Czytaj książkę: «Стаи. Книга 1», strona 17
– Просто выполняю распоряжение, – соблазнительная длинноволосая красавица сделала небрежный жест рукой, «улеглась» на спину, с потрясающей грацией выгнулась, издав непристойный вздох. – Вам обоим надо выспаться, а если вы перед этим хорошенько… расслабитесь…
В последнее слово она вложила такую интонацию, что и парень, и девушка непроизвольно попятились, покраснев до корней волос, а искусительница даже не дала им опомниться. Её тело перетекло, по-другому и не сказать, из положения лёжа в положение стоя, и на секунду замерло, демонстрируя волнующие линии груди, талии, бёдер, а потом с неподражаемой лёгкостью двинулось к попавшей в силок парочке. Лицо женщины почти исказилось от хлещущих через край эмоций. Она стянула перчатки и, довольно улыбаясь, бросила их, заставив и Элана, и Мирру непроизвольно пятиться по диагонали, хотя предмет её одеяния растаял в воздухе, прежде чем коснулся двух обалдевших людей.
Грамотная постановка спектакля позволила Амме загнать бедолаг в угол. Те тесно прижались друг к другу, округлившимися глазами следя за каждым движением роскошной красавицы. Она не просто мерила шагами расстояние, разделяющее их, а ещё и умудрялась вкладывать в каждый шаг мегаватный заряд страсти. Руки не спеша скользили по бёдрам, губки чуть приоткрыты, глаза невинной школьницы-шкодницы, дорвавшейся-таки до запретного, но очень желанного плода.
Сотканные из света ручки легли на плечи парня и девушки, ласкали их лица. Обоим показалось, что они чувствуют её пальцы, нежные прикосновения чёрных водопадов волос, упругость прижавшихся грудей, вдыхают её дурманящий аромат.
– Оставляю вас наедине, обещаю не подглядывать, – полный томной теплоты голос будил живые тела.
– Не испорть моих стараний, – умоляюще прошептала Амма на ухо Элану, но так, чтобы услышала и Мирра, а потом обратила плутовской взгляд на девушку. – Не зевай, куй железо пока горячо.
Фантом внезапно растаял в воздухе, оставив эволэков распирать угол. Они дружно сползли по стене на пол, тяжело переводя дыхание, стараясь не смотреть друг на друга, и просто уставились в пространство остекленевшими глазами. Амма, конечно, не зря слыла чудачкой, но подобного не припоминалось.
Элан и Мирра понемногу приходили в себя, беря в узду расшалившиеся гормоны.
– Ты видела то же, что и я? – Парень вытер пот со лба.
– Я такого даже в цирке не видела, – девушка была поражена произошедшим не меньше.
Нервная встряска уходила в прошлое, бешеный выброс адреналина и много чего ещё сменился слабостью. Оба безудержно зевали, а поскольку сидеть дальше на полу не было никакого резона, прямо в одежде повалились на единственную в палате кровать и, крепко обнявшись, уплыли в царство сновидений.
Снов, впрочем, на этот раз не было, чему, если честно, Элан был несказанно рад. После пробуждения гипоталамуса зазеркалье раскрылось в таком блеске, что реалистичность снов просто пугала. Парень часто вставал утром разбитый – «бродилки» по ту сторону, бывало, выматывали разум не меньше, чем настоящая жизнь. Кошмары, если таковые уж посещали, приобретали совершенно причудливые формы, успешно соперничая с самыми изощрёнными сценариями кинематографа далёкого прошлого Земли. Просто вырубиться на много часов, дать отдохнуть не только телу, но и сознанию – это несбыточная мечта почти каждого эволэка.
Резкий толчок, вызванный подсознательным ощущением пристального внимания, традиционно привёл к мгновенному и очень неприятному пробуждению. Даже не открывая глаз, Лис был абсолютно уверен в правильности предположения – Александра в палате.
– Какая прелесть! – Полякова взъерошила волосы зашевелившихся в кровати эволэков. – Вот так бы и всегда, спали как младенцы.
