Czytaj książkę: «Стань моей истинной»
Книга первая «В объятиях истинной связи»
Глава 1
Марика
– Да что за невезенье-то, а?
Я печально вздохнула и, достав из сумочки влажные салфетки, нервным движением обтёрла прилипшую к кроссовкам жидкую грязь.
Грязь, кстати, была повсюду. И я бы не сказала, что это так погода с дождём подвела. Дело совсем не в ней, просто некоторые особо торопящиеся домой индивиды в моём лице решили немного сократить путь и свернули в узкий переулок.
Практически сразу я об этом пожалела. Наверное, когда-то асфальт здесь всё-таки подразумевался, но было это во времена молодости моей бабушки, а может, и прабабушки.
В своём нынешнем состоянии переулок выглядел как после бомбёжки: ямы, рытвины, грязь, мусор, непросохшие после дождя лужи…
– Бр-р-р, за что Ты надо мной так издеваешься? – вскинув голову вверх, спросила я.
Вопрос был риторический. Я знала, что Он мне не ответит. Но спасибо и на том, что хотя бы слушает. И, надеюсь, видит.
Он всегда мною гордился, говорил, что я вырасту удивительной красавицей, и за мной будут толпами ходить женихи. Я смеялась и бежала к зеркалу. Мягкой расчёской приглаживая растрепавшиеся каштановые кудри, я рассматривала тёмный разлёт бровей, зелёные глаза с маленькими вкраплениями-точечками, чуть вздёрнутый нос и аккуратные губки-бантики.
А после, расставив руки, бежала обратно. Он ловил меня в объятия, щекотал, целовал в мягкие щёки и шептал, что я Его маленькая любимая девочка, его сладкая доченька. Много позже я поняла, какой счастливой была моя жизнь раньше.
Стряхнув непрошеные воспоминания, я огляделась и обошла недонесённый кем-то до мусорных баков полуразвалившийся пакет, а затем аккуратно перепрыгнула небольшую лужу.
– Серый, смотри, какая у нас тут фифа скачет! А на мне так можешь?
Услышав эту тираду, я вздрогнула и обернулась.
– Я не ищу неприятностей. Идите, куда шли, – в пустом переулке мой голос звучал приглушённо и даже почти не дрожал, хотя истерика уже подкатила к горлу.
«Дыши, Ма́рика, дыши, – мысленно повторяла я про себя. – Ничего страшного. Это же обычная шпана. Они далеко, а до конца переулка всего пара десятков метров».
Повторяя про себя эти слова, как мантру, я сделала несколько осторожных шагов в сторону выхода. Гопники переглянулись и рванули ко мне. Почти не сомневаясь, что ничем хорошим это не закончится, я развернулась и побежала.
Несколько шагов, чужое дыхание в затылок, резкий рывок за запястье, глухой удар всем телом о кирпичную стену – и всё, мою жизнь можно считать конченой. Я знала, что будет дальше.
О намерениях парней свидетельствовали их наглые руки, которые рвали на мне тонкую летнюю блузку и расстёгивали пуговицу на джинсах. Все их действия сопровождались неприличными возгласами:
– Ха, Дэн, глянь, у малышки красный лифчик! Ты же любишь красный, Дэн?
– А на труселя дашь глянуть, цыпа? А под труселя?
И гогот, жуткий издевательский гогот.
Я не кричала, просто не могла. Горло сжал такой спазм, что не было возможности даже нормально вдохнуть.
Всё повторялось! Весь когда-то пережитый ужас, тщательно похороненный в самых глубинах сознания, возвращался, накрывая тягучей волной, выжигая кислород из лёгких и сбивая с ног.
Колени подогнулись, руки затряслись, в голове разлился вакуум. Не было ни единой трезвой мысли, ни одной разумной идеи, ни-че-го!
Только память услужливо подсовывала воспоминания пятилетней давности, а визгливый голос матери кричал в голове:
«Сука, это ты виновата! Ты! Ты его соблазнила, вертихвостка! Дрянь!»
А я только плакала, прижимала руки к груди, пытаясь унять нарастающую тупую боль и шептала:
«Мамочка, прости меня! Я не виновата!»
