Czytaj książkę: «Жёлтый вождь»

Czcionka:

Tomas Mayne Reid

«The Yellow Chief», 1869

Глава I. Наказание насосом

– К насосу его! И пусть получит двойную порцию!

Это слова были произнесены властным и гневным тоном. Обращены они к надсмотрщику хлопковой плантации недалеко от Виксбурга, в штате Миссисипи; произносит их Блант Блекэддер, молодой человек лет восемнадцати, сын Сквайра Блекэддера, владельца плантации.

А кто должен получить двойную порцию душа?

Поблизости стоит персонаж, к которому относятся эти слова. Он тоже молод, по возрасту почти не отличается от того, кто отдал приказ, хотя смуглая кожа и короткие курчавые волосы говорят о том, что он принадлежит к другой расе, – короче говоря, он мулат.

И время – потому что действие происходит двадцать лет назад – вместе с другими обстоятельствами показывает, что он раб на плантации.

А почему отдан этот приказ? Конечно, это наказание.

Вы можете улыбнуться этим словам и принять их за шутку. Но «наказание насосом» – одно из самых жестоких; оно гораздо хуже, чем удары палкой или порка бичом. Человек дергается, когда его бьют по спине хлыстом их коровьей шкуры; но непрерывный поток холодной воды, который вначале освежает, со временем становится невыносимым; жертва чувствует себя так, словно череп раскалывают топором.

Что сделал «Голубой Дик» – таково прозвище молодого мулата на плантации, – чтобы заслужить такое жестокое наказание?

Надсмотрщик, не решаясь выполнить приказ, задает этот вопрос Бланту Блекэддеру.

– Это мое дело, а не ваше, мистер Снайвли. Достаточно моих слов, что он его заслуживает, и будь я проклят, если он его не получит! К насосу его!

– Вашему отцу это не понравится, – настаивает надсмотрщик. – Когда он вернется домой…

– Когда он вернется домой, это мое дело. Сейчас его нет, а пока он отсутствует, хозяин плантации я. Надеюсь, сэр, вы признаете меня таковым?

– Конечно, – отвечает надсмотрщик.

– Что ж, я говорю вам, что этот ниггер должен быть наказан. Он достаточно сделал, чтобы заслужить наказание. Пусть это удовлетворит вас, а в остальном я отвечу перед отцом.

Молодой плантатор не снисходит до объяснения, что же такого сделал Голубой Дик. Сдерживает его тайное сознание, что виноват он и действует исключительно из низкой мести.

Его действия объясняются ревностью. На плантации есть девушка квартеронка, которая улыбается Голубому Дику. Но эти же улыбки хочет получить его молодой хозяин – хозяин их обоих.

Результат такого соперничества предсказать легко. Любовь Голубого Дика обречена на жестокое разочарование, потому что Сильвия, квартеронка, отдает свое сердце не естественному пристрастию, а объединенному влиянию тщеславия и власти. Такое часто происходило во времена так называемых патриархальных обычаев – к счастью, давно ушедших в прошлое.

Узнав о предательстве своей милой, молодой мулат не сдержался от обвинений. Произошло столкновение между ним и сыном хозяина. Были произнесены слова и угрозы, и вслед за этим сразу последовала описанная сцена.

Мистер Снайвли не из тех, кто противится приказам свыше. Его место слишком для него ценно, чтобы он рисковал им из-за пустого рыцарства. Что для него наказание раба – церемония, которую он совершает почти ежедневно? К тому же Голубой Дик ему не особенно нравится, он считает его «наглым типом». Опасаясь недовольства Сквайра Блекэддера, он готов исполнить приказ. И так и поступает.

Эта сцена происходит во внутреннем дворе за «большим домом»¹, рядом с конюшней. С одной стороны стоит насос, высокий дубовый обелиск с массивной железной ручкой и с трубой в пяти футах над землей. Под трубой желоб – выдолбленный ствол дерева, из него поят лошадей.

Под жарким солнцем долины Миссисипи такое зрелище должно радовать глаз. Но рабов плантации Сквайра Блекэддера оно совсем не радует. У них оно вызывает печаль и страх; они привыкли смотреть на этот насос с таким чувством, с каким смотрят на виселицу или гильотину. Почти все они в разное время посидели под этим насосом, чувствуя себя так, словно острый топор раскалывает им голову.

