Czytaj książkę: «Бриз на двоих»

Эвелин смотрела на мутные капли дождя, тоскливо ползущие по грязному стеклу, и думала: «Ну почему в моём мире всё всегда так серо?..»

Серость… Это слово преследовало её всю жизнь. Начиная с детства. Детство у неё было ни трудным, ни беззаботным. Оно было посредственным. Никаким. Наверное, поэтому, Эви себя, маленькую почти не помнила. Как будто сразу родилась взрослой девушкой. Нет, она помнила, что всегда была гадким утенком, хотя скорее не гадким, а бесцветным. Волосы забранные в дурацкий хвостик. Помнила нелепую огромную шапку-дождевик, в которой ходила в школу зимой и которая постоянно сползала на лоб, от этого она вся была мокрая, а лоб потел, и девочка вечно болела. Помнила своё нескладное тело, помнила, как не знала, куда девать руки и, как путалась в собственных ногах, как стеснялась из-за этого ходить на физкультуру. Учителя никак не могли запомнить её имени-фамилии, она ничем не выделялась, и на неё мало обращали внимание. Даже насмешки одноклассников были редкими, её просто-напросто не замечали. Незаметная девочка. Серая мышь. И прозвище соответствующее – «Серость». Это всё, что Эви помнила из детства и отрочества.

Университет тоже как-то проскользнул незаметно. Общаться стеснялась, всё казалось, что будет выглядеть навязчивой. Ни с кем не дружила и не конфликтовала. Опять же жила незаметно.

После диплома осталась работать в своем же университете Сан-Франциско в родной библиотеке. Общения с коллективом не было, так как в библиотеке кроме неё никто не работал, а с остальными коллегами ограничивалось коротким «Здравствуйте-до свидания-не забудьте забрать новые учебники». Со студентами общение старалась свести к минимуму, особенно удивлялась и пугалась, когда кто-то из старшекурсников вдруг оказывал ей знаки внимания. Обрывала на корню.

Однажды неожиданно для себя завела с преподавателем философии вялотекущий роман, который как-то пресно начался и быстро закончился. Преподаватель был не молодой и искушенный. Избалованный юными студентками, с Эви он откровенно скучал, она не могла его ничем удивить – ни в жизни, ни в постели. Ему было с ней не интересно, а ей было не интересно вообще ни с кем.

В общем, к своим 23 годам Эвелин Стоун, ничем не примечательная библиотекарша, была самой заурядной одинокой девушкой, с яркой выраженной социальной турбулентностью (слава Богу, хоть что-то яркое!) и с полной уверенностью, что жизнь не удалась. Гадкий утенок так и не превратился в прекрасного лебедя, достигнув разве что состояния обыкновенного городского голубя. Да, у этого голубя были изящные руки и хорошая форма ногтей (так говорила мама, видимо, находя во внешности дочери только это достоинство), прямой нос и никаких излишков на талии и бедрах (комплимент от преподавателя-философа), а так же густые волосы и хорошие зубы, но всё это внутренний гадкий утенок Эвелин старательно скрывал и прятал за невыразительным взглядом, безразмерными кофтами и мешковатыми юбками, за туго затянутым хвостом на макушке, за плотно сжатыми безулыбочными губами.

Отпуск у мисс Стоун, как у классической неудачницы, выпал на ноябрь, и всё лето она просидела в промозглом сыром полуподвале архива, разбирая, переписывая и сортируя картотеку и документы. А в ноябре в библиотеку взяли ещё одну сотрудницу, а Эви, очевидно, чтобы загладить дискриминацию старых холостячек, от профсоюза вручили двухнедельный тур к тихому океану недалеко от Сан-Франциско. Это было первым везением в её жизни, поэтому Эвелин отнеслась к этому скептически, абсолютно уверенная, что чудес не бывает и, конечно же, окажется, что «либо свисток сломанный, либо акула глухая». Словом, она ничего хорошего от поездки не ждала, а никогда не виденный ей океан совсем не казался притягательным. Он представлялось ей большой темной бездонной лужей, тем более, в ноябре совершенно бесполезной – купаться в прохладной осенней воде ей не хотелось.

