Czytaj książkę: «Когда озеро квакнет»

Татьяна Волошина-Орлова

Czcionka:

Иллюстрации Кати Бас

Литературный редактор Наталья Калошина

Верстка Стефана Розова

Корректор Регина Данкова

Художественный редактор Юлия Сиднева

Ведущий редактор Вера Копылова

Главный редактор Ирина Балахонова

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

Издательство благодарит литературный конкурс «Короткий список, или Саламандра»

⁂

Посвящается всем моим близким

Часть первая
Всё, что было до этого лета и что лучше помнят мои мама и папа

Имя

У меня есть имя. Но, когда я родилась, мама с папой его потеряли. Вот такие рассеянные.

– Если мы не найдём имя, наша дочь будет просто девочкой, – сказала мама.

– Пойду его искать! – согласился папа.

– По дороге купи, пожалуйста, хлеб.

Мама взяла меня на руки и закрыла за папой дверь. Папа долго бродил по улице, потом немного устал, купил в магазине хлеб и снова пошёл искать.

– Подождите! – догнала его продавщица. – Это не вы потеряли?

Папа обрадовался, думал – имя моё нашлось, но это был хлеб. Скоро папа проголодался, откусил кусок. Хлеб оказался тёплым, мягким, с хрустящей корочкой. Папа от удовольствия зажмурился и… нашёл моё имя, оно тихонько постукивало внутри.

Папа вернулся домой радостный, а там мама тоже улыбается и говорит:

– Я нашла её имя! Вот тут.

Папа наклонился к моему сердцу и снова услышал: «Та-та».

Дом

Мама и папа захотели дом за городом. Даже купили для него огород. «А когда купите дом?» – спросила я. «Нескоро», – ответил папа, и его взгляд стал прямо бездомным.

Мама накупила семян и посеяла в огороде. Из семечка тыквы вырастет тыква-растение, из семечка огурца – растение огурец. Тогда я догадалась, что можно посадить камень и вырастить к папиному дню рождения дом. Весь день искала семена домов. Нашла много серых и выбросила. Не хочу, чтобы дом получился скучным! Подняла одно в полоску. Нет, там наверняка цирк спит! Подняла другое, гранитное, чёрно-красное. Ой-ёй, вот возьмёт и вырастет из него дом президента… Не годится.

Гуляла с мамой в парке, нашла янтарное семечко, а сквозь него солнце просвечивает. Чудесное! Но если дом будет таким же прозрачным, как в туалет ходить? Нет, не хочу.

Мы снова поехали к нам на огород, и там возле дороги мне попался белый гладенький камень в виде сердечка. То что нужно! Я вырыла в огороде ямку, опустила в неё белое каменное семечко и закопала. Потом полила горячим чаем из термоса, чтобы дом вырос тёплым, к зиме. Зимой у папы день рождения.

Полетели

Мы с мамой и папой вышли в ночной город. Ой! Вместо дороги – чёрная страшная пропасть. «Как же я пойду?» – испугалась я.

– Тата, полетели! – сказал папа.

– Полетели-полетели! – сказала мама.

Они крепко схватили меня за руки, подняли и зашагали вперёд. Их ноги отросли вниз, до самого дна пропасти. А я свои поджала, чтобы не коснуться черноты, и полетела до следующего фонаря. На этом островке мы немного передохнули и отправились дальше, от фонаря к фонарю. Когда-нибудь у меня тоже вырастут длинные-предлинные ноги и я сама пойду по дну чёрной страшной пропасти.

Компотный океан

У нас дома три вазы. Одна осенняя. Высо-оокая! Я заглядываю в неё и вижу круглую поляну, а вокруг – золотые, красные и оранжевые деревья. Высо-окие! Пока никто не видит, прижимаюсь ухом к вазе и слушаю шорох листьев. Если из вазы выпрыгнет маленькая белка, я угощу её грецким орехом – и мы подружимся. Вторая ваза красная и гладкая, как леденец. Пока никто не видит, я облизываю её края, и мне сладко.