Элан сел, попутно придав вертикальное положение и Мирре. Задавать вопросы было бессмысленно, пора вставать.
– Доброе утро, – сказал парень, не очень уверенный в том, что оно доброе.
– Доброе утро, сони, – куратор была свежа и полна энтузиазма.
Мирра не захотела расставаться со столь удобной опорой и навалилась на своего друга, усиленно демонстрируя нежелание включаться в круговерть очередного дня, но потуги были напрасны.
– Привет героям любовного фронта! – Голос Аммы горном разрезал воздух, сама безобразница выкристаллизовалась из ниоткуда, просто лучась от счастья.
– Слушай, безмозглый пучок электронов, – бойцовская рыбка смерила её многообещающим взглядом, – у тебя вообще интегралы за коды заехали?
Океан счастья на лице фантома тут же сменился зацветшей стоялой лужей:
– Ничего не было?
– А что ты ждала, мы оба еле живые! – девушка вспылила, запустив подушку в изображение.
– Я, значит, старалась, – Амма, тоже не страдая избытком терпения, возмущённо жестикулировала, – а они всё пустили коту под хвост!
– Уймись, – прорычала Мирра, – мы не жеребец с кобылой на случке!
– А ты чего молчишь, мерин деревянный? – та и не думала ослаблять натиск.
– Спокойно все!!! – Александра повысила голос, пресекая разгорающуюся ссору. – Амма, что ты вытворила на этот раз?
– Просто пыталась помочь, – пожала плечами.
– Устроив нам эротическую сцену с собой в главной роли! – съязвила Мирра.
Полякова несколько секунд не знала, что и сказать, затем без затей, тяжело вздохнув, выдавила:
– Вы двое, в душ, десять минут, время пошло. А, ты… займись чем-нибудь полезным…
Оставшись в комнате одна, женщина ещё раз тяжело вздохнула, осмотрела столик, уставленный коробочками с дюжиной разных противозачаточных средств – Амма не поскупилась – взъерошила свою причёску:
– Сумасшедший дом какой-то, – чертыхнулась она, и отправилась в «пилотажку» запускать очередной виртуальный полигон.
* * *
Природа, изрядно помучив всё живое испепеляющей жарой, наконец, смилостивилась. Ливни, пришедшие со стороны океана, щедро орошали землю, высушенную за долгие недели палящим летним солнцем. Ветра сбили температуру, и теперь не приходилось жадно хватать ртом колючий сухой воздух. Белоград больше не походил по вечерам на доменную печь, которая, остывая, выбрасывала в атмосферу кубические километры перегретых газов, не принося никакого облегчения обитателям даже в ночные часы.
На большой высоте было необыкновенно свежо. Воздух, напоённый влагой и запахом озона, приятно холодил тело, выветривая из гудящей головы напряжение последних четырнадцати дней.
Иригойкойя, улыбаясь своим мыслям, опёрся на перила уже знакомого балкона, кругом обегающим верхушку дворца, наблюдая за очередным атмосферным фронтом. Вспышки молний выхватывали из темноты колоссальные массивы грозовых облаков и тут же гасли, делая вечернюю тьму ещё непрогляднее. Только рукотворные огни столицы горели ровно, заливая желтоватым светом огромные пространства, отвоёвывая у ночи архитектурные ансамбли, парки, дороги, небоскрёбы, мосты.
Полякова, дыша полной грудью, наслаждалась естественной свежестью. Опостылевший кондиционированный воздух хоть и спасал от жары, но в нём всегда чувствовалась искусственность. Природная стихия вложила в молекулы газов свою душу, делясь жизненной силой со всеми существами на континенте.
Императрица ещё не пришла, но и время встречи ещё не наступило. Хотя часы отсчитывали последние минуты, оставшиеся до аудиенции, нервного напряжения не было и в помине – умела Анна Сергеевна располагать к себе людей, не заставлять их тратить силы на бессмысленные и вредные для дела душевные переживания.
