Нет-нет, найденная и разрабатываемая автором тема нисколько не сор, напротив, тема уважаемая, привлекающая внимание: жизнь как она есть детей и подростков с ограниченными возможностями и их близкого окружения, а также бескорыстная попытка приобщения и тех и других к жизни церкви, попытка неуклонного старания погрузить их в жизнь духовную, как погружён в неё сам автор. Он знает мир этих «особенных» детей не понаслышке, а многолетнее волонтёрство в обществе этих людей, более того, совместное, хотя и временное с ними проживание делают преподносимый читателю материал, безусловно, достоверным, а его изложение – убедительным.

Располагает читателя и манера повествования: непринуждённая, живая, мгновенно зарисованная с натуры простым незатейливым языком, близким к разговорному, словно задушевная беседа со слушателем. Читаешь строки и сразу видишь героев повествования в их поступках, словах и проказах, привычных манерах и даже случайных жестах. Знакомишься с ними, проникаешься их заботами, состраданием и сочувствием к ним. Среди лиц новых знакомцев иногда встречаются «ба! знакомые всё лица» – твои земляки, читатели, кто косвенно, кто эпизодично включён в события. Радуешься узнаванию, одним словом, чтение не только познавательно, но и увлекательно.

Видя тему о людях, в основном о детях, подростках и их родителях глазами воцерковлённого человека, автор популяризирует её для широкого читателя, оставляя за собой право ненавязчивого поучения, порой неочевидного назидания. Подкупают неожиданные, почти философские обобщения, выводы по морали и нравственности, а также очень органично введённые лёгкими интересными штрихами зарисовки природы. К достоинствам автора можно отнести умение подмечать забавные мелочи и неожиданные детали, что вызывает разнообразные ответные чувства читателя – от лёгкого смеха до печального раздумья.

Естественным образом вписывается в повествование биография самого автора и его собственных детей в конкретных фактах о значительных для него событиях. Проницательному читателю открывается личность повествователя и участника событий: энергичная, любопытная до всего, с активной жизненной гражданской позицией, любящая мать и открытый верный друг.

Автор отзывчив на все жизненные проявления, зорко видит их и находит в них «сюжет для небольшого рассказа».

Впрочем, начинающий писатель ещё не определился в выборе жанра и находится в пути его поиска – от очерков и житейских зарисовок до полноценного рассказа.

Пожелаем автору дойти до цели, стать известным большему количеству читателей и любимым ими, как любит своего читателя автор, доверяет ему и надеется на его благосклонное внимание.

Заслуженный учитель русского языка РФ Л. И. Мишина

Предисловие

(Некоторые имена в книге изменены, совпадения случайны).

Дети-инвалиды и их родители… У каждой семьи своя история. И этим историям нет конца, ведь в нашей стране, да и, пожалуй, во всем мире детей-инвалидов очень много. К счастью это или к несчастью? А это с какой стороны взглянуть. Смотришь на некоторых родителей и думаешь: а ведь спасаются они благодаря таким детям – все время в заботах, думах, мольбах. А не было бы ребенка, прикованного к коляске, глядишь, и жизнь бы текла иначе, может быть, и в грехах. (А может, наоборот, по грехам Господь посылает таких детей? Но все равно для спасения.) А какие лица у этих родителей? Другие лица… Знающие цену жизни, ценящие каждую мало-мальскую победу в борьбе над недугом своего чада и верящие, верящие в успех.

Столько судеб, столько лиц уже промелькнуло передо мной, и всплывают одна за другой картины.

Молодая мама с добрым юношеским лицом носит на себе своего худющего неходячего мальчика лет шести. Повис на ней как былинка, и уж кажется, что нет в нем никакой жизни. Зато маме так совсем не кажется: лицо предприимчивое, не терпящее промедлений. Вот несет она его покачаться на качелях, вот, надев специальный костюм, учит его ходить, сама вышагивая рядом с ним. Никакого раздражения, только добрая улыбка на лице.