В этот момент моего отчима под конвоем выводили из зала суда. Двадцать пять лет строгого режима. Для пятидесятилетнего мужика – это почти как смертный приговор. Если он выживет и выйдет из тюрьмы, то от жизни у него уже почти ничего не останется.
Если бы папа был жив, то всё в моей жизни сложилось бы по-другому. Но папы не стало, едва мне исполнилось одиннадцать. Он не умер и не погиб. Он просто пропал. Ушёл в очередной раз сдавать кровь и не вернулся. Мама сказала, что папы больше нет, и эту тему я никогда не должна поднимать.
Один раз она проговорилась соседке, что получает какие-то деньги, якобы по потере кормильца. Но видимо, сумма была недостаточной для безбедной жизни, потому что спустя всего два года мама нашла себе нового «кормильца».
Своего отчима я боялась с первого дня, как он появился у нас. Мне тогда было тринадцать, и у меня как раз начала меняться фигура.
Частенько, когда мама не видела, отчим пытался меня ущипнуть или прижать к себе. При этом он тяжело дышал и странно смотрел. Сказать матери о домогательствах я стеснялась, хотя она итак видела, каким масленым взглядом он меня периодически окидывал.
А однажды отчим придавил меня к стене и стал лапать везде, где доставали руки. Хорошо, что в тот момент зазвонил телефон. Отчим дёрнулся и ослабил хватку, а я тут же рванула на улицу, где и проторчала дотемна, пока не вернулась мать.
С тех пор в дни, когда она была на работе, я после школы шла в гости к одноклассницам или же бродила по улицам. А если было уже темно, то сидела на скамейке во дворе или на подоконнике в подъезде.
А потом, пять лет назад, всё и случилось. Мне было почти шестнадцать. Мать была на работе, а отчим раньше времени пришёл домой. Он был сильно пьян, а в его руках плескалась початая бутылка чего-то крепкого. Мужчина прошёл на кухню. Вскоре там загремела посуда, звякнул об полку стакан, и я заперлась в своей комнате, боясь высунуть наружу даже нос.
В какой-то момент стало тихо. Я подумала, что отчим уснул прямо за столом, как бывало уже не раз. Решив на всякий случай сбежать на улицу, я на цыпочках прокралась к своей двери, провернула в замке ключ и подалась вперёд.
Неожиданно дверь дёрнулась, и я, не успев отпустить ручку, вывалилась прямо в руки мужчины и тут же, получив тычок в грудь, отлетела обратно. Довольно ухмыляясь, этот подонок зашёл в комнату, и для меня начался персональный ад.
Я плохо помнила, что происходило дальше. Воспоминания всплывали урывками: мои попытки кричать, зажатый потной ладонью рот, грубые щипки за грудь, треск трусиков, стыд, отчаянье, дикая боль, тяжёлый мерзкий запах изо рта, пыхтение над ухом, болезненные движения внизу… Не выдержав пытки, мозг отключил восприятие. В голове шумело, а перед глазами стояла белая пелена.
Отчима с меня сорвала мама, вернувшаяся с работы раньше времени. Вроде бы я её звала, не помню. Возможно, это надрывалось моё сердце, пытаясь найти у неё защиту. Я запомнила только хлёсткие пощёчины и мамины крики о том, какая я тварь и подстилка.
Дальше опять память урывками: вот я выскочила на площадку, вот босая непонятно куда бегу по лестнице, вот меня хватает за руку сосед со второго этажа, трясёт за плечи, что-то спрашивает, а я лишь мычу, мотаю головой и стираю ладонями с бёдер тонкие бороздки крови. Вот сосед заводит меня в свою квартиру, я сижу на диване, а он куда-то звонит…
Потом, когда приехали полиция и «Медпомощь», мне задавали какие-то вопросы, а женщина в медицинском брючном костюме что-то грозно выговаривала полисмену.
Я ничего не понимала. Видела всё, как во сне, как в фильме – ужасно, страшно, но меня это не касается, всё это происходит не со мной. Эмоций не было. Никаких. Я замкнулась в себе.