Александра за плечи повернула Элана к себе лицом, тщательно поправила ворот его безупречно белого одеяния.
– Будь умницей, ладно? – Она ободряюще подмигнула, хотя взгляд оставался серьёзным. – Сегодня очень важный вечер. Ты сильно устал, но надо взять себя в руки.
– Можно подумать Вам легче пришлось, – парень в ответ скользнул руками по воротнику её блузки.
Никакой неряшливости в одежде, конечно, не смог бы найти даже самый придирчивый взгляд. Оба гостя постарались на славу, всё-таки не на студенческую пьянку пришли. Но эти жесты взаимной заботы были очень дороги обоим, и не простое желание поправить гардероб коллеги двигало сердцами.
Эволэк и куратор действительно были измотаны. Почти три недели пронеслись как один миг, переполненный тяжёлой работой на симуляторе. Каждый вечер они без задних лап падали на кровати только для того, чтобы весь следующий день снова мечтать о провале в спасительное забытье. Причём термин «вечер» отражал только окончание рабочего дня, который всегда заканчивался глухой ночью под протяжный вой волков в окрестных горах и серебряный свет Велеса и Сварога, двух верных спутников планеты. После обкатки матрицы на «пилотажке», а это занимало всё светлое время суток, они на пару составляли отчёты, спорили друг с другом и с начальством, перекидывались колкими фразами с неугомонной Аммой, чья работоспособность не ограничивалась хлипким органическим телом. Верпай, то есть птица, далась сравнительно легко, а вот с насекомым пришлось повозиться. Даже выпросили четыре дополнительных дня, но уложиться сумели в три.
Анна Вторая застала подданных врасплох, появившись из арочной тени. Она часто так делала, подлавливая интересующих её людей в приватные мгновения, но не из женского любопытства, просто это позволяло глубже заглянуть в тайники их душ.
Женщина и, по сути, ещё подросток заключили друг друга в объятиях, не роняя ни звука, делились теплом.
Вот и настал день, которого они с таким нетерпением ждали и боялись одновременно. Сегодня будет принято необратимое решение о запуске биоиндустрии целой планеты на полную мощь. На чашу весов будет брошена вся сила Новой России. Сотни предприятий, больших и малых, сотни тысяч людей замерли в обманчивой статике, готовые уже завтра слиться в единый живой организм, нервным центром которого станут эти два хрупких человеческих сознания.
Прошла бесконечно долгая минута, прежде чем куратор и эволэк заметили присутствие монаршей особы. Дернувшись, как от удара током, они отпрянули в разные стороны, и даже полумрак не мог скрыть их смущения.
– Добрый вечер, – Анна Сергеевна не сочла за труд поздороваться первой. – Не нужно стесняться своих чувств, тем более, сегодня.
Говорила она негромко, как всегда искренне, но извиняться за внезапное появление не собиралась. Так было нужно, и только.
Полякова и Иригойкойя склонились в приветствии, причём парень повторил движение прошлого приёма, не уперев глаза в пол, и не подставляя свою беззащитную шею Владычице, а твёрдо встретил её взгляд. Императрица не возражала против такого отхода от этикета, тем более что он не содержал ни намёка на неуважение к её персоне.
– Добрый вечер, Ваше Величество, – слаженно ответили подданные.
– Идёмте, – Императрица жестом пригласила следовать за ней.
Балкон был, как зебра, страной контрастов: тёмные участки обильно прорежены бьющим из многочисленных окон светом, перила и оплетающие их цветы то сливались в единую неразличимую массу, то представали в мельчайших деталях. Взгляд непроизвольно силился проникнуть за стекло, но занавесы туманом прятали глубину помещений, лёгкие и невесомые, но непроницаемые.
Одна из дверей открылась в небольшой зал, где за столом собрались пять человек. Приглашение было разослано только тем, кто действительно необходим. Присутствие Миненкова и Кривошеева было понятно, но трёх остальных ни эволэк, ни его куратор в лицо не знали.
