Czytaj książkę: «Горько-сладкий»
Первый раз
В 5 лет Грим захотел поцеловать девчонку, которая «мыла посуду» в игрушечной кухне. Он часто видел, как делали это взрослые. Касались губ друг друга и закрывали глаза. Рыжеволосая Мира была на его взгляд самой красивой девочкой в садике. Большие голубые глаза казались ясным небом, кожа словно снег, а волосы такие длинные, что хотелось потеряться в них. Только одно его в Мире раздражало – веснушки.
Он бросил машинки в коробку и подошел к предмету своего восхищения. Резко дернул за рыжую косичку. Девочка невольно вскрикнула и звонко ударила мальчика по щеке.
– Эй, ты зачем меня бьешь? – обиделся Грим. Он дотронулся ладонью до опухшего места.
– Ты трогаешь меня за волосы! А мне больно. Конечно, у мальчиков они короткие.
– Твои волосы мешаются мне. А я хочу тебя поцеловать.
Мира недоуменно посмотрела на него из-под пушистых ресничек-паучков. Она явно не понимала, чего хотел от нее Грим. «Поцеловать?» Как это? Мира осторожно посмотрела по сторонам: вдруг их увидят воспитательницы? Чутье ей подсказывало: поцелуй в детском саду – дело точно запрещенное.
– А что такое целовать?
– Да щас покажу. Ты стой и не двигайся.
Грим подошел к ней вплотную, убрал рыжий волосок за ухо и сказал:
– А ты не можешь спрятать свои веснушки? Они мне не нравятся.
– Я пробовала их щипать, но они остаются на месте. Мама говорит, что веснушки красивые, но мне тоже не нравится, – сладко прощебетала девочка.
Она, правда, старалась убрать «красные пятнышки», как она говорила, но ничего не получалось. Мира не была способна спрятать собственные частички, делающие ее особенно красивой. Тональный крем, вытащенный прямиком из косметички мамы или пудра, также проживающая в серебристой сумочке-домике косметики… ничего не помогало. Иногда она выглядела довольно смешно, закрашивая милое личико всевозможными средствами мамы. Почему-то только родители и родственники восхищались озорными веснушками, но девочка злилась, слыша комплименты в адрес «красных пятнышек».
Грим решил забыть о веснушках, прижался с силой своими губами к ее и закрыл глаза. На мгновение он решил взглянуть на Миру.
– Эй, – отвлекся от важного дела, – ты тоже должна закрыть глаза! Так неправильно.
– Ой, прости. Я совсем не знала! – Мира тут же закрыла их, но не понимала происходящего. Она тупо стояла и не сопротивлялась.
Грим продолжал давить губами и крепко держал ее голову. Он стал совсем как взрослый. Тоже умел целоваться. Интересно, похвалит ли его мама за такой подвиг? Рядом начинали собираться другие детишки и с интересом наблюдать. Воспитательницы на время отлучились на кухню, понятия не имея о проказах детей.
Вдруг Грим ощутил, как губы Миры случайно разомкнулись. Ему стало интересно, что будет, если он засунет ей в рот язык. Долго не думая, он решил воплотить мысль в реальность.
– Ай, – пискнула Мира и толкнула ухажера. – Что это? Я пробовала твои слюни! Зачем нужно? Фу!
– Потому что мы уже взрослые, дурашка. Так они и делают. Целуются. Я видел это в фильмах!
– А мне мама закрывает глаза, когда люди голые в кино. А я так хочу посмотреть, мне интересно. Ты так много знаешь. А когда мы поженимся? Мама говорит, что взрослые женятся. А мы уже целовались, – звонко и радостно щебетала размечтавшаяся девочка в розовых очках.
– Да хоть сейчас. Пошли жениться!
Гриму нравилось брать на себя роль жениха. Его это увлекало. Мира понравилась ему с первого взгляда. Правда, он не помнил, когда именно увидел ее. Будто она всегда была рядом. Грим решил собрать игрушки, зачем-то растолкать детей и достать из шкафа с наклейками животных венок из искусственных одуванчиков. Грим взял руку Миры и повел девочку под стол. Там уже были разбросаны многочисленные игрушки.
