Czytaj książkę: «Шаг сквозь тень», strona 2
– Волосы – это трава, – слышу я его голос. Он говорит так, словно произносит заклинание, практически шепотом. – Трава, которая растёт из людей. И Земля курит наши волосы. Ты не знал? Особые сорта, конечно. В основном, блондинов.
Сумасшедшим нужно говорить, и они говорят не задумываясь, так же непринужденно, как дышат воздухом, а я лишь пытаюсь уловить хоть что-то в океане случайных слов. Запах безумия растекается во все стороны, прямо из сердца города и, накрепко впитываясь в атмосферу, в людей, в мысли, кажется естественным и изначальным запахом свободы.
– Как, ты говоришь, она выглядела? Девчонка. Очкастая китаянка? – спрашивает меня пьяница с пунцовым лицом. – Ну, тогда, может, спросишь о ней в газетном киоске?
Разумные отрицательные ответы были настолько же скучны, насколько неразумные – изобретательны, и я начинал чувствовать себя чужаком, забредшим на вечеринку с участием двинутых клоунов. Закончив к половине второго, я поплелся к машине, подумывая о том, что не мешало бы перекусить. Но неподалеку от парковки я увидел книжную лавку «Последняя книга», находящуюся прямо напротив отеля, и вспомнил резонные слова пьяницы.
Внутри – стенд с книжками, остатки старых тиражей. Такие книжки невозможно продать по отпускной цене. Поэтому цена – доллар. В городе, дышащем миллионами, цена в один доллар – это особый статус. Черная метка. Что можно найти в книге за доллар, кроме разочарования и уныния? Я не знаю… Элиза купила три.
Я заметил свой профиль в отражении витрин. Черно-белое изображение дрожало в слабых солнечных бликах. Надеюсь, на самом деле я не так бледен. На прилавках свалены дешевые сувениры, колоды карт, путеводители, брелоки.
Я подошел к продавщице, женщине средних лет, с уставшими глазами и сухими, потерявшими цвет, волосами, больше напоминавшими мне солому. Лицо почти детское, невыразительное, маленький рот и редкие зубы. Женщиной она оказалась любезной и общительной.
– Да сюда уже приходили двое полицейских, расспрашивали о ней. Я помню эту девочку. Она была здесь 31-го января и… знаете… кажется, вела себя слегка странно. Говоря это, она сортировала открытки и раскладывала их в небольшие картонные коробки.
– Странно? Что именно показалось вам странным?
Продавщица задумалась и начала скрести ногтем указательного пальца тарелку для мелочи, соскребая с нее сухие остатки налипшей жвачки.
– Она была как будто на взводе. Кричала: «Книги за доллар, надо брать». Что-то в этом духе. Махала руками, смеялась.
– Она была одна?
– Да, думаю что одна. По крайней мере, если с ней и был кто-то, то он к ней не приближался.
Я взял одну открытку. Это оказалась поминальная открытка с изображением скорбящей Марии Магдалены. Снизу была надпись: «Небеса примут усопших рабов божьих».
– А вы не можете вспомнить, много у нее было наличных при себе?
Я вернул ей открытку.
– Не знаю, думаю в районе сотни, – ответила она.
– И что же, купила что-нибудь?
– Да, три книги за доллар.
Выйдя из книжной лавки, я купил кофе и газету «Ла Таймс», затем вернулся в машину. Огляделся по сторонам. Ни одной, ни второй машины, стоявших рядом, уже не было. Я забыл взять сахар и вспомнил, что Майкл всегда оставляет лишние сахарные стики в бардачке. Я залез туда, разгребая хлам рукой; тут можно было найти все что угодно, начиная от потрепанного путеводителя Братьев Томсон, кучи музыкальных дисков, лежащих без коробок, которые положил сюда я, до жвачек и сигарет, сломанных карандашей; нашлась в нем и пара пакетиков с сахаром. Я не спеша выпил кофе и когда его оставалось примерно с треть, завел мотор.
Дождь лил не переставая. «Ну что же, для начала неплохо», – подумал я и решил вернуться в офис, немного покопаться в интернете. Через квартал я притормозил у светофора с загоревшимся перед моим носом красным и прочитал заголовок «Таймс» с фотографией резервуаров на крыше отеля.
