Czytaj książkę: «Сгоревшая жизнь»

Czcionka:

* * *

Безумие… Болезнь это или параллельный мир, населенный иными формами жизни? Там все развивается по своим правилам и правит мораль, порожденная больным мозгом, считающим ее безупречной, единственно возможной.

На реальность обычных людей безумие ложится прозрачной пленкой, зачастую незаметной стороннему взгляду, но при этом искажает все абсолютно. Недопустимое становится возможным, уродливое – прекрасным. Убийство видится высшим проявлением любви, ведь совершается во имя…

Как угадать человека, лишившего других жизни, в толпе, если на нем маска нормальности? Кто из людей трезвомыслящих в состоянии уловить логику безумца и указать пальцем: «Вот он!»? Да и способен ли понять ее мозг не менее воспаленный, но имеющий иную природу?

В народе говорят проще: «Каждый по-своему с ума сходит». И в этих словах таится та самая сермяжная правда, с которой не поспоришь. Каждый корчится в своем адском пламени…

* * *

Пухлая рябь облаков с холодноватыми голубыми прожилками напоминает о скорой зиме, хотя еще сентябрь и огненные клены помогают оживать и даже улыбаться на ходу. Я гоню себя из дома, чтобы не окоченеть в одиночестве. В нашей квартире жутко холодно, приходится кутаться, хотя она небольшая по московским меркам, а отопительный сезон уже начался. Без мамы прогреваются только комнаты, но не я…

Даже в Крыму я не впитала солнце в свое чахлое тельце, ведь нам с Артуром Логовым пришлось не отдыхать там, а расследовать убийство. И не одно… Конечно, дело распутывал он, я всегда на подхвате, но Артур твердит, будто без меня не справился бы. Он знает, как важно мне это слышать. Чувствовать, что кому-то я нужна в этом мире, где больше нет моей семьи…

Все, кто выходит из школы во взрослую жизнь, мечтают освободиться от родительской опеки, но я никогда не хотела, чтобы это произошло так буквально. Когда свобода достается ценой жизни близкого человека, она становится синонимом бесконечного одиночества.

Артур клянется, что не бросит меня замерзать в пустоте. Пытаясь развеять мои сомнения, он даже оставил на моей кухне почти литр самодельного крымского вина, которое купил у старика на берегу Розового озера. Прокопченный до черноты, дедочек сидел со своими бутылями на деревянном ящике на обочине пыльной дороги, а Логов притормозил рядом, чтобы уточнить, с какого берега вода розовеет во всю силу.

– Да с любого! Выбирай что хочешь, – уверенно отозвался дед, сделав широкий взмах, точно пытался продать нам огромное озеро.

А когда Артур поблагодарил, застенчиво спросил:

– Вина не возьмешь? Вкусное.

– Возьму, – охотно согласился Логов. – На обратном пути.

Наверное, старик решил, что это отговорка и нашу машину он больше не увидит, но мы действительно вернулись к нему, вдоволь налюбовавшись розовым перламутром волшебного озера. И не только ради вина: Артуру понравилась расслабленность старика, восходящая к дзену, умиротворенная любовь к тому миру, крошечной частью которого он был и не желал ничего большего.

Артур купил самую большую бутыль, а дед с чувством спросил:

– Откуда такие хорошие люди?

– Из Москвы, – в голосе Артура прозвучала радостная гордость за родной город, которая меня позабавила.

У меня возникло опасение, что сейчас старик разочарует его, ведь жители других краев недолюбливают москвичей и обижаются на столицу, но тот лишь кивнул:

– Бывал. Лет сорок назад. А то и больше… Сильно изменилась, наверное?

– Сильно.

– Ну а как? – Старик степенно развел руками. – Жизнь течет… Это я вот тут как сидел, так и сижу.

По дороге Артур повторил:

– Как сидел, так и сижу… Он сказал об этом без сожаления, ты заметила? Это его кредо. Счастливый мужик! Гонит свое винишко, смотрит на красивое озеро, перебрасывается фразами с людьми, которые снуют по миру… И не желает ничего другого.