Под прицелом пяти пар глаз юноша и женщина заняли места, чувствуя себя неловко – даже Императрица так не приковывала к себе внимание присутствующих, как они, простые работяги невидимого фронта.
– Позвольте, господа, представить вам наших будущих звёзд всех выпусков новостей, – Анна Сергеевна не чуралась юмора. – Элан Иригойкойя, эволэк, и его куратор, Александра Полякова.
Кто произнёс дежурную фразу, кто просто кивнул, но все оценивающе смотрели на них, и Элан почувствовал, как шевельнулось глубоко внутри раздражение. Не любил он публичности, что поделать.
– Куприянов Анатолий Евгеньевич, министр биологической промышленности, – продолжила экскурс Анна Вторая. – Нефёдов Михаил Альбертович, глава космической промышленности, и, конечно, министр финансов Терентьев Максим Максимович. Итак, Элан, расскажи кратко о текущих результатах.
Анна Вторая очень грамотно строила встречу: сначала высказывался самый младший, потом по старшинству, никак иначе. Если предоставить слово сразу старшему, то младшие могут стушеваться и говорить не то, что думают…
– Ещё раз добрый вечер, – голос эволэка от волнения резанул высокими тонами. – Оба существа, как вы знаете, это птица и бабочка, за истёкшие почти три недели были проиграны на виртуальном полигоне. Результат вполне удовлетворяет, естественно, насколько это вообще можно сказать о любой теоретической модели. Отработаны основы опорно-двигательного аппарата под Измер, в остальном, методом внесения небольших изменений в уже хорошо известные живые существа. Словом, изобретать велосипед не стали. Вот и всё.
– Александа Викторовна, – Императрица пригласила куратора продолжить.
– Благодарю, Ваше Величество, – Полякова выглядела спокойней подопечного. – Действительно, изобретать нечто заумное мы не стали. Верпа имеет только одно существенное отличие от вполне обычной птицы – это привязка к бабочке как к пище, только от неё она получит необходимые вещества, способствующие нормальному развитию организма, но и тут сложностей не предвидится. Вилиан вопреки кажущейся сложности – вполне обычная компиляция уже отработанных матушкой-природой решений. В результате матрица вызывает большое доверие именно своей предсказуемостью.
Императрица обратила взор на Кривошеева, тот приосанился:
– Согласен с положительной оценкой. Всё в достаточной степени проработано, вероятность неприятных сюрпризов мала.
– Я так же доволен результатом, – Миненков не кривил душой. – Особенно если учесть временные ограничения, могу лишь похвалить своих подчинённых, работали не жалея себя! Проект разумен и в высшей степени реалистичен!
Куприянов, невысокий полный мужчина лет семидесяти, как ответственный за самую сложную часть проекта взял слово.
– Я внимательно изучил данные по обоим существам. Импонирует относительная простота, Вилиан пригоден к по-настоящему массовому воспроизведению. У нас шесть крупных предприятий способны вот так, с ходу, взяться за дело, только одно будет привлечено к работе над Верпами. Вопрос стоит только так: сразу запуск необычно большой серии, никаких исследований опытных партий ждать не стоит, как я понимаю.
– Нас поджимает время, – Анна Сергеевна нахмурилась. – С момента получения запроса прошёл уже месяц, погружение займёт минимум ещё два. Если следовать обычной схеме, то Измер получит помощь через полтора года, не раньше.
– Но в случае неудачи убытки будут исчисляться астрономическими суммами! – Терентьев встал с места, привлекая всеобщее внимание. – Я понимаю, что восстановление сельхозугодий целого материка также стоит дорого, и Новой России в любом случае придётся внести свой вклад в благородное дело, но мы не в праве подрывать собственную экономику. Я решительно против торопливости. Лишний год уже мало что добавит к развернувшейся трагедии, но посильное участие всей Федерации позволит избежать действительно тяжкого бремени расходов. Мы слишком многое взваливаем на собственные плечи!
