Czytaj książkę: «Прятки с охотником»

ГЛАВА 1

Я неслась, не разбирая дороги, уворачивалась от веток и перепрыгивала через кочки. Еще совсем немного! Впереди виднелся просвет, слышался шум воды – сбить собак со следа в реке проще всего. Я вылетела на плато и едва успела затормозить на краю обрыва, внизу которого бушевали и пенились волны. Не река. Это не река!

Первая гончая выпрыгнула на плато и оскалилась, завидев меня. За ней черными тенями выскользнули из-за деревьев и уселись по обеим сторонам тропы еще две. Нападать без приказа хозяина они не спешили, но вот-вот явится и он.

Я согнулась, уперлась ладонями в трясущиеся колени. Жадно хватала ртом воздух в надежде хоть немного остудить пылающие легкие.

Охотник появился в тот момент, когда я уже почти решилась прыгнуть в море. Разобьюсь о камни или мощная волна расплющит меня о скалу – неважно. Важно не погибнуть с позором на главной площади столицы от руки палача, к которому меня приведут.

Мужчина в черной форме ищейки шагал неторопливо. Спокойный, уверенный. Словно он и не гнался за мной, а прогуливался.

Я выпрямилась, не спуская с него глаз, и осторожно отступила к обрыву.

Охотник остановился в трех шагах от меня. Опасно близко. С такого расстояния я легко могла разглядеть складку, залегшую между его бровей, и морщинки в уголках глаз.

– Устала? – спросил он с показным равнодушием, протягивая руку ладонью вверх. – Иди ко мне, Аяна. Ты все равно в тупике.

Я облизнула пересохшие губы и зло вытерла слезы. Они не от слабости или страха, а от усталости, и незачем показывать их ищейке. Он меня обманул. Дал несколько лет передышки и… сдал? Он и впрямь сдал меня своим, сомнений быть не может.

Охотник сунул руки в карманы штанов, не дождавшись, когда я вложу пальцы в его ладонь. Глянул через мое плечо, по сторонам и обернулся назад. Короткий свист заставил гончих метнуться к хозяину. Псы сели слева от него, пристально наблюдая за мной.

Я сделала еще полшага назад, босой ступней нащупала край плато. Замерла. Втянула носом воздух и ненадолго задержала дыхание, восстанавливая его.

– Отпусти меня, – выдохнула я, ни на что не надеясь.

За спиной – бескрайнее море, острые как лезвия куски скалы, бушующие волны.

Передо мной – королевский охотник. Мужчина, который то ловил меня, то отпускал. То ловил, то снова отпускал. Он играл со мной как кот с мышкой, и только поэтому я еще жива.

– Роланд, пожалуйста, – прошептала я одними губами.

Мужчина почти незаметно дернулся и отвел взгляд. От меня не укрылось то, как заходили желваки на его скулах.

– Роланд! – Я повысила голос, сдерживая вновь накатившие слезы. – Скажи им, что я погибла! Скажи, что рухнула со скалы и разбилась, а я клянусь, что никогда себя не выдам. Тебя никто не обвинит, я спрячусь, я так хорошо спрячусь, что никто и никогда меня не найдет!

Роланд вскинул голову, и его глаза полыхнули яростью.

– Я неоднократно давал тебе возможность сбежать, надеялся, что ты исчезнешь из поля зрения ищеек. Знаешь, где я провел последние три года из-за того, что ты так и не додумалась надежно скрыться?

Я не имела ни малейшего представления о его судьбе. Три года я жила в покое, даже почти вышла замуж. Пусть не по большой любви, но за хорошего человека. Обряд должен быть в следующую луну, но уже не случится.

А сегодня на рассвете Роланд вернулся, и моя хрупкая жизнь, выстроенная по крупицам, снова рассыпалась прахом.

– Я больше не отпущу тебя, Аяна. – В голосе ищейки зазвенел металл. – В этот раз ты доедешь со мной до столицы и будешь сдана Совету. Я так долго позволял тебе жить, что сам за это поплатился.

Я перенесла вес на левую ногу, готовая развернуться и прыгнуть. Лучше уж о камни… Роланд переменился в лице. Кажется, понял, что я собираюсь сделать.