Наказание насосом на плантации Сквайра Блекэддера применяется слишком часто, чтобы давать указания, как это сделать. Мистеру Снайвли нужно лишь повторить приказ полудюжине крепких рабов, которые стоят поблизости, готовые его исполнить. Тем более готовы, что жертвой будет Голубой Дик: молодой мулат совсем не является их любимцем. Гордясь своей более светлой кожей, он слишком горд, чтобы общаться с ними, и поэтому не пользуется их симпатией. К тому же это его первое наказания; хотя и раньше он был замечен в разных проступках, Сквайр Блекэддер его не наказывал.

Все считали это странным, хотя никто не знал причины; и эта его неуязвимость, которой он гордился, теперь позволяла рабам радоваться его наказанию.

Те, кому это было приказано, охотно взялись за дело. По знаку надсмотрщика два раба схватили Голубого Дика и потащили к насосу. Веревками, которые принесли из соседней конюшни, его привязали к желобу таким образом, чтобы голова находилась непосредственно под трубой в восемнадцати дюймах от нее. Голова его была закреплена так, чтобы он ни на дюйм не мог сдвинуть ее направо или налево. Если он попытается это сделать, затянет петлю вокруг шеи.

– А теперь вымой его под душем! – приказывает молодой Блекэддер рослому негру, стоящему у ручки насоса.

Тот, свирепо выглядящее чудовище, не раз подвергавшееся такому наказанию, с радостной улыбкой исполняет приказ. Железная ручка скрежещет, негр быстро дергает ее вверх и вниз, из трубы вырывается поток воды и падает на голову наказанного.

Стоящие вокруг смеются, да и для самой жертвы это было бы приятной игрой; но среди тех, кто над ним смеется, квартеронка Сильвия! Собрались все: и те, кто живет в лачугах рабов, и слуги из дома – зрители его страданий и стыда.

Даже Клара Блекэддер, сестра молодого тирана, девушка лет двадцати, с внешностью ангела, стоит на заднем пороге и смотрит на эту сцену с таким равнодушием, словно из ложи в театре на какое-то представление.

Возможно, ей интересно, но никакого сочувствия к страдальцу она не испытывает.

А на лице ее брата выражение явного интереса. В чертах его лица радость – радость злобной души, наслаждающейся местью.

Печальную картину представляют собой эти два молодых человека: один возбужденный своей деспотической властью, другой страдающий от применения этой власти.

Однако они необычно похожи друг на друга – и лицом, и фигурой. Если бы убрать смуглую окраску кожи и выпрямить курчавые волосы, Голубого Дика можно было бы принять за брата Бланта Блекэддера. Выглядел бы он лучше и лицо было бы не таким злобным.

Ну, может, не в этот момент. Когда к душевным мукам, которые он терпит, добавляется физическая боль, лицо его становится поистине дьявольским. Даже поток воды, словно пологом, закрывающий его лицо, не может скрыть злобный взгляд, который он бросает на своего мучителя. Сквозь прозрачный покров видны губы, плотно прижатые к белым зубам, вызывающе и мстительно улыбающиеся, когда взгляд его падает на Сильвию. Он не стонет и не просит о милосердии, хотя мучения заставляют его извиваться в веревках с риском задохнуться.

Мало кто из присутствующих не знает, что он страдает от страшной боли; большинство, наоборот, знает об этом по собственному опыту.

И только когда один из присутствующих под влиянием своих воспоминаний произносит просьбу прекратить, пытка останавливается.

– Достаточно, я думаю? – говорит Снайвли, вопросительно поворачиваясь к молодому плантатору.

– Нет, черт побери, еще и половины нет, – следует ответ. – Ты не дал ему двойную порцию. Но неважно! Пока хватит. В следующий раз он проведет под насосом столько времени, что его толстый череп расколется, как кедровое полено.

Сказав это, Блант Блекэддер беззаботно поворачивается и присоединяется к сестре, предоставив надсмотрщику отвязывать страдальца.

Железная рукоять прекращает скрежетать, жестокий поток прерывается, и Голубого Дика, освободив от гаротты, уносят в конюшню.

Больше его никогда не подвергают такому наказанию. Молодой плантатор не может исполнить свою угрозу. Три дня спустя Голубой Дик исчезает с плантации. Утром этого дня, почти одновременно с его исчезновением, в персиковом саду находят тело Сильвии, с головой, разрубленной до самого подбородка!

Это сделано топором для колки дров. И нет никакой загадки ни в способе убийства, ни в том, кто его совершил. Предшествующие обстоятельства прямо указывают на Голубого Дика, и его ищут.