Несколько дней я пролежала в больнице, где у меня взяли кучу анализов. Пару раз приходила приятная немолодая женщина. Она долго расспрашивала, как мне живётся с матерью и отчимом, какие у нас взаимоотношения, и делал ли мужчина ранее какие-либо неприличные намёки.
Женщина разговаривала со мной очень ласково, вопросы задавала ненавязчиво. Я вообще не хотела ничего говорить, не хотела вспоминать весь этот кошмар, но она как-то смогла вытащить информацию, которой хватило для того, чтобы мать лишили родительских прав, а отчиму «дали» двадцать пять лет – максимальный срок для этой твари.
Если бы я была человеком, приговор был бы мягче. Но я – не совсем человек. Я, как и мой папа, – нема́г. Наша кровь – живая подпитка для Оборотов, двуипостасных существ из другого мира, существующего на планете параллельно с нашим. Триста лет назад произошёл разрыв Материи, и параллельные Миры соприкоснулись. Из образовавшихся порталов в наш Мир вышли Обороты.
От людей они отличаются только более высоким ростом и широкими плечами, этакие качки из спортзала. И ещё их клыки чуть острее наших.
Вторая ипостась Оборотов – их звери – питаются энергией. Обычно, они получают её от солнца, но буквально десять миллилитров крови немага способны обеспечить зверя энергией, как минимум, на неделю. Кроме того, кровь немага может излечить даже смертельно раненого или больного зверя.
Численность Оборотов, по сравнению с людьми, очень мала, ведь в их семьях рождается не более двух детей. Поэтому во избежание инцидентов в наш Мир Обороты переходят через портал только по специальным разрешениям на короткий срок. Никаких Оборотов-туристов, праздно шатающихся по нашему Миру, нет. Такова договорённость между нашими правителями. А в тот Мир никто из нас и вовсе попасть не может, потому что через разрыв Материи люди пройти не могут.
С появлением Оборотов в нашем Мире начался новый виток технического прогресса, поэтому сотрудничать с ними – в интересах человечества. Но и мы оказались для них очень полезны.
Все немаги на планете – из нашего Мира. Примерно восемьдесят лет назад Обороты выяснили, что кровь некоторых людей поможет их виду избежать вымирания. Людей с необычной кровью назвали немагами и стали искать по всей планете.
Системы рождения немагов нет. Они рождаются в обыкновенных семьях, и на это не влияет ни место проживания, ни питание, ни социальное положение. Поэтому у всех новорожденных стали брать кровь и химическим путём выяснять, является ли ребёнок немагом. До шестнадцати лет кровь немага неактивна и не обладает необходимыми для Оборотов свойствами. С шестнадцати лет все немаги обязаны раз в месяц приходить в пункт приёма крови – ППК – и сдавать 20-50 миллилитров крови, ведь её целебное свойство сохраняется не более недели. За каждое посещение ППК немаги получают неплохую выплату.
Все немаги на полном контроле у правительств обоих Миров. Но моего имени в их списках нет. Я могла стать полноценным немагом, но в мой день рождения дар не открылся.
Сначала меня таскали по разным медицинским учреждениям и институтам, брали анализы, резали, кололи, проверяли. Но, когда дар так и не проявился, меня оставили в покое. Теперь я просто раз в год сдаю кровь, чтобы подтвердить отсутствие изменений.
После ареста отчима мать обо мне ни разу не вспомнила и встреч не искала.
Оставшееся до окончания школы время я прожила в детском доме. Потом поступила в медицинский колледж и переехала в общежитие. Мне назначили стипендию, которой вечно ни на что не хватало. Как я прожила тот год, лучше не вспоминать.
Зато на второй год обучения я устроилась в целительскую лавку к господину Ша́миусу. Утром училась, после обеда работала. Уставала жутко, ведь нужно было ещё находить время на написание всяких докладов, курсовых и практических работ. А время экзаменов по окончании второго курса вообще смазалось в одно неразличимое пятно – учить билеты, работать, учить билеты, иногда спать.
