Czytaj książkę: «Тайна Ирминсуля», strona 23
Глава 29. Никогда не говори никогда
В любви бесит то, что в этом преступлении не обойтись без помощника.
Шарль Бодлер
Она замерла, как преступник, застигнутый врасплох. А как же полчаса? «Ну, Люсиль!» – Мари бессильно сжала кулаки. Откликнулась, прося дать ей минутку, убрала мужской костюм и заметалась в поисках чего-нибудь подходящего накинуть на плечи. Платяной шкаф был пуст: в этой комнате никто не жил. Стянув покрывало с кровати, закуталась и открыла дверь.
– Я не успела переодеться, – объяснила свой вид. – Здесь поговорим?
– Нет, это долго. Без свидетелей, – Арман устало улыбнулся, – прости, ты тоже выглядишь, как после хорошей драки, я понимаю: не до разговоров.
Дверь пропустила юношу внутрь. Он осмотрелся, присел, морщась от болезненного движения, на мягкую кровать, игнорируя жёсткий стул, и опёрся на руку.
– Если ты поблагодарить, то всё в порядке. Я тебе вернула должок, – Мари присела рядом. Болезненный вид юноши её беспокоил, и всё же от одного взгляда на него теплело в груди. Усталый, он казался ещё более милым и желанным. – Спина болит?
Арман качнул головой:
– Ерунда, домой вернёмся, матушка вылечит. Хотел я сказать… Знаю, ты сейчас разозлишься…
Мари его перебила:
– Подожди. Не могу на тебя такого смотреть, покажи, что со спиной? – щекочущий в груди свет рвался наружу, перехватив бразды управления над разумом и телом. Руки сами потянулись к сюртуку сира Аурелия.
– Антуан рассказал, как ты делилась со мной резервом, ты истощена. Что ты хочешь сделать? Отдать последнее, чтобы сюда пригласили из зала господин Майна? – Арман придержал руку девушки.
На него воззрилось сердитое лицо:
– Я похожа на человека с пустым резервом? Не заговаривай мне зубы, показывай свою спину. Его мразочество тебя приложило о косяк, я же видела. Лучше я, чем сирра Элоиза: тебе хочется слушать её слёзную истерику?
Юноша подумал и начал расстёгивать болтающийся на нём сюртук. Мари помогла снять его, а потом задрала рубашку на Армане сзади и охнула: по всей спине, от плеча до бёдер шла толстая синюшная вздувшаяся полоса. Заставила Армана лечь животом на кровать, занесла руки над спиной:
– Так о чём ты хотел поговорить?
Приятная прохлада, идущая от рук вместе со светом, медленно успокаивала рану, синева бледнела, но не желала сдавать позиции без боя. Тем не менее, юноша промычал расслабленно:
– Приятно, уже не так горит… У тебя открылся ещё и целительский дар?
– Не проверяла на всех подряд, но, думаю, вряд ли, – Мари кусала губы, присматриваясь к процессу заживления, – после липы попробовала на себе и получилось… Сир Майн у-ди-вил-ся…
Она отстранилась, чтобы посмотреть на результат издалека. Получалось неплохо. Два сантиметра раны почти сошли на нет. Осталась сущая ерунда – ещё три десятка сантиметров… Подняла руки и остановилась: Арман глубоко вздохнул и мерно засопел. Уснул!
Продолжила в тишине заживлять рану, спина под руками дышала, еле заметно поднимаясь от дыхания спящего и опускаясь. В комнате разлилась тишина, стало так спокойно и хорошо…
Девушка скинула с плеч мешающее покрывало. Установила в комнате шатёр безмолвия, чтобы внезапно вошедшая Жанетта не разбудила Армана, и вернулась к работе. Не удержалась – погладила спину. Арман глубоко вздохнул во сне.
Она поддалась приливу нежности, наклонилась и легко прижалась губами к пульсирующей ране. Его гладкая кожа, его спина, его тело – от осознания того, что она рядом и касается, захотелось стонать. Браслеты нагревались, приводя в чувство.
Мари отстранилась, нужно было взять себя в руки, пока Арман не проснулся. Вздохнула глубоко дважды и открыла глаза. Посередине багровая полоса обрывалась, там находилось розовое пятно, без синевы и припухлости, как и в том месте, где успел поработать свет от рук.