А вино и вправду оказалось невероятно вкусным, Логов чуть волосы на себе не рвал оттого, что купил только одну бутылку! Мы попробовали его – Артур плеснул мне три капли! – уже в Москве, когда он доставил меня домой и потом завалился спать на диване в гостиной. Совсем как в тот расколовший мою жизнь день, когда убили маму и ему было страшно оставить меня одну. Несколько раз и после этого Логов оставался у меня, отчего старухи-соседки, наверное, с ума сходили, ведь его «Ауди» торчала под моим балконом на зависть всему двору. Пусть их пошлые домыслы останутся на их совести… Разве они знают хоть что-то о нас?

Он мгновенно уснул, а я вернулась на кухню и налила полный стакан вина. Даже если Артур заметит, насколько убавилось в бутыли, разве станет меня упрекать? Сам он просто не может себе позволить спаивать меня… Я выпила стоя – залпом. Не за чье-то здоровье и не поминая кого-то… Мне просто хотелось ненадолго ощутить ту небесную легкость, которую обещает опьянение. В конце концов, я уже совершеннолетняя, имею право… Хотя была бы жива мама, вряд ли мне захотелось бы этого, ведь с ней и так жилось легко. По крайней мере, не было горя, которое норовит сплющить тебя, как многотонный пресс.

Вино не обмануло… Заволновалось сердце, смягчились мысли, поплыли медленно, наползая друг на друга, как медузы в морской волне. Поедем ли мы на море еще когда-нибудь?

На ослабевших ногах я кое-как добрела до дивана, на котором спал Артур. Его невероятное лицо казалось печальным, хотя днем он силился улыбаться, чтобы не огорчать меня. Когда мужчина, любивший твою маму, после ее смерти становится лучшим другом, можно ли считать это везением? Не думаю. Но мы сработались с ним и, хоть пока я так и не решилась стать его официальной помощницей в Следственном комитете, Логов как-то уладил с руководством, чтобы мое появление на месте преступления ни у кого не вызывало приступа ярости. И даже выплачивает мне «гонорар» как частному сыщику – мне ведь нужно на что-то жить…

Эти проблемы решила бы продажа особняка, доставшегося мне в наследство от отца, но мне просто до дрожи хочется организовать там собачий приют. В память о маме, с которой мы вместе заботились о бездомных бедолагах… Артур эту идею поддержал – ему до сих пор не удалось забыть голубые глаза Моники, которую выгулял однажды, но не сумел приручить – эта собачка боялась всех просто панически и без конца оглядывалась на него с ужасом и мольбой: «Только не бей меня…»

Представляю, как разрывалось у него сердце!

* * *

Открыть зооприют оказалось не так-то просто… Оказалось, что нужна чертова куча разрешений, справок и прочей ерунды, в которой я совершенно не разбиралась, а Логову некогда было таскаться со мной по инстанциям. И он прикомандировал ко мне Никиту Ивашина, своего бывшего стажера, который с сентября официально работал в Следственном комитете. Хотя я сразу поняла, что этот милый одноглазый парень (правда одноглазый!) разбирается в бюрократических препонах ничуть не лучше меня…

Зато ему не нужно было ничего объяснять о той странной жизни, которую я веду, ведь он расследовал с Логовым убийство моей семьи. Поэтому я даже обрадовалась тому, что рядом будет Никита, а не совершенно посторонний человек, не понимающий происходящего со мной.

Мы как раз и тащились с Никитой из очередной конторы через парк, почти пустой из-за внезапного похолодания, когда это все началось… По длинным аллеям рыжими мышками пробегали сухие листья, которые я невольно провожала взглядом, и вдруг Ивашин повернулся ко мне, как всегда немного чудно наклонив голову (левый глаз у него стеклянный), и улыбнулся совсем по-мальчишески:

– А давай похрустим?

Мне уже так хотелось есть, что я первым делом подумала о чипсах, но он помотал своей одуванчиковой головой – волосы опять отросли:

– Да нет, листьями!

– Ты серьезно? – вырвалось у меня. – Никитос, ты же вроде как уже дипломированный юрист… Серьезный человек.

– Я же не на работе, – возразил он. – Ну? Погнали?

Как такому дурачку отказать?