Ищут, но не находят. Как только объявлено о поисках, окружающие поселенцы, плантаторы и бедные белые, хватаются за оружие и садятся верхом. Кровных мастиффов пускаю по его следу, но, несмотря на их острое чутье к такой добыче и на старания их хозяев, им так и не удается вцепиться клыками в плоть мулата-убийцы.

Глава II. Блекэддеры

Во времена, предшествующие отмене рабства, не было местности, где бы рабство было таким жестоким, как в низовьях Миссисипи, известных как «Побережье». Особенно справедливо это по отношению к штату Миссисипи. На старых территориях к востоку от Аллеганского хребта рабство носило патриархальные черты; то же самое можно сказать о Кентукки и Теннеси. Даже в Луизиане снисходительность креолов смягчала условия жизни рабов. Но на больших хлопковых и табачных плантациях Миссисипи, а также на части побережья Луизианы все было по-другому; многие хозяева по полгода не показывались в своих владениях, и управление было поручено надсмотрщикам, людям безответственным и во многих случаях жестоким. Да и среди хозяев большинство не родилось здесь; это колонисты со всех стран, которые явились сюда, часто потеряв состояние, а иногда и лучшие черты характера.

Эти люди смотрели на рабов, как на скот; они думали не о счастье и благополучии рабов, а только о том, как бы побольше из них выжать.

Было бы ошибкой сказать, что все плантаторы с Миссисипи были таковы; неправильно также считать, что владельцы плантаций с Юга менее человечны, чем другие люди. Им не откажешь в великодушии, и среди них было много первоклассных филантропов. Проклятием был сам институт рабства; выросшие под его влиянием, они мыслили и действовали неверно; но, боюсь, не хуже, чем я или вы, если бы мы жили в таких же обстоятельствах.

К несчастью, гуманные люди были исключением среди плантаторов низовьев Миссисипи. И такой страшной была репутация этой местности, что стоило пригрозить рабу из Виргинии и даже из Кетукки и Теннеси продажей или высылкой туда, как он немедленно смирялся со своей участью!

Слово «Побережье» было пугалом негритянских детей и ужасом взрослых.

Плантатор Блекэддер, родом из штата Делавэр, был из числа тех, кто создавал эту злую репутацию. Он переехал в Миссисипи в молодости и купил дешево землю на той территории, что продавали индейцы чокто.² Приехал он бедным человеком, но так и не попал в число аристократов-плантаторов штата. Однако именно по этой причине он отличался тем, что, по его представлению, было его естественным правом, – деспотичным отношением к тем чернокожим беднягам, что оказались в его власти. Во многих случаях они сами были виновны: было известно, что плантатор Блекэддер покупает рабов дешево, и его «скот» считался худшим в той местности, где была расположена плантация. Несмотря на их дурную репутацию, для них всегда находилась работа; и никто лучше Блекэддера не умел заставить их выполнять эту работу. Если чувства долга оказывалось недостаточно, их всегда избавлял от лени хлыст в руках человека, который охотно его применял. Этим человеком был Снайвли, надсмотрщик, который, как и сам Блекэддер, был родом из Делавэра.

На плантации Блекэддера наказания применялись часто и всех разновидностей, знакомых шкуре негра. Иногда негров даже калечили, хотя и не сильно. Если негр пытался увильнуть от работы, ссылаясь на зубную боль, зуб мгновенно выдергивали, хотя на нем могло не быть ни следа болезни!

При такой строгой дисциплине плантация Блекэддера должна была бы процветать, а ее владелец – стать богатым человеком. Так, несомненно, и было бы, если бы прибыль постоянно не уходила, так что хозяин плантации оставался сравнительно небогат.

«Сточной трубой» был собственный и единственный сын Сквайра, который вырос тем, кого называют «повесой» или «диким парнем». Он был не только диким, но и злобным, и, что особенно расстраивало отца, стал в последние годы отчаянным мотом. Он держался дурного общества, предпочитая «белые отбросы»; делал ставки на петушиных боях и играл в азартные игры; посещал все попойки на десять миль в округе.