Третья ваза стоит высоко. Она тёмно-фиолетовая, как банка с компотом. Внутри – компотный океан. В нём плавают не рыбы, а вишни и сливы с черенками вместо хвостов. Папа не разрешает её трогать, потому что ваза бабушкина. Наша бабушка давно уплыла на чёрной сливе в дальнее путешествие. Если ваза разобьётся, компотный океан выльется и бабушка не сможет вернуться.

Сегодня мама и папа оставили меня одну. Я сделала пирамиду из стульев, забралась на самую вершину и достала вазу. Но внутри было пусто. Где океан? Встряхнула вазу, чтобы его услышать, но вместо всплеска волн раздалось: «Кря-крр». И это был не дикий гусь и не чайка, а стул, у которого ломается ножка. «Только бы не разбить!» – Я крепко прижала вазу к животу и рухнула на пол.

Бух!

Больно! А тут как раз мама и папа пришли и как заругались, закричали на меня, особенно папа. Я сильно обиделась – за что? Вазу я не разбила.

– Вот, смотрите, – сказала им, – ни одной трещины! Пусть бабушка поскорее возвращается.

Шлепендряс

Когда я балуюсь, папа грозится позвать шлепендряса.

– Раз ты человеческого языка не понимаешь, иду звонить шлепендрясу.

Я не знаю, как шлепендряс выглядит, но мне кажется, это такой сердитый гном с ручищами-мухобойками. Мухобойки мне нравятся, ими очень здорово свистеть. Как следует размахнёшься и – х-с-сак по воздуху! Х-с-сак, хс-с-сак. Абдух! – по столу. Мухи, улетайте! Вообще мух мы жалеем и выпускаем в окно, если залетят, а вот папу я иногда случайно задеваю, если сильно развеселюсь. Тогда он берёт телефон и звонит шлепендрясу, а тот, увы, слишком занятой гном, до него не дозвонишься. Наверняка у него ещё огромная семья: жена и много детей-шлепендрясиков. Они друг друга по спине шлёпают. «Шлёп-шлёп-шлёп» означает «Я тебя люблю», а «шлёп-шлёп» – «Хочешь, поиграем?». У людей похожий язык есть из одних тук-туков, называется «азбука Морзе».

Я рассказала про шлепендряса двум девочкам из квартиры напротив, а те только фыркнули:

– Руки-мухобойки? Ха-ха! Таких гномов не бывает!

Пусть смеются! Возьму и всю семью шлепендрясов сфотографирую на мамин телефон, а потом им покажу. Осталось только придумать, как разозлить папу, чтобы он всё-таки дозвонился до шлепендряса и пригласил в гости. Вчера думала-думала и придумала суперплан. Как раз на сегодня – потому что сегодня суббота и папа весь день дома. Всё, пора начинать.

Итак. Пункт номер один: завтрак с чавканьем.

Роняю в молоко печенье, ловлю его пальцами. Папа морщится:

– Тата, возьми ложку!

Набираю молоко в рот и полощу им зубы.

– Тата!

Папа вздыхает, качает головой, но шлепендрясам не звонит.

Хорошо. Тогда пункт номер два: папа на диване читает книгу.

Она открыта на очень неудобной странице – где-то дальше середины. В таких труднодоступных местах всегда должна быть закладка, на всякий случай. А у папы её нет. Я подбегаю к нему и снизу двумя ладошками складываю книжные створки: шлёп! Хохочу. Очень громкий этот шлёп получается – наверное, почти как у шлепендрясов. И папин нос я чуть не пришлёпнула. Ура! Папа смотрит на меня, как потревоженный в дупле филин, и возвращается в книгу.

Пункт номер три: превращаю квартиру в арену цирка.

Прыжки на батуте, жонглирование мячами, выступление слонов.