«ТАИНСТВЕННАЯ ГИБЕЛЬ ТУРИСТКИ НА КРЫШЕ ОТЕЛЯ «СЕСИЛЬ».
Пока я ехал в Сенчури по залитым дождем улицам, в голове моей в такт щеткам стеклоочистителей стучали слова: «Самоубийство красивой молодой женщины», «маньяк-убийца», «отель Сесиль», «Элиза Лам». Когда я вернулся, контора была закрыта. Видимо, Майкл уехал. Я сел за стол и включил компьютер.
Из интернета я узнал, что следствие начали вести через несколько дней после того, как девчонка пропала. Четвертого февраля. Следствие инициировали родители Элизы. Оказывается, она ежедневно с ними созванивалась. Последний раз она позвонила родителям 31-го января. На следующий день отец пытался связаться с ней, позвонил в отель, в отеле ему сказали, что его дочка сняла комнату до 1-го февраля. После того, как продления оплаты за номер не поступило, они решили очистить комнату. А вещи Элизы находятся на сохранении у сотрудников отеля.
Родители, как и сама Элиза, – граждане Канады, проживающие в Ванкувере. Не получив внятного ответа от сотрудников отеля, они обратились в ближайшее отделение Королевской Канадской конной полиции. Так и закрутилась полицейская центрифуга. Всадники передали дело в руки парней из отдела розыска пропавших без вести полиции Лос-Анджелеса.
Копы прочесывали отель с собаками, но девчонку так и не нашли. Несмотря на оперативную работу, розыски не увенчались успехом, и копы решили слить журналистам видеозапись с лифта отеля, в котором Лам ехала 31-го числа. Конечно, журналисты раздули из этого целую сенсацию. Шум стоял повсюду. В итоге запись подняла большой шум в сети. Она мгновенно разошлось по Интернету. В США и Китае видео просмотрели более трёх миллионов раз, и за первые 10 дней оно собрало 40 000 комментариев. А девчонку, по иронии судьбы, нашли случайно. В некоторых номерах отеля, в кранах слабо текла вода. Водопроводчики, работающие на крыше, начали проверять цистерны с водой и нашли труп девочки в одном из резервуаров.
Все дело в том, что как и в большинстве других высотных зданий, в «Сесиль» используется система с подачей воды самотёком; на крыше здания установлены четыре резервуара. Туда первым делом и отправился подсобный рабочий, которому поручили разобраться с причиной жалоб утром 19 февраля.
Элиза Лам планировала провести в «Сесиль» четыре ночи и освободить номер тридцать первого января, чтобы отправиться дальше к следующему пункту назначения в её путешествии по западному побережью. Ни размер, ни захудалость гостиницы «Сесиль», казалось, не беспокоили её.
Вот что она написала в своём «Тумблере»:
«Отель построили в 1928 году, отсюда и стиль ар-деко. Так что он был первоклассным, но, как и многие здания в Лос-Анджелесе, обветшал. Базу Лурману стоило снимать „Великого Гэтсби“ здесь».
В Лос-Анджелесе полно ловушек. Когда низкое зимнее солнце смягчает весь городской ландшафт, можно не придать значения тому, что пятьдесят четвёртый квартал Лос-Анджелеса является одним из самых неблагополучных мест во всём городе.
К концу дня вернулся Майкл, насквозь промокший и пьяный. Он снял свою куртку и швырнул ее на кресло. Достал из кармана платок, начал вытирать им лицо и сморкаться, почти одновременно.
– Ты ездил в отель, сынок?
– Да. Мне удалось попасть на крышу. Все там действительно очень странно, Майкл. Девчонка никак не могла попасть на крышу сама, только если она вздумала забраться туда по пожарной лестнице. Для того, чтобы открыть дверь, ей нужен был чип. Но попасть на крышу по пожарной лестнице можно было беспрепятственно. Никаких люков ни у одной из трех лестниц не было. Еще я порылся немного в интернете; кажется дело предано в отдел розыска пропавших без вести.
– Отдел расследования убийств. Я разговаривал с копами. Сейчас этим занимаются парни из убойного отдела. Они сработали на опережение. Все сейчас предполагают, что девчонку убили. И знаешь, кто ведет дело? Детектив Нейл и детектив Стейн. Это они раскрыли «дело Рэйчел», эти ребята – ветераны сыска.