Уезжала Эвелин в дождь (уезжать в дождь – хорошая примета, в которую Эви, как и во все остальные, не верила). Никто её не провожал. Боясь опоздать, она пришла на вокзал раньше времени, сразу нашла свое место, порадовалась, что в купе никого нет, и стала смотреть в окно. Ей было не грустно от того, что она уезжала из дома и не радостно от поездки в приятную неизвестность. Ей было всё равно. Никак. Впрочем, это было ей нормальным состоянием. Она, глядя на дождь сквозь грязное стекло, в очередной раз почти равнодушно, просто для проформы задавалась вопросом: «Ну почему в моем мире всегда так серо?..»

Вагон был полупустой – не сезон отпусков. Эви уже надеялась, что всю поездку проведет одна – очень не хотелось терпеть попутчиков, с которыми, придется несколько часов ехать бок о бок и даже, возможно, – о, ужас! – разговаривать.

За десять минут до отхода поезда в купе зашел высокий мужчина в пальто и девица с внешностью фотомодели. Мужчина вежливо поздоровался с Эви, и она уловила еле заметный акцент – то ли английский, то ли… Она не разобралась. Девица брезгливо осмотрелась и скривила красивый рот:

– Я ж говорила, надо было брать отдельные места. Что это за эконом-класс? Это не твой уровень! Как можно ехать в ЭТОМ?!

Мужчина, оставив чемодан в проходе, вывел девушку под руку и стал что-то тихо, но внушительно говорить. Эви не слышала слов, но ей показалось, что он отчитывает девицу. Подумала: «Вот конь в пальто!» Почему-то этот красавчик был ей неприятен. Хотя на свете едва ли нашлось бы много приятных ей людей.

До отправления поезда оставались считанные минуты. «Фотомодель» и «конь в пальто» быстро пошли к тамбуру. Эви увидела в окно, что он помог девице выйти из вагона, вышел сам и что-то быстро говорил, одной рукой жестикулируя, другой постоянно приглаживая и как бы зачесывая назад непослушные волосы. Фотомодель кивала, капризно закатывая глаза. «Он едет один, она провожающая» – поняла Эвелин и заволновалась – ехать в купе одной с мужчиной казалось ей чем-то не совсем приличным. «Размечталась!» – уколола сама себя Эви и достала книгу – собиралась всю дорогу читать.

«Конь в пальто» вернулся, поезд тронулся, но мужчина даже не подошел к окну, чтобы махнуть фотомодели рукой на прощание. Уселся на свое место, закрыл глаза и потер переносицу.

Дэниел, тот самый «конь в пальто», в отличие от Эви, был баловнем судьбы и везунчиком. Мужественное лицо с необычными чертами и странный акцент (он родился в Швеции и там же провел детство с мамой-англичанкой и папой-шведом) придавали ему загадочность и жуткую притягательность. Он всегда был всеобщим любимчиком – на него вешались девочки, мальчишки хотели с ним дружить, преподаватели в колледже не могли на него нарадоваться, а все дамы бальзаковского возраста мечтали о таком будущем зяте. Ему не приходилось напрягаться и ухаживать за девушками – они сами напропалую ухаживали за ним. Ему не нужно было доказывать свою силу в драках – все и так считали его победителем и предпочитали не связываться. Ему всё в жизни давалось легко. Учеба, новые знакомства, быстрая карьера. Но успех, который сам шел в руки, именно потому, что его не приходилось добиваться, казался Дэниелу пресным. Ему хотелось соревноваться, бороться, сражаться! А получать всё просто так, «за красивые глаза» было скучно и не радовало. Завоеватель в его душе сникал и становился мизантропом. Он презирал женщин, за которыми не нужно было охотиться, потому что они сами падали в его объятия. Его начинали раздражать друзья, смотрящие на него подобострастно, и партнеры по бизнесу, моментально соглашающиеся на все его условия. Он начинал замыкаться в себе, не ходил даже на нужные для бизнеса тусовки и предпочитал проводить одинокие вечера у экрана ноутбука. Этот красивый мужчина с безупречным вкусом и хорошими манерами, потихоньку становился социофобом.