«Так будет быстрее», – успокоила она себя и браслеты. Те подумались и остыли, соглашаясь на компромисс. И Мари потянулась, удобнее устраиваясь над Арманом, начала от верхней синей точки, спускаясь ниже, не запоминая, где губы только касались дыханием, а где нежность превращалась в другое чувство, более насыщенное и требовательное – там язык касался кожи, чувствуя особенную пульсацию затаившейся боли. Вот остался последний участок размером с поцелуй – и девушка с сожалением остановилась, не поднимая губ над кожей спины.
Дыхание спящего на середине процедуры изменилось, но лекарь, поглощённый процессом, не заметил этого. С трудом Мари заставила себя распрямиться. И без разглядываний спины знала – рана затянулась. Нельзя было туда смотреть! Не оборачиваясь, протянула руку и накрыла исцелённую спину рубашкой.
– Я против, чтобы ты стала лекарем, – Арман медленно приподнялся на руках и сел рядом, одёргивая закрутившийся край рубашки.
– Почему? – она боялась взглянуть в его сторону.
– Не хочу, чтобы ты лечила таким образом всех подряд, особенно мужчин.
Мари кивнула, в горле пересохло. С резервом всё было в порядке и даже слишком, не смотря на потраченную только что часть…
Юноша поменял положение, разворачивая корпус к Мари и рукой заставляя девушку сделать то же самое. А когда она повернулась, обхватил обеими руками оголённые предплечья и потянул к себе, замечая и то, как просвечивает ткань нижнего платья, и то, как бьётся нервно жилка на шее под виновато опущенной головой:
– Зараза ты, Мариэль… Прости, но мы должны проверить наши магии на совместимость.
– Чтобы убедиться, что не подходим… они не подходят друг другу? – она кивнула, не смея поднять глаз.
– Да.
Дрожь её тела, ощущаемая подушечками пальцев через тонкую ткань, упавшие на лицо локоны… Арман приподнял подбородок – на опущенных ресницах повисли упрямые капли. Он смотрел на девушку с любопытством и без сочувствия, не зная, верить ей или нет.
Да, сейчас она не была похожа на ту Мариэль, которая некогда лукаво выпросила поцелуй и потом истерила, играла с ним и выводила из себя. А эта… эта не играла?
Разительная перемена случилась с ней после сна под Ирминсулем, но Арман не помнил истории, в которых бы проявившаяся магия меняла суть человека. Возможно, именно потеря памяти пошла на пользу, и сейчас перед ним та девочка, которую он знал с младенчества. Но…
Обновлённая Мариэль казалась ему интересной, и всё же прежний опыт общения с ней пугал перспективой оказаться в дураках и, что ещё хуже, последствия могли зацепить Люсиль. Воспоминания к Мариэль хоть и медленно, но возвращались, и если он сейчас даст ей надежду или, ещё хуже, поддастся в игру, – что будет потом?
Ведунья, которую матушка для развлечения пригласила на злополучную Ночь горги, увидела эти сомнения, хотя он не спрашивал про Мариэль. Он вообще ничего не спрашивал: больно надо играть в детские игры! Сел напротив, позволил изучать себя, ведунья рассматривала его долго, пристально, удовлетворённо кивнула, как будто её мысли совпали с наблюдениями, спросила:
– Хочешь что-нибудь узнать?
– Нет, – просто ответил он. За двадцать лет ему суеверий матери хватило с лихвой. Не хотелось перебирать это добро ещё и на стороне.
Ведунья легко усмехнулась:
– Хорошо, молодец. Тогда прими совет просто так. Человек способен побороть свои слабости, но порой сложно отличить слабость от силы, а сомнение от рассуждения. Помни в этих случаях: не совершает ошибок тот, кто ничего не делает. Выводы рождаются от действия…
Он тогда плечами пожал, не придавая значения пустым словам, а сегодня, когда на него насели трое: Антуан, беспокоившийся за сестру, рациональный Ленуар и даже Люсиль, уставшая от выходок Мариэль, – с такой поддержкой легче было решиться. В то, что результат может получиться неожиданным, он не верил. В крайнем случае, сказал Анри, подразумевая под этим словом совпадение магий, нужно помнить, что даже магия может ошибаться. Главное – не дать Мариэль ложной надежды. Всё пройдет, как надо, если он сделает всё правильно, хладнокровно и не торопясь.