Он бросился в мою сторону, и у меня была всего доля секунды на окончательное решение.

Я оттолкнулась и прыгнула. Страх настиг меня, когда я уже оторвалась от земли и с отчаянным криком полетела вниз, в кипящую пену. Сердце подскочило к горлу, застыло в нем камнем.

Ледяное море с плеском приняло меня в свои объятия и мгновенно потащило ко дну. Я распахнула глаза, силилась рассмотреть пятно света, но видела лишь кромешную тьму. Меня крутило в водовороте, швыряло. Я барахталась изо всех сил, не соображая, что нужно отдаться течению.

Воздух закончился почти сразу, а с ним и способность здраво мыслить.

Прежде чем потерять сознание, я почувствовала, как очередная волна подхватывает меня и несет куда-то в сторону.

Солнце слепило сквозь закрытые веки. Все мышцы сводило противной, ноющей болью, а тело, будто налитое свинцом, не желало слушаться. Я сплюнула соленую воду, жадно и торопливо глотнула спасительного воздуха. Позволила себе полежать недвижимо, набраться сил, молясь, чтобы Роланд не успел понять, куда я делась.

Я поморгала, привыкая к свету. У ног шумело спокойное море с лениво накатывающими на берег и на меня волнами.

Слух уловил шорох травы, хруст ломающейся ветки. Я обернулась на звук тяжелых шагов так резко, что к горлу подступила тошнота. Мужчина, высокий и крупный, с проседью во всклокоченных черных волосах, быстро приближался ко мне. Одежда грязная, под глазом расплылся синяк. Через плечо перекинуто ружье, наверняка заряженное.

Не хватало мне еще с разбойником встретиться.

– О, живая! – Он выплюнул дымящуюся самокрутку в сырой песок, харкнул. – Ты откуда тут, русалка?

Мокрая, дрожащая от внезапного холода, я поднялась на слабых ногах и обхватила себя руками. Недоверчиво посмотрела в косые глаза мужика, всячески стараясь оправдать побои на его помятом лице. До ужаса не хотелось верить, что, сбежав от одной проблемы, я вляпалась в другую.

– Не подходите! – испуганно выкрикнула я, отступая в воду.

Мужик остановился в нескольких шагах. Посмотрел на меня, на море, снова на меня. Мохнатые брови поползли вверх.

– Топиться, что ль, собралась? Или ты уже вон… – Он кивнул на мое мокрое платье. – Откуда взялась-то, бедолага?

Мысли хаотично метались, и поймать хоть одну здравую было невозможно. Где я? Выжила или воскресла? Где Роланд? Не отправился за мной, решил, что я разбилась? Кто этот человек? Разбойников в наших краях полно… А в наших ли краях я до сих пор?

– Что это за место? – спросила я, стараясь говорить твердо. Пусть не думает, что я его боюсь.

– Уланрэй. Так ты скажешь, кто такая и откуда будешь?

– Не помню, – выпалила я. Лучше притвориться, что потеряла память, чем сказать правду.

Мужик хмыкнул. Оглянулся через плечо и сказал:

– Со мной пойдешь. Бабка тебя осмотрит, а потом уйдешь, куда знаешь. Меня Гораном звать. Ты имя-то свое помнишь?

Я рассеянно кивнула.

– Аяна.

Он бабку упомянул. Я мало что знала о разбойниках, но вряд ли у них есть семьи. Или есть?

Я опустила глаза, глянула на синюшные замерзшие ноги. Я не в том положении, чтобы выбирать, к кому идти на ночлег, а к кому нет. Солнце к закату клонится, ночью в тайге еще холоднее.

Горан шагал первым, я следом за ним на безопасном расстоянии. Хотя какое расстояние от мужика с ружьем можно считать безопасным?

Мы вышли на поросшую мхом широкую тропу в окружении сосен. Солнечные лучи обрывались в районе густых крон деревьев, и до земли добирался лишь слабый свет. Его хватало, чтобы видеть дорогу, но тепла не было.

Я со всей силы стискивала челюсти, чтобы зубы не стучали, обнимала себя, растирала плечи ладонями. Не помогало. Страшно холодно.

