Czytaj książkę: «Секрет Сибирского Старца»
Приветствую вас, мои дорогие читатели!
Перед вами сейчас не трактат на тему истории России, и не «настоящий» детектив, основанный на реальных событиях.
Перед вами рассуждение автора на тему…
Эту книгу я посвящаю своему отцу, учителю истории, который привил мне с детства любовь к Родине.
Все герои, все события и имена вымышлены, являются плодом фантазии автора, а совпадения случайны.
Из поступков людей рукодельница
Жизнь плетёт судьбы кружева.
Беззаботно вплетает кудесница
Зло большое к охапке добра.
Даже шаг в стороне не останется,
Пусть и малый, на первый взгляд.
Всё в работу пускает жеманница,
Создавая последствия ряд.
Ты обидел кого-то намеренно,
Ты случайно кому-то помог.
Всё, как пряжу, спокойно, уверенно
В кружевной заплетает платок.
Но на том ничего не кончается,
И твоё судьбы полотно
С другими переплетается,
Создавая России панно.
И бесстрастная кружевница,
На планету надев мундир,
Монотонно к душам стучится:
«Вы в ответе за этот мир».
Санкт-Петербург
31 августа 1825 года
Александро-Невская лавра
Александр I вышел из кареты и стал всматриваться в тёмный силуэт лавры. Он прибыл сюда инкогнито для встречи со своим давним духовным наставником старцем Алексием, в миру Алексеем Шестаковым.
Александро-Невская лавра была резиденцией столичной духовной власти и местом частых паломничеств царской семьи. Здесь нередко совершались торжественные богослужения в присутствии августейших особ, и поэтому все монастырские строения и храмы отличались пышным великолепием. Отец Александра, Павел I, в свое время приказал переименовать Александро-Невский монастырь в лавру со штатом наравне с Киево-Печерской и Троице-Сергиевской лаврами, тем самым сделав ее одной из богатейших и красивейших обителей страны.
Отец… Он сегодня опять снился Александру, эти сны уже вошли в привычку, но не стали от этого менее кошмарными. Он плохо его знал, потому как воспитывался подле бабки Екатерины, но во снах Александр представал перед отцом именно маленьким мальчиком. Обычный сценарий был такой: Павел Петрович входил в комнату, где спал маленький Александр, и, наклоняясь над его кроватью, зловеще шептал: «Вставай, отцеубийца, пора Россией править».
Сегодня же сон был иной, но не только сюжетом, а даже качеством был похожим на явь. Сегодня впервые Александр был своего возраста и находился не в детской, устроенной в Царском Селе при Екатерине, чтобы она могла посещать внука, которого планировала посадить после себя на российский трон, а в своей собственной спальне, которую он делил со своей супругой Елизаветой Алексеевной. Павел в этот раз не злился и не брызгал слюной, а лишь тихо и жалостливо сказал: «Что, Алексашка, пора спасать Россию, конец ей идёт. А всё ты виноват, ты, положил грех отцеубийцы на все последующие поколения нашего рода. Страшные, кровавые времена ждут Россию, и такие, что Наполеон покажется ангелом. Так что иди и отмаливай свои грехи, может, чем России и поможешь».
Александр даже впервые хотел ответить отцу, мол, какой конец, я победил Наполеона Бонапарта, я присоединил к России земли восточной Грузии, Финляндии, Бессарабии и бывшего Герцогства Варшавского. Все беды позади! Но голос не подчинялся и словно застрял в горле, превратившись в ком. Павел Петрович же, словно прочитав мысли сына, успокаивающе похлопал его по руке и ответил на незаданный вопрос: «Россия, сын мой, может уничтожить только сама себя, изнутри, никакие внешние силы ей не страшны». После этих слов он не исчез по обыкновению, не рассеялся в воздухе, а медленно вышел из опочивальни, осторожно закрыв за собой дверь.
– «Летопись Времён» заговорила, – услышал он у себя за спиной и обернулся. Даже в кромешной темноте двора лавры было видно, как сильно постарел его духовник. Он был для Александра хорошим наставником, особенно тогда, в те страшные годы, когда убедил императора, что только Бог и покаяние спасут Россию.