– Зачем же тогда здесь мы?
Майкл нахмурился и посмотрел мне прямо в глаза.
– Знаешь, Бадди. Маленькие собаки не должны стеснятся лаять только потому, что существуют большие собаки. Каждая собака должна лаять тем голосом, которым ее наградил Господь. И нам за это платят деньги. Так что…
– В этом отеле есть некое странное агенство «Невидимый свет». Я пытался зайти на их сайт в интернете, но там ничего нет, кроме названия и их логотипа.
– Попробую узнать через своих ребят. Вокруг этого дела сейчас слишком много шумихи, Бадди. Гражданка Канады, родом из Китая, убита в Лос-Анджелесе. Для журналюг это настоящий лакомый кусочек. Но нам нужно оставаться в тени, быть незаметными.
– Как думаешь, Майкл, ее действительно убили?
Майкл задумался, засунул ладонь в ворот рубашки и расслабил стягивающий горло галстук.
– Надо, конечно, ждать результатов вскрытия… Но люди из убойного отдела рассказали мне о найденных вещах Элизы. Шорты, майка, трусики, жакет, сандалии, ключи и карточка отеля. На всех фотографиях она в очках с довольно большой диоптрией. Но в баке их не нашли.
– Она могла их выкинуть.
– Зачем?
– Мне кажется, так проще покончить с собой, проще сигануть в этот чертов бак с водой, если ты ничего не видишь. Она просто могла их скинуть с крыши.
– Может и так, Бадди, может и так. Но мне не верится, что девчонка сама туда залезла. Что-то здесь не сходится. Я думаю что они могли послужить чем-то вроде трофея, который убийца прихватил с собой.
– Я тоже не верю в самоубийство, Майкл. Стоя на крыше, я понял, что спрыгнуть с нее было бы гораздо легче, чем очутиться в резервуаре.
Рука Майкла непроизвольно поползла к внутреннему карману пиджака, но он опомнился и тут же себя одернул. Кинул косой взгляд, чтобы увидеть, заметил ли это я, и понял, что заметил. Где-то за стенкой играл саксофон, тянул длинную минорную ноту. Я встал и потянулся, вдруг ощутив сильный голод.
– Иди домой, Бадди. Отдохни. Завтра продолжим. Я хочу побыть один, слишком много всего произошло за день, мне нужно подумать.
Я собрал вещи и попрощался с Майклом. В желудке была пустота, как если б его вычерпали ложкой. Ехать домой мне не хотелось. Я припарковал машину напротив закусочной и долго смотрел, как растут и вытягиваются вечерние тени. Прежде чем я попаду домой, наступит непроглядная тьма. Хотя я вырос не здесь, за несколько лет я немало наслушался историй про то, что тут творится, такие чудовищные истории, что порой и не верится вовсе. Я зашел в «Деннис» выпить пива и перекусить. После пары бокалов мысли в голове улеглись и перестали скакать как бешеные лошади. Я мог спокойно подумать. А подумать есть о чем. Если это убийство, то оно уж слишком изощренное. Готовить дома не хотелось, и я заказал сэндвич с курицей и кофе. Поужинал и поехал домой.
Я снимаю комнату в небольшом жилищном комплексе у подножья голливудских холмов. Старый и ветхий дом, построенный в середине 50-х для рабов Чарли Чаплина. Тесное сплетение комнат и чуланов, в которых даже у привидений есть своя роль. Кровать, стол, старый комод, зеркало и распятие. Вот и вся мебель, которой я располагаю, и то вся она досталась мне от прошлых постояльцев. Я неприхотлив, мне этого хватает, все равно большую часть времени я провожу в конторе своего дяди.
Девяносто процентов домов в Лос-Анджелесе построено из дерева, на случай землетрясений. Деревянные здания куда более устойчивые и безопасные. Все бы хорошо, но у дерева есть и свои минусы. По вечерам сквозь тонкие мембраны стен в мою комнату просачиваются голоса соседей. Их стоны и храпы, разговоры смешиваются с телевизором. Смех ситкомов. Дурацкие мелодии, «Парки и зоны отдыха» и детский плач. Ругань на кухне.