Словом, наверное, нельзя было найти двух наиболее разных и в то же время наиболее похожих между собой людей, чем Эви и Дэниел.

Дождь за окном не прекращался – всё лил серой стеной. Поезд шел ровно, лишь слегка покачиваясь, как будто убаюкивая и успокаивая своих пассажиров. В купе было тепло и достаточно уютно. Атмосфера располагала к тихому, ни к чему не обязывающему разговору, когда два случайных попутчика мирно беседуют о погоде, обсуждают книжные новинки или последнюю кинопремьеру, слегка спорят о политике и, сходя каждый на своей станции, расстаются, даже не узнав имени друг друга.

Но попутчики молчали. Молчание было напряженное и тоскливое.

Эвелин испытывала жуткий дискомфорт. Не так часто ей случалось находиться в такой близости от незнакомого мужчины. С ощущением, что кто-то вторгается в её личное пространство, она ёрзала, не могла поднять глаз и постоянно открывала и закрывала свою сумку, как будто что-то ищет там. Искать ей было нечего – просто необходимо было чем-то себя занять, чтобы, не дай Бог, не столкнуться с попутчиком взглядом, тогда его общество было бы ещё более тягостным. Она стеснялась его, стеснялась себя, стеснялась своей простенькой кофточки, дешевой заколки в волосах, ногтей без маникюра. От попутчика пахло хорошим парфюмом, у него был (это сразу видно) дорогой парикмахер и дизайнерские часы. Эвелин, и так в любом обществе чувствующая себя лишней, рядом с этим ходячим манекеном, вообще впала в ступор, угнетаемая комплексом неполноценности. Она постоянно смотрела на часы – скоро ли закончиться это навязчивое путешествие? Интересно, он выйдет раньше, чем она? По пути было две крупных остановки и несколько станций в пригородах. Эви очень надеялась, что «конь» сойдет на ближайшей станции…

Дэниел тоже предпочел бы ехать в купе один. Он прикрыл глаза, чтобы не видеть, как нервные пальцы его соседки не находят себе места и бесцельно копошатся в сумке. Эти её торопливые движения, звук непрерывно открываемой и закрываемой молнии раздражали его. «Что она дергается?» – с неприязнью думал он. – «Может, у неё в сумке расчлененный труп мужа?»

Он мельком глянул на её профиль. Поджатые губы и опущенные глаза. «Училка. Синий чулок. Старая дева» – вынес он свой диагноз попутчице.

Он положил на стол руку и стал барабанить пальцами ритм стука колес. Пришло время Эвелин почувствовать раздражение. Как говорится, невротик не тот, кто барабанит по столу пальцами, а тот, кого это выводит из себя.

Вот так мужчина и женщина, не сказав друг другу ни слова, ехали в одном купе в сторону океана и своим присутствием действовали друг другу на нервы.

Нервы быстрее сдали у Дэниела. Он вышел из купе и немного постоял у окна, разминая шею, хрустя пальцами и ероша волосы. Когда, постучав для приличия, и, услышав в ответ еле слышное «Да», он вошел обратно, Эвелин, наконец, перестала мучить сумку и погрузилась в чтение. А Дэниел раскрыл ноутбук. Отсутствие звуков их обоих успокоило. Эви тишина никогда не напрягала – библиотекарь к ней привычен, а Дэниел, устающий на работе от шума и общения, благостно погрузился в беззвучный покой.

Тишина их немного примирила…

Эвелин захлопнула книгу. Дождь за окном прекратился. Ехать оставалось ещё не меньше трех часов. «Конь в пальто», теперь уже без пальто, в тонком свитере, видимо, работал, – перед ним на столике стоял ноутбук, и он что-то сосредоточенно изучал. Он так и не сошел ни на одной из станций, наверное, тоже ехал до конца.

Эвелин хотелось кофе, но она стеснялась позвать проводника, чтобы сделать заказ. Как будто почувствовав это, «конь» оторвался от ноутбука:

– Не хотите чего-нибудь выпить? – спросил он негромко – Я возьму чай, может быть и для вас заказать что-то?