Горан остановился, и я тоже. Настороженно следила за тем, как он снимает с плеча ружье, и готовилась в любой момент кинуться в сторону от тропы. Мне не привыкать бегать, но от человека с ружьем я не удирала никогда.

Он опустил оружие на землю, сбросил с себя меховой кафтан и протянул его мне.

Я храбрилась внешне, а внутри тряслась от тревоги. Не понаслышке знала, каково это – довериться первому встречному в надежде на помощь, а потом оказаться в беде.

– Че застыла-то? – рыкнул Горан тяжелым, прокуренным голосом, и я вздрогнула. – Не знаю, как тебе, а мне хотелось бы добраться домой до темноты. В тайге, что ль, не бывала?

Я быстро выхватила одежду, боясь, что мужик успеет поймать меня за запястье. Умом понимала, что у него уже была возможность меня сцапать, если бы он хотел, но сердцем стремилась к осторожности.

Горан двинулся дальше, и я, одевшись, поспешила за ним.

– Бывала, – коротко бросила я.

Не объяснять же ему, что мне ночь в глухой тайге не так уж и страшна. Доставить неприятности мог только холод и… люди.

Мы шли довольно долго и успели как раз к наступлению ночи. Не будь я босиком, не заметила бы трудности пути, но по дороге в ступни впивались сухие иголки, острые ветки, камни. Когда я бежала от Роланда, не замечала неудобств, а сейчас, успокоившись, с трудом заставляла себя идти дальше и не шипеть от боли при каждом шаге.

Первое, что оповестило о близости поселения, – запах жареного мяса. Потом я услышала ширкающий звук пилы и несколько голосов. Перед нами вырос забор из толстых бревен, сложенных друг на друга горизонтально, в нем – ворота из тонких жердей с широкими просветами. За воротами в костре плясали языки пламени, освещая сгрудившуюся вокруг него толпу людей.

Горан оценил обстановку, потом обернулся ко мне и хрипло прошептал:

– Я отведу тебя к бабке, поняла? Скажи ей правду, что я нашел тебя на берегу. Не вздумай ей врать. Хоть каплю лжи почувствует, мигом выставит за порог. Если такое случится, я ничем не помогу.

Я закивала. Все равно уже, что и кому говорить, мне бы только плошку горячей похлебки и угол в комнате, чтобы поспать. Те несколько часов сна до того, как моя подруга Ланка разбудила меня и сообщила, что в город явился охотник, казались теперь чем-то далеким и нереальным, будто случились не со мной.

– Рядом иди, – сквозь зубы проговорил Горан, видя, что я все так же держусь от него на расстоянии. – Заметит кто – пеняй на себя.

Не знаю, чего опасался Горан, но я опасалась его.

Он тихонько отворил ворота всего на полметра. Я юркнула в проем. Горан двинулся вдоль забора, переступая с пятки на носок, и я скопировала его походку. Маленькая и худенькая, я и так не привлекла бы внимания, но осторожность не помешает. Люди, которые собрались у огромного костра, не могли нас увидеть: мы скрыты темнотой.

Домишко Горановой бабки стоял в отдалении от остальных, спрятавшись под тенью раскидистой ели. В окнах мерцал свет от масляного фонаря или чего-то подобного, но точно не электрического. Электричество досюда не сумели бы протянуть.

Горан дважды ударил кулаком в дверь.

– Гора, черт тебя подери-и-и!

За нашими спинами раздался гогот. Интуитивно я почувствовала в нем угрозу и машинально отпрыгнула к Горану как к единственному оплоту пусть и сомнительной, но безопасности.

– Мужики, гляньте, какую мадаму Гора привел! Поделишься, а?

Я рискнула выглянуть одним глазом, чтобы увидеть говорившего. Поджарый парень лет двадцати, с самодовольной ухмылкой, пьяными глазами. Расстегнутая рубаха позволяла видеть крепкое тело, исполосованное темными шрамами.

За его спиной стояли еще двое, как две капли воды похожие на первого. Братья, несомненно. Различить их можно было по отметинам, возникшим на их лицах явно не просто так, а чтобы не путать парней друг с другом. У первого на щеке выжженное клеймо – витиеватый узор. У второго полностью сбрита правая бровь. У третьего ни единого волоска ни на лице, ни на голове.

