На изнанке чудес

© Юлия Андреевна Флоренская, 2021

ISBN 978-5-0053-0862-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На изнанке чудес

Если никогда не пойдёшь в лес,

с тобой никогда ничего не случится,

и твоя жизнь так и не начнется.

Кларисса Пинкола Эстес

1. Вести из леса

В глазах черного кота рушились и созидались миры.

Чтобы случайно не угодить в какой-нибудь из миров, Пелагея отвела взгляд и уселась за вязание. Крючок в ее руках мог вполне сойти за волшебную палочку. Оживая, он отмерял собственное время и с запредельной скоростью генерировал цепочки любой длины.

– Твоя очередь, Обормот! – Пелагея подкатила клубок к коту, и тот лениво тронул его лапой. – Так-то лучше! Свяжем с тобой нить, обнесем ею дом, и ни один враг к нам не сунется.

Зависнув в небе хмурой громадой, облака попытались придавить к горизонту красный диск солнца. В глубине непролазного леса отчаянно заверещала птаха. Ждать оставалось недолго.

Нить-оберег не пускает гостей из дебрей, хоть они так настойчиво просятся в дом. И сегодня не пустит.

Пелагея вернулась, когда на Вааратон наползла глухая тень. Затворила окна, заперла засовы, поставила на огонь уютно свистящий чайник. Кот Обормот запрыгнул на печку. Там он свернулся меховой шапкой и приготовился ловить и нанизывать на усы зыбкие сны.

Но только он прикрыл глаза, как входная дверь задрожала. Затряслась, зашелестела бисерная занавеска между гостиной и кухней. Закачались над окном букеты сухих трав.

– Ну и кто это в такой час? – обернулась Пелагея. – На сквозняк не похоже.

Дверь дрогнула снова. Снаружи, во враждебной тьме, голодный зверь выпустил когти. Рано или поздно древесина поддастся. От когтей в двери останется дыра. И тогда зверь проникнет в человеческое жилище.

Выгнув спину, кот испуганно зашипел. Нет-нет, нельзя бояться! Они чувствуют страх. Они питаются твоим страхом, а потом берут пищу из рук. И ты меняешься навсегда.

Шурша многоцветными юбками, Пелагея решительно направилась к двери.

– Уходи! Здесь тебе не рады! И еды у нас нет!

Зверь перестал скрести, вздыбил спутанную шерсть и шумно завозился на крыльце. В непроглядном мраке ночи застонал на ветру дикий лес.

– Не бойся, Обормот! – громко сказала Пелагея. – Дом не даст нас в обиду. Мы под надежной защитой, так и знай.

Любопытство и жажда перемен слишком долго держали ее в своей власти. Влекли за подернутый дымкой горизонт, туманили разум впечатлениями и уводили всё дальше от родных краёв.

Пелагея вечно куда-то бежала, и время бежало вместе с ней, странным образом отдаляя старость. Иногда чересчур быстро, а иногда – в периоды болезней и затяжных переправ – замедляясь на века.

Частички своего сердца Пелагея оставляла то у подножия зеленых гор, то у берегов полноводной реки, то на самом краю кипящей бездны. И едва не растеряла себя совсем.

А когда спохватилась, взяла билет на первый корабль до Вааратона и приплыла на родину. Тут-то и выяснилось, что она здорово отстала от жизни.

Лес вокруг дома сделался выше, гуще и таинственней. А за пределами незыблемой лесной крепости установилась власть королей.

Часть городов обросла фабриками и заводами, дымящими, как вулканы. Еще часть стала гордо именоваться центрами науки и искусства.

Портовый город Заневье насквозь провонял махоркой и рыбой. А Сельпелон, вокруг которого желтыми заплатками расположились рапсовые поля, согласился на роль скромного аграрного городка. Но даже сюда добрался прогресс.

Через поля пролегли железнодорожные пути с крикливыми поездами. По дорогам теперь тарахтели безлошадные экипажи. Они сигналили, фыркали дымом и время от времени давили незадачливых пешеходов. В центре Сельпелона гремели концерты какого-то кичливого Грандиоза, а рыночную площадь заполнили торговцы с плутоватым, бегающим взглядом.

У них в сундучках хранились искусственные жуки и бабочки с диковинным механизмом в сердцевине. Заведи такую бабочку – и она начнет порхать, прямо как живая.