Мы протиснулись между облысевшими круглыми кустами и оказались на разноцветной полянке. Крупные бордовые и рыжие пятерни кленов захрустели под нашими ногами громко и даже смачно, а березовые золотники робко вторили им. Конечно, Никита не мог знать, как любили мы с мамой бродить по осенней листве, прислушиваясь к шуршанию под ногами и болтая обо всем на свете. Мы верили, что так будет еще много лет…

А теперь со мной рядом с наслаждением печатал шаги парень, который ничего для меня не значил, но я пыталась делать вид, будто мне весело, хотя в носу щипало все сильнее. Осень всех осыпает моросью меланхолии, и у каждого второго комок в горле… Но в моем случае – это не просто настроение. Я учусь одиночеству, хотя Артур, а теперь и Никита по его приказу пытаются мне помешать. И все мы понимаем при этом, что в моей жизни они не задержатся надолго. Понянчатся, пока сил хватит, и пойдут своими тропами.

Так и должно быть. Никто не обязан вечно спасать меня от тоски по маме, от пугающих теней, от давящей тишины в квартире… Это просто осень загоняет меня в угол, где ютятся призраки, еще недавно бывшие моей семьей. Нужно сорвать с лица ее липкую паутину, мешающую дышать, раздвинуть мокрые голые ветки, похожие на прутья решетки, и вырваться из своего горя в реальную жизнь.

Для того я и придумала этот собачий приют, где волонтерами станут женщины, сбежавшие от мужей-абьюзеров. Мама сказала бы: тиранов. Она терпеть не могла эти новомодные словечки: буллинг, моббинг, харассмент…

– Как ни назови, это остается психологическим насилием, – говорила она. – Чем понятнее звучит «буллинг»? Слово-то какое противное… Тошнотворное.

Сама она ни разу на моей памяти не применила ни жестокости, ни насилия. Наверное, Артур и припал к ней всем своим существом потому, что мама была не только красивым, но и самым добрым человеком в мире, а ему после ежедневной возни с убийцами необходимо очищать душу. Я не особо помогаю ему в этом… Зато от меня бывает польза в расследованиях. По крайней мере, он убеждает меня в этом. Лукавит?

– Ты не этим путем ходила в школу? – спросил Никита – отвлек меня, чем по замыслу Артура и должен был заниматься.

– А? – очнулась я. – Нет. Моя школа в другой стороне.

– Хорошая была?

Я пожала плечами:

– Обычная. Такого, как Артур вспоминает о своих друзьях детства, у нас не было. Хотя, может, у кого-то… Но не у меня.

– А что он вспоминает? – с жадностью спросил Никита.

Похоже, ему тоже не особо везло на школьных друзей…

– Ну, знаешь, эти классические эпизоды: походы, пикники, школьные танцы, песни под гитару… Тебе не кажется, что у их поколения все было как-то проще и веселее? Мои вот одноклассники все как один упирались в учебу. Разговоры сводились только к этому проклятому ЕГЭ, к репетиторам, проходным баллам…

– Все поступили из вашего выпуска?

– Понятия не имею.

Он даже остановился:

– В смысле? Ты ни с кем не общаешься?

Чувствуя себя бездушным чудовищем, я покачала головой.

– Тебе вообще все люди по фигу? – уточнил Никита, глядя на меня как-то по-новому.

Но я возразила:

– Не все. Есть Артур. Ты, если уж на то пошло…

– Ну конечно, – пробормотал он. – Меня завтра пристрелят, ты и не вспомнишь.

– Вспомню, – заверила я. – Ты – единственный пират из моих знакомых. Как можно тебя забыть?

В первый момент он готов был обидеться, но тут же рассмеялся, сразу став тем солнечным мальчиком-одуванчиком, которым был, когда я увидела его впервые. Тогда его лохмы беззаботно торчали во все стороны! Логов заставил его постричься – работа в Следственном комитете обязывает… Сейчас они уже слегка отросли, но его голова все еще имеет вполне приличный вид. А в остальном Никита ничуть не изменился: тот же нежный овал лица, и чуть что – краснеет так же легко. Но держаться стал увереннее, наверное, логовской силой подпитался. Нам всем спокойнее, когда Артур рядом.

– Сашка, ты – еще тот кадр! – заявил Ивашин.