Эви хотела ответить: «Да, кофе, если можно. Будьте любезны!», но вместо этого, повинуясь требованию внутреннего гадкого утенка, сказала:

– Нет, мне ничего не надо – и невежливо отвернулась к окну.

«Какая дура!» – тут же подумала она про себя – «Дикарка! Нельзя так шарахаться от людей!»

«Какая странная!» – подумал Дэниел. – «Шарахнулась так, как будто я предложил ей мышьяк!»

Он заказал себе чай и вернулся в купе. Эвелин сидела, по-прежнему уставившись в окно.

«Надменная дамочка» – подумал Дэниел.

А надменная дамочка в это время лихорадочно соображала, как исправить ситуацию. Общаться с этим красавцем она не собиралась, но и выглядеть хамкой ей тоже не хотелось.

Официант принес поднос, на котором стоял белоснежный сервиз: чайник, сахарница, чашка и блюдечко с белым тонким печеньем.

– Здравствуйте, меня зовут Майк. Я буду сопровождать вас в поездке – дежурно улыбнулся он.

«Ну же!» – приказала себе Эвелин – «Сейчас же сделай заказ, а то останешься без кофе!»

– А можно мне кофе? – резко повернувшись, сказала она, и голос вышел чуть хрипловатым.

–Конечно, мэм – ответил официант и удалился, а Дэниел посмотрел на неё удивленно.

«Я же предлагал ей… Она отказалась. Не захотела, чтобы именно Я сделал что-то для неё?» – это было для него так непривычно. Обычно женщины не то, что не отказывали ему, а сами были рады оказать любую услугу, а уж если он предлагал что-то, то с восторгом соглашались – чтобы это ни было – передать ли бокал вина на фуршете, провести ли вместе ночь. При этом были благодарны и радостны, как болонки. А эта… «Стерва!» – решил Дэениел.

«Стерва!» – молча, обругала себя Эвелин.

Чай-кофе пили в полной тишине. Когда официант пришел забрать посуду и принес счет, Дэниел, как само собой разумеющееся, предложил Эви:

– Я заплачу. – И на всякий случай, не сомневаясь, впрочем, в её согласии, добавил:

– Вы позволите?

– Нет – ответила упрямая девица – Это лишнее.

И тут же сама положила на поднос деньги за свой кофе.

Дэниел смутился. Он настолько не ожидал снова услышать «Нет», что ему показалось, будто он действительно предложил что-то вульгарное, а его поставили на место. И это его здорово вывело из себя. «Что она о себе возомнила?!» – злился он. Девушка вновь смотрела в окно, и он сейчас, наконец, мог, разглядеть её. С удивлением отметил, что она, сначала показавшаяся ему бесцветной дурнушкой, теперь вдруг чем-то зацепила его. Далеко не красавица… Ни одной яркой краски ни в лице, ни в одежде… Сосредоточенный взгляд, чуть нахмуренный лоб и сжатые губы придают ей вид нелепого серийного убийцы (Дэниел хмыкнул, снова представив расчлененный труп в её сумке). При этом что-то в ней притягивало его, и он не мог оторвать от неё глаз… Тонкокостная, с нервными руками и прямой спиной. Сейчас она казалась ему похожей на изящную статуэтку в стиле «модерн». Хрупкие пальцы, почти детские, узкие плечи. Жаль, волосы забраны в хвост, ей бы пошли распущенные, зато видна длинная шея и сзади на ней одна выбившаяся прядь… Дэниел смотрел на эту прядь волос, и ему вдруг очень захотелось провести пальцем по её бледной шее, дотронуться до каштанового локона, прикоснуться к ключице… Он с удивлением прислушивался к себе: «Что это со мной?» и насмешливо спрашивал себя: «Эй, парень! Чем эта тощая птичка могла тебя привлечь? Или просто, объевшись шоколада, потянуло на чёрствый хлеб?» Абсолютно новые для него ощущения. У его ног всегда были первые красавицы, готовые на всё, а эта невзрачная худышка не то, что не реагирует на него привычной стойкой самки, а наоборот – нос воротит, как будто брезгует! Но, как ни странно, именно её Дэниелу неожиданно захотелось пожалеть, защитить. Боже мой, от кого?! Она, видимо, и так себя в обиду не даст, да и сама любого обидит. А ведь, ему, пожалуй, впервые в жизни отказали… Пусть в такой мелочи, но всё же… И, надо признаться, услышанное от женщины «Нет» приятно кольнуло и взбудоражило Дэниела…