Зная, что духовник скажет именно то, что надо, и не более, император Александр I молчал и не задавал никаких вопросов.
– Помнишь ли ты, не забыл ли, как мы с тобой и Александром Голицыным в период нашествия Наполеона, летом 1812 года сутками неистово молились Богу, прося его помощи и защиты, и он нам ее дал. Когда Москва горела, только Божья воля могла помочь нашей Родине… Пришла пора отдавать долги.
Александр не видел лица духовника, но ему почему-то казалось, что по его щекам текут тихие слезы.
– В Крыму, в Георгиевском монастыре хранится реликвия, знание о которой монахи держат в строжайшем секрете. «Летопись Времён», книга, которая говорит, когда мир стоит на пороге краха, и допускает к себе только того, кто может помочь, отмолить его перед Господом. Также ее называют «берегиня», потому как считается, что именно она хранит Россию.
– Как книга может говорить? – не удержался Александр.
Он, безусловно, верил в Бога, знал Святое Писание почти наизусть и умел правильно трактовать всё сказанное в нем. Он не просто верил в Бога, Александр I, император и самодержец Всероссийский, великий князь Финляндский, царь Польский точно знал, что Бог есть. Но вот к мирским чудесам вроде разговаривающих книг Александр относился скептически.
– Тебе придётся увидеть это самому, – со вздохом сказал духовник. – Книга требует к себе правителя. Вчера в лавру пришёл монах, который принес мне тайное сообщение. Тебе придётся поехать в Крым и послушать эту книгу.
– Когда? – спросил Александр, обдумывая, закончил ли он самые важные из текущих дел.
– Как можно скорее, – качнул головой духовник и перекрестил Александра Павловича, ставшего для старого монаха больше, чем императором. Александр I стал для него сыном. – Если книга заговорила, значит, беда близко и, возможно, только ты сможешь ее предотвратить, – сказал он и тихо добавил: – Ну или хоть немного уменьшить ее.
Уже первого сентября Александр I выехал из Санкт-Петербурга в Таганрог, где оставит свою супругу и отправится в Крым один.
Глава первая. Герасим
«Лето – самое скучное время года», – думал Герасим, лениво бродя по улицам родного Томска. Если бы люди могли прочесть его мысли, то были бы очень удивлены и даже возмущены такой трактовкой вопроса. Потому что большинство людей на этой планете просто обожают летний сезон и связанные с ним прелести в виде каникул или отпусков. Но у них, видимо, есть друзья, с которыми можно проводить время весело и деятельно. У Геры же друзей не было. Многие бы подумали, что это невозможно, ну не может у парня двадцати одного года от роду не быть друзей, но, как ни прискорбно, это была чистая правда. Герасим страдал от одиночества с самого детства. Возможно, ему просто не везло, но сам же Гера был уверен, что всё дело в нём одном. Наверное, он просто скучный человек, периодически нудный и банальный.
Правда, последний год в университете ему казалось, что он их все же нашёл, пусть не друзей в общем понимании этого слова, а хотя бы единомышленников. Людей, увлечённых идеей и идущих к общей цели. В сентябре преподаватель по прозвищу Пират собрал команду с разных факультетов для участия в интеллектуальных играх. Гера слышал про эти игры – они проводились раз в год, летом, между лучшими институтами и университетами города.
Когда объявили конкурс, Герасим очень захотел попасть в команду. Во-первых, это новые знакомства, а он не оставлял попыток всё же найти друзей, во-вторых, игры проводились в июне, а это значит, что половина ненавистного лета будет занята. Может быть, он так сильно хотел, а может, и правда оказался самым умным на их потоке, потому как в команду он попал и даже весь год тренировался. Ребята подобрались разные, но цель победить объединяла, и потому некий эффект дружбы всё же присутствовал. Все рухнуло, когда за месяц до соревнований организаторы объявили, что игры пройдут на турбазе «Томские просторы». Это был провал.