И я ничуть на это не обиделась.

Но Никита внезапно изменился в лице, заметив что-то за моей спиной. Обернувшись, я увидела компанию подростков, веселившихся и оравших на все голоса на детской площадке, где уже не было малышей. Один из ребят, в красной куртке, карабкался на мачту разноцветного металлического корабля, на которой болталось что-то белое, похожее то ли на косынку, то ли на парик, – мне никак не удавалось рассмотреть.

– Как бы не грохнулся, – пробормотал Никита.

И сглазил… Добравшись до верха, пацан сорвал то самое, белесое, повертел им у самого носа, разглядывая, и вдруг пронзительно завопил. Отшвырнув свою добычу, он резко откинулся назад и не удержался на мачте. Отчаянно замахал руками, попытался ухватиться за металлическую перекладину, но ладонь соскользнула, и мальчишка полетел вниз – даже не камнем, а распластанной в воздухе гигантской красной кляксой. Или лужей крови.

Я подумала об этом уже на бегу, пытаясь догнать Никиту, прыгавшего через ограждения, стилизованные под разноцветные заборчики, которые были чуть выше колена. Каково бегать с одним глазом? Это же черт знает как страшно, наверное… Никогда не спрошу у него об этом – как можно?!

Друзья упавшего подростка оказались на кораблике первыми, но толку от них было мало – они топтались вокруг, с ужасом разглядывая его окровавленную голову. А упавший что-то силился сказать, приподнимая и снова роняя руку…

– Вызывай «Скорую»! – бросил Никита, сорвал с себя куртку и опустился рядом с пострадавшим на колени.

Пока я звонила и объясняла, что случилось, он подложил свернутую куртку мальчишке под голову, выудил откуда-то чистый носовой платок, прижал его к ране на затылке и скомандовал пацану, стоявшему ближе всех:

– Прижми. Надо забинтовать.

– Я?! – ужаснулся тот и попятился.

Но Никита гаркнул:

– Живо!

И мальчишка тут же плюхнулся на колени рядом с ним. А я подумала, что кое-чему помощник уже научился у Логова…

Бинтов, конечно, ни у кого с собой не было, и Никите пришлось пожертвовать свой шарф, чтобы замотать рану и остановить кровотечение.

– Что? – Он склонился к пострадавшему, который все время силился что-то сказать.

Потом оглянулся на меня. По крайней мере, правый глаз его выражал ужас:

– Сашка, посмотри там… Что это?

Он показывал на тот загадочный предмет, тускло белевший в рыжеватой листве, из-за которого пацан и сорвался с мачты. Мы же так и не поняли, что это было…

Внезапно мне стало страшно.

– Сейчас «Скорая» приедет, – пробормотала я, как будто это могло освободить меня от обязанности осмотра.

Но Никита уже отвернулся и заговорил с раненым, как я догадалась, чтобы тот не отключился. Приветливо улыбаясь, как будто принимал его в полную энтузиазма команду волонтеров, Ивашин выпытывал у него имя, возраст, адрес – все, что могло заинтересовать медиков. Хотя эти сведения могли сообщить и его приятели… Но нужно было держать мальчишку на грани сознания, и Никита с этим справлялся.

А мне оставалось заняться той белой штуковиной, которая до смерти (ну почти!) напугала мальчишку… Что это могло быть? Мои шаги становились все короче, мне до жути страшно было приблизиться к ней. Если уж подросток струхнул! А им же вообще все по барабану…

Собравшись с духом, я присела возле того, что смахивало на кусок пакли, которую обмакнули в деготь. Еще не понимая, с чем имею дело, я ощутила, как противно коснуться этого, и подняла сухую палочку, а уже ею подцепила «паклю». И…

Нет, я не заорала так, как тот пацан. Даже не взвизгнула и не откинула скальп в сторону. Да, это был человеческий скальп со светлыми длинными волосами. Мне показалось – настоящий. А если бутафорский, то выполненный очень правдоподобно. От него даже пахло кровью…

– Что там? – крикнул Никита, обернувшись ко мне.

Пугать остальных мальчишек не хотелось, поэтому я ответила:

– Надо позвонить Артуру.