Другим детям он запретил смотреть на их свадьбу. Даже погрозил маленьким кулачком. Мальчик снова подумал, что мама бы им точно гордилась. Грим хотел всю жизнь провести с мамой, но она сказала: «Еще чего. Тебе надо найти невесту и точно не сидеть у меня на шее!» Наверное, сейчас он точно делал все правильно. Уже встал на путь истинный, к настоящей взрослой жизни.
– Тут так интересно! – восхищалась Мира.
– Да, мы с тобой теперь жених и невеста. – Грим одел ей на голову венок из одуванчиков. – Это вместо штуки на голову. Невесты всегда с какой-то белой тряпкой, а ты будешь с цветами. Игрушки, чтобы было мягко. Мы с тобой едем гулять!
– Ура! Я – невеста!
– Теперь мы должны сделать еще кое-что.
Мира раскрыла голубые глаза от удивления и смотрела на жениха. Девочке не терпелось. Грим начал стягивать с себя штанишки. Он остался в одних трусиках с изображением Спанч Боба.
– Ты тоже должна снять штаны, – повелел Грим. Его серые глаза смотрели на низ Миры.
– Хорошо-хорошо.
На новоиспеченной невесте были не штаны, а розовые колготки, просто Грим не знал, как их называть. Он увидел ее белые пухлые ножки и розовые трусики.
– Теперь вместе снимаем трусы. – Радовался Грим. Ему так хотелось показать свое еще маленькое достоинство и посмотреть так же у нее там или нет? В фильмах таких подробностей не показывали.
Жених и невеста начали свадебный ритуал, если можно так назвать. Грим начал разглядывать сокровенное место Миры и стал удивляться большому различию. Такого мальчик не ожидал. Он даже немного обиделся. Что за пустота у них?
– Все, можем снова одеваться.
– И все? А можно потрогать? Что у тебя там торчит? – Мира глядела на выпуклость во все глаза. – Почему у тебя есть эта вещь?
– Потому что я мальчик. А мы вас сильнее и лучше, поэтому у нас есть, а у девочек нет!
– Не правда, мы лучше вас и красивее. У нас всегда длинные волосы! – обиделась Мира.
– И что? Тогда почему у вас там пусто?
– Не знаю.
– Ну, вот и все. Трогать ничего не будешь.
Грим не стал ожидать дальнейших разговоров, споров, поэтому взял Миру за руку и вытащил в свет, то есть, к остальным. Он начал сомневаться в проведенном ритуале. Зачем ему проделывать такое? Гриму неловко перед невестой. Просто в определенный момент он снова представил картинки из фильмов, где люди почти голые валялись на кровати. Обычно он один смотрел телевизор, пока мама работала. Грим не хотел спрашивать у нее, что делают взрослые в таком виде. Он сам хотел испытать. Но ничего толкового не вышло. Зря он затеял все. Конечно, здорово: он может хвастаться первым поцелуем, но ничего приятного не произошло. Увы…. В фильмах все по-иному. И намного красивее.
Почему в фильмах люди радуются, когда остаются один на один, обнимаются, прикасаются губами? Им действительно приятно. Очень приятно. Видно по глазам, вздохам. И почему с Мирой ложные ощущения? Может, он не дорос до такого? Грим разочарованно думал об этом целый вечер, но не пришел к цельному ответу. Ему даже стало противно от одной мысли, что снова увидит ее в таком неподобающем виде.
Мама
– Грим, ты вел себя очень хорошо, поэтому заслуживаешь шоколадку, – сказала улыбающаяся Филадельфия.
Не то, чтобы она часто поощряла пятилетнего сына… Грим больше получал щелбаны и пендели, но в последнее время подозрительно умерил горячий пыл.
Мальчик делал только то, что могло обрадовать маму. По крайней мере, он так считал. Сын любил, когда грубая рука мамы касалась его кудрявых черных волос. Он понимал: Филадельфия уставала от работы в магазине. Утомительно все время стоять на ногах и обслуживать покупателей без возможности присесть.
Совсем недавно она открыла собственный магазин и проводила там дни напролет. Грим часто сидел на стульчике, наблюдая за покупателями. Стул будто прирос к нему и стал его составной частью. Фила была существом три в одном. Она и владелец, и продавец, и уборщица. Маленький продуктовый магазинчик находился в не очень благоприятном районе, в основном от покупателей сразу несло перегаром, их кожа отливала желтоватым цветом, Грим удивлялся, видя перед собой действительно красивых людей в чистой одежде, от которых вкусно пахло. Поэтому его потянуло к Мире. Самой красивой девочке детского сада.