К третьему курсу моя целительская лавка переехала ближе к центру, а значит, и ближе к колледжу. С одной стороны, мне повезло – не нужно было тратить деньги на проезд туда-обратно. А с другой, господин Шамиус посчитал, что в центре спрос на лекарственные средства выше, и лавка стала закрываться на два часа позже.
Теперь с работы и на работу я ходила пешком, но при этом делала большой крюк, огибая забор очередного строящегося торгового центра.
На носу были итоговые выпускные экзамены. Супер-режим «железной» Марики был включён на полную: учёба-работа-учёба-спать.
Я так вымоталась, что сегодня плюнула на всё и, возвращаясь с работы, решила сэкономить хоть десять минут, скользнув в узкий переулок между забором стройки и задней стеной какого-то нежилого здания. И вот теперь эти несчастные десять минут будут стоить мне целой жизни.
Я не знала, убьют меня или дело закончится только насилием. В данный момент, практически прибитая к стене двумя злобно ухмыляющимися подонками, я чувствовала только разрастающийся животный страх и ждала той боли, о которой пять лет назад запретила себе даже думать. Это чувство выжигало из головы все мысли и рвало на куски нервные клетки.
Не понимая, что делаю, я вдруг укусила того, кто держал мои руки и рвал на груди блузку.
– Совсем охренела, сука! – взвыл он, и моё лицо обожгло болью, а с губы потекло что-то горячее и липкое.
– Серый, держи крепче, эта тварь брыкается! – тут же завопил второй, получив коленом в пах.
– Тащи с неё штаны, сейчас мы её отучим распускать конечности! А потом пустим волшебную кровушку.
Мои джинсы тут же дёрнули вниз, а звон в голове превратился практически в набат. Сердце стремительно ухнуло в желудок и тут же подскочило к горлу, а страх сменился безумным отчаяньем. И это отчаянье придало мне сил! Я рванулась из рук насильников, пытаясь освободиться. В отчаянии кусала всё, что могла укусить, висла на первом подонке и била ногами второго.
Нет, я не хотела умирать! Но отчётливо понимала: если мне снова придётся пройти через насилие, я не буду жить и дня. Просто не смогу.
Я не хотела думать о том, что мои поту́ги бесполезны, что я не справлюсь с двумя рослыми здоровыми парнями. Да я не справлюсь даже с одним, но и просто так им уже не дамся!
Глава 2
Марика
В какой момент всё изменилось, я не поняла. Просто мои ноги вдруг стали пинать пустоту, а в следующий момент и тело перестало вжиматься в стену тушей одного из гопников, а руки резко отпустили. От неожиданной свободы я машинально шагнула вперёд, но стянутые вниз джинсы не дали сделать нормальный шаг, и я упала на колени.
В ушах шумело, перед глазами плясали звёзды, а где-то на задворках сознания почему-то слышался шум продолжающейся драки.
Я подняла голову. Один из моих обидчиков, раскинув руки, неподвижно лежал в стороне, а второго яростно трепал гигантский белый волк. Тело насильника, несколько мгновений назад прижимавшее меня к стене, тряпичной куклой болталось в пасти зверя.
Раньше я видела Оборотов только на фото в газетах или в Сети, но никогда ни видела их вторую ипостась. Поэтому мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы понять, что произошло. Как только пришло осознание, меня начала бить крупная дрожь, а руки заходили ходуном.
Не чувствуя земли под ногами, я встала, натянула джинсы и зависла, стягивая вместе края блузки и не понимая, почему не могу её застегнуть, и куда делись пуговицы.
Я старалась не смотреть на волка, не слушать его гневный рык, не чувствовать кожей, как через край хлещет его ярость. Я держала полы блузки и думала, как же в таком виде я выйду из переулка, и что, увидев меня, скажет комендант общежития, грозная госпожа Фрис.
Внезапно шум и рык справа от меня прекратились, и в наступившей тишине раздался глухой стук упавшего на землю тела. А после я услышала едва различимые шаги и почувствовала на своей щеке горячее дыхание зверя. Он легонько боднул меня в плечо, и я подняла глаза.