Наш дом – уродливый и необязательный, он словно пупок на гладком животике Западного Голливуда, сотканного из солнечного света, вилл и пальм. От этого я часто чувствую себя гостем, попавшим на незнакомую вечеринку.
По ночам я часто не могу уснуть. Выхожу на балкон и становлюсь свидетелем чужих кошмаров. Чей-то брат напился и устроил дебош, вечеринка перерастает в скандал. Шпильки вонзаются в газон, на траву опускается женское тело, опоясанное черным шелком. Вслед за ним на землю падает бокал. Парень в смокинге не на шутку разбушевался, стоит пошатываясь, держа в руке бутылку «Моэт». «Вернись, Джулия, сука», – кричит он. Вдруг замечает, что на него смотрят, озирается, хмурится и исчезает, слившись с мраком ночи. Но даже исчезнув, он истощено вопит: «Блять»! Его голос исчезает вслед за ним, эхом заметавшись среди стен домов.
В десять часов вечера я сидел в ванной, наполненной до краев, положив прохладный мокрый платок себе на голову. Горячая вода действует на меня потогонно, и бисеринки пота то и дело вскакивали у меня над верхней губой. Не обтираясь, я вылез из ванной, и пяти минут мне хватило на то, что бы дважды побриться и причесать волосы. Брился я быстро, то и дело постукивая бритвой о кафель раковины, освобождая ее тем самым от сбритых волос. Словно бейсболист, что постукивает битой о шипы бутс. Побрившись, я вернул станок на полку чуть пониже шкафчика, за зеркальными дверцами которого не было ничего, кроме банки аспирина, маникюрных ножниц да упаковки пластырей.
Затем я вышел из комнаты и осмотрел себя в высоком, полноростовом зеркале, стоящем в прихожей, с ног до головы. Раскрыл рот и оскалил зубы, белые и квадратные, словно жвачки «Чиклетс». Рост шесть футов два дюйма, волосы черные, слегка удлиненные. Карие, почти черные глаза. Ноги худые и какие-то длинные, иногда я сам себе напоминал кузнечика. Длинные руки и неестественно широкие кисти. Я посмотрел на себя в анфас, затем в профиль. Взглянул на себя, стоящего в зазеркалье и указал пальцем.
– Эй, приятель! Да ты потрясающе хорош собой! – и засмеялся. Мой двойник засмеялся вместе со мной. С нас обоих на пол капала вода.
Стоя раздетым перед зеркалом, я вспоминаю едкие запахи зала боксерского клуба «Гудзон», места, где я рос. «О! Так мы воспитываем благородный мужской характер, веру в свои силы, смелый наступательный дух и умение контролировать себя», – слышу я голос тренера, Терри Колдуэла, самой большой и подлой крысы из всех ныне живущих, а ведь в том, что он все еще здравствует, у меня нет никаких сомнений. «Пусть они лучше разобьют себе нос, чем станут хулиганами и будут бить стекла в соседнем доме или курить крэк», – продолжает он самодовольно чесать языком и глазеть на выбивающиеся из кашемирового свитера пухлые грудки смазливой газетчицы.
Под видом детских соревнований в клубе «Гудзон» проводились самые жестокие и бескомпромиссные драки во всем городе. Проходя по рабочим районам Нью-Йорка, можно частенько увидеть дерущихся ребят, окруженных толпой зрителей. Дядя Терри был хреновым тренером, но отличным коммерсантом. Он быстро смекнул, что легализованные детские драки могут здорово поправить его финансовое положение.
Нет ничего более пугающего, чем детское насилие; жестокость – чистая, словно вода в горном ручье. Входя в азарт, мы лупили друг друга с бешеной скоростью, в основном по голове. Руки спешат напрямик, только бы успеть первым. Страх перед дракой. Вот бы остаться в тени. Спрятаться и не дышать. В таких драках команда «брэк» звучит как слова Господа.