Чтобы он понял, насколько все серьезно…

В тот же момент я услышала сирену «Скорой помощи».

* * *

Сквозь испуганный, приглушенный Сашкин голос пробивался вой сирены, Артур расслышал его:

– Это к вам «Скорая»?

Она ответила не сразу, видимо, обернулась, чтобы убедиться:

– К нам. Быстро приехали!

– Спроси, куда его увезут. Ивашин выяснил фамилию и прочее?

– Да-да, Никита все записал, – ответила она скороговоркой. – Ты скоро приедешь?

– Уже спускаюсь к машине. – Артур действительно в этот момент сбегал по лестнице, на ходу надевая плащ.

Сашка пискнула:

– Скорей! Я просто в ужасе.

И отбила звонок.

Ступени летели навстречу и за его спиной ускользали вверх. А мысли закручивались вихрем: «Человеческий скальп? Откуда он взялся? Сашка не паникерша… Но могла ошибиться. Где она видела скальпы?»

Но то самое чутье, которому Логов привык доверять, подсказывало: девочка не ошиблась. Запах крови говорит сам за себя. Конечно, она может оказаться не человеческой, но кому и зачем нужно было создавать подделку? Чтобы пацанов напугать до дрожи? Игра не стоит свеч… Была иная цель. Это в случае, если скальп искусственный. А если настоящий?

По дороге Артур пробил сводки: оскальпированного трупа за последний месяц в Москве не находили. Он сделал в памяти зарубку позднее поднять сведения из соседних регионов, хотя в Подмосковье вряд ли встречались кровожадные индейцы… Сашке вроде бы ничто не угрожало, да и Никита находился с ней рядом, но сердце у Логова было не на месте.

Он попытался перенаправить тревожные мысли на помощника: надежный парень и с головой, Логов уже не раз поблагодарил судьбу и своего начальника Разумовского, что подсунули ему именно Ивашина. Стрелять им, к счастью, не часто приходится, а некоторым и вовсе никогда, так что и с одним глазом работать можно. Внешне-то ничего не заметно, хороший протез парню сделали… Зачем он вообще сообщает каждому встречному, что у него нет левого глаза?

Навстречу попалась машина «Скорой», и Логов подумал, что это, возможно, та самая – увозит пострадавшего мальчишку, сброшенного с высоты неподдельным ужасом. Артур так и не понял, откуда тот свалился: Сашка бормотала что-то сначала про парк, потом про корабль…

«На месте разберусь!» – отмахнулся он.

Лишь бы позвоночник у пацана остался цел! Хотя черепно-мозговая травма – тоже еще та радость… Сам Логов, к счастью, не перенес ни того, ни другого, только пулю в ногу получил, хорошо хоть выше колена… Но с тех пор чаще ездил на машине.

Оставив «Ауди» у входа в маленький парк, не выдерживавший конкуренции с раскинувшимися неподалеку угодьями ВДНХ и потому безмолвно зараставший светящимся на солнце подлеском, Артур набрал Сашкин номер:

– Вы в каком месте?

– На детской площадке, – четко отрапортовала она. – Там, где корабль.

«А… Вот что за корабль!» – Сашке он не признался, что сперва решил, будто она бредит со страха.

– Иду, – бросил Логов и убрал трубку.

Раз корабль вполне реальный, то и скальп может оказаться настоящим. А значит, это убийство, совершенное с особой жестокостью, как раз по его части…

Сашку он заметил издали, хотя, с ее ростиком, она легко терялась среди подростков. Их Ивашин не отпустил, молодец… Хотя какие с них возьмешь показания, что они видели, эти до дрожи перепуганные дети? Куда только обычная дерзость подевалась… То же самое расскажут и Сашка с Никитой. Но следствию нужны независимые свидетели, помощник это знал.

«На всех детских площадках установлены камеры, – припомнил Артур, направляясь к холодно поблескивавшему кораблю. – Это значительно облегчит работу. Если, конечно, наш хитроумный индеец не позаботился обо всем заранее…»

Он позаботился.