Зверь был прекрасен. Огромный, практически с меня ростом, волк походил на какое-то мифическое создание. Его ярко-жёлтые глаза светились, а чёрный нос шумно принюхивался ко мне. И вдруг его взгляд изменился, зрачки сузились, а волк быстро лизнул моё лицо.
Нервная система не выдержала, и я осела на землю.
«Что ему надо? Кровь? Но я – не немаг!» – билось в голове.
Переулок озарила короткая вспышка, волк исчез, а передо мной на корточки присел молодой мужчина.
– Ты как, жива, цела?
Мысли умерли, на их месте начал медленно расстилаться молочно-белый туман.
– Эээй, ты меня слышишь? – снова негромко спросил парень.
Я молча помотала головой. В горле застрял тугой ком, так что не то, что говорить, я и дышать могла с трудом.
– Где-то болит? – незнакомец взял меня за плечи и легонько встряхнул.
Я медленно подняла глаза и попыталась произнести хоть что-нибудь, но голос не слушался. Губы беззвучно шевелились, а ком в горле с каждой секундой становился всё больше.
Кажется, Оборот понял, что ответа не дождётся, поэтому быстро дёрнул меня вверх, крепко обнял и, прижав мою голову к груди, тихо зашептал в макушку:
– Всё, всё, шшш! Всё прошло! Всё хорошо, малыш, всё хорошо!
Его голос был таким ласковым, спокойным и баюкающим, что внутри меня вдруг лопнула какая-то пружина, а ком в горле треснул, опалив лёгкие. И я разрыдалась.
Я рыдала с надрывом, горько и громко. Отчаянно хватаясь за рубашку незнакомца, выплёскивала всё своё горе, всю боль, всё, что держала в себе эти долгие пять лет, и мне становилось легче, а страшная тупая боль в глубине сердца постепенно отступала.
Я пропустила момент, когда мужчина вызвал полисменов. Когда они приехали, я уже затихла и лишь изредка всхлипывала, всё так же уткнувшись в насквозь мокрую от моих слёз рубашку негаданного спасителя.
Вскоре подъехали вызванные полисменами кареты «Медпомощи». Подонков, которые так и не пришли в сознание, погрузили на носилки и увезли. Ещё одна бригада медиков с трудом оторвала меня от Оборота.
Мне дали выпить какое-то успокоительное, провели внешний осмотр, отсканировали тело на предмет внутренних повреждений, обработали разбитую губу и уточнили, что именно успели сделать несостоявшиеся насильники, и нуждаюсь ли я в госпитализации.
От последнего я отказалась, и карета «Медпомощи» уехала. А я осталась с полисменами. Пожилой усатый служитель порядка усадил меня в машину, рядом сел мой спаситель, и нас отвезли в участок.
Там я первым делом написала заявление на напавших и, видимо потому, что успокоительное подействовало, смогла более-менее внятно рассказать, что случилось.
Записав мою версию произошедшего, следователь повернулся к Обороту.
– Назовите своё имя и клан.
Мужчина перевёл взгляд на следователя:
– Анада́р Ри́хар, клан Волка.
Следователь поморщился, но тут же взял себя в руки.
– Господин Рихар, расскажите, как Вы оказались в переулке, и что там произошло?
Волк приподнял уголки губ в подобие улыбки.
– Мой отец – владелец строительной компании. Наша фирма строит торговый центр на пересечении Краснинской и Ламерье́. Я был на объекте, господин следователь. Отец послал проверить, нет ли отставания от плана, а также уладить мелкие неурядицы с поставщиками. В какой-то момент услышал отчаянный женский крик и решил проверить.
– Как Вы попали в переулок? – следователь внимательно смотрел на мужчину.
– Самый короткий путь – через забор. Поэтому я обернулся и перепрыгнул. А там девчонка, и эти двое… Она вырывается, бьётся, а они прижали её к стене. Один держит, другой раздевает.
– И Вы решили вмешаться, несмотря на то, что в Конвенции, подписанной главами наших Миров, сказано, что Обороты, находясь в нашем Мире, должны уклоняться от любых конфликтов с людьми, дабы избежать угрозы жизни и здоровью? – вздёрнул брови следователь.
Волк чуть опустил подбородок и исподлобья взглянул на сидящего напротив него мужчину.