– Ты боишься? – спросил, внимательно разглядывая лицо; пытался найти признаки притворства и не находил. Её растрёпанные локоны качнулись неопределённо. – Всё будет хорошо. Ты получишь ответ на свой вопрос, Мариэль, и тебе станет легче.
«Или вам всем станет легче?» – договорила про себя она. Значит, Ленуар убедил Армана – какая подлость! Доброжелатели спасают её чувства, одновременно не щадя их.
Слёзы обиды сорвались с ресниц, и следом набухли новые. Арман тыльной стороной руки отёр её лицо:
– Успокойся. Это займёт несколько минут, – он запечатал дверь от вторжения, улыбнувшись пологу тишины, притянул было девушку к себе, но она непонимающе отстранилась. – Иди ко мне, я не хочу, чтобы ты отвлекалась на неудобное положение.
Подхватил Мари и усадил себе на колени. Можно было приступать, но он медлил, ибо видел: та, что неотступно преследовала его несколько лет, не готова. Не готова, шархал побери! Так играет или нет? Эта мелкая дрожь под тонкой тканью, закушенная губа и руки, висящие плетьми… Играет?
Он провёл большим пальцем по губам, расслабляя их. Мариэль подняла ресницы, и её взгляд обжёг, не насмешкой, не страстью – что-то похожее на страх, неуверенность и страдание плескалось в глазах, смешиваясь. Она боялась его? Она, час назад ударившая принца, перед которым лебезили все? Она, которая там, под ветками дерева, шутила и дразнила его? Или это страх перед поражением?
О, Владычица, пусть она не просит дополнительной попытки, когда увидит, что их, Армана и её, магический свет разный!
Арман приблизил к ней своё лицо, а она немного отстранилась. Он ждал, прикрыл глаза, чтобы не смущать её взглядом, и Мари потянулась, медленно. Сначала одна рука поднялась, скользнула по локтю, к плечу, неловко пальцем коснулась шеи, не подозревая о мурашках, устроивших марш по проложенному рукой маршруту, и зарылась пальцами в волосы, перебирая короткие пряди. Вторая рука повторила путь первой. Это было приятно, но, слава Владычице, не лишало разума.
Поднял взгляд – глаза в глаза. Она искала что-то в его лице, как будто пыталась запомнить. Нужно было расслабиться, и Арман погладил тыльной стороной согнутых пальцев скулу, щеку девушки. Глаза её сами собой закрылись, голова повернулась и поймала губами руку, поцеловала и потёрлась щекой об неё. Одна из рук Мари перестала гладить волосы и перехватила его пальцы у своего лица.
Он наблюдал странную игру с его рукой – лёгкие, как прикосновения снежинок, поцелуи подушечек пальцев, кисти, ладони и попутное трение щекой о них, как это делают абитаты, ласкаясь к хозяину. Выглядело несколько забавно, необычно и… контроль над телом пропадал, неудобно стало сидеть. Арман с трудом заставил себя остановить эту отвлекающую от главной цели игру и забрал руку.
Потянулся вперёд и нажал рукой на спину в области дрожащих лопаток, чтобы не убежала, не отвернулась в нужный момент. Приблизил лицо.
Губы соприкоснулись дыханием, щекоча чувствительную кожу. Мари не поддавалась, не делала первого шага. Да сколько можно тянуть? И он накрыл своими губы Мари, одновременно ощущая и то, как они раскрываются, и то, как её пальцы перебирают его волосы на затылке, несмело надавливая на него, намекая на желание усилить прикосновения.
Зараза Мариэль! Иная, не похожая на Люсиль, вечно дразнящая, выводящая из состояния равновесия. Заставляющая испытывать набор эмоций, к которым он не был готов. Выбешивающая и постоянно испытывающая его.