Герасим недоумевал, зачем вообще проводить игру в такой глуши, на турбазе среди непроходимого леса. Какая была в том нужда, ведь ранее все соревновались в городе, и никто от этого не страдал. В этот раз придумали выезд на природу, да еще и рядом с Чёрным озером монаха. Там начинался непроходимый столетний лес, который и сам по себе полнился сверхъестественным, а уж возле Чёрного озера монаха и подавно нечего было делать.
Гера верил преданиям и поверьям, особенно если они подкреплялись историческими фактами или передавались из уст в уста как фольклор. «Ведь что такое фольклор? – рассуждал Герасим. – Это история местности, но не записанная в книгу, а увековеченная тем, что пересказывали ее в увлекательной форме. Скорее всего, он был немного изменён со временем теми, кто его пересказывал, но делалось это только для того, чтобы история сохранялась и волновала еще многие поколения». Поэтому фольклору Гера верил на девяносто процентов, десять оставляя на некое преувеличение.
Да что там, Гера верил даже в инопланетян. Нет, не то чтобы он с ними встречался или они являлись ему во сне, он не был сумасшедшим. Просто однажды от избытка времени Герасим изучил данный вопрос, проштудировав большое количество литературы, и пришёл к выводу, что земляне просто не могут быть одиноки во Вселенной.
Конечно, Гера понимал, как его рассуждения могут восприниматься в обществе, поэтому старался помалкивать, но не всегда получалось. Иногда, правда, хотелось поделиться соображениями, выводами, которые ему казались вполне логичными.
Не получилось и в этот раз, когда объявили, что студенческие игры будут проводиться на турбазе. Герасим отказался от участия. Просто уйти из команды было нельзя, слишком много сил все вложили в подготовку. И тогда он постарался очень доходчиво и осторожно объяснить ребятам во главе с преподом, почему он не поедет, но его, естественно, не восприняли всерьёз. Ребята смеялись, Пират злился и закатывал глаза, а Герасиму было в тот момент так стыдно, словно он стоял голый перед аудиторией. После этого уже не в первый раз Гера пообещал себе, что больше никогда не будет озвучивать свои выводы для толпы.
«День прошёл, и слава богу», – подумал Герасим, глядя на клонящееся к горизонту солнце, и решил возвращаться домой. В спальне над кроватью Гера даже повесил календарь, в котором зачёркивал дни лета. Каждая галочка на нём приближала его к началу семестра, тогда, по крайней мере, будет некогда скучать. Устроиться на работу тоже не получалось, летняя подработка для студентов курьером или официантом необщительному Гере не подходила, а другой не нашлось.
* * *
В квартире почему-то горел свет. Неужели утром Гера забыл его выключить? Опять мама будет ругаться, когда в конце месяца выставят огромный счёт за электричество. Родители последние пять лет жили на даче. Это не было дачей в привычном понимании этого слова, на шести сотках стоял милый и уютный дом со всеми удобствами. Предоставив любимому сынульке полную свободу, родители спокойно работали удалённо и дышали воздухом соснового бора. Он предполагал, что сделали они это намеренно, решив, что если не мешать, то Герасим быстрее социализируется. В его одиночестве они винили себя и тотальный контроль над сыном в детстве.
Гера же с отъездом родителей стал еще более одиноким, и пустая квартира, как принято в этом случае для любого студента, не радовала, а огорчала.
Зайдя в квартиру, Гера мгновенно почувствовал, что дома кто-то есть. Раз дверь была закрыта на ключ, значит, это могут быть только родители, внезапно приехавшие его навестить. Но почему они молчат? Ведь он хлопнул дверью. Почему они не приветствуют? Пугающая ситуация заставила сердце заколотиться быстрее. Гера осторожно взял с полки в прихожей зонт – так себе оружие, но на безрыбье и рак – рыба, и пошел на кухню. Там за столом сидел незнакомый парень чуть старше Герасима, широкоплечий, с копной пшеничных волос. Он пил из любимой Гериной кружки и нагло улыбался.