Императрица не любила лизоблюдов, предпочитая окружать себя людьми с твёрдым характером. Максим Максимович был одним из самых важных деятелей, выполняющим функцию «дедушки мороза» для охлаждения неуёмных порывов многих горячих голов. Скупердяем он не был, но народный рубль охранял лучше полиции. Вообще, политическая и экономическая жизнь любой державы – это гонка над бездонной пропастью. Не только ревёт пламенный мотор, но и надсадно визжат тормоза, и есть множество моментов, когда тормоза более важны, чем двигатель.
Терентьев, да и не только он, проявлял твёрдость позиции: коллективная помощь погорельцам может быть и эффективней, и мене накладной. Да, в случае успеха политические дивиденды не только окупят все расходы, но и принесут пользу в перспективе, в том числе и материальную. Успех сулит новое усиление заслуженной славы ИБиСа, новые контракты для биологической промышленности, и живительная финансовая река вольёт свежие силы в, казалось бы, чуть не надорвавшийся мир. Но провала по-человечески боялись.
– Вы готовы к погружению? – Министр финансов колючим взглядом впился в куратора и её подопечного.
– Нет, – хором ответили оба.
В зале повисла мёртвая тишина. Все, кроме представителей ИБиСа, были поражены ответом. Но, мысль о том, что эти двое начисто забыли о словах минутной давности, была развеяна тут же.
– К тому, что ждёт там, невозможно быть готовым. – эволэк непринуждённо пожал плечами. – Если мы потерпим неудачу, эстафету подхватят другие.
– Дублирующая пара уже готова, – Константин Иванович излучал уверенность. – Мы не ставим проекты в зависимость от одного тандема. Всегда на подстраховке есть ещё один эволэк и его куратор, которые, что называется, на лету перехватят процесс, если с основным составов случиться неладное.
– Такая необходимость возникала не раз, – подтвердил Кривошеев, – и мы всегда выправляли положение. Конечно, задержка в подобном случае неизбежна, но она не столь существенна.
Что имелось в виду под понятием «случится неладное», было ясно всем без исключения.
– Вы уверенны в своих силах? – Терентьев, не разделяющий энтузиазма руководства, обратился напрямую к эволэку.
– Да, уверен. По-крайней мере, ничего сверхъестественного от нас не требуется.
– Я не имею в виду ИБиС вообще! – Максим Максимович уже сердился. – Говорите, молодой человек, за себя.
– Я тоже не имею в виду ИБиС в целом, а только моего куратора и себя, – Элана подмывало перейти на личности, но он сдержался. – Мы вполне готовы, опыт есть, особенно у Александры Викторовны. Амма справится с обработкой данных играючи. Мне не понятны Ваши сомнения.
– Вы просто не представляете масштаб происходящего, – Куприянов умом понимал министра финансов, хотя был настроен не столь пессимистично. – Речь идёт об интеграции усилий целой звёздной системы. Вы, мой юный друг, храбры храбростью неведения.
Полякова уже читала закипающее негодование на лице парня, но ответил он на удивление спокойно:
– Не хочу показаться нескромным, но Вы зря так пристально акцентируете внимание на моём возрасте. Я довольно полно представляю себе сложность предстоящего дела. Вам придётся, получая данные из ИБиСа фактически в режиме реального времени, пускать их в дело, надеясь лишь на то, что мы двое не совершаем ошибки. Риск есть, согласен, но, повторюсь, ничего запредельного проект не содержит.
– Сколько времени займёт вывод всей партии? – Полякова перехватила инициативу.
– Примерно три месяца с момента получения первых цепочек ДНК. Формирование миллионов особей начнётся сразу на всех шести предприятиях одновременно. Подготовительные мероприятия близки к завершению.
– Мы разработали сравнительно примитивные ячеистые установки для перевозки всех особей обоих видов одним рейсом. – Нефёдов впервые за вечер взял слово. – Верпы придётся выводить из заморозки искусственно, а вот Вилианы, слава простоте, обойдутся естественным выходом из спячки. Это здорово облегчает задачу по транспортировке!