– В нашем Мире неприемлемо уничижительное отношение к слабому полу. Мы не обижаем женщин, мы их любим и бережём. Они, по сути, хрупкие создания, нуждающиеся в опеке и поддержке. Нет ничего более недостойного в жизни мужчины, чем поднять руку на того, кто слабее, особенно на женщину. Так что – да, господин следователь, я вмешался.
– Что было дальше?
– Да, собственно, всё. Обезвредил подонков, вызвал Ваших коллег и ждал, – усмехнулся Оборот.
Я взглянула на следователя. На его скулах медленно проступали желваки.
– Господин Рихар, прошу Вас на время, пока будет идти следствие, не покидать пределы нашего города. Возможно, нам придётся побеспокоить Вас ещё раз. А пока… я Вас больше не задерживаю.
У меня мелькнула мысль:
«Почему следователь так выделил слово «нашего»?»
– Госпожа Тинх, – мужчина перевёл взгляд на меня, – как только нападавшие придут в себя, мы их допросим. А после вызовем Вас для дальнейшего разговора. Вас я тоже прошу не покидать город. Ну, а на сегодня Вы свободны.
Придерживая на груди блузку, я стала подниматься со стула.
Следователь внезапно смутился:
– Марика, Вас есть кому забрать из участка? Время позднее, да и Ваша одежда не в порядке.
Я растерялась. Забрать меня некому и такси вызвать не могу, потому что сумочка с телефоном и кошельком осталась где-то в переулке, и я даже не вспомнила о ней.
– Нет, господин следователь, – проговорила растерянно.
– Я провожу госпожу Тинх, мне не трудно, – услышала голос волка и обернулась.
Оборот смотрел на меня прямо, без насмешки. Он однозначно был красив. В его необыкновенных ярко-жёлтых глазах – даже не знала, что бывает такой цвет – пульсировали чёрные точки зрачков. Пряди пепельно-белых волос разметались в беспорядке. Красивые дуги бровей, цветом намного темнее волос, придавали волку строгий вид. Аккуратный нос с небольшой горбинкой делал мужчину похожим на аристократа со старинных картин. А губы ярким пятном выделялись на светлой коже, и их форме могла позавидовать любая девушка.
Я вспомнила, какой он высокий. Когда он обнимал меня в переулке, носом я упиралась мужчине в грудь. Оборот был молод, вряд ли старше двадцати пяти, и так широкоплеч, что рубашка едва скрывала рельеф его мышц.
Если бы я не боялась встречаться с парнями, он мог бы мне понравиться. Но у меня не хватит сил пересечь ту черту, которую в определённый момент переступают все влюблённые, и их отношения становятся очень близкими.
Со своей поломанной психикой и закрытыми эмоциями я не смогу решиться на нормальные отношения. У меня никогда не будет ни парня, ни мужа, ни, тем более, детей.
Иногда мне становилось жаль, что этого не случится. Но следом приходили жуткие воспоминания, и я закрывала все мысли на замок, искренне желая стереть себе память.
– Вы идёте, госпожа Тинх? Я провожу Вас, – вырвал из раздумий голос Оборота.
Я вздрогнула, сильнее сжала края блузки и подскочила со стула.
– До свидания, господин следователь, – не поворачиваясь к Обороту, быстро попрощалась с сидящим за столом мужчиной и получила короткий кивок в ответ.
Мы молча вышли из кабинета, пересекли пустой в такое позднее время коридор, спустились с крыльца и покинули полицейский участок.
Пройдя по подсвеченной ночными фонарями дорожке, я повернула в сторону центра. Оборот молча шёл рядом.
И только когда мы дошли до торговых рядов, находящихся в другой стороне от места нападения, Рихар спросил:
– Где ты живёшь, Марика?
Я остановилась и, недоумённо оглянувшись, поняла, что иду домой. Туда, где живёт моя мать, и куда я дала себе слово больше никогда в жизни не возвращаться.
В голове всё медленно вставало на свои места, а в душе поднималась злость.
– Мне надо увидеть маму. У меня к ней есть несколько вопросов.