Тот, что с узором на щеке, обнажил зубы в улыбке.

– Долго нам ждать, эй? Выпивка кончается, пора бы и развлечься.

– К костру вернитесь. – Голос моего защитника дрожал.

Такой здоровый, вооруженный, а боится троих перебравших с алкоголем пацанов? У меня это в голове не укладывалось.

– А то что, бабку позовешь? – хохотнул лысый, и братья подхватили его смех.

Горан дотянулся левой рукой до двери, не отрывая взгляда от парней. Громыхнул в нее кулаком, свободной рукой нащупал меня за спиной, будто хотел убедиться, что я сбежала.

Нащупав, разочарованно повел плечами.

– В дом иди, – шикнул он мне, как только дверь со скрипом отворилась.

Мне не нужно было повторять дважды. Страх липкими щупальцами давил горло, ноги подкашивались, но я влетела в прихожую и сама захлопнула за собой дверь, опередив старушку.

Бабушка Горана, худющая и сгорбленная, в шерстяном платье до пят и в платке на голове, смотрела на меня с неясной брезгливостью.

– Кто такая будешь?

– Аяна, – просипела я взволнованно. Откашлялась, возвращая уверенности голосу. – Ваш внук нашел меня на берегу, привел сюда. Сказал, что вы должны меня осмотреть. Что вы можете осмотреть… Вы врач да? Я неплохо себя чувствую, хотя провела в воде много времени… Сама не знаю, как выжила. Простите, я бы ни за что не стала врываться в чужой дом вот так, но Горан попросил.

Я осеклась. Уже не была уверена, что хочу оставаться тут. За годы бегства от ищейки я жила в десятках разных городов и деревень, и нигде меня не пытались поделить еще на входе, как здесь. Многие помогали, хоть мне и приходилось лгать об истинной причине моих скитаний. Кто-то относился настороженно, кто-то – с подозрением. Но никто не стремился меня выгнать, и уж тем более не видели во мне вещь, как эти парни.

Может, лучше и правда переночевать в тайге?

Я тут же одернула себя: переночую, а дальше что? Мне некуда идти, вещей я с собой не взяла. Я обуться-то не успела, не то что сумку собрать. В город не вернуться, там повсюду рыщут ищейки. Да и сам Роланд неизвестно где, может быть, все еще где-то неподалеку.

А тут поселение за сплошным забором в глубине тайги, сюда ни один охотник не доберется: лень будет.

Я прислушалась к происходящему за дверью, но не смогла разобрать ни слова. Парни ржали, переговариваясь, Горан молчал, будто чего-то ждал.

Старуха шаркающим шагом двинулась к дверному проему, завешенному куском мешковины.

– Вечно тащит в дом что ни попадя, – бормотала она недовольно. – За мной иди, коль явилась.

ГЛАВА 2

В небольшой комнате почти не было мебели. Широкая лавка у стола, заваленного горой трав, заставленного маленькими и большими глиняными мисками, кувшинами, склянками. Среди них притулилась чадящая лампа.

В углу между пышущей жаром печью и стеной сложены под завязку набитые мешки, рядом с ними трехногий табурет и деревянная кадушка.

– Сядь, – приказным тоном сказала старуха.

Я послушно опустилась на лавку, обняла себя руками. Горанова бабка прошаркала к печи, прихватив по пути полотенце, сняла с плиты котелок и водрузила его на стол. Из-за нервного перевозбуждения я не чувствовала голода, но, когда ноздрей коснулся аромат сливочной каши, рот наполнился слюной.

Просить еды я не стала. Выжидала молча, напряженно следя за старухой. Та накрыла котелок полотенцем, сдвинула его к краю стола и принялась шинковать пучок травы, названия которой я не знала. Да я и в травах-то не разбиралась, но слышала, что деревенские целительницы пользуются только ими. Никаких порошков, произведенных на фабриках, они не признают, хотя прогресс давно шагнул вперед и облегчил жизнь врачам, создав по-настоящему легкие пути к излечению множества болезней.