Сидя на стульчике, Грим всегда вздрагивал, когда дверь с шумом закрывалась после очередного посетителя. Мальчик не мог привыкнуть к резкости звука.
Вот и в этот раз он вздрогнул. Зашел мужчина лет пятидесяти в обтрепанной черной куртке. Он шатался из стороны в сторону и, кажется, не мог вспомнить, что ему нужно. Его маленькие черные глазки сверкнули, ведь он увидел за кассой Филадельфию. Ее блестящие черные, как ночь, волосы спускались до поясницы, стройное тело прикрывало облегающее синее платье и фартук. Полные алые губы что-то произносили, но мужчина не слышал. Грим отложил шоколадку в сторону с целью защитить маму от «непонятного типа». Мальчик обратил внимание на то, какие грязные ногти у посетителя.
– Я спрашиваю, что бы вы хотели?
– А, так это, мне… – он потерялся в мыслях.
Какое-то время мужчина рассматривал холодильник с пивом, но резко опустил взгляд в пол и произнес:
– Молоко и хлеб.
– 48 рублей.
– А как вас зовут? – осмелился незнакомец.
– Филадельфия, – спокойно ответила женщина.
Гриму не нравилось, что мужчина так долго разговаривал с мамой. Тип явно не вызывал у него симпатии. Мальчик с презрением разглядел покупателя, почувствовал запах алкоголя и зажмурился, будто его дернули за уши. Недавно он пообещал матери, что никогда не будет пить и курить.
– У вас такое необычное имя. Не хотите помочь мне за деньги?
– А у тебя есть средства? – неожиданно съязвила Фила. Ей не в первый раз предлагали деньги за интимные услуги.
– Да как у тебя язык поворачивается? Ты сама только продаешь тут, так почему бы тебе не заработать другим способом. Вон мальчонка есть. Как его содержать хочешь? Ходит весь в обносках. Это же твой сынишка, да? Выглядит миленьким. Только футболка изношенная.
Фила бросила взгляд на сына и к своему разочарованию поняла, что покупатель был прав. Футболка с «тачками» действительно была помятой и даже в некоторых местах грязной.
Мужчина перешел на крик. Желательно было стоять подальше от него, иначе пришлось бы вдыхать неприятный запах из его рта. Грим слез со стула и направился в кладовую. В нем кипела злость. Маленькие кулачки сжались, сердце было готово превратиться в камень и выпрыгнуть из груди, врезавшись прямо в мужчину, раздробив ему череп. Грим хотел скорее стать взрослым, чтобы драться по-настоящему и защищать мать. Он вытащил из коробки биту, которую мама приобрела на барахолке «на всякий случай». Может случай уже настал? В серых глазках проснулся волчий холод. Для пяти лет Грим был слишком умен и равнодушен.
– Ты купил, что тебе нужно, так что давай, проваливай!
– Сейчас бы мне рот закрывать, шлюха!
Грим часто слышал это слово, направленное в адрес матери. Оно ассоциировалось у него с выстрелом из пистолета. Мужчины, да и женщины всегда будто выплевывали «шлюху» с нотками злости. Грим понимал: слово имеет плохое значение. Но почему его маму часто так называли?
– Выметайся, говорю, иначе вызову полицию.
– И что, они меня выпустят, я снова приду сюда. – Мужчина не переставал размахивать руками и случайно уронил стеклянную вазу.
– Ты мне сейчас заплатишь за это!
– Да что ты мне сделаешь? Раскудахталась, как курица? Испугала. Да я и не таких видал. Полвека прожил, считай. Чтобы меня еще женщина учила. Ваше место на кухне или… в постели.
Мужчина говорил громко, но в тоже время медленно и бессвязно. Его язык заплетался, это раздражало Филадельфию. Она порядком устала от таких клиентов. Обычно они уходили, как только Фила просила их, но мужчина попался настойчивый.
– Не кричи на мою маму! – как львенок, рыкнул, выходивший из кладовки Грим и показал биту в руке. Мужчина только усмехнулся и зачем-то показал язык.