Нередко такие «соревнования» заканчивались кошмарными увечьями, приводя в восторг зрителей, но это был уже не детский бокс, а бой молодых петухов. На таком ринге вы не встретите детей миллионеров, они не участвуют в легализованных драках, разве что в качестве зрителей. Это не «Вашигтон парк». Здесь другие ребята. Это удел бедноты, тех, на кого всем наплевать. Для богатеньких нет никакой разницы между избиваемыми и избивающими детьми, если и у тех и у других на руках боксерские перчатки.
Перед сном я еще долго шарил в интернете. От выпитого пива и длинного дня голова у меня начинала идти кругом. Гребаная сенсация. Девочка, погребенная под водой. Самоубийцы отеля «Сесиль». Череда странных событий. Интернет просто кишит всякого рода информацией, противоречащей друг другу. Споры на форумах, ники и аватары. Уже в полудреме мое внимание привлекла фотография девушки с узкими глазами и в голубом парике. На вид лет двадцати. Она подписана «Девочка Лас-Ночес». Ввязалась в спор с каким-то местным троллем – о том, могла ли Лам покончить самоубийством. А тот изо всех сил поливал их обоих грязью. Что еще можно увидеть в интернете? Чертовы малолетки. Признаюсь, от скуки я написал, что был сегодня в отеле, написал о том, что все видел своими глазами. Но мне так хотелось спать, что я отключился сразу же, едва отправив сообщение, не смотря на то, что в коридоре за стенкой хохотала какая-то женщина, а на всех этажах хлопали двери.
Глава третья. Девочка Лас-Ночес
СМИ только и говорили что о загадочной смерти канадской туристки. Этой теме посвящали передовицы три утренние газеты, это же убийство шло главным материалом в вечерних новостях. И какой канал ни включи, и что бы по нему ни шло, ток-шоу или мыльная опера, ты неминуемо натыкался на бегущую строку или специальный новостной выпуск, посвященный этой теме. День за днем, и никаких результатов.
Это случилось утром. Случился этот чертов старик, с бородкой, напоминающей нож. Я шел к своему офису в Сенчури через грязно-желтую мглу города, так напоминающую мне актерскую душу, смотрел на вырастающие из этой мглы небоскребы; затем уткнул свой взгляд в телефон, опустив голову вниз, – и вдруг встрепенулся. Мимо меня с грохотом пролетел мусоровоз, и я увидел его, чудовищного старика, всего в лохмотьях, с беззубым впавшим ртом; шел он странно, будто втаптывал в землю чьи-то руки. Все бы ничего. Мало ли сумасшедших ходит здесь пешком, пожалуй что только они и ходят, но я готов поклясться, что вслед за ним шел тот же самый старик, тот же самый беззубый старик. Я ускорил в шаг и буквально летел по Беверли Глен, боясь смотреть на прохожих, но у самых дверей офиса я врезался в этого чертового старика, который вырос из желтой дымки словно призрак. Он расхохотался, а я оттолкнул его и не глядя захлопнул за собой дверь. Чертов Лос-Анджелес, долбанный муравейник, который даже днем осаждают призраки. Я отдышался у двери и посмотрел в глазок. На улице никого не было.
Всю первую половину дня мы с Майклом провели за изучением видеозаписи из лифта отеля. Это была последняя запись, на которой присутствовала Лам. Перед тем, как обнародовать запись, над ней здорово поработали. В Лос-Анджелесе даже видеозаписи из лифтов проходят пост-продакшн.
Конечно, копы здорово потрудились над этой пленкой. Это было видно даже невооруженным взглядом: местами ускоренная, местами подтертая. Но, тем не менее, на данный момент – главная зацепка. При просмотре видео я понял, о чем говорила мне продавщица книг, когда сказала что Элиза вела себя странно. Либо она находилась под воздействием запрещённых веществ, либо она флиртует с кем-то, кого не видно в кадре. На записи это было заметно. Она нажимала по несколько кнопок подряд, как-то странно жестикулировала. Начинало казаться, что в лифте есть кто-то еще, но кто? На записи она была одна. Никого больше в лифте не было. Она поднялась на четырнадцатый этаж, самый верхний из жилых этажей. Больше Элизы на видеозаписях из отеля нет. Ни на выходе из отеля, ни в фойе первого этажа. Выходит, Элиза так и осталась внутри «Сесиль», а убийца, если он, конечно, существует, должен был находиться внутри одновременно с ней.