А между тем, женщина, твердо сказавшая «Нет», уже давно рассмотрела своего попутчика. Отметила и мужественные скулы, и аристократическую бледность кожи, ухоженные руки, необычные, какие-то «звериные» глаза, безупречный рот… И хотя Эвелин признавалась себе, что мужчина очень красив, он не был ей приятен. От представителей сильного пола она вообще всегда ждала какого-то подвоха, а от таких вот холеных красавцев и ждать нечего – классический отрицательный герой, очаровательный мерзавец. Она читала о таких в книгах, видела в фильмах, как ловко они расправляются с доверчивыми женщинами, как подло играют с ними, как для развлечения ломают судьбы людей.

Эвелин в очередной раз посмотрела на часы и совсем отвернулась к окну, делая вид, что рассматривает быстро ускользающий за поворот пейзаж. И тут она прямо почувствовала, как ей в затылок уперся мужской взгляд.

А Дэниел, действительно, не мог заставить себя перестать смотреть на неё. Сейчас он видел лишь её шею и высокий хвост на голове, заколотый простенькой заколкой. И вдруг, как от телепатии, а, может, от того, что Эви слегка тряхнула головой, словно желаю сбросить с себя его цепкий взгляд, её заколка громко хрустнула и, развалившись на две части, сломалась. Верхняя часть отлетела и угодила прямиком в плечо Дэниела, а нижняя упала на сидение.

Оба – и Эви, и Дэниел, от неожиданности подпрыгнули на месте, а Эви даже вскрикнула и почему-то схватила себя за шею. Она решила, что незнакомец дернул её за волосы, а Дэниел, вообще не успевший ничего понять, только ошарашенно переводил взгляд с половинки заколки, лежавшей теперь у него на коленях на испуганную попутчицу с безумным взглядом, глупо сжимающую свою шею.

Несколько секунд они, молча, ошалело разглядывая друг друга, а потом Дэниел вдруг как-то фыркнул, подавив смешок, и тогда оба одновременно расхохотались. Они смеялись и никак не могли остановиться, а со смехом уходило напряжение, и рушилась тягостная стена, которая стояла между ними всю предыдущие дорогу. Дэниел хохотал громко и совсем по-мальчишески, а Эви закрывала руками лицо, умирая со смеху и вытирая, выступившие на глазах, слезы.

Наконец, отсмеявшись, они вдруг стали общаться, как старые друзья. Представились друг другу без церемоний, и начали болтать так просто и естественно, как будто знали друг друга сто лет. Через полчаса Эвелин уже понимала, что этот, как ей показалось вначале, напыщенный гордец, на самом деле веселый и добрый парень, совсем не похожий на отрицательных героев английских романов, которые она читала запоем. Его обезоружившая улыбка, его искренность и привычка немного по-детски тереть переносицу, делала его близким и понятным, своим в доску. И Дэниел видел в ней уже не надменную старую деву, в прелестную девочку, обаятельную и женственную. Всё её напускное высокомерие было от зажима, а сейчас, расслабившись, она стала самой собой – милой и трогательно беззащитной.

Они поделились, как поначалу напрягало их общество друг друга. Эви рассказала, как сторонится людей, Дэенил – как избегает шумных компаний. В их жизни, при всей разности, было много совпадений. Они любили одни и те же книги, смотрели одни и те же фильмы, слушали одну и ту же музыку. И оба были одиночками. Эви с внутренней радостью выслушала, что Дэниел живет один, что никогда не был женат…

Оказалось, что они едут в один город. Эви сказала название отеля, в котором будет жить, на что Дэниел удивленно приподнял бровь.

– А что? Ты знаешь этот отель? Он не очень, да? – начала расспрашивать Эви. Вот так и знала, что будет что-то не то, с ней иначе и быть не могло.