Сквайр был снисходителен к вкусам молодого человека, его единственного сына и наследника. В молодости он сам был таким же. Поэтому его кошелек, закрытый для остальных, был открыт перед Блантом, даже в самых низких его делах. Гораздо менее щедр был он к своей дочери Клер, девушке, наделенной большой красотой, а также обладающей положительными качествами, свойственными женщинам. Да, конечно, это она стояла на пороге, когда Голубого Билла наказывали насосом. Правда также, что она не проявляла сочувствия к страдальцу. Тем не менее кое-что смягчало эту явную жестокость ее сердца: она не понимала, какую боль испытывает наказанный; и вина не ее, а ее отца, что она привыкла к таким сценам, происходившим еженедельно, почти ежедневно. При другом воспитании из Клер Блекэддер выросла бы леди, такая же добродетельная, как красивая; и в других обстоятельствах она была бы счастливей, чем в тот день.

То, что ее судьба затмевается какой-то тенью, было очевидно по тени на ее лице; потому что, глядя на нее, нельзя было не заметить, что она чем-то опечалена.

Причина простая и очевидная. Возлюбленный, избранный ею, оказался не по нраву отцу. Юноша, с тощим кошельком, но богатый качествами, украшающими мужчину, красивый, умный, чужой в этой местности, короче, молодой ирландец, пришедший на Миссисипи неизвестно откуда. Таков был тот, кто завоевал дружбу Клер Блекэддер и вражду ее отца и брата.

Она приняла его в свое сердце, хотя не смела сказать об этом, но его прогнали со словами презрительными, почти оскорбительными.

Этого было достаточно, чтобы изгнать его из штата, потому что девушка, ограниченная властью отца, не могла удержать его. И он ушел, как и пришел, никто не знал куда; и вероятно, только Клер Блекэддер это было интересно.

Стоя на пороге, она больше думала об ушедшем, чем о наказании Голубого Дика; и даже спустя день, когда ее служанка Сильвия была найдена под деревьями, ужасное зрелище не могло заставить ее забыть о человеке, которого она всегда будет помнить.

Как и предсказывал надсмотрщик, Сквайр Блекэддер, вернувшись домой, очень рассердился, узнав о наказании Голубого Дика, и ужаснулся происшедшей вслед за этим трагедии.

Грехи его молодости как будто мстят ему!

Глава III. Плантация меняет владельца

Пропустим период в пять лет, прошедший после описанной сцены.

За это время ничего не менялось на плантации Сквайра Блекэддера – ни у обитателей плантации, ни в лачугах негров. Наказания кнутом и насосом не прекращались. Они происходили так же часто и были такими же жестокими, как всегда, и Снайвли, которого несчастные негры называли «обаси»³, извлекал из их мышц все, что мог. Тем не менее плантация не процветала. Блант, еще глубже погрузившийся в мотовство, тратил каждый доллар прибыли, посягая даже на стоимость плантации. Число рабочих рук сокращалось, пока стало не хватать для возделывания хлопка; и несмотря на постоянное щелканье кнута мистера Снайвли, поля начали зарастать сорняками, и хлопок гнил, не добравшись до хлопкоочистительного завода.

Но через пять лет произошли перемены, такие же полные, как и благоприятные.

Отремонтирован «большой дом» и пристройки к нему; поля тщательно обрабатываются и выглядят прекрасно. Во дворе и в негритянских жилищах перемены еще разительней. Вместо мрачных лиц и серой от перхоти или коричневой от грязи кожи, едва скрытой обрывками одежды, улыбающиеся лица и чистые рубашки, под которыми кожа светится от здоровья. Вместо грубых проклятий и угроз, за которыми часто следовали удары хлыста, теперь слышны звуки банджо, сопровождающие простые песни, и веселые голоса негров или их беспечный смех.

Эти перемены легко объяснить. Негры другие, «обаси» другой, да и сам масса не тот. Сменился весь персонал. Тирана сменил плантатор патриархального типа, а Сквайр Блекэддер уехал. Мало кто из соседей знал, куда, и еще меньше это интересовало. Из-за своей жестокости и из-за поведения сын он стал изгоем в своем классе; сын едва не привел его к банкротству. Чтобы избежать этого, он продал плантацию, хотя сохранил рабов – большинство из них было невозможно продать из-за их хорошо известного поведения и бесполезности.

Взяв их с собой, он «отправился на запад».

Для переселения с берегов Миссисипи такое выражение может показаться неподходящим. Но в то время «дальний Запад» только начинал колонизироваться. Этот Запад назывался Калифорнией и те времена был очень мало известен, потому что совсем недавно стал владением Соединенных Штатов, и сведения о его золотых сокровищах еще не дошли до меридиана Миссисипи.