Как было просто и понятно с солнечной Люсиль, согревающей своим взглядом и обволакивающей своей улыбкой! Поцелуи с ней успокаивали, дарили надежду и не порабощали его тело до безумия, что ему нравилось. Люсиль позволяла ему сохранять хладнокровие – то, к чему он привык и в чём нуждался. Золотоволосую не хотелось догнать и отшлёпать за шалость. Её просто не хотелось обижать.
Но эта же, зараза, напрашивалась. С тех пор, как приехала Люси! Ревновала по-детски глупо, делая так, что на неё невольно обращали внимание, отрываясь от созерцания солнечной красоты милой послушной девочки. Порой Арман не знал, как реагировать на её выходки, потерялся и сейчас.
Арман не хотел, но знал, что без полного расслабления свет магий не раскроется, не пойдёт навстречу друг другу. Поэтому позволил затянуть себя в омут чувственности, чтобы ускорить событие, ведь магия Мари начинала откликаться, а он всё ещё находился на стадии сомнения перед главным прыжком.
Поцелуи становились глубже, дыхание (его или её?) сбилось на нет, теряя привычный ритм, а когда стон извне проник внутрь и смешался с его – Армана выкинуло в другую реальность.
Он стоял босиком, в коротких летних штанах и тонкой рубашке на мягкой, ласкающей ступни, траве. Перед ним и вокруг него благоухал весенний сад в цветочной пене, взбитой солнцем. Перепутать было невозможно: то были розовые вишни, деревья с тонкими стройными стволами, тянущими свои руки к небу. Лёгкий бриз нежно подхватил немного лепестков и закружил вокруг Армана. От этого аромата волна щекотки поднималась в животе, дошла до грудной клетки – и затопила счастьем.
Он раскинул руки и упал в щедро писыпанную лепестками траву, улыбаясь: во всём теле перекатывалась волнами лёгкость.
– Отдаю тебе большую часть дара по собственной воле, прими его! Бери и помни! – шепнул знакомый голос-ветерок над его губами, и Арман вздрогнул от нового ощущения наполняемости чем-то значимым, тягучим и одновременно прозрачным – божественно прекрасным, как жидкие сурьянские кристаллы.
Незнакомая сила заполняла его изнутри, и он жадно прислушивался к себе, своему резерву, пока не догадался – Мари поделилась с ним своим даром, сделала то, что позволяют себе только супруги для подтверждения идеального слияния магий.
Зараза! И сумасшедшая! Всё-таки стоило доверять интуиции и опыту. Мариэль снова его подчинила себе, инициировала первый этап обручения.
Стоило разозлиться – и его выбросило из благоухащего сада в реальность. Придя в себя окончательно, он ужаснулся, увидев Мари под собой, на кровати, а не на коленях. Перевалился на бок, освобождая лежащую девушку от массы своего тела. Когда они успели?.. Он не помнил, когда его рубашка полетела на пол. И почему исчез шатёр безмолвия.
Слов, таких, которые можно было бы сейчас озвучить вслух, у него не было. Он молча натянул рубашку, камзол, поправил одежду.
– Ты должна знать, что полное слияние может случиться с разными магами, – Арман старался не смотреть на Мариэль, расслабленно лежащую на спине на кровати.
– Я знаю, – спокойно откликнулась девушка, и юноша удивлённо обернулся на неё:
– Так зачем же ты?.. Ты сама понимаешь, что сделала?
– Поделилась даром, чтобы следить за тобой, – серьёзно сказала Мариэль, зевнула скучающе и села на кровати, потягиваясь. А затем рассмеялась, бросила подушку в онемевшего Армана, стоящего посреди комнаты неподвижно. – Пошутила я. Не умею я такого да и не смогу теперь сделать. Всё в порядке, ты же так обещал мне? Ну да, слияние было – и что? Для меня это ничего не меняет. Я всё равно уеду в Лапеш. А ты останешься тут. Что-то мне подсказывает, что его мерзотнейшество вернётся, и я хочу, чтобы у тебя хватило сил ему противостоять. С ментальным даром ты наваляешь ему, и я буду гордиться тобой.
Она поднялась с кровати, поправила сбившееся постельное, накрыла покрывалом – и всё это спокойно, с хладнокровием, которое только что изменило Арману. Юноша рывком развернул к себе Мариэль:
– Ты сумасшедшая! – а глаза невольно опустились на просвечивающую рубашку.