– Привет, – сказал он, продолжая лыбиться.
– Ты кто? – как можно строже спросил Герасим, прикидывая, сможет ли справиться с богатырём. Вообще-то Гера имел в арсенале разные силовые приёмы, ведь он ходил в школе на боевую подготовку, а в начальной даже посещал секцию бокса, но тут возникал вопрос, куда ходил этот верзила. Если туда же, то шансов ноль.
– Я Вовка, – просто ответил парень, не переставая улыбаться, что уже немного пугало.
Видимо, поэтому Гера вместо нормального вопроса «Что ты делаешь в моей квартире?» выпалил:
– Ты чего лыбишься?
– У нас так принято, – опять очень просто ответил парень и пожал плечами.
– «У нас» – это где? – продолжал задавать дурацкие вопросы Гера, упорно не переходя к более содержательным.
– У нас – это в России, – пояснил бугай Вовка и вновь аппетитно хлебнул чаю.
– Ты мне не загоняй, – ответил Гера, оглядывая кухню, не стащил ли чего незваный посетитель. – У нас в России, если так улыбаться незнакомому человеку, можно и в дурку загреметь. Что ты делаешь у меня дома, и как сюда попал? – наконец спросил Гера.
– Вот, – Вовка положил на стол ключ, – ты мне его сам дал.
Гера, не подходя близко к столу, посмотрел на действительно похожий ключ и сказал:
– Значит, так, слушай меня внимательно: я тебе ничего не давал, да и ключ у меня один. Если ты сейчас нормальным русским языком мне не расскажешь, кто ты и что делаешь у меня дома, то я вызываю полицию, – Герасим поднял телефон, как солдат гранату перед броском. – И прекрати так улыбаться! – психанул он.
– Ты не поверишь сразу, – сказал Вовка, все же перестав улыбаться, – но я тебе всё объясню. Ты, главное, выслушай меня спокойно и постарайся поверить.
– Ты маньяк? – запоздало уточнил Гера.
– Нет, – покачал головой Вовка и, видимо, хотел вновь улыбнуться, но, увидев гневное лицо Геры, передумал. – Обещай поверить, – попросил незваный гость.
– Говори! – скомандовал Герасим, уже окончательно запутавшись.
– Я твой правнук из 2122 года. Пра, то есть ты, всю жизнь переживал, что так и не поймали убийц его одногруппников. Вчера нашли тело твоего однокурсника, в последующие две недели на турбазе, где сейчас твои друзья, пропадут еще пять человек, но их трупы так и не обнаружат. Вернее, не в вашем времени, а вот в нашем, через сто лет – да. И вот у нас определят, кто убийца, но его уже не накажешь, он мёртв, а ребят не вернёшь. Вот пра, то есть ты, и отправил меня в двадцать первый век помочь тебе найти убийцу и наказать его, а также спасти хотя бы тех пятерых.
– Парень, ты что куришь? – спросил Гера испуганно.
Теперь он был уверен, что это наркоман пробрался в его дом, и судорожно решал, что же делать: сначала звонить в полицию или попробовать сбежать из дома.
– У нас не курят, – заметил Вовка, грустно вздохнув, видимо, поняв, что Герасим ему не верит.
– У нас – это в России? – Гера первый раз за сегодняшний день улыбнулся.
– Конечно, это запрещено законом Российской Федерации, – сказал Вовка усмехаясь, словно бы Гера спросил какую-то глупость. – Пра предупреждал, что ты не поверишь, ведь ты упрямый. Поэтому я тебе сейчас расскажу то, что знаешь только ты.
– Попробуй. – От абсурда и нелепости ситуации, а также глупостей, что говорил странный гость, Гера успокоился и даже сел за стол напротив молодого человека, но телефон по-прежнему держал наготове.
– Правда, это такие интимные вещи, что мне неудобно, – смутился огромный Вовка.
– Я переживу, – сказал Гера, уверенный, что это блеф.