Телефон в моем кармане зажужжал и зажегся. Я достал его из кармана. Пришло сообщение на мессенджер. Я слегка удивился, потому как уже очень давно не получал сообщений на Фейсбук.
«Привет, амиго! Ты правда был в «Сесиль»?
Тут я вспомнил про то, что сидел перед сном на форуме, но почему мне написали именно в Фейсбук? Я решил ответить.
«Да, и даже был на крыше».
Майкл достал из пачки сигарету и закурил. Он курил довольно необычно, как бы проглатывая дым, а затем часть его выходила из его ноздрей двумя тонкими струйками. Старик всегда докуривал окурки до самого конца. Одну руку он зажал под мышкой, а вторую все время держал у своего рта.
– У девочки было биполярное расстройство личности, – произнес он.
– Это как у Зэты-Джонс?
– Дерьмо собачье. – Майкл скомкал пустую пачку из-под сигарет и бросил ее на стол.
Опять он встал не с той ноги. Я посмотрел на него и промолчал. Что тут скажешь. Он взглянул на меня и продолжил:
– Это биполярное расстройство можно смело диагностировать у половины женщин во всем мире.
Майкл, как и многие люди старой школы, частенько скатывался в сексизм, ксенофобию и шовинизм. Он, конечно же, был гомофобом. Я никогда ему не перечил, вся эта дрянь налипла на нем как та кожная хворь. Зудит и не дает ему покоя, он весь чешется, и мозги его кипят. Бедный старый Майкл.
– Так вот, это биполярное расстройство очень просто диагностируется, и психиатры ставят диагнозы типа этого направо и налево, лишь бы выманить денежки.
– И что с того? – спросил я.
– А то, что Элиза могла и не быть сумасшедшей. – Майкл без надобности громко шуршал пустым пакетом, словно пытаясь отыскать в нем что-то.
– Я не понимаю, к чему ты ведешь, дядя. И что ты ищешь в этом пакете, вчерашний день?
– Я говорю о том, что Элиза страдала биполярным аффективным расстройством личности и принимала соответствующие препараты; какие именно – еще предстоит узнать. Но люди с таким диагнозом обычно пьют нейролептики, антидепрессанты или транквилизаторы. И люди, которым ставили правильный диагноз и которые принимают соответствующие лекарства, могут быть гораздо здоровее половины жителей нашего города.
– Но что это меняет, была она сумасшедшей или нет? Ты же сам видишь, что девчонка ведет себя очень странно.
– Вижу. Если бы каждый наш невроз записывали в больничные карты, на их хранение не хватило бы и целого штата. – Майкл продолжал шуршать пакетом, зажав зубами сигаретный окурок.
Я морщился: от этого дурацкого звука мне казалось, что у меня в голове завелись крысы. Майкл докурил свою сигарету и с упоением втоптал ее в дно пепельницы.
– Труп сейчас в морге, ведется следственная экспертиза на прием наркотиков. Скоро мы узнаем официальную версию, вследствие чего наступила смерть. Еще на днях сюда прилетят родители девочки.
– Откуда ты знаешь?
– Ну как ты думаешь, им надо забрать тело обратно в Канаду, парень?
Майкл сегодня был явно настроен на то, что бы выставлять меня дураком. Но у меня было чувство, что я могу здорово продвинуться вперед в этом деле; на моей стороне была всемирная сеть, которой Майкл почти не пользовался. А на его – опыт и связи. Но то, что девочку нашли случайно, говорило о том, что полиция еще далека от раскрытия дела.
«421 Юг Каталина стр. (Корейский квартал). Сможешь приехать в 6»?
Я недоумевая смотрел на всплывшую на экране телефона надпись.
Во-первых, я не понимал, как она нашла мою страницу, ведь на форум я зашел под левым никнеймом. Во-вторых. А что во-вторых? Во-вторых, это все было как минимум странно. Но ведь нас всех привлекают именно странности. Именно они будят в нас интерес.
Мне не хотелось падать в грязь лицом, и я попросил Майкла пробить ее телефон. Майкл поворчал немного, но согласился. Я знал, что он может узнать телефон практически любого человека. Через полчаса он подошел к столу и кинул передо мной бумажку с телефонным номером.
– Надеюсь, что это по делу, приятель.