– И зараза, – она погладила Армана по щеке. – Мы же друзья, верно? А друзья помогают друг другу… Ещё одна просьба – не рассказывай никому про мой подарок. Будет столько шума, что сир Марсий точно заставит тебя жениться на мне. Или ещё что-нибудь плохое произойдёт. Пользуйся с толком, чтобы мне не стыдно было за тебя. А теперь давай-ка прощаться. Своим интриганам можешь сказать, что миссия провалилась, и я успокоилась. Теперь пусть настанет их черёд успокоиться.
Мари протянула руку Арману:
– Да? Мир, дружба и береги свой длинный нос.
Юноша с оторопелым видом пожал руку, но задержал рукопожатие, не отпуская пальцы и чувствуя борьбу желания одной половины разума, созерцающего свободную одежду, снять которую – дело одного движения, и второй половины разума, сдерживающей, хладнокровной:
– Ты… Я не знаю, что сказать.
– А ничего не нужно говорить. Всё, пока! Благостного вечера, – Мари подтолкнула юношу к двери, тот послушно дошёл, открыл дверь.
Сразу послышался голос Жанетты:
– Я вам платье принесла, госпожа. Позволите, сир Арман? – субретка посторонилась, выпуская юношу из комнаты и с любопытством пытаясь по его вытянутому лицу понять, что его удивило.
Он вышел в коридор, служанка проскользнула внутрь. Мари на прощание ему подмигнула и захлопнула перед ним дверь.
Арман медленно пошёл по коридору, переваривая случившееся. И вдруг развернулся, быстрым шагом преодолел расстояние до знакомой двери, не стучась, рывком открыл дверь и увидел: Мариэль сидит на краю кровати, уткнувшись лицом в подушку, и гасит с её помощью отчаянный крик.
Жанетта стояла рядом растеряная, положив руку на плечо госпоже.
– Пошла вон! – рявкнул Арман субретке. Её неторопливость взбесила, и он, схватив служанку за локоть, вытолкал за дверь. Размашистым движением запечатал дверь и повернулся к Мари, испуганно глядящей на него поверх подушки мокрыми глазами.
Глава 30. Тринилия
Я заметил, что даже те люди, которые утверждают, что все предрешено и что с этим ничего нельзя поделать, смотрят по сторонам, прежде чем переходить дорогу.
Стивен Хокинг
После бала все отсыпались до обеда. В комнате, где ночевала Мари, не было зачарованного шнурка для вызова прислуги, поэтому девушка, продолжая зевать, накинула на нижнее платье шаль. Нужно было умыться, приготовиться к очередному дню, проверить почту и сделать ещё кое-что важное. В коридоре разлеглась тишина, а за матушкиной дверью слышался приглушённый разговор Иларии и Наны.
Мари подавила желание постучаться и повернула к бабушкиной двери. Тринилия была безукоризненно одета, причёсана и писала, сидя за конторкой. Два готовых письма лежали рядом. Мари показалось, что бабушка расстроена, но визит внучки удивил, неопределённые эмоции на лице перемешались.
– Хотела пожелать вам благостного дня, – девушка обняла бабушку, вставшую из-за конторки. – Простите меня, я мало уделяла вам внимания последние четыре года.
Тринилия за плечи отодвинула внучку и всмотрелась в её лицо:
– Лиса, говори, что случилось, – бесспорно, слова Мари её порадовали. – Ты всё вспомнила?
– Расскажу, но сначала разрешите, я умоюсь у вас? – не дожидаясь позволения, пошла в туалетную комнату.
– Что случилось с твоей комнатой, и почему ты до сих пор выглядишь неподобающе сирре?
Мари улыбнулась: наконец бабушка вернулась в своё перманентное состояние, и это приятно напомнило о стабильности.
Впервые после обморока под королевским Ирминсулем она почувствовала изменения, названия которым смогла дать, только основательно выспавшись. Владычица подарила ей гармонию – то, о чём говорят: «Всё встало на свои места».