– Проломишь кресло! – кричит папа. – Разобьёшь люстру! Разозлишь соседей.

– А соседи позвонят шлепендрясу? – радуюсь я.

– Нет. Они позвонят в полицию.

Полиция – это неинтересно, поэтому я прекращаю слоновий галоп и жду подходящего момента для пункта четыре. За окном по жестяному скату кто-то шлёпает. Может, шлепендрясики? Выглядываю – нет, всего лишь дождь пошёл.

Пункт номер четыре.

Папа затевает уборку – это он всегда делает в субботу, чтоб задобрить маму и вдохновить на пирог. Сначала пылесосит в большой комнате, потом в маленькой. А мама уже испекла пирог. Вот он – горячий, только что из духовки, с яблоками. Я хватаю обеими руками самый большой кусок и, пока папа вместе с пылесосом отдуваются и гудят в маленькой комнате, проникаю в большую. Становлюсь по центру чистого жёлто-коричневого ковра и начинаю есть пирог. Медленно отламываю по кусочку, стряхиваю крошки вниз, дую, снова стряхиваю крошки и ем. По телевизору играет моя любимая песня. Я пританцовываю, и крошки втаптываются в ковёр. Неожиданно увидев папу, я роняю кусок, как раз тот, где вкусная, крупная, но очень липкая яблочная долька, и наступаю на неё.

– Тата, можешь не стараться. Шлепендряс не придёт.

Я замираю. Слышу, как дождь отчаянно шлёпает по стеклу крупными каплями и как мама скребёт противень железной сеточкой для посуды. А вдруг папа сейчас признается, что всё придумал? Вдруг скажет, что шлепендрясов нет? Я этого не хочу.

– Почему? – одними губами шепчу я.

Папа смеётся.

– Сегодня суббота. Выходной. Они не работают.

Он не сердится. Уходит за пылесосом, а задники его тапок: шлёп-шлёп, шлёп-шлёп. И тут на пару секунд я их вижу – за папой бегут гурьбой маленькие человечки и весело шлёпают друг друга по спине. Интересно, о чём они сейчас говорят, если перевести на человеческий?

Осенние холмы

Каждое утро дворовые волшебники лепят осенние мягкие холмы. Мне очень нравится в них падать. Бух – и провалилась в шуршащие объятья!

– А если под листьями кирпич? – сказала мама. – И ты бы сломала спину?

– Нет! – ответила я. – Не может быть! Дворовые волшебники добрые, разве они могут подложить кирпич?

Но с этого дня мне стало страшно падать в листья. Добрые дворовые волшебники превратились в злых колдунов и думали: «Му-ха-ха! Только упади в листья, и там тебя будет ждать камень».

– Упадёшь в листья? – спросил меня папа на прогулке.

– Нет! – сказала я.

– Не хочешь?

– Хочу. Но мама сказала, там может быть кирпич и я сломаю спину.

– Проверим!

Папа подошёл к огромному холму из листьев и упал в него. Мягкий! Кирпича не было, папина спина не сломалась, и дворовые колдуны вновь стали волшебниками.

– Пап, а существуют злые колдуны? – спросила я.

– Конечно, – ответил папа. – Иначе откуда бы мы знали, что есть добрые?

Тёмно-зелёная гора

Лошади, овечки, зебра, а ещё жираф, слон, лев и носорог терпеливо ждали, когда построится башня. Дул холодный ветер, им очень хотелось в тепло. И вот… ура! Можно заселяться. Первый этаж для крупных животных. Добро пожаловать, слон, носорог и жираф. Лев может запрыгнуть на второй… Овечки дрожали, дожидаясь своей очереди. Для них я приставила лестницу, и тут в комнату вошла мама.