Это Логов понял, как только подошел достаточно близко, чтобы разглядеть белый пакет, нахлобученный на камеру. Его ручки были накрепко связаны узлом, чтобы не сдуло ветром. Если только потенциальный преступник проделал это не ночью, кто-то из прохожих мог обратить внимание. Нужно искать свидетелей…

Сашка уже подбежала и перехватила его взгляд:

– Ты тоже заметил?

– Привет, – произнес Артур негромко, осторожно сжав ее острый локоток: «Держись!»

Подросткам, топтавшимся поодаль, только кивнул. Одинаково приоткрыв обметанные рты, они уставились на него с ужасом: настоящий коп явился! Сейчас вытрясет из них души…

Логов отвернулся, чтобы скрыть усмешку, достал латексные перчатки:

– Ну, показывайте.

Не произнеся ни слова, Сашка подошла к чему-то валявшемуся поодаль. Шагая за Логовым следом, Никита проговорил:

– Собак отгонять приходится, так и лезут на запах.

«Значит, есть запах, – отметил Артур. – Пса не обманешь…»

Присев над Сашкиной находкой, он сперва рассмотрел предполагаемый скальп, сделал пару фотографий, потом взял его, чтобы разглядеть получше.

– Каждый раз поражаюсь, как его не тошнит, – побормотала Сашка.

– Я все слышу, – откликнулся Артур. – Это что! Я с уже мертвой плотью дело имею… А вот как люди на скотобойнях работают? Этого мне никогда не понять.

– Вам было бы жалко коров? – подал голос Никита.

– А тебе нет?

– Я и не ем мясо…

Логов поднял голову и уставился на него с изумлением:

– Ты – веган?! С каких пор?

– Мы с вами давно не обедали вместе…

Вздохнув, Сашка отвела глаза:

– Теоретически я даже поддерживаю вегетарианство. Нет, ну правда! Как представишь слезы в глазах теленка… Ох…

– Но от хорошего гамбургера ты в жизни не откажешься, – поддел ее Артур.

– Не откажусь, – призналась она покаянно.

Никита принял вид оскорбленного достоинства, задрал подбородок:

– Это ваш выбор.

– Мальчик, мы не пытаемся тебя унизить…

– Называя мальчиком?!

– От такого старика, как я, не обидно это услышать.

– Какой вы старик?! Вам же сорок лет.

Разглядывая скальп, Артур произнес с трагическим пафосом:

– Я прожил много жизней. Вот с этими бедолагами… Ну что я вам скажу? Скальп настоящий. Это настоящая кожа, а это настоящие волосы. И кровь тоже настоящая. Надо вызывать Коршуна.

– Коршуна? – удивилась Саша.

– Анатолия Степановича. Это наш гениальный криминалист.

– А, – вспомнила она. – Точно. Маленький такой хомячок… Ничуть не похож на хищную птицу…

Никита взглянул на Логова с подозрением:

– Вы это с сарказмом говорите про гениальность?

Выпрямившись, Артур понюхал перчатку:

– Отнюдь. Он действительно хорош в своем деле. Если что-то можно вытянуть из окровавленного клочка плоти, Коршун это сделает…

* * *

Через пару часов Логов уже знал, что скальп был снят с мертвого тела. Женщине было лет пятьдесят, не меньше, она страдала ожирением и себореей. Скальп сняли уже с мертвого тела, поэтому крови было не так много. А произошло это не более чем за двенадцать часов до того, как подросток нашел его на рее… Кровь не засохла за это время только потому, что накрапывал мелкий дождик и скальп оставался влажным.

– Странно, что труп без скальпа так до сих пор и не обнаружен, – проговорил Логов, шаря цепким взглядом по сторонам, словно тело могло лежать здесь у всех на виду.

Коршун наставительно произнес:

– Имейте в виду, Артур Александрович, что здесь мы видим полный скальп с прилипшими к нему кусочками костной ткани. Индейцы же снимали только волосы с макушки врага. Небольшой кружок размером примерно с серебряный доллар. Но натуральная кожа отлично растягивается. Вы в курсе? Что индейцы чаще всего и делали. Но в исключительных случаях снимали полный скальп и даже с ушами, особенно если в них были какие-то украшения, кольца, к примеру…

– Божечки. – Артур покачал головой, подыгрывая криминалисту. – Страсти какие…

– Не дурачьтесь, Логов! Я вас насквозь вижу.