– Да, можно отказаться от криогенных установок для бабочек вообще, что на треть увеличит число особей в первой волне. – Куприянов на секунду задумался. – Их итоговая численность составит почти триста миллионов. По расчётам, этого хватит на то, чтобы… э-э-э… держать оборону на фронте протяжённостью шесть тысяч километров. Конечно, это очень условно, бабочки – не солдаты, ими не покомандуешь особо, но поместить в поражённые области достаточное число особей можно и нужно. За год добавим ещё две аналогичные по численности партии, плюс естественная прибыль. Вполне достаточно для остановки агрессора.
– Когда Вы сможете приступить к Контакту? – Анна Сергеевна явно не хотела тянуть резину в долгий ящик.
Все «за» и «против» были в последний раз взвешены, решение принято, и обжалованию не подлежало.
Александра и Элан переглянулись. У обоих в голове была одна мысль: в таком состоянии начинать нельзя!
– Пять дней на отдых, – Полякова всем видом дала понять, что на меньшее не согласится ни за какие деньги, награды и почести.
Лень тут была ни при чём. Им обоим необходимо было просто хорошенько выспаться и отвлечься. Даже непродолжительный отдых самым благотворным образом сказывается на работоспособности.
– Хорошо, – Анна Сергеевна кивнула, загадочно улыбаясь. – Константин Иванович, проследите, чтобы они отдохнули по-настоящему.
– Не извольте сомневаться, Ваше Величество, на километр их не подпустим ни к каким лабораториям! – Миненков был полон решимости притворить приказ в жизнь.
– Ну, тогда с Богом. – Императрица тяжело вздохнула, словно не веря в счастливый исход предприятия.
– Всё будет хорошо, – едва слышно сказал эволэк и показал большой палец недовольному министру финансов.
* * *
Со склона открывалась захватывающая дух панорама лесного озера. Частокол сосен закрывал институт, даря иллюзию уединения. Элан очень любил гулять тут, на отшибе, по некошеной траве, осторожно обходя бесчисленные красные бутоны. Если присесть на корточки и скользить взглядом по волнующемуся морю растений, то отдельные цветы сольются в настоящий ковёр красок.
Эволэк сидел в позе лотоса, спина прямая, дыхание очень ровное и очень медленное, бесхитростные мысли о красотах окружающей природы неторопливой рекой прокладывали путь в сознании. Глаза не скакали с одного объекта на другой, не пытались вычленить детали того или иного цветка, причудливой ветки дерева, мелькание рыб под гладью воды. Он видел картину целиком, словно она существовала внутри его разума, а не снаружи живой оболочки.
Обострившиеся чувства раздвинули горизонт его мирка, даже запах каждого дерева ощущался на свой лад, приобретая множество индивидуальных оттенков, дразнящих обоняние. Сосны беседовали с ним, ведя неторопливый рассказ о лучах солнца и дождях, дающих жизнь, о множестве пережитых холодных зим, о натиске ураганных ветров позапрошлой осенью, оставивших бесчисленные шрамы сломанных веток.
Любой контакт с Океанесом начинается именно с таких медитаций. Этим упражнениям в недалёком прошлом его научили отошедшие от практической работы эволэки. Очень полезный комплекс позволял оторвать разум от тела, перед тем как отправиться в долгий и опасный путь по Великой Реке.
Уже семнадцатые сутки Элан испытывал немного странное, но уже привычное чувство отсутствия в теле. Его организм, словно хорошо отлаженный робот, выполнял всё, что требовала повседневность, а сознание бестелесным сгустком парило рядом, иронично наблюдая за вознёй органической куклы. Та спала, утром умывалась, ела всё, что угодно (столовские жлобы мясо почему-то упорно не давали), не особо интересуясь вкусовым разнообразием блюд. Потом невидимая сила вела её по заученному маршруту в этот живописный уголок, где в тишине и покое, проходил весь день, напоённый первозданной красотой, не изгаженной и не изуродованной цивилизацией.