Лес глушил уличный гам еще на подступах. Навис над Сезерским трактом неприступной стеной – ни дать ни взять, войско молчаливых стражей. Скрипит красными соснами, воет волками из чащи, жужжит кусачими шмелями. А из глубины, словно чернила, просачивается застоявшийся мрак.

Ночью он густеет, наползает на город кисельными лапами, топит лес целиком. И рождаются из такого мрака звери, которые лишают людей покоя.

Когда дверь прекратила трястись, Пелагея привалилась к ней спиной и шумно вздохнула.

– Ну, теперь можно на боковую.

Диванчик с пухлыми подушками и стёганым одеялом уже заждался. Шаг, другой, ку-вы-рок…

Кот сделал вид, что он тут ни при чем, и закрылся пушистым хвостом прежде, чем Пелагея неуклюже растянулась на полу. Грохнулась и больно ударила по ноге деревянная скамейка.

– Обормот! Опять предметы взглядом двигаешь?! – послышался недовольный голос хозяйки. – Вот ведь вредина!

Ночь основательно навалилась на лес, выгнала из пещеры летучую мышь – и давай ставить препятствия: сосна, дуб, ель, каменная башенка, долговязый гигант со скрюченными ветками. Тренировка и еще раз тренировка.

За время рваного полета мышь слопала дюжину комаров, подкрепилась искусственной бабочкой, упорхнувшей из коллекции торговца, и с размаху влетела в дупло.

Дупло оказалось бездонным. Снижаясь, как подбитый самолет, летучая мышь успела распробовать здоровенного паука. Тот как раз лакомился пойманной мухой, и вышел довольно-таки питательный бутерброд.

Внизу крылатую странницу подхватила мягкая моховая подушка. Здесь всё было иначе. Другие запахи, другие препятствия. И лес другой.

Дорогу – прямую и пыльную – сторожили не деревья, а поблескивающие во тьме телефонные будки. Пару раз с непривычки летучая мышь врезалась в жестяную стенку. Но потом приноровилась и бесшумной стрелой понеслась к выходу – дуплу в человеческий рост.

За пределами этого странного коридора дремала чужая площадь. Воткнутые в брусчатку, мутно горели чужие фонари. А чуть поодаль, в выключенном фонтане, плавали чужие созвездия.

Мышь не оценила всей прелести ночного города. Ее интересовала исключительно еда. Поэтому когда мимо пролетел майский жук, она метнулась за ним – и сама не заметила, как очутилась на Звездной поляне.

В центре поляны горел синим пламенем Вековечный Клён. Сжигать – пламя не сжигало, зато вполне сгодилось бы для освещения целого стадиона.

Но удивительным было не дерево. Удивляло то, что Юлиане, Кексу и Пирогу удавалось под ним спать.

На рассвете первым проснулся маленький белый пёс по кличке Кекс – и тут же засеменил к столику, где лежали бутерброды с колбасой.

– Сто-о-оять! – сонно скомандовала Юлиана. – Сначала упражнения!

Она как следует размяла спину, выпила кленового сиропа, что скопился в стакане за ночь, и живо переоделась в наряд на все случаи жизни: длинную зеленую юбку и такой же зеленый жакет. Водрузив на голову черный цилиндр, мельком глянула в зеркало. Хорош костюмчик, сидит как влитой.

– Эй, Пирог, подъем! – Она легонько толкнула в бок маленького черного пса. Тот сопел на коротко подстриженной травке и дрыгал лапами, словно кого-то преследовал во сне.

– Спорим, опять за призраками гоняется, – сказал Кекс.

– Да тут и спорить нечего. Подъем, соня! – крикнула Юлиана. Но Пирог и ухом не повел. А ушки у него были острые и любой звук улавливали не хуже локаторов. Поэтому Юлиана решила схитрить. Она наклонилась над Пирогом и тихо-тихо произнесла всего одно слово: – Кол-ба-са!

Пёс вскочил, как ужаленный. Чихнул, отряхнулся и запрыгал резиновым мячиком:

– Где колбаса? Хочу колбасу!

– Э, нет, – коварно улыбнулась Юлиана. – Сперва зарядка, а уж потом завтрак.

Она покрутила ручку радио, настроила аппарат на нужную волну и хлопнула в ладоши. Началась утренняя программа.