Терпение Грима лопнуло, тяжелыми шагами он направился в сторону обидчика мамы и замахнулся битой. Губы сжались до предела, они уже образовали прямую линию. Холодные глаза смотрели прямо на обидчика. А ростом он был чуть выше табурета, на котором часто сидел в магазине.
Увы, мужчина поймал «опасное оружие» и швырнул легким движением мальчика в сторону. Филадельфия ахнула и закрыла лицо руками. Сын упал прямо на осколки разбитой вазы. Он не успел опомниться, как почувствовал неприятные покалывания от свежих ранок.
– Ха, ха! Я-то буду тебя сильнее, щенок! На кого вздумал руку поднимать? Молоко на губах еще не высохло.
– На вонючего идиота, который бьет детей! – Крикнула Фила.
Обидчик посмотрел в ее сторону, но ничего не увидел. За кассой стало пусто. Он повернулся к мальчику и тут же пожалел об этом. Филадельфия брызнула ему в глаза газовым балончиком.
– Стерва! – взвизгнул мужчина. – Я прибью вас всех!
– Вали отсюда и не показывайся мне. Ты тронул моего мальчика, так что проваливай, иначе в следующий раз вырежу тебе глаза!
Фила ловким движением взяла у Грима биту и ударила обидчику между ног. Он взвыл от боли и упал на колени. Никогда бы мужчина не подумал, что можно пострадать так физически сильно от женщины. Слезы хотели показаться из его маленьких злых глаз, но он удержал их. Только гримаса боли ярко проявлялась на его лице.
– Я сказала, проваливай! – Филадельфия снова замахнулась и ударила ему по лицу баллончиком. Из носа хлынула кровь. Мужчина не стал спорить и решил покинуть магазин. По пути он специально опрокинул пару посудин с конфетами. Разноцветные карамельки оставили почетные места на прилавке и теперь валялись на полу вместе с прибавившимся разбитым стеклом.
Когда дверь за ним захлопнулась, Грим вздрогнул снова, но не растерялся. Побежал к двери и хотел закрыть на засов. Однако не успел, так как мужчина снова ворвался в магазин уже с большим камнем в руках. На этот раз Грима просто поглотил убийственный шок. Он думал: сейчас им с мамой конец. Его волчья ярость на мгновение исчезла, в него вселился беспомощный слепой котенок, который знал, что его точно хотят утопить. Смелость порой бывает миражем.
– Грязная шлюха! Притворяешься недоступной. Это тебе за мои яйца! – Мужчина начал бомбить холодильник с пивом. – А это за нос! – Очередь перешла к газированным напиткам.
Разгромив все на своем пути, довольный собой, он бросил камень в телевизор рядом со стульчиком Грима и все-таки ушел из магазина.
На этот раз мальчик не решился подойти к двери. Страх целиком задушил его. Грим свернулся в клубочек и хотел бы еще один создать силой мысли, но ничего не получалось. Он не волшебник. Его коленки тряслись, маленькие пальчики онемели от холода.
Первой в себя пришла Филадельфия. Можно было вечность просидеть с каменным лицом, но жизнь шла, никто не мог остановить время для передышки. Нужно что-то делать. Сбивать с себя каменные остатки страха и шока, лепить из глины новое ощущение – ощущение приятия ситуации. А потом, если повезет, открыть двери для самого лучшего качества – смелости. Филадельфия поняла: надо брать ситуацию в свои руки.
– Мальчик мой, ты цел? – Фила обняла его и начала гладить по спине. Голос был взволнованный. – Вот такие у нас мужики. Но ты, когда вырастешь, будешь другим, верно? Никогда не поднимешь руку на женщину, никогда ее не обидишь. Будешь смелым и сильным. Защитником! Но зря ты полез сейчас на него. Показал, кто в доме хозяин. Но ты еще маленький. Тебе нужно играть с друзьями, а не сидеть со мной и разбираться с плохими парнями. Ты мой волчонок, знай. Такой же дикий. – Она всеми силами держала дрожь внутри себя, боялась показать ее сыну. Мама всегда была сильнее и смелее своего ребенка, а он должен был верить в ее непоколебимость.