А вот прабабушка – Божий одуванчик, с белыми от времени кудряшками, наматывает круги, толкая перед собой большущий трехколесный велосипед для инвалидов. На нем тоже худенькое тельце, вяло крутящее педали. Остановится бабуля, кинет к себе это тельце на плечо и вперед на бесконечные массажи, процедуры, уколы. И откуда, думаешь, только силы берутся у таких бабушек, а тем более прабабушек?

А это красавец-папа из Дагестана с четырехлетним Рамазаном. Мальчик – аутист, не говорит, мало на что реагирует, зато бегает, не остановишь. В глазах папы постоянная надежда: «Вот вылечится, инвалидность снимем. Он ведь в глаза смотрит! А аутисты, говорят, не смотрят. Рамазанчик, посмотри мне в глаза!»

И вот опять бабушка. У этой своя судьба, своя ноша. У ее дочки пятеро деток, младшенькая четырехлеточка с ДЦП перекочевала потихонечку жить к ней, и стала бабушка ее выхаживать, мотаться по реабилитационным центрам да санаториям. А потом еще и 10-летний братик тоже к ней перебрался. И теперь бабушка вместо спокойной старости опять несет подвиг материнства.

Конечно, все мы не железные, и нервы часто сдают. И даже самый добрый-предобрый начнет кричать, дергаться, может и шлепнуть.

Еле-еле стоит на ногах черноволосый юноша, мама поддерживает его сзади и кричит, кричит, чтобы он переступал ногами вперед. А ему трудно, он не может, а мама… мама кричит, чтобы он шел.

Девочка с костылями тоже еле держится, ноги не слушаются, падает, мама не спешит подбегать – устала. Больно смотреть, жалеешь обеих.

Дети-инвалиды… Крест и счастье. А было бы лучше, если бы их не было?

В санатории «Калуга-Бор»

Есть под Калугой замечательный детский санаторий – «Калуга-Бор». Сюда съезжаются дети с родителями со всей нашей многоликой России. Профиль санатория психоневрологический, именно поэтому здесь можно встретить множество детей с различными заболеваниями нервной системы или нарушениями в психической сфере.

Первой проложила сюда дорожку моя мама с моим сыном Тихоном. Тогда ему было всего пять лет, и он наблюдался у невролога с загадочным диагнозом – резидуально-органическое поражение центральной нервной системы. Тихон с бабушкой провели здесь целых шесть недель. Они успели и полежать в изоляторе, и отдохнуть. Примерно через год с Тихоном отважилась поехать и я, прихватив с собой двухлетнюю дочку Фросю.

С тех пор санаторий стал нашим вторым домом. Конечно, в последующие 10 лет мы ездили еще и в другие места. Такие как, например, реабилитационный центр «Детство», который находится под Домодедово, или в санаторий в Липецке, о чем я тоже обязательно расскажу. Но пока хочу познакомить вас с нашим милым санаторием «Калуга-Бор», со всеми его насельниками и обитателями.

Расул

И вот мы с детьми в санатории. Тихону шесть лет, а Фросе два года и девять месяцев. Нам повезло: мы попали в отдельный корпус под названием «Мать и дитя», в отдельную палату. В этом корпусе всего девять палат и своя собственная столовая.

В столовой, как водится, все и перезнакомились. Рядом с нами сидит высокий парень Расул с мамой Лейлой. Они из города Кирова. Расулу 14. Он постоянно вгоняет маму в краску, за что и получает нагоняй. «Я жаниться хачу, – все время выкрикивает он. – А чем я буду жану кормить? Макаронами?»

У Расула ДЦП. Сам почти не ходит, только если повиснув на маме, а так в основном в коляске. Интеллект поврежден. Из увлечений – в основном слушание музыки и просмотр телевизионных передач. Всех проходящих мимо него Расул хватает за руки и, доверчиво глядя в глаза, спрашивает, как зовут. Маме тяжело уже таскать его на себе, он давно стал выше нее на две головы. Устала.

Лейла – учительница начальных классов, но давно уже не может работать: не с кем оставить сыночка.

История их печальна. Лейла мне ее поведала, стоя на крылечке и выкуривая очередную сигарету.