Его тело то неподвижно застывало на много часов, как сейчас, не чувствуя ни жары, ни жажды, то стремительными, рваными движениями, носилось от цветка к цветку, замирая в экстазе над каждым совершенным творением великого мастера, впитывая мельчайшие фрагменты их форм и неповторимость палитры красок. Если бы кто-нибудь дал каждому маку этого луга имя, и попросил эволэка найти среди бесчисленной рати братьев-близнецов кого-нибудь конкретно, то ответ вогнал бы в шок любого учёного своей безошибочной точностью. Число потеряло смысл, превратившись в абстрактный термин из человеческой жизни, жизни не способной столь тонко видеть. Что за смысл добавлять к тысячам благоухающих бутонов ещё тысячи в безнадёжной попытке запутать скользящее по грани этого мира сознание? Ведь каждый из них раскрывается навстречу трепетным огоньком, безбоязненно показывая неповторимые рисунки, игру света Мироздания в бездонной глубине живых кристаллов.
Иногда уединение нарушалось, приходили Она и Другая Она, когда вместе, когда порознь. Она человек, это эволэк знал совершенно точно. Её появление радовало, хотя человеком Он уже не был, а может, и не был никогда. Другая Она воспринималась иначе, словно в одном теле жили две души одновременно: одна тоже человек, а вторая роднее, такая же, как и Он сам.
Она была весела и добра, звонко смеялась, укоризненно отчитывала за шалости, чувствуя Его тягу к теплу и ласке. Но всё же… Внимательный взгляд её глаз немного настораживал, за беззаботным весельем всегда крылась тревога. Она пристально следила за жестами, мимикой, выслушивала странные речи, полные бесполезных попыток описать неуклюжим человеческим языком красоту открывшихся в последние дни явлений. Эволэк чувствовал напряжение в её натянутых нервах, словно Она чего-то ждала, какого-то знака свыше. Но каждый новый день не приносил долгожданной весточки, и человеческая душа, переполняясь странной смесью радости и разочарования, звала Его с собой в удивительный Мир Людей, наполненный переменчивыми вещами.
Кровать, то белоснежная, то закрытая тёмным туманом, но всегда мягкая и удобная, принимала в свои объятия уставшее за день тело, даруя ему покой. Распахнутые окна веранды не давали забыть запахи леса, донося его приглушённые песни. Иногда посреди ночи, разбуженный этим пением, Он сидел на крыльце, негромко вторя странным голосам, доносящимся из-под тёмного полога деревьев. Заложенный смысл не часто воспринимался сознанием столь же ясно, как Её человеческая речь, но был чист и прекрасен, наполнен светом двух огромных серебряных ламп, дружно движущихся по чёрному шёлку ночного небосвода.
Другая Она действительно была другой, но даже более близкой, чем Она. Ей было плохо, и Он знал, почему. Душа эволэка в ней схлопывалась в комочек едва различимого огонька, а человеческая сущность медленно и болезненно заполняла образующуюся пустоту. Другая Она никогда не плакала в Его присутствии, хотя Он видел насквозь её израненную душу и, проникшись жалостью, всячески пытался утешить родственное создание, поддержать гаснущие блики, но всякий раз натыкался на странную реакцию. Другая Она жалела Его, что было решительно непонятно, ведь Он чувствовал себя превосходно на зыбкой границе двух миров. Огонь его души горел ровно и сильно, но эволэка беспокоило именно явное сходство Её затихающей стихии огня с Его бушующей стихией. Не ждёт ли его тот же финал? Не обратится ли пламенный свет в чадящую едким дымом кучку едва тёплых углей? Такая возможность пугала. Всякий раз, когда Другая Она покидала луг и неприметный домик, этот уход наполнял горечью сознание. Что-то близкое и родное уплывало в странный Мир Людей, который всё больше и больше брал верх над самой Её сутью.