Филадельфия старалась изобразить улыбку, но усилия не привели к должному результату. Дрожь в голосе не сдерживалась и отражалась эхом по всему магазину. Показалось, даже стены пошатнулись.
– Ты же тогда будешь одна. Я играю в садике. Уже женился. На Мире. Я почти взрослый. И я все равно не спас тебя. – Грим успел отвлечься от своего недавнего страха, благодаря стараниям матери.
– Ты ничего не должен, тем более спасать, малыш. Жизнь тебя просто сожрет, понимаешь? Как злодей из сказки. – К Филе вернулся привычный спокойный голос. Она решила перевести тему. – А в женитьбе ты преуспел. Можешь взять шоколадку для своей невесты. – Фила немного успокоилась.
Она обрадовалась, что Грим все еще маленький. Только не нужно втягивать его в серьезные дела, он итак взрослый для своих лет. Ему необходимо стать маленьким. Сейчас было самое беззаботное время. А вот для Филы наставал не очень светлый период. Она резко оглядела весь магазин. На полу валялись одни осколки и текли реки шипящих напитков. А в центре этого болота ее маленький мальчик, который успел поранить коленки и руки.
Филадельфия кинулась к нему, прижала к груди голову сына. Подняла на руки, отнесла в туалет. Она посадила его на крышку унитаза и начала искать в шкафах бинты и вату.
Грим стал счастливее, ведь мама ласкала его. Нежность равносильна редкости. Фила промыла ранки, забинтовав его ладонь. Сейчас она считала себя никчемной матерью. Внезапно она начала замечать маленькие детали вокруг: грязное зеркало, раковина в жирных пятнах, бутылка из-под водки в мусорке. Все затерялось в ворохе хлама, как и странные попытки стать нормальной матерью.
Но у Грима вертелись другие мысли. Он посмотрел на маму и увидел совершенство. Мальчик считал ее самой красивой, а потом только Миру.
После обработки ран, мама и сын долго убирались в магазине. Грима стошнило от запаха алкоголя, когда он решил помочь маме с мытьем полов. Тогда Филадельфия поручила ему протирать полки.
Они вернулись домой примерно в 2 часа ночи. Любой пятилетний ребенок спал бы в кроватке, но Грим всегда считал себя взрослым. Даже гордился этим. Конечно, ему жутко хотелось спать, но маме он ничего не сказал.
– Давай посмотрим телевизор? – спросила она невзначай.
– Я хочу смотреть Бэтмена. – Совсем забыл про сон Грим.
– Да, конечно, что хочешь. Я так устала. Просто хочу посидеть на диване рядом с тобой. Представляешь, у меня порвались колготки! – Обрадовалась Филадельфия и показала сыну большой палец, торчащий из дырки черных колготок.
– Мам, ты такая смешная. Давай я принесу тебе штанишки. Как ты вообще носишь эти штуки? Они неудобные.
Грим ущипнул маму за ногу, от чего она охнула.
– Они даже не защищают тебя!
– Да, Грим, это для тепла. К тому же, у меня есть защитник – это ты. У тебя такие пальцы сильные. Прямо больно ущипнул.
– А у Миры были сегодня розовые штуки.
– Ты имеешь ввиду колготки розовые? Да, они бывают разных цветов. Надеюсь, ты видел только колготки, – вздохнула Фила. Она поймала виноватый взгляд Грима. – Или ты мне не договариваешь, волчонок?
– Я еще поцеловал ее, как взрослый.
– Эх, ты, Грим, так нельзя делать! Балда, – рассмеялась Фила. Она легла на диван и продолжила смеяться, задрав кверху ноги. Палец, торчащий из дырки колготок, еще больше заставил ее улыбаться. Грим последовал примеру матери и лег рядом с ней.
– Зато тебе весело.
– Тебя надо наказать.
Она начала щекотать мальчика и ерошить ему волосы. Фила так любила черные кудри Грима, но старалась больно не проявлять ласки, чтоб воспитать настоящего мужчину, а не нюню. Иногда женщина замирала и долго смотрела на сына. На то, как он двигался, что говорил. Ей казалось, иногда она перебарщивала с холодом и строгостью. В такие моменты в ней просыпался другой человек, и она кардинально менялась. Филадельфия чувствовала, как каталась на американских горках в самом страшном парке аттракционов. У низа горок – беспредельная нежность, взрывающееся веселье или бесконечные поцелуи, на пике – строгий голос, постоянные замечания, упреки, часто крик, реже ремень. Филадельфия не могла определиться, какую точку ей выбрать.