Не было сомнений в душе. А восстановившиеся люмерийские воспоминания прежней Мариэль объединились с воспоминаниями Марии. Мысленно помолилась, поблагодарила Владычицу за очередное чудо и, особенно, – за отсутствие грязных картин о прошлом: всё, что сгорело вместе с дневником, так и осталось памятью о прочитанных записях из чужой жизни.
В жизни Мариэль было два периода: до Люсиль и после неё. В первый она была дружна с бабушкой, обожаема членами семьи и слугами. Тринилия знала все секреты внучки, и они часто вдвоём шептались перед сном. Мариэль тайком прибегала полежать с бабушкой под тёплым покрывалом, а то и уснуть ненароком. Поддержку, которую бабушка пыталась дать после появления солнечной Люсиль, Мариэль отвергла, замкнувшись в себе и обидев этим. Но сегодня настал день, когда эту ошибку можно было исправить.
Умывшись, вернулась к Тринилии и застала её за согреванием травяного настоя. Утреннее чаепитие с бабушкой перед общим завтраком – что могло быть лучше? Конечно, время было далеко не утреннее, но какая разница? Мари с удовольствием примостилась в кресле за столиком, где стояли две приготовленные чашки с танцующим над ними паром.
– Пока не забыла, бабушка, скажи, как зовут сира, среднего роста, с проседью? Танцевал с супругой, у которой на платье, вот тут, был вышит цветок. Ещё у него на поясном гербе вилась необычная себристая полоска. Кажется, прибыл порталом из столицы… Он показался мне странным, и я его запомнила.
Цепкая память Тринилии выдала имя – сир Хэллар. Мари повторила имя, запоминая. В письме к Анри обязательно нужно будет написать об этом господине, без сомнения, хорошо знающим принца и того странного человека-тень.
Генеральная репетиция метаморфных способностей удалась на славу. Сначала пришлось выяснить отношения с Арманом, в результате которых он всё-таки вышел из себя, а потом жалел остаток бала, это читалось на его лице и в нервных ответах к матери. Знал бы он, что стоящий рядом мужчина неопределённой внешности еле сдерживается, чтобы не хлопнуть парня по плечу и не сказать: «Да прости ты эту заразу!» Находиться рядом с Арманом в чудой личине было… необыкновенно комфортно. В этом призналась себе Мариэль и успокоилась относительно своего плана на будущее.
Тогда, вернувшись и застав её в истерике, Ар всё понял. И потребовал забрать назад ментальный подарок.
– Ты хочешь повторить то, что было? – не отпуская подушку, словно щит, спросила она, боясь произнести слово.
И юноша, впавший в ступор от вопроса, с минуту смотрел сверху вниз на Мари, а потом процедил:
– Значит, и в этот раз всё было просчитано? Мы ходим по кругу? – напомнил о прошлом шантаже, и его кулаки машинально сжались. Стукнул по стене так, что Жанетта забарабанила в дверь, забеспокоилась, всё ли с госпожой в порядке. – Невероятно! Мариэль, ты неисправима! Ты готова пожертвовать даром, чтобы снова поиграть со мной?! Ну, отлично! Сделаем по-твоему!
И он отшвырнул подушку, сграбастал Мариэль, больно впился губами в сопротивляющиеся губы, потянул к кровати.
Пощёчина в некоторой степени привела в чувство, но яростность продолжала бесноваться в серых глазах и на поджатых губах.
Мари не знала, как опровергнуть и доказать невиновность: всё сказанное прежде относительно подарка было чистейшей правдой. Если не преимущество, то равные условия перед Лоуренсом повышали гарантии безопасности. Всё, что волновало её – его жизнь. Даже утренние планы подарить ему ментальный дар для того, чтобы сопротивляться магии очарования Люсиль, – даже это отошло на задний план после случая с принцем.
Мари молчала, и Арман презрительно смотрел на неё. Выждал время для оправданий, не получил их и бросил:
– Я найду другой способ вернуть тебе твою собственность. Удачи в Лапеше! – и пошёл к двери.
Она смотрела, как он уходит, и жгучая боль скрутила живот и лёгкие. Вот он снимает печать и открывает дверь, за которой хлопает глазами испуганная Жанетта.
– Стой, подожди! – она бросилась вперёд и закрыла собой выход. – Жанетта, у тебя есть нож, я знаю. Дай!