– В начальной школе ты наделал в штаны, ну так получилось. Сбежал с уроков и дома долго их отстирывал. Потом еще и от матери получил, что из школы ушёл.
– Принято, что-то еще? – все еще усмехаясь, отозвался Герасим, но на самом деле в желудке похолодело, потому как он даже после мамкиных криков не признался, почему ушёл, и был уверен, что в школе тоже никто не заметил, и эта тайна умрёт вместе с ним.
– Ты писал любовные записки однокласснице, – Вовка замялся. – Ну, в общем, отшила она тебя грубо. Прадед употребил другое слово, но я думаю, что ты понял. Сейчас тебе нравится девушка, но ты никак не можешь даже подойти к ней. А еще по ночам, когда тебе грустно…
– Хватит! – закричал Гера и почувствовал, что покраснел.
– Я тоже так думаю, – вздохнул Вовка с облегчением, будто у него камень с души упал. – Это я еще до инопланетян не дошёл, – добавил он шёпотом.
Минут пять в кухне стояла тишина. Герасим обдумывал, как все эти сведения могли попасть к этому парню, и не находил никаких объяснений. Молодой человек не выглядел наркоманом или сумасшедшим, но всё равно надо было проверить.
– Покажи руки. – Он встал и подошёл к Вовке.
Тот без возражений протянул ему обе. Вены у пацана оказались не тронуты, но Гера знал, что могут быть и иные места. Уже без спросу он проверил другие возможные варианты. Вовка послушно поддавался, словно бы это была необходимая процедура. Потом Герасим посмотрел у парня зрачки, десны и напоследок заставил дыхнуть. Видимых признаков, что парень наркоман или алкоголик, не было, и Гера опять спросил первое, что пришло в голову:
– Вы что, машину времени изобрели?
– Ну да, – спокойно ответил Вовка. – Правда, летать можно только в прошлое, будущее закрыто. У нас даже коммерческие рейсы есть, как в ваше время в космос. Платишь и летишь в выбранное время. Вот, к примеру, в ваше никто не любит путешествовать, непопулярное направление, потому и дешёвое.
– Это-то понятно, – вздохнул Гера. – Я бы сам не полетел в свое время. А что прадед, то есть я, сам не прилетел?
– Старенький ты уже, а там перегрузки, мы даже деда решили не отправлять, хотя ему всего семьдесят с копейками, отец же и вовсе не в курсе нашей авантюры, – пояснил Вовка и добавил, словно по секрету: – Не одобряет он это, ну, нарушение закона, он у меня начальник Главного Управления МВД города Томска.
– А мне сколько?
– А тебе сто двадцать.
– Неужели у вас так долго живут? – удивился Гера, потихоньку свыкаясь с дикой мыслью.
– Да, у нас в России медицина хорошо развита, – уверенно покивал Вовка, и Гере почему-то захотелось ему верить.
– Ты мне не рассказывай ничего про будущее, – серьёзно попросил Герасим, – а то потом жить неинтересно будет.
Несмотря ни на что, чувство, будто его разыгрывают, по-прежнему не проходило.
– Договорились, – согласился Вовка. – Я и про наше дело особо рассказывать не могу, эффект бабочки, слышал, наверное? – уточнил он. – Ты учти, у меня только три дня. Потом рейс обратно.
– Как же ты помогать собрался? – удивился Гера. – Раз ты рассказать ничего не можешь?
– Пра, то есть ты, такую штуку придумал: ты меня должен с собой взять, а я всё на месте соображу и буду тебя незаметно направлять куда надо. Пра уверен, что должно прокатить, хотя он у нас самый большой авантюрист в семье и частенько попадает впросак, – Вовка широко улыбнулся. – Мне, видать, его гены достались, вот я и решил, что попробовать всё же стоит.
– Вообще-то на меня не похоже, – засомневался Гера. – А куда я тебя взять-то должен?
В этот момент в дверь позвонили. Звонок вышел коротким и каким-то неуверенным, словно гость сам не знал, надо ему сюда или нет.