Майский солнечный день. Едут с семьей на машине. За рулем ее муж, рядом его брат, сзади она с трехлетним Расулом и родственницей. Навстречу вылетает «газель» и врезается в их машину, лоб в лоб. Муж и его брат погибают сразу. Расул – в трехдневной коме. Лейла – в тяжелом состоянии с разрывами внутренних органов. Родственница практически не пострадала. Долго, очень долго восстанавливались после автокатастрофы Расул и его мама. Но после такой продолжительной комы погибло у мальчика большое количество клеток головного мозга. Расул приобрел ДЦП и стал глубоким инвалидом на всю жизнь. А парень, который в них врезался, потом приходил к ним в больницу, сильно переживал, а через некоторое время, в возрасте 28 лет, погиб от наркотиков…

Вот так автомобильная авария унесла столько жизней и круто изменила жизнь Лейлы и Расула.

Прохор

За дальним столом кушают четырехлетний Прохор и его мама Лена. Они из Ивановской области. Прохор не ходит: ДЦП, родовая травма. Мама возит его в коляске. У него отличный интеллект, он разговаривает, рассуждает как взрослый. Неудивительно, ведь мама логопед. В своем поселке она работает в детском саду. Платят, правда, мало, на лечение сына денег не хватает.

Мама Лена очень предприимчивая. Я их часто встречаю на улице: катает в инвалидной коляске кругом по санаторию своего Прохора, накинув ему плед на ноги. Или вызовет такси: закинет коляску в багажник, Прохора – на заднее сидение, и едут в магазин, в Калугу.

«Что-то нам тут нагрузки маловато дают, Прохор даже днем не спит», – сетует мама.

И через 10 дней от начала смены они уезжают.

Иман и Киши

В столовой появилась чеченская женщина с двумя детками – Киши и Иман. Разговорились. Ее зовут Яха. Стала жаловаться: «Вот у нас справки какой-то не хватает, переводят в изолятор». Оказалось, что не привезли они справку о контактах.

Я посоветовала ей, чтоб дома у них кто-нибудь взял им справку да прислал по факсу. Так Яха и сделала. Но пока справки не было, их отселили на время в изолятор. Это отдельное кирпичное одноэтажное здание рядом с нашим. Получив вожделенную справку, через три дня Яха с детьми вернулась к нам.

Киши – мальчик шести лет, симпатичный, этакий мужичок. Он очень эмоциональный, но не говорит. Иман – девочка четырех лет, смешливая, чернявая, тонко чувствует юмор, симпатяга и тоже не говорит. Яха рассказала, что дома у нее еще есть старший сын-второклассник и две девочки-близняшки по два с половиной годика. Осталась с ними бездетная Яхина сестра. Живет их семейство в однокомнатной квартире в Грозном. У мужа астма, у Иман и Киши инвалидность. Еще у Яхи была первая дочка, но при родах она погибла, а Иман родилась головой на пол, не успели отследить в роддоме.

На дворе сентябрь. У деток по одной смене одежды: тоненькие цветастые синтетические курточки, объемные синтетические шапки, на ногах шлепки.

«Мы дома зимой не гуляем – холодно», – качает головой Яха.

И я представила всю эту ораву в однокомнатной квартире.

Яха с детьми проживает в палате напротив нашей. Частенько ей нужно съездить на рынок. А как детей оставишь, они как маленькие зверята – теряют маму из виду и тут же в крик, особенно Киши долго не может успокоиться. Яха делает так: уложит их спать днем, а сама тихой сапой на автобус, а медсестру просит приглядеть за ними. Мы с детьми тоже вроде как спим. Вдруг посреди тихого часа дикий резаный крик в течение получаса. Какой уж тут сон. Бегу на помощь.