Под вечер февральского дня, когда солнце уже зашло, но еще не стемнело, город смолкает и окрашивается в светло-серые тона. День, как всегда, заканчивался быстрее, чем обычно, даже для меня, с моей вечной нехваткой времени. В квадратах окон и витрин киосков зажигается свет; машины, проносящиеся мимо, зажигают фары; с наступающей темнотой на город неспешно опускается прохлада. Прохожие спешат поскорее оказаться дома после длинного тяжелого дня и включить телевизоры. В супермаркетах и магазинах, торгующих спиртным, полупусто, и жизнь там замирает. Цветочные магазины и банки закрыты. Изредка раздаются сигналы полицейских сирен. Грохочут опускаемые на ночь металлические роллеты. Если внимательно всмотреться в лица людей, уставших и неподвижных, стоящих на пешеходном переходе в ожидании зеленого, тогда можно понять, о чем они думают, или хотя бы представить это. Представить их мечты и планы, их сомнения. Впереди ночь, а ночью город становится совершенно другим.
Мэй Вонг… Выходит, она кореянка. Я сидел в авто, держась обеими руками за руль, и заметил, что сжимаю его с такой силой, что костяшки моих пальцев белели от напряжения. Включил радио и посмотрел дорогу на навигаторе. Корейский квартал. Я живу не так далеко от этого района, но бывал там всего дважды. Что мне там делать? Пятый день подряд льет дождь, то мелкий словно пар, то проливной, короткий. В Сенчури машины стояли плотными колоннами от светофора до светофора, так что пришлось немного потолкаться до того момента, пока не выехал на бульвар Санта Моники. Затем я свернул на Уилшир и приехал в назначенное место без двадцати семь. Хоть я и отдохнул, но чувствовал какую-то вялость, может, оттого, что так и не успел пообедать.
Я воровато покосился на пейзаж за окошком. Аккуратные домики с подстриженным газоном. Несколько худых и высоких пальм. Зеленые лужайки. Чистые тротуары и гладкий, словно поверхность стекла, асфальт. Не каждая семья в этом районе может позволить себе жить в собственном доме. Да еще и на такой кукольной улочке.
Мэй не была похожа на девушек, которых я знал раньше. Это я понял сразу, как только увидел, как она выходит из дома. Тонкий бежевый плащ поверх белой чуть прозрачной блузки, юбка слегка выше колен. Очень элегантная. Во всех движениях ее чувствовалась неописуемая восточная грация. Даже ходила она как-то вежливо.
Я опустил вниз пассажирское стекло и помахал ей рукой. Она увидела меня, заправила за ухо выбившуюся прядь волос и улыбнулась.
– Мэй, – представилась она и протянула мне руку, а я почувствовал слабость в ногах.
– Бадди, – ответил я и слегка сжал ее тонкую ладошку.
– Не хочешь перекусить? Я знаю отличный динер.
И мы поехали в сторону Санта Моники. Эти воспоминания для меня – самые яркие, наверное, из-за охватившего меня тогда волнения. Смешно, конечно, звучит, но я помню все. Каждую песню по радио, помню ложившийся на дорогу свет и помню ее волосы, прямые и гладкие, аккуратно и очень ровно остриженные внизу. В момент, когда она оправляла прядь волос, обнажалась ее тонкая шея и ухо с небольшой золотой сережкой-гвоздиком.
В мире, бегущем от смерти, закусочные обречены. Они то и дело исчезают с плоти города, словно прыщи. Все в Америке теперь хотят жить вечно. Сидя здесь, я словно возвращаюсь в детство, старый пыльный сон из прошлого. Круглый бело-голубой знак заправки «Эссо», уже горевший неоновым светом, хотя солнце еще не совсем зашло. Серый хромированный вагон-ресторан, с большой неоновой надписью «Старлайт динер», висящей над вывеской заведения так, чтобы ее было видно с автомагистрали. Шоколадные коктейли и венские вафли, чизкейки и блестящие от холестерина бургеры. Вредно и круглосуточно. Последний оплот на пути мира фитнес-клубов и беговых дорожек.