– Вот куда тебя сейчас позовут, туда меня и бери. Скажи, не могу бросить, родственник из деревни приехал, – инструктировал Вовка, пока они шли к двери.
Гера был напуган, удивлён и просто раздавлен, не понимая, что происходит в его жизни.
– Что-то мне крипово, – вздохнул он, в нерешительности глядя на дверь.
– Давай, пра, я же здесь, я знаю, что за дверью нет ничего страшного. Открывай, – произнёс Вовка улыбаясь, но Герасима не покидало ощущение фарса.
Глава вторая. Полина
Полине Мохнорукой от предков досталась необычная внешность в ней было столько кровей, что почти каждый национальный представитель из бывшего СССР мог принять ее за свою. У нее были раскосые тёмные глаза, но при этом очень большие, довольно смуглая кожа, будто после отдыха на море, но с каким-то желтоватым азиатским оттенком, чёрные волосы, но с красивым, почти красным отливом. Словом, она была настоящая русская. Разная кровь, перемешавшись в поколениях, не боролась за первенство, и в Поле победила дружба народов. Примерно лет в десять, замучившись отвечать на вопрос о национальности, Полина выпытала у мамы всё о ее предках, каких, конечно, та могла вспомнить, и написала стихотворение, которым после собиралась отвечать любопытным:
Сегодня ночью не спалось совсем,
Ложиться поздно – вредная привычка.
И вдруг, как Мэри Поппинс, на окно
Присела моя пра-калмычка.
Сложив свой милый зонт из звёздной пыли,
Она рассказывала мне о том,
Как весело и дружно они жили
И как прекрасен был их общий дом.
На тот рассказ, как светлячок на свет,
Надев военный головной убор,
Пришёл мой польский легендарный дед,
В зубах сжимая крепкий «Беломор».
Дед вспоминал своих друзей,
С которыми он шел в атаку,
И День Победы, майский день,
Тот день, когда впервые плакал.
С ним пра-бурят смахнул слезу,
Целуя в щеку бабушку-гуранку.
Он вспоминал Гражданскую войну
И боевую крестницу – тачанку.
Херсонский цыган стал шутить,
Всем родственникам запрещая слезы,
И утверждал: «С улыбкой надо жить!
И обнимать плакучие берёзы».
Стесняясь, дед-башкир молчал,
Всем предлагая фирменный чак-чак.
А бабку-украинку обнимал
Мой белорусский прадед офицер-моряк.
– А кто же я? Вы разных все кровей!
Замолкли предки, мной поражены.
Лишь усмехнулся пра-еврей:
«Ты русская, такая же, как мы!»
Мама тогда очень смеялась и говорила, что чересчур развёрнутый у Полины получился ответ и не стоит в принципе реагировать на бестактные вопросы. Но стихотворение похвалила и даже показала школьному учителю по литературе в надежде на похвалу. Тот, правда, не оценил детский порыв, чем расстроил больше маму, чем дочку, но факт остаётся фактом: мама гордилась любыми достижениями дочери.
Мама очень верила в нее, и Поля старалась ее не подвести. Добавляли груз ответственности и мамины причитания, которые Полина слышала каждый день с того самого часа, когда ушел папа, то есть сколько себя помнила: «Всю свою судьбу я, Полиночка, на тебя положила, ты должна теперь прожить свою жизнь и за меня, и за себя, но не повторив моих ошибок». Бывало и такое высказывание: «Ничего себе, всё тебе, всё тебе. Личной жизни у меня не было, положила я себя, только чтобы ты хорошо жила».
Если в детстве Полине было очень жаль маму после таких причитаний, и она со слезами отвечала, что обязательно проживет жизнь лучше, но чем дальше, тем сложнее ей становилось серьёзно относится к маминым словам. Вот вроде и ничего такого мама не говорит, вроде от любви большой, а почему-то делается тошно. Словно бы с детства на Полю повесили кредит, который она должна выплачивать всю жизнь. И брала кредит вроде не она, а отказаться от него невозможно. К тому же чем взрослее становилась Полина, тем больше требований у мамы появлялось к ее «лучшей» жизни. Обязательно высшее образование, никакой работы в школе, работать надо только в университете, там престижнее, а уж замуж один раз и на всю жизнь. Требования к будущему спутнику жизни были настолько запредельными, что Полина была уверена, что таких людей не существует в природе. Ее детская мечта стать следователем была растоптана матерью и уничтожена как не выдерживающая никакой критики.