– Да нет… – замялся Дэениел – Это очень неплохой отель, просто… Хотя, не важно…

– А в каком отеле остановишься ты? – спросила Эвелин, удивляясь своей смелости. Раньше она бы никогда не позволила себе задавать такие прямые вопросы мужчине, с которым знакома меньше часа.

– Я буду жить недалеко. Совсем рядом. Мы обязательно увидимся – улыбнулся Дэениел.

– Это было бы чудесно, – обрадовалась Эви – я никогда нигде не была, совершенно не ориентируюсь на местности и, разумеется, растеряюсь в незнакомом городе. Мне, скорее всего, понадобиться гид.

– И нянька? – хитро подколол ей Дэниел.

– Ну, главное, что не сиделка – в тон ему отбила словесный пинг-понг Эвелин, и оба снова рассмеялись.

Потом он рассказывал ей про город, в который они ехали, и, о котором знал много интересных и забавных историй, про океан, про ночные огни на побережье. Эви так глубоко окунулась в его повествование, в его обволакивающий голос, что ей казалось, что она уже бродила по узким улочкам незнакомого ей доселе городка, заглядывая в сувенирные лавки, что сейчас они вместе сидят на берегу, слушают шум прибоя, ощущают свежий океанский бриз, их бриз, один на двоих…

Из приятной дымки мечтаний Эви вывел телефонный звонок. Звонил телефон Дэенила. У них двоих уже создалась какая-то своя атмосфера, а резкая мелодия нарушила ей, неприятно пронзила тихий мирок. Дэниел взглянул на телефон и едва заметно поморщился. Потом, виновато посмотрев на Эви, сказал:

– Извини.

И, с сожалением кивнув на телефон, чуть дотронулся до её руки, как бы говоря: «Подожди, я сейчас». Потом сказал в трубку:

– Я слушаю – и вышел из купе.

Эвелин слышала обрывки его фраз, он отвечал отрывисто и тихо. Она видела лишь его спину, его рука была у лица, наверное, он снова тер переносицу… А Эви смотрела ему в спину и понимала, что это первый в жизни человек, с которым она раскрылась, с которым могла общаться, не думая о своей никчемности и невзрачной внешности, более того с ним она чувствовала себя почти красавицей… Мужчины редко говорили ей комплименты, ну разве что студенты двусмысленно шутили, когда пытались заигрывать, или её бывший философ, но у того все слова были какими-то дежурными и фальшивыми. А Дэниел так ненавязчиво и с юмором похвалил её осанку… Хотя, надо признать, он сделал это именно с юмором… Может, это была всего лишь насмешка?

Эви занервничала. Скорее всего, он, такой красивый, такой благородный, общается с ней только от скуки. Дэниел совсем из другого мира, он как будто сошел со страниц дорого глянцевого журнала… Таких мужчин она видела разве что в голливудских фильмах, и, конечно, он равнодушен к ней, она для него не более, чем возможность скоротать время в дороге. А впрочем, почему её это волнует? Какая разница как он к ней относится?

«Что со мной?.. Я… я влюбилась?» – боясь произносить это незнакомое ей слово, спрашивала себя она. И тут же, замирая от страха и трепета, призналась себе: «Да… Да! ДА!!!»

Теперь Эвелин посмотрела на часы и ужаснулась – остался всего час в пути? Так мало?! Недавно она считала, сколько времени осталось, и с тоской думала – неужели ещё так долго?.. И тогда казалось, что время остановилось. А теперь видно, что оно летит невероятно быстро. Всего час ещё они будут вместе, а потом? Расстанутся и, возможно, никогда больше не увидятся! Он сказал, что они встретятся там, на отдыхе, но, конечно же, сказал это лишь из вежливости. Зачем она ему? Он блестящий бизнесмен, у него красивое тело, прекрасное чувство юмора, брендовая одежда, положение в обществе… А она? Некрасивая библиотекарша без какой-либо изюминки, с кучей комплексов и отсутствием перспектив…

Ей стало так страшно и больно от того, что скоро эта сказка закончиться, что она снова видит реальность, что она, размечтавшись о романтических прогулках по берегу океана, посмела поверить в чудо!.. Безысходность, от которой хотелось бежать без оглядки!.. Но куда бежать, когда рядом, почти на расстоянии вытянутой руки находится он, самый лучший, самый красивый, единственный… Он рядом, но они никогда, никогда не смогут быть вместе! Проклятый замкнутый круг!..