Его сельскохозяйственные возможности, а вовсе не золотоносные пески – вот что привлекло туда плантатора Блекэддера; это, а также необходимость бежать от отвергшего его респектабельного общества «Покупки у чокто».

Уехал он не один. С ним были еще три или четыре семьи такого же характера и оказавшиеся в таких же обстоятельствах.

Последуем по их пути. Хотя прошло целых три месяца с тех пор, как они оставили восточный берег Миссисипи, мы успеем их догнать, потому что они все еще медленно и устало преодолевают великие прерии.

Картина каравана эмигрантов давно всем знакома, однако невозможно смотреть на нее без интереса. Она вызывает приятные чувства, напоминая самый ранний и, вероятно, самый романтичный период нашей истории. Огромные фургоны с холщовыми пологами, выцветшими до снежной белизны под множеством дождей, вполне справедливо именуются «кораблями прерий». Они заполнены разнообразными инструментами и принадлежностями, домашней мебелью и другими пенатами, позволяющими не забывать об оставленном доме; еще больше о нем напоминают дорогие лица под пологом этих фургонов; загорелые сильные всадники с ружьями в руках едут перед фургонами или рядом с ними; все это создает картину, которую, раз увидев, невозможно не запомнить.

Именно такую картину представляла собой группа плантаторов, переезжающих в Калифорнию. Караван маленький, всего шесть фургонов, с эскортом из восьми или десяти белых мужчин. Путешествие опасное, и те, кто его предпринимает, знают об этом. Но характер не позволяет им увеличивать размеры каравана, а для многих в нем опасности, оставленные позади, страшней того, что может их ждать впереди.

Они идут по одному старому торговому пути, который сейчас используется эмигрантами, особенно с юго-западных штатов. Этот маршрут ведет до верховий Арканзаса к Бентс Форту, а оттуда на север вдоль подножия Скалистых гор по пути, известному как проход Бриджера.

В это время сам проход и тропы по обе стороны от него считались «безопасными». Конечно, безопасными сравнительно. Индейцев испугало невиданное зрелище – проход через их территорию больших частей американской армии: экспедиция Донифана в Нью-Мексико, походы отрядов Кука и Кирни в Калифорнию. На кое-то время это заставило индейцев прекратить нападения на караваны торговцев, даже отказаться от убийства одиноких трапперов.

Участники группы Блекэддера не были ни храбры, ни безрассудны, поэтому продвигались они очень осторожно, посылая днем вперед разведчиков, а по ночам охраняя лагерь.

Поэтому, соблюдая осторожность и проявляя бдительность, они благополучно дошли до Бентс Форта. Здесь индеец чокто, немного говоривший по-английски, который оказался в форте, взялся провести их далее к северу по проходу; и по его указаниям они дошли до Бижу Крика, притока реки Платт и одного из самых красивых ручьев в прериях.

Они остановились на ночь так, как это делают в прериях, с фургонами, привязанным друг к другу, так что образовалось окруженное пространство – корраль⁴, так вслед за торговцами из Нью-Мекиско называют такой лагерь.

Путники оживленней, чем обычно. Они видят огромную цепь Скалистых гор, с Лонгз Пиком, поднимающим свою заснеженную вершину, как огромный приветственный маяк, показывающий им дорогу в землю обетованную.

На следующий день к вечеру они надеются добраться до Сент-Рейнз Форта, где в безопасности от нападения индейцев, не карауля лагерь, они смогут отдохнуть.

Но в час расслабления, когда они смотрят на Лонгз Пик и его заснеженная вершина еще позолочена лучами заходящего солнца, с того же направления надвигается тень, грозящая поглотить их.

Они ее не боятся. Не видят и даже не знают о ее существовании; собираясь вокруг вечернего костра, чтобы поужинать, они веселы, как только возможно в таких обстоятельствах.

Для многих из них это последняя в жизни еда, как и последний в жизни вечер. Прежде чем солнце снова осветит Лонгз Пик, половина из них будет спать сном смерти – корраль превратится в их кладбище!

1.Так негры называют дом хозяина.

2.Эта территория известна как «Покупка у чокто».

3.Искаженное overseer – надсмотрщик. – Прим. пер.

4.Испанское обозначение замкнутого пространства, усвоенное в ранний период торговцами в прериях и теперь ставшее частью нашего языка.

Darmowy fragment się skończył.