Все студенческие вечеринки оказались под запретом как потеря драгоценного времени, а все мальчики «хотели одного». Все подружки – шалавы, которые «в подоле принесут, а тебя обязательно предадут». В итоге замужние одногруппницы уже катают коляски, Полина днём пытается донести высшую математику до студентов, а вечером ищет вкус настоящей жизни в любимых детективах. Иногда она так зачитывалась, что жизнь вокруг меркла и хотелось как можно быстрее сбежать обратно в книгу. Истории были второй реальностью, более интересной, чем ее собственная.
Периодически Полине хотелось взбунтоваться, да было не с кем – малочисленные подруги уже давно были замужем, а в одиночестве не набунтуешься. Наверное, стоило бы поискать новых, незамужних подруг со схожими интересами, но сделать это было абсолютно негде. В университете, где она сейчас работала, все были старше Поли, а больше она никуда и не ходила.
Вот и сводилась ее жизнь в двадцать шесть лет к работе и дому, а простая, но такая настойчивая мысль, что где-то она пропустила самое важное, в последнее время не отпускала ее.
Когда учебный год подошёл к концу, Полина выдохнула. Пусть на время, но пытка «докажи, что ты препод и заслуживаешь уважения» была закончена, но, видимо, у господа на Полю были другие планы.
Скорее всего, по причине ее молодости Полину Мохнорукую отправили со студентами на «Интеллектуальные игры», которые проводились каждый год между университетами и институтами области. Сама же Полина была уверена, что причина совсем не в том, что она самый молодой преподаватель на кафедре, – истинная причина заключалась в том, что никто, даже под угрозой смертной казни, не захотел бы ехать на соревнования с тем, кого все за глаза называли Пиратом. Такая кличка приклеилась к вредному преподавателю не только из-за его неухоженной бороды и даже не от выразительного имени Сильвестр – дело было в том, что он постоянно грубил людям, попадающим на его орбиту.
Сначала на турбазе, где проводились игры, все шло хорошо, даже бородатый коллега не досаждал Поле, и она просто получала удовольствие от запаха леса, ночной тишины и пения птиц рано утром. Полина формально отсиживалась на играх, где ей и делать-то особо ничего не надо было, ведь с ребятами работал зануда, и представляла, что она в детском лагере, на каникулах с такими же, как она, девочками и мальчиками. Иногда даже мелькала дурацкая мысль, что ее сюда зря отправили, она ведь совершенно бесполезная единица, но мысль эта быстро исчезала.
Вечерами девушка читала новый детектив любимой писательницы, который удалось купить перед самой поездкой, и представляла себя в роли главной героини, на долю которой выпали жуткие, но интересные испытания. Поля считала, если ты читаешь книгу и в ней нет ни одного героя, в котором бы ты увидел себя, хоть немного, пусть всего лишь какие-то черты характера, то это не книга. Потому что книга – это в первую очередь увлекательное путешествие вглубь себя, когда в представленных обстоятельствах, найдя на страницах родственную душу, ты понимаешь, на что ты все-таки способен. Пусть ты не признаешься в этом никому и никогда, но так ты проверяешь, смог бы ты убить, поддался бы на шантаж, сломался бы или выстоял, наконец, распутал бы дело или испугался и бросил бы всё на полпути.
На турбазе каждой команде выделили по отдельному деревянному домику. Сооружения были старые, хоть и недавно отремонтированные, построенные, видимо, еще во времена Советского Союза.