«Жители города Вечнозеленого! Как спалось?» – бодро зажужжало радио.

– Ужасно спалось, – ответила ему Юлиана и покосилась на Вековечный Клён. – Всё время чудилось, будто на меня кто-то пялится.

«Что ж, в таком случае приступим к зарядке! – как ни в чем не бывало, объявил ведущий. – Руки вместе, ноги на ширину плеч. Делаем махи поочередно: правой – левой, правой – левой!»

– Рукой или ногой? – поинтересовался Кекс.

– А у меня рук нет, только ноги, – гордо заявил Пирог.

Между тем радио закончило делать махи и перешло к наклонам.

– Ну, уж наклоняться-то вы умеете, – сказала Юлиана, сгибаясь пополам. Она забыла снять цилиндр, и тот покатился по траве. Следом за цилиндром шелковыми волнами упала копна русых волос. Вышло изящно, и Юлиана уже собралась разогнуться, но волосы, как назло, запутались в ближайшем земляничном кустике.

– Ай! Вот незадача! – пробормотала она и потянулась к злосчастному узлу.

Кекс и Пирог поняли, как делать нельзя, и быстренько изобрели новый способ. Они выставили лапы вперед, подняли хвосты и дружно поклонились Вековечному Клёну на свой манер.

– Поклон наоборот – лучшее изобретение собак, – сказал Кекс. Радио с ним, похоже, не согласилось. Оно зашипело, как разгневанная кошка.

– Что за дела? – Юлиана нахмурилась и покрутила ручку. Но радио даже не подумало сменить гнев на милость. – Отнести его, что ли, в ремонт?

По Звездной поляне промчался горячий ветер, пригибая траву и шурша в кленовой кроне тревожными шепотками. «Ой, не к добру», – подумалось Юлиане. И действительно: стоило ей так подумать, как золотые листья посыпались на землю нескончаемым водопадом, образовав плотную ширму. Что за ширмой – не разглядеть.

Когда водопад иссяк, гора палых листьев пришла в движение, и Кекс с Пирогом припали на передние лапы, завиляв хвостами, как пропеллерами. Из горы им навстречу выступил юноша дивной красоты в длинных пурпурных одеждах. Его рыжие волосы обвились вокруг венка из остроконечных кленовых листьев и срочно требовали стрижки.

С момента, как Юлиана поселилась под Вековечным Клёном, миновало три весны, а с поры его первого превращения в человека – всего-то три полнолуния. Неужели обещания для него пустой звук?!

Она уперла руки в бока.

– Ну чего тебе на месте не стоится, а, Киприан? Ведь слово давал, что будешь охранять меня днем и ночью, в печали и радости. Что, передумал?

– И вовсе не передумал, – возразил тот, щурясь от яркого солнца. – Деревья из Вааратона передали сигнал. Просят помощи. Там у них что-то стряслось.

– Неужто Пелагея в беде? – вздернула брови Юлиана, но тут же отмахнулась от собственных мыслей. – Да не может такого быть! Чтобы попасть в беду, Пелагее нужно очень постараться.

– И всё-таки стоит проверить, – заметил юноша. – Я, пожалуй, отлучусь ненадолго. Разузнаю, что да как.

Юлиана надула губы.

– Бросаешь меня на произвол судьбы? А как же дожди? Где от дождей спрячусь? И что если нагрянет мороз?

– Пойдем вместе, – предложил Киприан. – И Кекса с Пирогом прихватим.

– Мы готовы! Мы с вами! От нас не отделаетесь! – наперебой залаяли Кекс и Пирог. Они учуяли дух приключений, взяли разгон – и давай нарезать вокруг хозяев круги. Когда речь заходила о путешествиях, они просто не могли удержать себя в лапах. Но Юлиана легко и непринужденно остудила их пыл.

– Не выйдет, – с металлической ноткой в голосе заявила она. – У меня работа.

– Тогда почему бы тебе не пожить у подруги? Кажется, у нее просторный дом, – неуверенно сказал Киприан.

Юлиана бросила на него укоризненный взгляд и набрала в рот воды. Повисло неловкое молчание.

По Звездной поляне бродил ветер. Ворошил со скуки листья, робко шевелил кудри человека-клёна и как бы невзначай касался рук. Когда молчание затянулось, ветер убрался подобру-поздорову. Немых баталий он не выносил.