Киши забился под кровать, оттуда истошно вопит. Иман чуть поуспокоилась. Вокруг пляшет хоровод медсестер, пытаясь хоть как-то привести детей в чувства. Ничего не помогает. Я знаю одно средство. Тащу видеокамеру и фотоаппарат. Как завороженные, дети идут ко мне. Личико Киши просветляется, он делает руками «чик-чик», произносит звукоподражательные слова. Даю аккуратно. Он счастлив! Иман вручаю фотик. Она давай щелкать все подряд! Потихоньку перебираются к нам в палату. Медсестры с облегчением вздыхают. Нянчусь, развлекаю. Свои дети стоят на ушах. Через минут 30 приезжает Яха.

– Ну? Все нормально? – спрашивает она.

– Да как сказать… – уклончиво цежу я сквозь зубы.

Вымоталась я с ними основательно.

Проходит несколько дней, и Яха просит:

– Юля, присмотри за детьми! Я б на рынок за памперсами…

– Хорошо, – соглашаюсь я без особого энтузиазма.

Картина почти та же. Иман проснулась раньше Киши. Дикий вопль! Прибегаю: памперс у нее почти весь протек. Увожу ее к себе, чтоб не дай Бог не разбудила братика. Моим детям уже, естественно, не поспать. Развлекаем Имашку, как ее называет Яха. Через минут 30 просыпается Киши. Вопль индейца! Бегу с камерой. Приходит в себя, но не сразу, надо же покричать ради приличия. Потом успокаивается, деловито идет к нам. Море обаяния.

Вскоре появляется посвежевшая Яха. О себе бы я такого не сказала. Понять ее можно: конечно, она очень устает от них. Дома Иман и Киши иногда посещают специальный детский сад, но в основном все отпрыски на ней в их однушке.

В следующий раз, когда Яха просит остаться с детьми, я вежливо начинаю отказываться: «Да у меня в это время дети спят…»

И тогда Яха оставляет их на неискушенную медсестру. Но я-то уж знаю, чем это кончится, – проходили. И история повторяется. Мои нежные уши не могут выдержать таких истошных криков, иду на помощь. Но на этот раз, посидев немного в палате, принимаю решение – идти на улицу. Одеваю их в синтетические курточки, нахлобучиваю им на головы их объемные шапки. Мои Фрося и Тихон одеваются сами. Идем встречать маму. Естественно, с камерой и фотоаппаратом в руках. Ох, как я боюсь, что они их грохнут, но, слава Богу, все обоходится. Вскоре мама приезжает и воссоединется со своими заждавшимися детьми.

Логопеды заниматься с ними отказались: «Они же не понимают ничего по-русски…»

А мне кажется, что с ними можно заниматься. Они достаточно смышленые, контактные. Могут повторять звукоподражания.

Часто гуляляем с ними на улице у главного корпуса. Яха нашла товарок из Чечни, лузгает с ними семечки. Иман и Киши полюбили Фросину коляску красного цвета и носятся с ней по всему санаторию: то с пустой, то прям с Фросей. Фрося сначала нервничала, когда угоняли ее карету, но потом плюнула: много других вокруг интересных дел.

У Киши интересы ограничиваются узким кругом: или дайте ему камеру «чик-чик», или коляску «кыш-кыш». Он подходит ко мне с улыбкой до ушей и выжидательно смотрит. У Имашки, правда, интересы те же самые: камера да коляска.

Однажды Яха попросила у меня стиральный порошок, через пять минут приходит расстроенная: «Дай еще. Имашка все высыпала. Избила я ее».

Насыпала. Жалко Имашку.

Частенько болтаем с Яхой за жизнь Она рассказывает о Чечне, о Грозном, о войне. Мне интересно все, что она говорит.

«У нас аборты запрещены, – отвечает она на мой вопрос про рождение большого количества детей у них в семьях, – а если девушка ходит в штанах, ее считают за девушку легкого поведения».

В санатории деток пообследовали, сделали энцефалограмму, подлечили. Мне даже показалось, что у них появились новые звукоподражательные слова. На прощание обмениваемся телефонами.

Через три года спрашиваю Фросю:

– Иман и Киши помнишь?

– Да! У них мама уезжала, они плакали, а мы им давали камеру!