В другой же части турбазы, за строительным забором, которую директор называл новой, стояли современные коттеджи с небольшими бассейнами и зоной барбекю. Собственник загородной недвижимости бесплатно предоставлял места размещения, полный пансион и даже отдельное здание для проведения соревнований, поэтому выбирать не приходилось, брали что дают. Комнаты в деревянных домиках, в которые их поселили, оказались просторные и пахли свежей краской. Рассчитаны они были на четверых человек, с большими окнами и скрипучими половицами, покрытыми толстым слоем коричневой краски.
Поле и двум девочкам в группе, Настасье и Еве, выпало жить втроем в комнате, и это было тоже не в тягость. Студентки сутками пропадали на подготовке, где они выстраивали стратегию под предводительством Пирата, а после шептались у мальчиков в комнате и совсем не мешали Полине отдыхать за чтением.
Все изменилось вчера утром, когда одного из студентов нашли утонувшим. Следователи относительно быстро прибыли на место происшествия и предположили, что он ушел рано утром купаться на Черное озеро монаха, как называют его в народе, и утонул.
Купаться? В начале июня? Под Томском?
Но все эти вопросы Поля оставила полиции и углубилась в свой собственный страх.
За двадцать шесть лет смерть первый раз подошла к Полине так близко, и совсем новое ощущение конечности бытия пробрало девушку до костей, как зимний мороз. Она знала определение конечности – это наличие границ объекта или процесса. Вот сегодня в первый раз Полина обнаружила границы жизни, и это было страшно.
До этого судьба щадила Полю и потерь не случалось. Нет, конечно, они были, но происходили где-то далеко, на окраинах ее жизни, не задевая и не раня в самое сердце. В этот же раз удар пришёлся под дых. Еще вчера весёлый парень, любящий пошутить и даривший ей по утрам ромашки, перестал существовать, сразу, полностью, окончательно, навсегда. Его нет и больше не будет, он исчез из этого мира, и изменить ситуацию невозможно. Эти мысли крутились в ее голове уже сутки и никак не могли найти свою полочку в мозгу, чтобы залечь там и не маячить постоянно. Полина догадывалась почему: потому что у нее не было этой полочки, не подготовлена она была хозяйкой, и вот теперь это придётся сделать, причём в ускоренном режиме.
В отличие от Полины, организаторы оказались не столь впечатлительны и решили не останавливать соревнования, и этого тоже Поля не могла понять. Нет, конечно, она не была в ответе за этих взрослых и совершеннолетних людей. В первый же день для всех участников провели лекции по технике безопасности. «Озеро монаха» находилось не на территории турбазы, а потому там не обустраивали пляж и стояла яркая табличка «Купаться запрещено». Все подписали бумагу о том, что предупреждены и осведомлены, в том числе и руководители групп. Студент же нарушил правила безопасности и сам за это поплатился, но Поля всё равно не понимала, как можно после всего этого продолжать соревнования.
– Выйдите из ступора, – выговаривал ей Сильвестр Васильевич. – Хотя, о чем это я? Это ваше нормальное состояние. Вы сегодня же поедете в Томск и привезете мне еще одного игрока, иначе нас снимут с соревнований, а мы, на минуточку, уже в финале.
– Но кого я найду? – вяло сопротивлялась Полина. – Лето, все, наверное, уже разъехались.
– Меня это не волнует, – продолжал трясти своей противной бородой отвратительный препод. – Можете вы хоть сейчас быть полезной или ваш максимум – чтение женских детективчиков?
Полина была уверена, что он не видел ее за чтением, и очень удивилась этой фразе. Кажется, она даже покраснела, хотя ее смуглая кожа редко окрашивалась румянцем.
И вот таким образом Поля оказалась у двери Герасима и не решается еще раз нажать на звонок. Это был последний шанс не получить вечером выговор от нервного коллеги. Она сама недавно окончила университет, и ей сложно общаться со студентами моложе нее всего на три года. Полина всеми силами пыталась завоевать авторитет, ну или на худой конец дружбу студентов, но выходило не всегда и не со всеми. Тому, что это ей давалось с большим трудом, способствовала еще и ее внешность. В свои двадцать шесть лет, маленькая, худенькая, она выглядела словно девочка-подросток.