– Что в землю врос? Иди уже, иди! – Юлиана отвернулась. – И без тебя обойдусь.

Киприан вздохнул, пожал плечами и зашагал вниз по холму, с каждой минутой становясь всё меньше и меньше. Когда его фигурка сделалась совсем крохотной, Юлиана шумно втянула воздух.

– Дуй, давай, в свой Вааратон! Помощник несчастный! – прокричала она вдогонку. – А я… Я себе новое дерево найду!

На глаза предательски навернулись слёзы. Нет, Юлиана не должна плакать. Она сильная. Она никогда не носит с собой носовых платков. И любую неприятность выдержит с каменным выражением лица.

«Новое дерево найду». Она только сейчас осознала нелепость этой фразы. Где во всем мире сыскать еще одно дерево, которое и зимой, и летом одним цветом, оберегает от лютой стужи да щедро делится сладким кленовым сиропом независимо от сезона? Где, спрашивается?

Юлиане захотелось крикнуть, что она берет свои слова обратно, но Киприана уже было не дозваться. Расстояние и чужие беды украли его, как крадут всё, что дорого сердцу. Юлиана закусила губу, и вновь прихлынули к глазам жгучие слёзы.

«Ничего-то у вас не выйдет, – сказала она слезам. – Проваливайте, а не то я за себя не ручаюсь!»

Слезы высохли в мгновение ока. Но вот красные пятна на щеках никуда не делись. И Кекс с Пирогом поглядывали на хозяйку с подозрением ровно до тех пор, пока она не собралась и не ушла на работу.

2. Целители

На заре, когда воздух свеж, а роса еще не заблестела под солнцем, Пелагея открыла дверь. Осторожно, совсем чуть-чуть. Мало ли что может поджидать во дворе.

Но крыльцо оказалось пустым. Тихо перекликались в лесу ранние пташки, под навесом мотались туда-сюда толстые мухи, а по защитной нити не спеша ползла зеленая гусеница. И никого. Ни зверя, ни человека.

На обратной стороне двери обнаружились следы от когтей и странное горелое пятно.

– Так-так. Приходила кривая росомаха, – сама себе сказала Пелагея. – Скребет и скребет, будто заняться больше нечем. И ведь сегодня ночью снова явится. Интересно, скольких она уже погубила? И что случится, если я покормлю ее с рук?

Она нагнулась и двумя пальцами сняла гусеницу с нити-оберега. За ночь нить поистрепалась, защитных сил в ней убавилось, так что к вечеру придется вязать новую. Без кота Обормота здесь не обойтись.

Умывшись отваром сосновых почек и наскоро вытерев лицо душистым полотенцем, Пелагея распрямила спину. Утренняя зарядка для нее необходимый ритуал. Но выполняется он не под указания радио, а под диктовку собственного сердца.

Шаг – поворот, шаг – поворот. Раскинуть руки навстречу лесному царству – и ты невесомая горлица. Пелагея поднялась над своим бревенчатым домом, несколько раз облетела двускатную крышу и, поймав воздушные потоки, отдалась воле ветра.

Меднопёрая арния вспорхнула на верхнюю ветку.

Стоило ей запеть, как сквозь набрякшие тучи с благодарностью прорвались лучи солнца. У заблудшего путника прибавилось сил – и шагать стало легче. Ожили муравейники, деловито загудели шмели. Даже лис высунул из норы любопытный нос. А где-то в чреве суетливого города хмурый изобретатель отбросил сомнения и принялся мастерить из шестеренок новый шедевр.

Но потом арнии вздумалось поклевать семян. Она взмахнула тяжелыми крыльями, оторвалась от ветки – и плавно приземлилась на пласт сосновых иголок. В тот же миг с лязгом захлопнулся клыкастый капкан. И солнце, едва выглянув, вновь утонуло в сизых тучах.

***

Вся недолгая жизнь Пересвета пронеслась у него перед глазами в единый миг. И как так вышло, что, ничего толком не достигнув, он помрет под колёсами самоходного экипажа? Ведь бессмыслица, согласитесь!