– Это из фильма «Смерть ей к лицу»!

Коршун ухмыльнулся:

– Приятно знать, что вы тоже его любите…

Артур принял серьезный вид:

– Анатолий Степанович, но это же не так просто сделать, а?

Коршун сделал губами презрительное: «Пф-ф!»:

– Снять скальп? Нет ничего проще! Переворачиваете труп на живот, левой рукой хватаете врага за волосы…

– Врага?

– …чуть приподнимаете его голову и уверенным движением отделяете кожу от черепа. Режете по кругу. Потом наступаете на шею трупа и резким движением отрываете скальп. При этом раздается звучный хлопок…

– Вы же не судмедэксперт, Анатолий Степанович, откуда столько знаний из смежной отрасли?

– Вы сами и ответили, Артур Александрович! Отрасль-то смежная…

– Убийца мог перепачкаться кровью? – спросил Артур уже всерьез.

Коршун задумался лишь на секунду:

– Если у жертвы был раздроблен череп, то да, безусловно. И кровь, и ошметки мозга могли прилететь ему прямо в лицо.

– И на одежду…

– И на одежду. Но не факт, что жертва умерла от черепно-мозговой травмы. Скальп абсолютно не поврежден. Кстати, индейцы иногда снимали скальпы и с живых людей.

Артур покачал головой:

– Но это не наш случай.

Хотя никаких вариантов он пока не исключал…

Никиту он уже отправил в комитет, чтобы тот засел за компьютер – проверить списки пропавших на сайте «ЛизаАлерт», прошерстить соцсети, поскольку в официальном розыске данных о пропаже блондинки лет пятидесяти не нашлось. Его всегда одолевали сомнения – не перенапряжет ли Ивашин свой единственный глаз, проведя несколько часов перед монитором, но раз уж парень выбрал эту профессию…

Подростков Логов допросил на месте, но толку от их показаний было мало, как и от бормотания Славки Шестакова, которого скальп сбил с мачты. Криминалисты обнаружили на ней десятки отпечатков, но все – детские, маленькие. А Славка был в шерстяных перчатках.

– Я мерзлячий, – жалобно признался он Артуру, навестившему его в больнице.

Ничего ценного к тому, что Логов и так уже знал, мальчишка не добавил. В этот парк Славка забредал нечасто, обычно они тусовались на ВДНХ, там дорожки лучше, можно на скейтах погонять. А здесь дыра на дыре… Так что, кто натянул на видеокамеру пластиковый пакет – Славка не видел.

* * *

– Зачем вообще было закидывать скальп на рею?

Саша сдвинула брови, сердясь на то, что не может с ходу разгадать замысел преступника.

– Это демонстрация. – Логов уже изнывал без порции кофе, а официант не спешил прийти на помощь.

Они встретились в кафе, вполне заурядном, зато рядом с Сашиным домом – потом добежит без приключений. С тех пор как она окончила школу, Артур не стал волноваться за нее меньше. В конце концов, Саша Каверина вообще была единственным человеком в мире, за кого Логов волновался по-настоящему. И это ничуть его не напрягало…

Так и не став отцом, Логов в глубине души признавал ущербность своей жизни, хотя особенно и не переживал по этому поводу. Тоска о детях не вписывалась в его плотный график… Как замена родного ребенка Сашка устраивала его более чем: ей уже не нужно было менять памперсы, и она даже могла сама приготовить обед. Получалось не очень, но какие ее годы!

Хотя полностью самостоятельной считать Сашку было трудно: она нигде не работала и до сих пор не определилась, чем вообще хочет заниматься в жизни. Артур убедил ее, что, помогая ему в расследованиях, девочка вполне официально и честно зарабатывает гонорар частного сыщика. Пусть и не зарегистрированного…

Сейчас Сашка смотрела на него с укоризной:

– Да понятно, что демонстрация! Ты совсем туго соображаешь без кофе? Но кому демонстрация? И почему в парке? Подложил бы этому человеку под дверь, отправил посылкой…

– У тебя криминальный склад ума, – хмыкнул Артур. – Возможно, тот человек, которому нужно было увидеть скальп, каждый день проходит мимо этого городка. Или это даже целая группа людей… А, вот и кофе, наконец!