Она была совсем другой, но именно эта непохожесть заставляла сердце стучать спокойней. Словно в огонь тоненькой змейкой Она вливала ручеёк прохладной воды, не давая Ему вспыхнуть по-настоящему, и сгореть в собственном безумном стремлении согреть холодеющий камень, растопить лёд сердца Той, Другой. Каждый раз, когда Она Другая уходила, Он рвался следом, и не только телом. А Она прижимала эволэка к себе, выслушивая жалобные просьбы отпустить, подарить ещё минутку незабываемого чувства ментальной близости таких похожих душ. Но Она была непреклонна, и Ему оставалось только скулить вслед своей подруге.
Впрочем, уже второй раз светило стремительно падало за клыки гор, а Она Другая не появлялась вовсе. С ней всё было в порядке, это эволэк знал совершенно точно, хотя источник знания назвать затруднялся. Стоило только миновать пахнущий хвоей лесок, и можно увидеться, прижаться друг к другу. Но тогда Она будет очень сильно расстроена его самовольной отлучкой, и будет терпеливо снова и снова объяснять, что каждый миг проведенный среди людей, отдаляет Его от очень важной минуты жизни, минуты, которая позволит открыть ещё больше дверей, увидеть ещё больше цветов на бесконечном лугу Вселенной. Жажда не пропустить столь важное событие заставляла мириться с временным одиночеством, утешая себя мыслью, нет, знанием того, что какими течениями не понесла бы его Великая Река, а Он всё равно встретится с Ней Другой снова, и встретится очень скоро.
Успокоенное сердце едва билось в такт медленному дыханию, впитывая умиротворение, и без того переполняющее его сосуд. В далёком и близком одновременно прошлом осталась человеческая суета, масса маловажных дел, съедающих бесценные годы недолгой жизни. Покой и лёгкая, напоённая радостью усталость от осознания того, что эта благодать теперь всегда с тобой. Она не бросит, не предаст, в самую тяжёлую годину поможет разломить своей мощью безразличный и холодный лёд, выпустив тебя в свободное плавание по тёплым и ласковым волнам.
Океанес уже был рядом. Его шум с каждым днём всё сильнее заглушал звуки материального мира, подменял привычные глазу образы на сложнейшие картины ментальной Вселенной. Краски этих картин не передать самым искусным художникам. Самые одарённые музыканты не смогут донести до грубого человеческого уха и ещё более глухого сознания сложнейшее переплетение мелодий, которые поют волны Реки. Эволэк непроизвольно протянул обе руки, пытаясь дотронуться до уже видимой, причудливо расцвеченной глади. Пальцы чуть коснулись переливающихся кружев, тут же боязливо отпрянули назад, потревожив сложную вязь. Восторг переполнял Его, и Он всё смелее ласкал ладонями волны…
Александра замерла в траве, как готовая к прыжку пантера, волосы на голове встали дыбом. Ошибиться было невозможно! Он готов! Лицо Элана излучало уже хорошо знакомые по первому Контакту чувства. Руки, шея и тело гнулись в экстазе, поляна наполнилась густой, как сладкий кисель, истомой. Приторный запах вина кружил её голову, словно кто-то разлил на пятачке бесчисленное множество бочек ароматного зелья. Именно поэтому на работу кураторов брали только хрупких людей, причём в основном женщин, а не незнающих усталости ИР. Тут нужно было особое чутьё, то, что не привить никакими сложнейшими программами, способность одной интуицией различить в неадекватном, мягко говоря, поведении подопечного, тот самый миг, когда подросток уже сделал первый шаг.
Бросаться на подопечного Полякова, естественно, не собиралась ни с какой целью. Находясь в Контакте, эволэк почти теряет связь с этим миром, что и облегчает, и усложняет задачу одновременно: взрослый ребёнок требует неусыпного внимания.
Волнение в её душе развеялось. Так бывает всегда, ведь этот здоровый страх есть порождение неопределённости. Когда же все фигуры расставлены на доске, сил на переживание разум не тратит: звучит сигнал беспристрастного судьи, и тебе только и остаётся, что играть сложнейшую партию, состязаясь с неумолимым Временем, капризной Судьбой и равнодушной Смертью, да, наверно, и с самой собой.