От прогресса этого сплошные беды. На прошлой неделе задавили почтенного доктора, вчера чуть не переехали насмерть ребенка с леденцом. Тот легко отделался. У его мамаши вдруг проявились геройские способности, и она остановила экипаж на скаку. То есть на ходу. Пострадал только леденец. А теперь что, выходит, очередь Пересвета?

То ли ему улыбнулась удача, то ли смерти стало тошно от его унылых размышлений, но удара вслед за падением не последовало.

– Ты как, парень, не ушибся? – картавым басом поинтересовался владелец экипажа. – На ровном месте, ай-яй-яй! Эдак недолго и ласты склеить! А ну, подымайся! – Могучая рука схватила его за воротник и поставила на ноги. – Ай-яй-яй, – покачал головой водитель. – Падают тут всякие под колёса. Повнимательней, парень! А то мне ж потом отвечать.

Пересвет утер со лба крупные капли пота и ошалело поглядел вслед удаляющемуся экипажу. Раньше-то как было? Лошадь увидит на дороге человека – притормозит. У лошади мозги есть. А у этого тарантаса? Где у него, скажите на милость, мозги? Железяка железякой. И воняет, к тому же.

У лошадей что? Навоз, полезное удобрение. А тут вредные выхлопы, из-за которых дышать нечем.

Пересвет давно усвоил: от прогресса добра не жди. Он поднял выпавшую из портфеля тетрадь для интервью (этим новомодным словцом частенько козыряла Василиса), вооружился карандашом и стремглав бросился к театру. Там, у афиши, гомонила толпа. В основном, студенты и бездельники. Хотя первых можно было вполне отнести к числу вторых.

– Грандиоз! Разрешите взять автограф у Грандиоза! – нестройным хором вопила толпа.

Протиснувшись сквозь всю эту орущую массу, Пересвет уткнулся носом в черный мундир полицмейстера.

– Я из б-бюро п-печатных услуг «Южный ветер», – сбивчиво представился он и полез в карман. – Вот… Вот мой значок!

– От Василисы, значит? – прищурился страж порядка. – Ну, проходи. Только смотри у меня, без глупостей! Спугнёшь Великому вдохновение – пеняй на себя.

– Понял, господин начальник! Никаких глупостей, – кивнул Пересвет и поспешил наверх по мраморным ступенькам. Если интервью пройдет удачно, Василиса заплатит двойное жалованье. А это еще один шаг к мечте.

Как же давно он не был в театре! Почитай что, с пяти лет, когда родителям выпало сразу три счастливых билета. Теперь ни родителей, ни счастья, ни билетов. Отца-шахтера перевели в город Камнезвон, ближе к горам. Мать отправилась с ним. И оба погибли при взрыве поезда. С тех пор счастье для Пересвета сделалось недостижимым.

Правда, Василиса и старый фермер утверждают, что стать счастливым можно на концертах Грандиоза. Но чтобы попасть на концерт, придется раскошелиться. Не всякий может позволить себе такую роскошь.

Пересвет толкнул массивную резную дверь – и его обступили запахи. Запах древесной стружки, запах гардин, запах заграничного одеколона и цветов.

В цветах утопал Грандиоз. Он сидел на мягком табурете, поставив локоть на стол и меланхолично подперев щеку. А вокруг, в пузатых вазах, медленно вяли гвоздики и хризантемы.

У Пересвета даже дыхание занялось: вот он, несравненный певец всех времен! Легенда – и прямо перед ним. Теперь главное в грязь лицом не ударить.

– Д-добрый день! – пропищал Пересвет и тут же закашлялся. – То есть, добрый день, великий Грандиоз! – поправился он, перейдя на низкие ноты.

Великий, казалось, только и ждал, пока к нему обратятся. Он повернул к Пересвету лоснящуюся от грима физиономию и расплылся в широкой улыбке.

– Вам того же, любезный! С чем пожаловали? – осведомился он, старательно выделяя каждую согласную букву.

Тут-то и выяснилось, что у Грандиоза целых два вторых подбородка, а улыбка больше смахивает на хищный оскал. Неприятный тип. Странно, что перед ним благоговеет столько народу. Пересвет часто заморгал и вернулся к мыслям об интервью.

– Да я, в общем-то, журналист. Хотел задать вам несколько вопросов, – промямлил он.

– А-а-а! Жур-на-лист? Стало быть, в газете обо мне напечатаете? – еще шире оскалился Великий. – Что ж, дело хорошее. Задавайте свои вопросы.

