Czytaj książkę: «Причал Забытых Надежд»

Если долго смотреть на дрожащую тень от свечи, то начнет казаться, будто на стене танцует прошлое. Тень вправо, тень влево, раздвоилась, рассыпалась, а затем вновь взвилась к потолку…

Понаблюдав за дрожащим рисунком еще несколько секунд, Фаина Дмитриевна фыркнула и сделала большой глоток крепкого кофе. Она любила это тягучее и томительное настроение, но никогда не отдавалась ему сразу. Куда торопиться? Пусть приятный непокой накопится в душе, а уж потом можно достать из шкафа полупрозрачные пластиковые коробочки, наполненные бусинами и бисером, и начать создавать свои шедевры. За шедевры, правда, много не платят, но деньги лишними не бывают.

Поднявшись из-за стола, Фаина Дмитриевна задула свечу, включила свет и огляделась, будто хотела убедиться, что тени прошлого наконец-то исчезли и отвлекать ее не станут. Но в душе продолжала дрожать неведомая ниточка, которая вызывала раздражение, однако при этом совершенно непонятным образом согревала. Так бывает, когда ты обязательно должен что-то сделать, но никак не сообразишь, что именно.

День был особенный. Утром Фаина Дмитриевна съездила на кладбище и просидела часа два около могилы мужа. Сначала она привычно разговаривала с ним официально: «Николай Петрович, новостей у меня особых нет. Звонила Зинка и рассказывала, что наша племянница опять решила выйти замуж. Но если учесть, что она собирается в загс почти каждые полгода, то новость ли это?» А затем Фаина Дмитриевна так же привычно перешла на ласковый тон: «Николаша, поясница болеть перестала. Можешь со мной не соглашаться, но весна – это лекарство. И никаких таблеток и мазей не надо. Дыши полной грудью – и все! Одно меня беспокоит. К тишине в квартире я привыкла, а вот доброты иногда не хватает…» И именно в этот момент на крест села маленькая птичка. Серая с длинным клювом. Вроде и обычная, но на грудке белое пятнышко. И смотрит внимательно, совсем не боится.

Что за пичуга?

Фаина Дмитриевна не смогла ответить на этот вопрос. Не опознала.

– Угощу-ка я тебя печеньем, – деловито произнесла она и, расстегнув молнию сумки, принялась искать пакет с двумя овсяными кругляшами, обсыпанными сахаром. – Вроде не вынимала… И сколько же барахла я ношу с собой… Хотя все нужное… Вот же печенье. Нашла!

Птичка не улетала. Она сидела и внимательно слушала задушевную речь, адресованную Николаю Петровичу, покинувшему эту землю десять лет назад. И она даже не вздрогнула, когда Фаина Дмитриевна поднялась, перекрестилась и неторопливо направилась мимо других могил к широкой дороге. На скамейке осталось лежать раскрошенное овсяное печенье.

Фаина Дмитриевна вышла замуж в тридцать лет и как-то не сразу поняла свое счастье. Яркие вспышки любви ее не посещали, будничная суета ускоряла стрелки часов и каждый день казался похожим на предыдущий. Но особенные моменты случались, и чем дальше, тем важнее они становились. Вернется Николай из плаванья, прижмет к широченной груди и громко объявит на всю однокомнатную квартиру: «Ты, Фаинушка, мой причал. Одно удовольствие к тебе пришвартовываться!», и запоет сердце от радости.

Это уж потом, ближе к сорока, Фаина Дмитриевна прочувствовала семейную жизнь. Такое тепло в душе поселилось, что от резкого движения и расплескать страшно. Может, поэтому ее походка стала неторопливой и важной. Даже сейчас, в шестьдесят два года, спина не горбилась.

Детей, увы, с Николаем не получилось… Зато двоюродных племянников пятеро. Заезжают время от времени.

После кладбища Фаина Дмитриевна ощутила прилив небывалой энергии. Сварив борщ, отмыв ванную до снежной белизны и блеска, она потянулась к недочитанной книжке, но руки попросили еще работы, а массивный лаковый трельяж будто позвал к себе. Да что там позвал, притянул магнитом!

– Ладно, разберусь в твоих ящиках, – пообещала зеркалам Фаина Дмитриевна и для удобства придвинула табурет.

Она хорошо помнила, где что лежит, и когда в руках оказался почерневший от времени кованый сундучок, являющийся по сути шкатулкой, ничуть не удивилась. Серьги с желтыми стекляшками, серьги с черными камушками, серьги с плетеными цветами и маленькими острыми листиками, вощеная нитка с овальными бусинами красного цвета, кулон с поломанной крышкой, несколько браслетов, грубоватые кольца, три узорчатые броши… Да много чего. И все это богатство – побрякушки, ни одной ценной вещи. Вернее, ценность у них иная – это память о родной тетке, которая воспитала и вырастила.

Фаина Дмитриевна открыла сундучок и посмотрела на знакомые до каждой трещины украшения. И показалось, будто стекляшки вспыхнули и заискрились, а сама шкатулка потеплела.

«Птичка на броши уж больно похожа на ту, что на кладбище была», – прищурившись, подумала Фаина Дмитриевна, чуть помедлила и коснулась пальцами украшения. Ей нестерпимо захотелось зажечь свечу и вспомнить добрым словом тетю Глашу. Хорошая была женщина, ласковая и заботливая. Не побоялась взять к себе сиротку, хотя своих детей трое было. И такие истории на ночь рассказывала, что рот сам открывался и глаза округлялись. Про королей и рыцарей, про дочерей волшебниц и сыновей колдунов, про русалок и леших. И шкатулку эту она перед смертью именно Фаине подарила, хотя Маринка – старшая дочь тети Глаши, на сундучок усиленно права заявляла и потом еще года два активно выказывала недовольство: «Конечно! Ты же у нас самая любимая была!»

– Любимая, – по-доброму усмехнулась Фаина Дмитриевна и продолжила уборку трельяжа. Энергия пошла на спад, и теперь движения были медленные и плавные.