Сентябрь, 2011 год

Духовные законы

Весна. Мы снова в нашем любимом санатории. На этот раз в дошкольном отделении, хотя Тихон уже первоклассник. Зато Фросе еще четыре, и она прекрасно вписывается в дошкольное отделение, которое занимает весь второй этаж огромного трехэтажного кирпичного корпуса. На первом этаже располагаются всевозможные процедурные кабинеты и актовый зал. На третьем – отделение для школьников.

Надя и ее мама Олеся – наши соседи по палате слева. Олеся – учительница английского языка, очень интересная, интеллигентная, современная мамочка. Наде шесть лет. На вид это обычная, хорошенькая девочка, только уж очень худенькая, с прожилками на висках. Они из Курска.

Как-то разговорились мы с Олесей вечером, сидя на лавочке у палаты. К нам присоседилась Рита, молоденькая блондинка в шелковом розовом халате из Ростова-на-Дону. И Олеся рассказала такую историю:

«Когда я была на шестом месяце беременности, ни с того ни с сего начались роды. Сохранить беременность не смогли. Родилась Надюшка. Ее отправили в реанимацию. Дела шли плохо, Надя не поправлялась, находилась под аппаратами. И вот иду я как-то по городу, вся расстроенная, смотрю – храм стоит. Решила зайти, а там батюшка проповедь говорит. И говорит он как раз о крещении младенцев, что бывают случаи, когда не надо ждать 40-го дня, чтобы окрестить ребенка, в некоторых случаях можно крестить и раньше. И как будто он мне это все говорит. Буквально сразу же приняла решение – крестить дочку. Удалось договориться в реанимации, что придет батюшка. Мы пригласили старенького священника. Взял он нашу Надю на руки – она малюсенькая, в ладошках у него умещается, ее только с аппарата искусственного дыхания сняли, – да как окунет ее в чашу с водой. У нас чуть сердце не выпрыгнуло с мужем, потом еще два раза он ее окунул. И после этого дела пошли на поправку. Выходили мы нашу Надю.

Конечно, в развитии она отстает немного, да и периодически мучают ее головные боли. А так ничего, слава Богу. А потом я мальчиком беременная была и все боялась, как бы на шестом месяце роды не начались, все молилась, но, слава Богу, все обошлось. Дома у Нади братик дожидается нас, два с половиной годика ему».

Рита слушала, слушала и говорит:

«Нет, я вот все-таки не понимаю, за что мне-то такое наказание?!»

Рите всего 23 года. Родила она свою Соню в 16 лет. Соне сейчас семь, и она не ходит, хотя в первой половине дня немного может передвигаться на своих ногах, а после обеда – уже нет, только ползком. Наш восьмилетний Тихон с ней подружился: они часто сидят на лавочке перед Сониной палатой, и он учит играть ее в шахматы.

«Такая красивая девка, и не ходит», – сокрушается Рита.

«А вот что я вам расскажу, девочки, – говорит Олеся. – У нас в Курске есть девочка с ДЦП, ей 13 лет. Ее мама вот так же все ходила и вопрошала: «За что? За что?» И собралась она как-то в Боровский монастырь к старцу Власию. Приехала со своей этой девочкой в инвалидной коляске, вкатила эту коляску в келью к старцу и спрашивает: «За что это мне?!»

А старец посмотрел на них и отвечает: «А за то, что она зачата была у вас в страстную пятницу!»

Боже правый! Кто же из нас в советское время знал о каких-то там пятницах. Да еще и страстных? А ведь духовные законы работают независимо от того, знаем мы о них или нет.

И вот когда мама осознала это все и покаялась на исповеди, девочка пошла на поправку. Даже стала ходить понемногу».

«Да, интересно, – говорит Рита. – Надо и нам к старцу попасть».

«Да, было бы здорово», – отвечает Олеся.

На следующий день нашли мы Марину Александровну, которая организует поездки по святым местам. Спросили, ездили ли они в Боровск, возили ли детей. Она сказала, что как-то они ездили, видели старца, он благословил всех санаторских деток. Решили упросить ее и поехать. Но Ритин муж, который был старше ее на 20 лет, строго запретил выезжать с территории санатория. И вот пособирались мы, пособирались. Я даже звонила в Боровск – уточнить дни, в которые старец принимает. Но так и не собрались.