Грандиоз уселся поудобнее – а комплекции он был довольно тучной – и пригладил редкие волосы над лысиной. Пересвет собрался с духом.

– Скажите, в чем секрет вашей славы?

– Никакого секрета нет, – сверкнул зубами Грандиоз. – Это целиком и полностью заслуга матушки-природы.

– А какой совет вы бы дали начинающим певцам?

Грандиоз сделал вид, что задумался.

– Начинающим? Хм. Почаще бывать на природе, присматриваться к траве да грибам. Ключ к успеху часто лежит там, куда заурядный обыватель даже не взглянет.

Тут Великий, похоже, спохватился. Назвать читателей будущей статьи заурядными было не лучшей идеей. Заметив, что мясистые пальцы левой руки мнут край пиджака, Грандиоз со всей силы хлопнул по ним пальцами правой и вынужденно рассмеялся.

– Я имел в виду, что все мы, конечно, неповторимы. Поэтому просто не давайте неурядицам затянуть себя в трясину уныния. И добро пожаловать на мои выступления. Да, вот так. Так и запишите. Хе-хе! А хорошо сказал, да?

В тот же вечер он дал концерт, после которого дамы плакали и смеялись, а их кавалеры с надеждой глядели в звездное небо, чувствуя себя избранными для какой-нибудь грандиозной миссии.

***

Пелагея поняла, что крылья слабеют, когда от шеи до кончиков перьев их пронзила острая боль. Горлица не сокол, для полетов на дальние расстояния не годится. Поэтому делать нечего – пора идти на посадку. Совсем близко промелькнули зеленые верхушки елей. Обдав горлицу облаком смолистых ароматов, предостерегающе качнулись и зашуршали сосны: "Не лети туда! Там смерть!"

Но она спускалась всё ниже и ниже, настороженно поглядывая по сторонам. На сей раз ошибки быть не могло: заповедный лесной край встретил ее журчанием ручейка и мелодичным переливом колокольчиков, подвязанных к ветке молодой сосны.

Горлица опустилась рядом с колокольчиками, трижды повернулась на лапках вокруг своей оси и снова стала Пелагеей с глазами цвета свежей листвы и мелкими каштановыми кудряшками. Она присела на корточки и зачерпнула воды.

– Наблюдать за лесом занятие утомительное, – пожаловалась Пелагея ручью. – Браконьеры свои капканы прячут. Сверху не видать. Но я всё равно не позволю истреблять арний. Когда они поют, даже в самом черном сердце зарождается радость. Грандиозу с ними не тягаться. Верно говорю, братцы?

Она обернулась, да так резко, что чуть не соскользнула с камней. Из кустов выглядывали шаловливые лисята. Чуть поодаль бестолково прядал ушами бурый заяц. А в зелени орешника, из-под ветвистых рогов, за Пелагеей внимательно следили оленьи глаза.

Потом олень внезапно дёрнулся, метнулся вбок и пропал за деревьями. Зайчишка юркнул под куст. Лисята перестали кусать друг дружку за уши и мгновенно исчезли в неприметной норе.

Пелагея явственно различила щелчок. Поднявшись, разгладила многослойную юбку и бросилась на подмогу. В ржавом капкане билась и громко плакала арния.

– Сыроежки трухлявые! – выругалась Пелагея. – И кто ж это с тобой сделал?!

Она схватила капкан за обе «челюсти» и с усилием потянула в разные стороны. Тот поддался, но в отместку отвратительно проскрежетал.

По коже пробежала волна липкого холода. То ли из-за скрежета, то ли из-за дурного предчувствия. Пелагею предчувствия редко обманывали. Стоило ей взять на руки окровавленную птицу, как она ощутила на себе прицел охотничьего ружья. Заскорузлый палец напрягся, чтобы спустить курок. Пули вылетят одновременно из двух стволов, поразят прямиком в сердце, прожгут насквозь, если она сейчас обернется. Уж лучше стоять к врагу спиной.

Пелагея страшно перепугалась, но предпочла не подавать виду.

– Бедняжечка, – сказала она арнии. А поджилки у самой так и трясутся. – Как ты теперь летать будешь? Тебя бы к лекарю. Только вот лекарей в округе не сыщешь. Для начала промоем рану в ручье.