Именно сейчас вагончик спустился вниз, в тихое место, в обитель ласки и добра. Здесь нет потрясений. Определенно, Филе нравилась эта станция больше всего. Она знала, что находится на своем, самом важном месте. Женщина не хотела смотреть на руку Грима, покрытую маленькими синяками. Ведь это она сильно держала его, впиваясь сильными пальцами в нежную кожу мальчика, когда увидела, что он кидал камнями в бездомного кота. Малейший пустяк – она уже срывалась на него, рычала сквозь зубы. На его плач Филадельфия не реагировала и будто в диком трансе заставляла его плакать.
Она пользовалась ремнем всего два раза. В первый – Грим плакал весь день напролет, не собираясь объяснять причину. Словно его заколдовали, и он заставлял себя выпускать зловещие соленые струи из глаз. Грим так и не поделился горем с мамой, но зато получил шлепок по пятой точке и через мгновение перестал рыдать.
Во второй раз причина была ясна, как день. Грим разрисовал красками одежду подруги матери. Безжалостно. При этом он не хотел извиняться за проступок, Грим молчал, а затем показал подруге язык и убежал. Филадельфия не могла справиться с гневом. Казалось бы, пустяки, но такие раздражительные. Ей чудилось, еще чуть-чуть и она упустит его, потеряет. Она хотела держать ситуацию под контролем, ведь так редко могла уделить внимание сыну. Грим должен бояться матери. В этом ее авторитет. «А что будет, если он попробует наркотики? До этого просто не должно дойти, если он будет в ежовых рукавицах, будет бояться обидеть или разочаровать меня» – так считала Фила. После каждой взбучки Грим шелково разговаривал с мамой, будто вся обида начисто стиралась из памяти. Может, это фишка у маленьких детей? Сразу забывать горечи.
Филадельфия надела домашнее трико, которое принес Грим, а колготки выкинула в мусорный ящик, хоть сын и хотел смотреть на ее забавный «палец из дырки», и ему жалко «штанишки».
Грим просил ее сесть на пол и облокотиться спиной о диван. Мальчик любил играть с густыми волосами матери и даже пытался заплести косу. Он видел такие прически у девочек из садика, особенно у Миры. Мира… Она ведь его жена. Завтра он подарит ей вкуснейшие шоколадки и может, дернет за косичку.
На улице окончательно стемнело. Только свет от телевизора освещал комнату. Стиральная машинка в ванной продолжала мерно шуметь. Звук аппарата нравился Гриму. Он успокаивал, гипнотизировал, создавал иллюзию уюта. Мальчик продолжает расчесывать густые волосы матери, пытаясь вникнуть в суть фильма по телевизору. Столько непонятных слов. «Непревзойденный», «Бижутерия», «Комфортабельность». Как это произнести?
– Грим, мальчик мой, давай я лягу спать. Ты уже наигрался моими волосами. Пора спать, малыш.
Грим быстро спрыгнул с дивана, освободив маме место. Фила легла и моментально заснула. Работа выматывала морально и физически. Приходилось делать абсолютно все. Почему так сложно? Отец Грима бросил их сразу, как узнал о беременности. Все просили делать ее аборт, но она хотела иметь что-то свое в таком чужом мире. Больше отец Грима никогда не появлялся в их жизни и не появится. Мальчик знал одно о нем: в отца у него вьющиеся волосы.
С такими мыслями Филадельфия погрузилась в сон. Боль в ногах уже испарилась. Грим укрыл мать одеялом, выключил телевизор и пошел в ванную вытаскивать белье из стиральной машины. Не так уж сложно это сделать. Он решил начать взрослеть, чтобы помогать маме. Ведь не зря поцеловался и женился. Уже какой-то статус. Шаг в новый взрослый мир. Мама должна была гордиться.
После дел, связанных со стиральной машинкой, он лег на пол и взял свисающую с дивана руку мамы. Кровать казалась ему слишком жаркой для хорошего сна. Мальчик любил прохладу, не мог терпеть малейшее проявление жары.