– Я уйду утром, – пообещала я, чтобы задобрить бабушку.

Та зыркнула на меня исподлобья – как ледяной водой окатила.

«Не смей ей врать», – предупреждал Горан. А я только что это сделала. Уходить же не собиралась.

– Что делала на берегу? – Старуха вернулась к печи, поставила на плиту маленький казанок и бросила в него горсть травы. Долила воду, помешала.

– В море упала, нахлебалась воды, отключилась. Очнулась уже в этих краях. Течением принесло…

– Упала? – перебила она, обернувшись на меня. – Или сама прыгнула?

Я поерзала на лавке, борясь с желанием покинуть негостеприимный дом. Все равно же выгонят отсюда, потому что я не могу сказать правду! Под страхом смерти не могу!

– Ты вот что, девочка, уразумей: в этих стенах ни капли вранья я не потерплю. Внук притащил тебя сюда, потому что добрый. Он всякую падаль тащит, жалко ему вас, заблудших. Что глазами хлопаешь? Сюда никто по своей воле не приходит. Ни один человек с хоть каплей чистого разума в наши края не забредает. Беженцы да преступники, и те через тайгу бегом проносятся.

Я вздрогнула. К преступникам я себя отнести не могла, хотя у короля на этот счет другое мнение. Новый государь, пришедший к власти десять лет назад, всех подобных мне записал в преступники и приказал отловить.

С тех пор мир перестал быть прежним.

Перед внутренним взором полыхал огонь, такой жаркий, словно наяву. Истошный крик матери резанул слух. Я визжала, плакала, вырывалась из рук отца и тянулась к маме через ревущую огненную стену. Обожглась, конечно. На ногах остались шрамы как напоминание о первой в мире судной ночи, о начале которой наша маленькая семья не подозревала.

Я мотнула головой, прогоняя тошные воспоминания, и спрятала ноги под лавку.

– Признавайся, что натворила?

Не лгать. Главное, не лгать.

– Украла… кошель, – хриплым от волнения голосом призналась я.

Это не было ложью: вчерашней ночью я на самом деле обворовала пьянчугу, свалившегося на тротуар. В кошеле нашлась бумажка с адресом, и я собиралась вернуть ему все деньги до последнего медяка сразу, как только получу расчет в таверне.

– Я не воровка, – поспешно оправдалась я. – Моей подруге нужны лекарства, постоянно, каждый день. Я работала в таверне, хозяин которой самый прижимистый жмот из всех, кого я только встречала в жизни. Он задерживал жалование, часто не доплачивал, а Ланке нужны лекарства, понимаете? Умрет она без них.

Правда умрет. И то, что я сбежала, лишь приблизило Ланку к кончине: в одиночку ей на лечение никогда не заработать. Но у меня не было выбора, да и Ланка рыдала, умоляла покинуть город, пока ищейки не дошли до района, в котором мы жили.

Я пообещала ей вернуться, рванула через окно в спальне, одетая в одно ночное платье, и вихрем унеслась в лес, через болота, а там меня настиг Роланд.

– Пей.

Передо мной на столе возникла кружка с горячим отваром. Пахнуло горечью полыни, я поморщилась, но глотнула. На вкус отвар оказался еще хуже, но мышцы почти сразу расслабились, колени перестали дрожать. Еще несколько глотков, и в груди разлилось приятное тепло, а в теле появилась легкость.

– Горан придет? – Меня не интересовало, куда делся ее добродушный внук, но молчание начинало угнетать.

– Он за перевалом живет, что ему у меня делать? Тебя проведать разве что, да ты не надейся особо. Мужик он видный, да не пара тебе. Думаешь, одну тебя он спасал? Дура, если так решила. Он тащит ко мне преступниц: кто в силки попался, кого из лап зверя вырвал. А мне лечи.

Я открыла рот, намереваясь возразить, но захлопнула его и хмыкнула. «Видный мужик» никоим образом меня не привлекал и в какой-то мере отталкивал. Вонюч, мохнат и косоглаз. Даже под угрозой одинокой жизни до конца дней я бы не стала супругой Горана.