Она двинулась по направлению к ручью маленькими шагами, холодея от пяток до корней волос. Главное, подальше от вражеского укрытия. Туда, откуда удастся убежать.

Но охотник раскусил ее план – пули, как острые молнии, вырвались из двустволки и устремились к цели. Лес сотрясли звуки мощного выстрела.

«Котик, береги дом. Не позволяй никому ходить на чердак», – проскочила в уме пульсирующая мысль. Протянулась тонкой лентой – и распалась на части, словно ее разрезали ножницами. Пелагея выронила птицу и упала на колени, прикрывая руками голову.

В последние доли секунды снаряды перехватила подвижная тень. Она возникла из воздуха, словно какой-нибудь бестелесный дух.

Несмотря на свои длинные одежды, «дух» легко и непревзойденно перемахнул через поваленное дерево, выставил руку и без особого труда поймал раскаленные пули. Они пахли смертью. Спаситель поморщился, небрежно наклонил ладонь и позволил им упасть в серую пыль.

Охотник струсил не на шутку. Решив, что имеет дело с потусторонними силами, он попытался улизнуть. Но не тут-то было. Спасителю хватило всего одного щелчка пальцев, чтобы ближайшее дерево опутало охотника гибкими ветвями. Оплело – не пошевелиться.

Ружье вывалилось из рук и покатилось по склону. Защищаться нечем. Хочешь – не хочешь, а взмолишься о пощаде. Усатая физиономия браконьера скукожилась и полила крокодиловы слёзы. Не знаю, говорит, кто вы такой будете, но отпустите меня на свободу.

«Фи, ну и плакса!» – подумала Пелагея. Она уже успела несколько раз проститься с жизнью, дать мысленные наставления коту Обормоту и была несказанно удивлена, обнаружив себя в полном здравии. Испуг выветрился в два счета, и на его место пришло любопытство. Кто это, интересно, такой быстрый и ловкий, что пули на лету хватает?

Спаситель на нее даже не взглянул.

– Выкладывай, чью волю исполняешь, – сурово повелел он охотнику. – Тогда отпущу.

Но охотник неожиданно проявил несговорчивость. Он наконец-то повел себя как мужчина и прекратил рыдать. Вытянул шею, повернул голову на восемьдесят градусов и гордо умолк, давая понять, что ни слова из него не вытянешь.

Спаситель пожал плечами.

– И без тебя разберемся.

Он неслышно приблизился к пленнику, поднял с земли ружье и подул на приклад. Там золотыми завитушками было выведено уже знакомое всем имя «Грандиоз».

– Ну и дела! – воскликнула Пелагея. Она так близко подобралась к своему благодетелю, что смогла прочитать надпись. А еще наступить на его необъятную хламиду. Хламида была пурпурного цвета. Такие в прошлом носили знатные вельможи.

Юноша в тревоге отшатнулся, но тотчас вновь напустил на себя невозмутимость.

– Грандиоз поёт на сцене, а в промежутках между выступлениями охотится на арний? Очередная прихоть богача, – сделала вывод Пелагея. – Поди разбери, что у него на уме.

– Может, он продает их перья за большие деньги? – предположил юноша.

– А что, вполне!

Тут Пелагея внимательно оглядела его с запылившихся сандалий до макушки, приметила венок из кленовых листьев и полюбовалась рыжей шевелюрой.

– Где-то же я тебя видела, – пробормотала она. – Только где, не вспомню.

– Нелюдь он! Из потусторонних! – подал голос охотник. – От таких подальше держаться надо!

– Это от тебя надо подальше держаться, – фыркнула Пелагея. – Чуть не угробил!

Юноша между тем смотрел на нее и улыбался. За эту улыбку иная уже отдала бы душу или, по крайней мере, отвалила бы изрядный куш лишь затем, чтобы ей вот так улыбнулись. Но Пелагея ничего не смыслила в чарах обаяния, поэтому просто дружески похлопала его по плечу.

– Ты ведь Киприан, не так ли? Едва узнала. А почему ты вдруг явился в Вааратон? Да еще столь эффектно.

– Деревья сказали, у тебя неприятности.

– Ерунда какая! – снова фыркнула Пелагея. – Нет у меня неприятностей.

– А как же тот тип, которого я только что обезвредил?