– Зачем, госпожа?
– Не придумывай, Мариэль, мы попрощались!
Одновременно сказали двое, но у обоих взыграло любопытство. Мари выхватила складной нож, один из нескольких вспомогательных инструментов, которые служанка носила на поясном кармане, закрыла дверь собой, не давая Арману выйти, и полоснула по ладони. Почему это сделала и откуда знала, что именно делать, поняла много позже: после Ирминсуля забытые знания только ждали подходящего момента, чтобы проявить себя.
– Я приношу клятву на крови и требую справедливого суда над моей честью! Клянусь, что не замышляла дурного во время передачи дара, и он отдан добровольно для поддержки сил.
Жанетта за дверью простонала, услышав, о чём идёт речь. Струйка крови от сжавшейся ладони потекла по поднятой руке к локтю. Арман смотрел и играл желваками: он всё ещё не верил.
– Клянусь также, что ни при каких обстоятельствах я не стану… – она подбирала слова, не зная, как сформуилировать клятву, а лёгкая усмешка и сощуренные глаза только сбивали с толку, – я не стану делать того, в чём меня только что обвинил сир Арман Вэн Гхариат Делоне, а именно – добиваться его внимания и поцелуев сомнительными средствами. Пока сам сир Арман Вэн Гхариат Делоне не изъявит желания и не подтвердит свою волю. Беру в свидетели Чёрного Некроманта. Энон-эрит!
Огонь в комнатных светильниках вскинулся. Рубиновая струйка на руке замедлила ход, поднялась в воздух, зашипела, превращаясь в серебристый пар. Опустилась на запястье, рядом с браслетами. На коже проступил рисунок древесных корней – символ Некроманта, и исчез.
«И всё-таки ты сумасшедшая!» – читалось в глазах юноши, чей гнев понемногу уступал место сожалению о срыве. Мари открыла дверь перед ним:
– Уходи, мы попрощались! – повторила его слова, и уголки её губ предательски дрогнули, опускаясь. – Ты всё услышал, но можешь не извиняться. Возможно, я бы тоже так подумала на твоём месте. Если бы не помнила слова о доверии.
Дверь в очередной раз закрылась перед носом Жанетты.
– Признаю, был не прав, – юноша придержал рукой дверь, – но какого шархала ты используешь тёмную клятву?
– Потому что ты снова отравил во мне свет, – призналась она, глядя на подушку, – как два года назад.
Она уже чувствовала, как её менялся свет, который не повредило даже чувство горестной потери после желанных прикосновений; в нём начинала клубиться тьма, оседая мутью на дне сосуда. К горлу подкатила тошнота: магия пыталась избавиться от отравы.
Мари метнулась к туалетной комнате, и там её вывернуло, едва успела склониться над чашей для омовения. А после стояла, пытаясь отдышаться и понять, закончилось ли всё или только начинается.
– Дай руки, – сказал рядом спокойный мужской голос, занося над чашей кувшин с водой. Юноша помог умыться, сам вытер лицо Мариэль, налил в кубок воды, протянул: – Выпей. В комнате все светильники погасли. Зачем нужно было сбрасывать резерв?
И правда, горела единственная свеча на столе, видимо, Арман сам зажёг её. Мари равнодушно промолчала, дошла до кровати, подтянула подушку и легла с ней в обнимку, скручиваясь в позу эмбриона. Теперь придётся ждать, пока резерв восстановится, а свет поймёт, что случившееся – ошибка. В этом состоянии безразличия было всё равно, ушёл Арман или остался. Идёт где-то там бал или нет. Уснуть здесь или вернуться домой.
– Иди ко мне, я помогу, – вздохнув, сказал юноша, садясь рядом, – с тобой не соскучишься… зараза…
Она молчала, не двигаясь. Юноша вздохнул ещё раз и лёг рядом, так, чтобы видеть в полумраке её отсутствующий взгляд, остановившийся на одной точке.
– Ну, прости. Был неправ, – он неловко погладил Мари по щеке, и девушка дёрнулась, как от удара током, тихо застонала от боли. Клятва работала. – Что происходит?
Следующее прикосновение дало похожий эффект. Арман не понимал, что делает не так.