Не допустил Господь по каким-то причинам.

***

Прошло 8 лет. Списались с Ритой в «Одноклассниках», я спросила, можно ли не изменять её имя в книге. Она вспомнила нашего замечательного книгочея Тихона и обрадовалась. И, в свою очередь, обрадовала нас – Соня стала ходить. Слава Богу! На вопрос, что же ей помогло, Рита ответила: «Сдавали много анализов, прошли много обследований, параллельно ежедневно делали определённый массаж и Су-Джок, каждое утро – велосипед, потом легли в медицинский институт, и там нам прописали витамины, которых требовал организм, а дальше – реабилитация. И, конечно, бесконечная молитва Богу! Без неё никуда!»

Март, 2013 год – август, 2021 год

Бадрудин и София

По коридору носятся брат и сестра. Я думала, что они близнецы, но оказалось, что Бадрудину восемь лет, а Софии – шесть. На инвалидности только Бадрудин. Как его только не называют здесь: и Барбудин, и Бабудин, и Бордудин. Мамочки нашего коридора единогласно назвали его Адриано Челентано: бегущая, покачивающаяся походка, лысый череп, выразительное лицо, вот только шляпы не хватает.

Начал ходить Бадрудин только в шесть лет, оттого так и бегает смешно, напоминая татаро-монгола. София – смышленая, активная девочка, взяли ее в санаторий заодно. Приехали они из Махачкалы, с мамой и папой. Дома у них с бабушкой остался еще годовалый Магомед. Их папа всю дорогу режется в пинг-понг с подростками на третьем этаже в школьном отделении. Как сказал его напарник по теннису, 16-летний Иван, они уже в пятый раз тут с ним встречаются и продолжают поединок.

Как водится, познакомились и с мамой Хапсат, и она рассказала свою историю.

Бадрудин – их первенец. На 25-й день своей жизни он заболел менингитом, возможно, подхватив инфекцию в роддоме. Сначала была температура – 39, потом судороги. Температуру долго не могли сбить, малыш впал в кому. Она продолжалась три дня. Спасли, выходили. Только приобрел ДЦП. До сих пор не говорит. До шести лет не ходил, но на ноги поставили в Китае. Приехала с ним туда мама Хапсат на три месяца из своей родной Махачкалы.

Есть у них в Дагестане очень хороший спонсор, который помогает оплачивать таким деткам лечение. Вся поездка обошлась в 500 тысяч рублей. Ежедневно там в течение трех месяцев Бадрудину втыкали иголки по всему телу, на 30—60 минут. К счастью, после этих процедур он начал ходить. А чтобы он заговорил, сказали, нужно приехать еще два раза. Но пока они не собрались.

«Представляешь, – рассказывает Хапсат, – я тут в санатории рассказала одной женщине, у которой тоже дочка с ДЦП, про Китай. И она прямо здесь по Интернету нашла спонсора. Купила билеты в Китай и улетела с ребенком прямо отсюда на иголки, про которые я ей рассказывала».

После санатория Хапсат с мужем и детьми собираются ехать в Питер на акупунктуру – это почти то же самое, что и иглоукалывание. Бадрудину она нужна для стимуляции речи. Но заведующая санаторием отсоветует их это делать, ведь здесь Бадрудин уже получил немало лечения, а столько сразу воздействовать на организм нельзя.

Спустя три года в санатории я встречаю подружку Хапсат Зухру и спрашиваю у нее про Хапсат с детьми. Она рассказывает, что в Китай на лечение они ездили еще один раз, и Бадрудин потихоньку начал говорить. Учится он во вспомогательной школе. Софийка уже большая, и Магомед подрос. Все у них хорошо, слава Богу!

Сентябрь, 2011 год – февраль, 2015 год

12 3 4 5 Kolejny

По дорожке в рай. Зарисовки о жизни детей-инвалидов и о православной вере