– Пустяки! Я бы обратилась горлицей и упорхнула в небо.

– И там бы тебя подстрелили, – зловеще изрек Киприан. – Ты слишком беспечна. И еще, позволь напомнить: птичка, которую ты вытащила из капкана, вот-вот отправится в лучший мир.

Пелагея засуетилась. Она подбежала к арнии, которая истекала кровью, и прижала ее к груди.

– Что делать? Что же теперь делать? Если она умрёт, солнца станет еще меньше. Тучи сгустятся. Польют дожди!

– Впервые слышу, чтобы из-за птиц портилась погода, – признался Киприан.

– Но ведь она птица необыкновенная! Арния! – взволнованно произнесла Пелагея. – Лесничие называют арний проклятием и благословением Вааратона. Не знал? Так теперь знай! Ее нужно вылечить, во что бы то ни стало.

Киприан присел на корточки с ней рядом, мягко обхватил за плечи и заглянул в глаза.

– Послушай, если ты сейчас же не возьмешь себя в руки, я возьму тебя в свои. На Юлиану это успокоительное действует безотказно.

Пелагея поспешно вывернулась.

– Я спокойна. Спокойна. Надо всего лишь остановить кровь. Перевязать крыло…

Она уже собралась пожертвовать частью подола, но Киприан ее опередил. Он рывком оторвал от своей хламиды такой огромный лоскут, что смог бы забинтовать птицу целиком.

– Готово! – заявил он, покончив с перевязкой. – Но неужели ты до сих пор не знаешь, на что способна?

– А на что я способна? – озадаченно поморгала Пелагея.

– Ты сама целительница. Разве не помнишь, как исцелила меня, когда я был человеком лишь наполовину? Ты заменила древесные соки человеческой кровью, всего-навсего обняв меня на прощанье! С тех пор я без проблем меняю обличья.

Пелагея недоверчиво взглянула на свои ладони, медленно опустила их арнии на крыло и втянула носом настоявшийся в соснах воздух. Перевязка птице больше была ни к чему.

3. Идеи и догадки

Над лесом глухо пророкотал и заворочался гром.

– Далеко до твоего дома? – спросил Киприан.

– Ой, далеко! – вздохнула Пелагея. – В часе полета горлицы. Но сейчас в небо подниматься опасно.

Она задрала голову. Словно предупреждение, в тучах громыхнуло еще раз – гораздо ближе и яростней. Грозовой великан тащил куда-то тяжелые картонные коробки, на каждом шагу роняя их одну за другой.

Ослепительно-белой вспышкой сверкнула молния, и закрапал скромный дождик. Но скромничал он лишь на первых порах. Когда становилось ясно, что никто и ничто ему не помешает, дождь входил во вкус и затапливал поля, дороги, а с ними заодно и городские кварталы.

При вспышке Пелагея вздрогнула. Киприан, ни слова не спросив, сгреб ее в охапку. А на слабые протесты лишь ответил, что это для ее же блага.

– В какой стороне дом? – уточнил он. Пелагея вытянула дрожащую руку:

– Там.

Пурпурные одежды надулись на ветру, как паруса. Закружив пыль с иголками серым вихрем, Киприан вместе с Пелагеей мгновенно пропал из виду.

Охотник всполошился. Вот-вот разразится страшная буря, а его обрекли здесь на верную гибель. Древесная ловушка внезапно сжалась крепче, выталкивая из лёгких оставшийся кислород.

– Эй! Эй, вы! – хрипло проорал охотник в перерывах между раскатами грома. – А как же я?! На помощь! На… на помощь! – просипел он. Глаза выкатились из орбит. Рот судорожно глотал воздух. Над макушками деревьев роптала гроза.

Охотник увидел на земле две мутно поблескивающие пули – те самые, что были выпущены из ружья.

«И поделом мне, – подумалось ему. – Скверному человеку скверная смерть».

Но смерть в последнюю минуту передумала. Когда жизнь почти покинула тело, прутья ловушки внезапно ослабили хватку и со скользким шелестом втянулись внутрь ствола.

***

– Не устаю удивляться, – сказала Пелагея, когда они очутились на крыльце. – Как ты сумел преодолеть такое огромное расстояние за… – Она по очереди загнула пальцы. – Неважно. Но в марафоне ты обошел бы любого.