– Знате, сир Арман, я вас, конечно, уважаю, но и вам глупости не занимать! Так что лучше бы вам уйти, – тихо сказала вошедшая Жанетта. – Вы причиняете боль моей госпоже. И я это тоже чувствую. Вы не можете больше её касаться просто так.
– Почему?
– Потому что не осознали свою волю и не подтвердили её вслух, – удивляясь невнимательности господина, Жанетта зажгла светильники и встала возле двери. – Госпоже нужно одеваться и ехать домой.
Арман сел на кровати и взлохматил волосы, покачал головой:
– Почему с вами так сложно? Выйди. Я замутил это болото, мне его и чистить…
*****
Завершить диалог с Арманом на мирной ноте не получилось. Мари как-то не учла, что, призвав в свидетели Чёрного Некроманта, тем самым предоставила ему шанс повеселиться за чужой счёт. Тёмная сущность, едва её призвали в свидетели, неотлучно находился в комнате, наблюдая за происходящим и перебивая диалог двух незадачливых любовников так, что его, Некроманта, слышала одна Мариэль, а Арман не понимал странных фраз девушки.
– Покажи мне огонь, я хочу убедиться, что с тобой всё в порядке, – потребовал Арман, слегка потерявший терпение от диалога, заметно переходящего в абсурд.
– Со мной всё в порядке! – она вытянула руку и призвала огонь.
Вспыхнувший яркий шар на ладони вдруг пшикнул и выбросил струйку дымка. Вместо того чтобы расстроиться, Мариэль улыбнулась и посмотрела куда-то в пустоту, как будто рядом с юношей находился некто третий.
– Твоя ментальность поддерживала огонь, – вынес вердикт Арман, испытывая сильнейшее чувство вины, – ты должна забрать свой дар. Это вопрос твоей безопасности, почему так сложно это понять, упрямая ты?
– Хорошо, давай об этом завтра поговорим, – спокойно согласилась Мари и указала на дверь. – А сейчас я хочу уехать домой.
Опустила руку, и с той слетел на пол щёлкнувший браслет. За ним покатился второй, заставляя юношу побледнеть.
«Вот такие финалы драмы я люблю!» – в голове Мари гоготнул голос Некроманта, снявшего браслеты. Если бы можно было ударить эту сущность, невидимую никому, кроме самой девушки, она бы это сделала с особенным наслаждением.
Впрочем, появившаяся Жанетта успешно справилась с задачей по изгнанию непрошенных некромантов, начав молиться и призывать Владычицу. Чёрный провокатор ретировался, и Армана с трудом выставили за дверь.
Мари с удовольствием глотала ароматный травяной вар из неглубокой чаши, поставив локти на столик и по-рассеянности демонстрируя руки без украшений.
– А где твои браслеты? – Тринилия сразу заметила и нахмурилась. Что успело случиться с несносной девчонкой? Илария месяц тренировалась сдерживать желания, а наследнице её дара понадобилось меньше недели.
– Обещаешь не ругаться? – Мари колебалась, не зная, до какой степени откровенности стоит дойти.
– Посмотрим, – бабушка подпёрла щеку ладонью. – Конечно, юный помощник сира Фелиса постарался? Ты весь вечер посвятила ему, я надеялась увидеть тебя порхающей по залу со сверстниками, но нет – всего один танец с Делоне, и тебе стало скучно… Как этот Ленуар тебя развлекал? Ладно, ладно… говори всё. Догадываюсь, не удержались и поцеловались, – покрасневшая и опустившая глаза в чашу внучка подтвердила бабушкину догадку. – Каков он?
Мариэль похлопала по горящим щекам, смущаясь. Жанетте пересказывала – уснуть потом не могла, и опять бередить душу?
На периферии зрения произошло шевеление, как если бы покрывало на бабушкиной кровати само собой задвигалось. Девушка повернула голову и взвизгнула радостно:
– Сир Мату! Абитат! Абитатик! – сорвалась с места и сграбастала питомца, прижала к себе, целуя в притворяющуюся недовольной морду.
– Слава Владычице, ты его заметила! – усмехнулась добродушно Тринилия. – А уж он как по тебе скучал!
