценит. Я понимаю, что папа, наверное, испытывает гордость, но мне это кажется неуместным. Пусть бы лучше эту кочергу Ингу рекламировал, она бы наверняка порадовалась.

Я чувствую упрямую силу, исходящую от Марко, животную неукротимость и ярость хищника, который привык брать, всё, что ему необходимо. И эта сила меня пугает. И от этого совершенно непонятного страха я бешусь ещё сильнее, а ещё от того, что он так на меня и не смотрит.

И конечно я злюсь на саму себя за то, что краснею, как школьница и за то, что мне нравятся его, темно-карие глаза, усталый, проницательный взгляд и неулыбчивая серьёзность. Нравятся густые чёрные волосы, покрытый густой щетиной подбородок, элегантность, с которой он одет, спортивное мускулистое тело, угадываемое под дорогим синим костюмом, нравится и то, как он держит бокал, его сильные руки привыкшего к труду человека. Но больше всего мне нравится его голос.

И что это со мной такое? Я в уме? А то Инга может быть права и я действительно сумасшедшая? Похоже, я сегодня переволновалась. С чего этот человек, которого я впервые вижу, производит на меня такое впечатление?

Я ловлю себя на мысли, что пялюсь на него. Он замечает это и снова отворачивается. Со мной такое впервые – я не могу оторвать от него взгляд, и это меня злит. Но ещё больше меня злит щебетание Инги, и то, что Марко, похоже, это приятно.

Ну почему эта тупая пробка не могла улететь в своё любимое Монако или Дубай? Почему именно сейчас эта наглая бессовестная корова находится здесь?

Для отца сегодняшняя встреча важна, поскольку он хочет уговорить Марко на эксклюзивный контракт на поставки в Россию. Из-за высоких оценок его вино стало хитом и все хотят немедленно его купить – англичане, американцы, немцы, русские.

Эксклюзив был бы очень выгодным, принёс бы хорошую прибыль. Марко это отлично понимает и не спешит давать ответ, он говорит, что вообще не уверен стоит ли ему делать поставки в Россию, с пренебрежением сравнивая русский рынок с британским.

Отцу несколько раз звонят с работы – завтра открывается «Вин Экспо», крупнейшая в стране выставка, и её организовывает папа, вернее его компания. И если бы не желание уговорить Марко на эксклюзив, папа ни за что не тратил бы время на ресторан перед открытием выставки. Но уговорить этого самовлюблённого, как мне теперь кажется, человека совсем не просто.

Мы говорим по-английски, но постоянно переходим на итальянский. Папа отлично говорит на обоих языках, а вот мой английский не слишком хорош, так что я постоянно переспрашиваю, и сама говорю в основном на итальянском. Инга итальянского не знает, поэтому всё время меня одёргивает:

– Ну сколько можно! Говори по-английски! Выучи уже язык в конце концов. А то только и можешь, что сиськи показывать.

Хорошая сестра у меня…

***

В конце ужина Инга так тесно прижимается к Марко, что это выглядит уже совершенно неприлично, но я стараюсь не смотреть в их сторону не из-за приличий, а потому что мне просто больно смотреть на это. Я жду, когда же наш ужин наконец закончится. Скорее бы. Зачем я вообще согласилась пойти сюда?

Инга обещает Марко показать завтра вечернюю Москву:

– В Италии ты никогда такого не увидишь. Это Москва, здесь абсолютно всё возможно! этого нигде больше нет! Нигде! Завтра всё поймёшь. Поверь, ты просто станешь другим человеком. Ты готов?

Марко говорит, что готов, и Инга остаётся довольной. Мы выходим из ресторана, но она так от него и не отлипает и дважды его расцеловывает на прощание. Мы ждём, когда подъедет выделенный Марко автомобиль.

К моменту, когда машина подъезжает, Марко уже несколько раз попрощался с любвеобильной Ингой. Теперь он обнимается с папой и трясёт его руку. В момент, когда очередь обниматься приходит мне, получается так, что Инга отвечает на телефонный звонок и отходит в сторону, а отец инструктирует водителя Марко, так что никто из них на нас не смотрит.

Марко подходит ко мне и обнимает, но не так, как того требует этикет. Он кладёт руку мне на спину и крепко прижимает к себе. Его объятие сильное и горячее. Меня накрывает облаком едва ощутимого аромата парфюма и воска, исходящего от него, а также нестерпимым жаром. Сердце выпрыгивает из груди и лицо заливает краска, впрочем это меня сейчас нисколько не волнует.

Я пытаюсь освободиться, но утрачиваю контроль над телом и не могу им управлять. Кажется, управлять им сейчас может только Марко. И он решает воспользоваться своей силой. Он притягивает меня к себе и целует в губы. Сердце останавливается, в груди становится горячо, а мозг пронзает ужас и восторг.