Дэниел закончил разговор и повернулся к Эви. На лице его были отголоски, видимо, неприятного разговора. Брови сведены, в глазах недовольство. Но он посмотрел на Эвелин, и тут же его лицо разгладилось, он как будто смахнул с него все неприятности, вновь стал веселым, беззаботным, и широко улыбнулся. Ах, эта его улыбка! Она мгновенно, как по волшебству, превращала пафосного светского льва в добродушного рубаху-парня!

И Эвелин растаяла.

А Дэниел смотрел на неё и ему было хорошо. Очень хорошо! Впервые за много лет он чувствовал себя рядом с женщиной тепло и комфортно. Все эти гламурные красотки, которые его окружали последнее время, продажные и поверхностные, были фальшивками, дешевой (а некоторые и дорогой, но сути это не меняло) подделкой. А эта милая простушка (хотя вовсе не такой простой она была, какой казалась) была женщиной больше, чем все эти дивы вместе взятые. Она была настоящая!

Дэниел шагнул в купе.

– Так на чем мы остановились?

– Кажется, ты хотел угостить меня чаем – хитро сказала Эви.

– Правда? – шутливо удивился Дэенил. – По-моему, неудачная идея. Я попытался это сделать пару часов назад, но ты меня интеллигентно отшила.

– Но я же не знала, что ты такой ранимый – поддела его Эвелин.

– Ну ладно, ладно, можешь не извиняться, мне это даже понравилось! – благосклонно, как будто делая большое одолжение, произнес Дэенил.

– Я и не думала извиняться! – возмутилась Эви, и они оба захохотали.

Они постоянно смеялись без причины, и оба с удивлением понимали, что такое впервые в их жизни.

Дэниел пошел заказать чай, а в это время на столе снова ожил оставленный им телефон. Эви не смогла удержаться и взглянула на экран. «Синди» – высветилось имя и фотография… Фотография той самой модели, которая провожала Дэниела… Требовательные звонки прекратились. Потом вновь начались. Затем резко оборвались, и телефон тут же заверещал снова. Когда Дэниел появился в дверях, телефон звонил уже в четвертый раз. Он, как-то нехотя, взял трубку, и, подмигнув Эви, хотел выйти из купе, но в это время официант принес чай, и они оба, затоптались на месте, не зная, как разойтись. Но тех мгновений, пока они пытались пропустить друг друга, Эвелин вполне хватило, чтобы услышать из трубки, которую Дэниел прижимал плечом к уху, истеричный женский голос:

– Знаешь, милый, это просто свинство! Я названиваю уже десять минут! Неужели трудно трубку взять? Чем ты так занят, что не можешь ответить? Дэн! Ты меня слышишь вообще? На что ты там отвлекаешься, ты же один в купе! То страшилище я не считаю!..

Дэенил, наконец, выбрался за дверь и поспешно удалился в сторону тамбура. Официант что-то спросил у Эви, но та не ответила, потому что даже не услышала… Она сидела, словно застывшая, и лицо её горело, как будто её отхлестали по щекам…

«Получила? – спрашивала себя Эвелин – Наивная идиотка! И ты поверила, что можешь позволить себе быть счастливой? Да кто ты такая? Чем заслужила? Что ты напридумывала себе? Такие мужчины, как он, обращают внимание на таких, как ты, только в дешевых сериалах!»

Как она могла повестись на его улыбку, на его ласковый голос, на слова о том, что он безумно одинок?! Конечно, эта Синди – его любовница, а, вполне возможно, что и жена. Вон, как по-хозяйски она с ним обращается. И это слово «страшилище» в адрес Эвелин… «А что ты хотела? – насмешливо унижала себя Эви. – Ты страшилище. Страшилище и есть. Рядом с ним должна быть именно такая Синди, а никак не ты, мышь библиотечная!»