На парковке практически нет машин. В глаза мне бросился неимоверно длинный седан, больше похожий на баржу. Он выглядел отстраненно и казался декорацией к фильму, и я уже было испугался, что забегаловка закрыта из-за каких-нибудь дурацких съемок. Бетонная лестница поднимается ко входу в «Уинкис», через холм усеянный пожухлой агавой. Мы вошли внутрь и сели рядом на двухместном диванчике, обитом зеленой лакированной кожей. Пахло картошкой фри и кетчупом. За столами, стоящими вдоль окон, ужинали люди.
– По ночам в таких местах особая публика.
За окном шел редкий косой дождь, и его практически не было слышно.
К нам подошла молоденькая рыжая официантка; без лишних слов она поставила на стол тарелку с оладьями и ушла так же молниеносно, как и появилась. Мэй прыснула смехом.
– За это я их и люблю.
– Как ты меня нашла? – Я посмотрел на тарелку с оладьями. «Интересно, кто ест оладьи в такое время»?
– На форуме был твой емайл, я скопировала его и вбила в Гугл.
– Надо же… Как все просто.
Подошла официантка, тоже рыжая, но не та, что притащила оладьи. Мы попросили их убрать, и я заказал большой чизбургер с картошкой и колу, а Мэй – клаб-сэндвич с тунцом и зеленый чай.
– Тебе тоже интересно знать, что случилось с Элизой, Бадди? – спросила она.
Я посмотрел вниз, окинул взглядом юбку Мэй, как она аккуратно лежит поверх ее беленьких ног, и не смог удержаться.
– Вообще-то, я помощник детектива, но можно сказать, что это дело я веду практически в одиночку.
От неожиданности Мэй хлопнула в ладоши и улыбнулась, но потом так же быстро собралась, и улыбка на ее лице исчезла.
Я решил немного подразнить Мэй и принять сторону следствия. Во мне проснулся какой-то юношеский азарт.
– Вполне возможно, что девочка покончила с собой; у нее были проблемы с психикой и она пила таблетки.
Возмущение тут же возникло на овальном кукольном личике Мэй.
– Нет, это невозможно.
– Ты так считаешь?
– Ну ее же нашли голой в воде?
– Да, одежда плавала рядом.
– Видишь ли, здесь нужно понимать женскую психологию. Ни одна женщина не будет кончать с собой в раздетом виде. Представить только, что на тебя будут пялиться все репортеры штата и зеваки, еще фото… Нет, это не возможно.
– Мерлин Монро нашли голой, и Уитни Хьюстон, кажется, тоже.
– Что еще раз подтверждает тот факт, что это было не самоубийство, а несчастный случай. Была такая киноактриса Клара Блендик, так вот, прежде чем покончить с собой в отеле «Шелтон» в Голливуде, она пригласила в номер парикмахера и визажиста.
– Но мы же говорим не о кинозвезде. Она простая девчонка из Канады.
– Ты что нибудь знаешь вообще о самоубийствах? Кроме того, что они случаются? – Проговорив это, она помешала свой чай, вынула из него ложечку и указала ею на меня.
Такой наглости мне не хотелось прощать даже столь красивой и элегантной девушке, как Мэй. Но я нашел в себе силы промолчать, и кажется, она это поняла.
– Восемьдесят процентов самоубийц вовлекают в это своих близких. И вообще, говорят об этом постоянно либо хотят, чтобы люди видели, как им плохо. То есть по сути превращаются в демонстративных шантажистов. А две третьих самоубийц в США и Канаде вообще не обращались к психиатру. И, как следствие, не понимали всей серьезности своей ситуации.
– Во всех правилах есть исключения.
– Вот именно; и если это убийство со всех сторон выглядит как суицид, оно им, скорее всего, не является.
– Ну ладно, ладно. Допустим, я тоже так думаю, но что это меняет? Если причиной смерти укажут суицид, то дело закроют. Никто не станет возиться с этим.
– Почему?
– Ежедневно на улицах Лос-Анджелеса гибнут люди, от огнестрельных ранений и ножевых ран; молодых парней забивают до смерти кастетами и бейсбольными битами. Наркоторговцы и бандиты делят сферы влияния. Есть целая куча куда более зверских, кровавых убийств. Всем конечно жалко девчонку, и шумиха поднялась большая, но это слишком сложно.