Худенький, бледный официант, слегка вздрогнул, услышав про скальп, и Артур снизу заглянул ему в глаза:

– Вы что-то слышали об этом?

– Нет! – испуганно открестился он. – Вообще ничего. Просто странно в наше время слышать о… таком…

– О скальпе? – охотно подсказал Артур. – Представьте себе: не перевелись еще апачи на земле русской!

Точно кирасу, официант прижал поднос к груди:

– Я только в детстве про них читал…

– Как и все мы. Как думаете, что может заставить человека вернуться к детским фантазиям?

– Я не знаю. Может, он выжил из ума?

Логов разочарованно протянул:

– О нет… Этот парень умен. Настолько, что я пока не могу уловить ход его мыслей…

– Отстань от него, – тихо сказала Саша. – Он-то при чем?

– Точно? – Артур прищурился, и официант побледнел еще больше.

Когда Логов наконец отпустил несчастного, Саша заметила:

– Кстати, не только индейцы снимали скальпы. Геродот писал, что еще древние скифы этим грешили…

Рука Логова замерла в воздухе вместе с чашкой:

– Ты читала Геродота?

– А что такого? По-моему, у тебя было время убедиться, что я не идиотка…

– Я тоже не идиот. Но Геродота точно не читал.

– Он же отец истории! Если уж начинать, то с него.

Артур вздохнул:

– Каюсь.

– У тебя слишком много работы, когда тебе, – когда Сашка начинала жалеть его, глаза ее принимали собачье выражение. – Вот выйдешь на пенсию…

– Через четверть века! – возмутился он.

– …обязательно почитай его «Историю». Это, кстати, первая целиком сохранившаяся книга прозы. И она потрясающе написана, это тебе не то что учебник штудировать! Такой слог…

– Обещаю. – Артур одним махом отхлебнул половину кофе.

– И вообще, Геродот был просто невероятным! Он же бунтарь – против какого-то там тирана боролся, тот его сослал… Кто помнит того тирана, да? А Геродот остался в веках.

– Напомни, как мы дошли до Геродота?

Звякнув ложечкой, которой она соскребала остатки медовика, Сашка рассмеялась:

– Он писал о скальпах, которые скифы снимали с трупов своих жертв.

– Точно! В нашем случае жертва – не очень молодая женщина. Что и кому может демонстрировать ее скальп?

Сцепившись взглядами, они замолчали на какое-то время, потом одновременно заговорили.

– Саш, мы должны вернуться на место преступления.

– Надо посмотреть, что там рядом с парком!

– Откуда просматривается детская площадка? Не случайно же он закинул скальп на рею… Если бы скальп висел ниже, то не попал бы в поле зрения того человека, который должен был увидеть его.

Она уже вскочила:

– Пойдем же!

– Да уже темно, – остановил ее Артур. – Утром я заеду за тобой.

У Сашки раздулись ноздри:

– Нет, сейчас. Что за манера тянуть? Где-то бродит чудовище, которое снимает с женщин скальпы, а ты спокойно отправишься спать?

– Пока только с одной женщины, – пристыженно пробормотал Артур, поднимаясь.

– А тебе мало?!

Ждать официанта она не позволила, нашла наличку, чтобы не тратить время, сунула Артуру. Он положил купюру под чашку и сделал жест официанту – на чаевые там тоже хватало. Надо же было искупить то, что он напугал мальчика до смерти…

«Не надо шутить с этим словом, – одернул себя Логов. – Пусть все будут живы».

* * *

Уже зажглись желтые фонари, свет которых тепло плавал в студеном воздухе, когда мы с Артуром вернулись на детскую площадку в старом парке. Как ни странно, там до сих пор гуляли женщины с детьми, а днем их не было… Спят долго?

Пока в городке работали криминалисты, полицейские организовали оцепление, и обрывок полосатой ленты до сих пор трепетал на ветру возле качелей. В то время многие пытались проникнуть сюда, но их разворачивали. Теперь проход был открыт, и дамам было что обсудить: они сгрудились тремя группками, но время от времени кто-нибудь из них переходил от одной к другой.