Почти рыдая от обиды и жалости к себе, Эвелин мало что соображая, схватила свою сумку, кинула в неё плащ, шарфик, книгу и выскочила из купе. Потом на секунду задержалась, вернулась, вытащила из кошелька деньги, отсчитала, сколько нужно было за чай, и небрежно кинула на столик.

Выйдя из купе, она убедилась, что Дэниела нет – он ушел разговаривать в тамбур, и бросилась бежать в противоположную сторону.

Дэниел возвращался в купе, и ему было неловко. Попутчица, наверняка, слышала, как визгливо отчитывает его Синди. Но не мог же он просто бросить трубку! Конечно, нужно было поговорить с Синди, уже выйдя из купе. И вообще не позволять ей разговаривать в подобном тоне! Следует поставить её на место, чтобы следила за языком.

Дэенил заготовил шутливо-извинительную речь, и хотел прямо в дверях объясниться, хотя был уверен, что Эвелин воспримет всё с юмором – девушка неглупая, и поймет правильно – кажется, они на одной волне.

Он открыл дверь и с удивлением обнаружил, что купе пустое. Она, конечно, могла выйти в тамбур… Но тут он увидел, что её вещей нет. Дэниел стоял, не к месту теперь улыбаясь, и не понимал, что произошло. Потом тряхнул головой и потер переносицу. Что за игры? Куда она могла деться? Выходить им одновременно… «Она меня разыгрывает? Или она обиделась? – вопросы роились в его голове – Да с какой стати? Кто мы друг другу, чтобы она могла на меня сердиться? В конце концов, мы только попутчики!» Но эти слова были лишь оправданием самого себя, и Дэниелу пришлось это признать…

– Да прекрати ты улыбаться! – сказал он себе, потому что, взглянув мельком в зеркало, увидел, что на лице до сих пор блуждает заготовленная улыбка.

Он опустился на диванчик, и стал смотреть на место напротив, где ещё недавно сидела Эвелин. Там осталась лежать лишь частичка её сломанной заколки. Вторую часть Дэниел заметил на своем диване, взял в руки и крутил в пальцах, задумавшись. Его мучила совесть… Он обидел девушку… А ведь за последние годы она была первой женщиной, общение с которой его не напрягало. Как он мог допустить, чтобы она услышала его телефонный разговор? Можно было придумать десяток вариантов, как оградить её от этого. А он этого не сделал. Или не захотел сделать? Кто хочет – ищет возможности, кто не хочет – причины. Как часто Дэниел цитировал эти слова своим подчиненным, когда у них что-то не клеилось в работе… А теперь он сам оказался в ситуации, когда не стал искать возможность, тем самым обидел человека, дал уйти, оставив о себе дурную память, сделал больно замечательной девчонке, которой и так, видимо, в жизни не слишком везло…

Продолжая терзаться приступом самобичевания, Дэниел перевел взгляд на стол и тут же увидел лежащие на нём деньги. Эви расплатилась за чай. Сказать, что Дэниела это задело – это означает ничего не сказать. Он вскипел. Жутко разозлился. На себя, на неё! Вскочил, схватил купюру со стола и заметался по купе, как зверь в клетке, готовый взорваться, не зная, куда выплеснуть гнев! Что это за подачки?! Зачем она так с ним? Она не понимает, что этим унизила его? Нет! Она прекрасно понимает! Поэтому и швырнула деньги, убегая!.. Конечно, он болван, позволил себе задеть её женское самолюбие, но он это сделал не специально, а она в ответ задела его демонстративно, презрительно, с насмешкой! Показала, что ей от него ничего не надо, даже такой мелочи, как чашка чая!

Дэниел и сам не знал, почему так взбешен. Если бы он смог спокойно, рассудочно проанализировать ситуацию, то понял бы девушку и оправдал бы её. Да и не было в её поступке ничего такого, что нельзя было бы объяснить. Но Дэниел был на эмоциях.

– Тоже мне принцесса! А прикидывалась тихоней! – фонтанировал он.

Да, девчонка оказалась не так проста. Пока он жалел её, ругая себя за бестактность, получилось, что это не она, а он проиграл. А проигрывать Дэниел не умел.