Но благодарность к нему я чувствовала. Когда ступни перестали гореть, сердце успокоилось и дыхание выровнялось, а в голове замелькали здравые мысли, я решила, что надо бы найти Горана и сказать «спасибо». Спасибо, что не бросил черт знает где. Дал кафтан и не потребовал назад. Защитил от тех парней, хотя сам явно мог пострадать, накинься они на него втроем.

Я обернулась к окну и всмотрелась в черноту за ним. Отсюда ничего не видно: костер в другой стороне. Через форточку донесся далекий вой, ему вторило еще несколько волчьих голосов.

Старуха заметила, как я напряглась, но истолковала мое состояние по-своему.

– В поселок зверье не заходит, – сказала она. – В дома тем более. Но на улицу все равно не выходи от греха подальше. Под кроватью отхожее ведро, дрова у печи – если станет холодно, подкинешь в топку. До утра не вздумай высунуться, а надо что – попроси.

Я допила отвар, вытерла губы рукавом.

– Спать ложись, – буркнула старуха. – Вон в той комнате кровать, в сундуке найдешь одежу. Переоденься, не то захвораешь.

Несмотря на показную холодность и даже некую брезгливость, в голосе Горановой бабки слышалось беспокойство. Я только не понимала, за меня она переживает или за себя. Вряд ли я представляла угрозу в ее глазах, но как знать, о чем она думает. Если Горан часто притаскивал в дом преступниц, то у старушки явно хоть раз был далеко не положительный опыт помощи беглецам.

Я пожелала хозяйке добрых снов и юркнула в комнату, проем в которую так же был завешен мешковиной. В темноте пришлось пробираться на ощупь. Я уперлась бедром во что-то твердое, дотронулась руками: кровать. Рядом с ней нащупала сундук и вытащила первое, что попалось в руки. Мужская рубаха, огромная для моей тощей фигуры, но в самый раз для сна.

В спертом воздухе дышалось с трудом. Я долго ворочалась на набитом соломой матрасе под пропитанной пылью шкурой рыси прежде, чем решилась приоткрыть створку окна. Всего на пол-ладони, но этого хватило, чтобы в комнату ворвалась чистая ночная прохлада.

Я жадно глотала ее и не могла напиться. На языке чувствовался сладкий привкус цветов. Ель, до лап которой я могла бы дотянуться, слегка перегнувшись через подоконник, приятно пахла нагретой за день хвоей.

Проглядывались дома, стоящие друг от друга на совсем малом расстоянии. Слышались глухие голоса и смех, разносящиеся над поселком в ночной тиши.

На меня вдруг накатило спокойствие. Из-за близости леса: он всегда дарил мне умиротворение. Из-за полынного отвара, который я выпила до последней капли. Наверное, впервые за много лет я ощутила себя на своем месте.

Я ни за что отсюда не уйду. Подружусь с кем-нибудь, напрошусь на работу, докажу людям, что и от якобы беглой преступницы есть толк.

Такие, как я, в любом таежном поселке на вес золота, а король почти всех истребил. Да я, можно сказать, уникальный экземпляр! Жаль, признаться в своей сущности нельзя, но раскрывать ее и не обязательно.

Я еще долго убеждала себя, что чего-то стою и мне обязательно улыбнется удача. Завтра проснусь спозаранку, поговорю со старухой, может, она посоветует, как правильно обратиться к народу.

Я вспомнила, что в таких отдаленных селениях всегда есть кто-то самый главный, которого все слушаются. Значит, к нему-то мне и нужно.

Под окном проползла черная тень. Я смотрела прямо на нее, гадая, не померещилось ли. Моргнула раз, другой, и тень исчезла. Точно привиделось. После такого тяжелого дня неудивительно.

Окно я на всякий случай закрыла и забралась под шкуру. Не одеяло, конечно, но тоже неплохо. Вообще не на что жаловаться до тех пор, пока в твой дом ранним утром не является ищейка.

А сюда он не придет. Наверняка решил, что я разбилась о камни, и с чистой совестью отправился докладывать начальству о бесславной кончине еще одной особи.

Они теперь всех нас называли не иначе как «особями».

Я засыпала с улыбкой на губах, не подозревая, что Роланд Ким теперь не единственная моя проблема.