– Приберись, ступить некуда! – зло сказала она и, задев башню ногой, прошагала к цветам на окне. Башня рухнула. Дождь обрушился на цветы, и овечки с лошадьми и жирафом заплакали, а лев зарычал на мамины пятки в махровых коричневых носках. Он очень хотел впиться в них зубами, но был игрушечным. Тогда я сама прошипела в мамину спину: «Ненавижу». Мама обернулась, словно я её ужалила.

– Что?

Мама посмотрела внимательно на меня и скрылась в коридоре. Я отстроила заново башню. Поселила в неё животных и пошла за мамой. Она была на кухне. Там лилась вода и горел свет. Я рассматривала мамину спину из тёмного коридора и слушала, как бьётся вода о раковину. Спина была похожа на неприступную гору.

– Мам, – позвала я.

Мама не обернулась. Её спина в тёмно-зелёном свитере с высоким воротником была глуха ко мне.

– Мама!

Тёмно-зелёная гора не шевелилась.

– Ну мам! Почему ты молчишь?

Я попыталась переступить порог кухни и не смогла. Мне стало страшно. А вдруг я не смогу одолеть эту гору и останусь навсегда в коридорной темноте? Горло перегородили слова, и мой нос тут же затопило. Нужно было попросить прощения, но я стояла и пропускала через себя потоки солёного дождя. А он лился, лился, как вода из крана. Я вытирала его рукавами рубашки, и рукава сразу промокли. Внезапно зелёная скала дрогнула. Потом ещё раз и ещё… Что с ней? И вдруг я догадалась: это моя мама плачет. Застрявшие в горле слова сдвинулись:

– Прости, мамочка, прости.

Тёмно-зелёная гора превратилась в мамину спину, а спина повернулась, и я увидела заплаканное мамино лицо.

– Мамочка, я тебя не нане… нена… Я тебя вижу! То есть люблю.

– И я тебя люблю! – Мама продолжала всхлипывать, но уже улыбалась. Она вывела меня из коридорной темноты на свет. – Запомни. Что бы ни случилось. Всегда. Я тебя люблю.

Бесконечная кофта

Каждую осень мама садится вязать бесконечную кофту.

Сначала это была пряжа. Жёлтая и светло-голубая. Мягкая! Мама смотала из неё два плотных клубка и начала вязать мне тапочки-пинетки. Этого я не помню, конечно, я тогда ещё была маленькая и в кроватке лежала. Мама пинетки вязала-вязала, а я взяла и на ноги встала и побежала вон из дома, как в сказке «Колобок». Поэтому пинетки мне не понадобились, папа купил сандалики.

Мама вздохнула, распустила пинетки, смотала нитки в два клубка и начала вязать мне голубую шапочку с золотыми звёздами как раз к зиме. Вязала-вязала, а зима взяла и закончилась, и весна тоже, и лето… а осенью шапочка мне только на макушку налезла, и мама снова её распустила. Она отправилась в магазин, прикупила ещё мягкой золотой шерсти, хотела связать шапку побольше, но папа тоже отправился в магазин и купил мне жёлтую шапку-улитку с двумя помпонами. Очень боялся, что я всю зиму без шапки прохожу.

Тогда и началась бесконечная кофта, хотя, наверное, она началась ещё раньше шапки, пинеток и ниток – с тёплой овечьей шерсти, с ветра в поле, с трав, с земли, с того самого дня, когда земля появилась вместе с солнцем и звёздами.

Мама вязала золотую кофту с голубыми снежинками, а дни становились длиннее и солнечнее. И вот настала весна, а за ней лето, осень. Осенью я померила кофту, и оказалось, что мои руки растут гораздо быстрее, чем ряды ровных петель. Мама распустила рукава кофты и принялась их догонять. Догоняла-догоняла, а тут снова зима закончилась. Мама вязать устала, и мы вместе с ней стали печь пироги с грецкими орешками и вишней в собственном соку, а потом на море поехали и там плавали по волнам (маленьким, конечно). От вязания мама всё лето отдыхала, а как осень наступила, руки сами потянулись к тёплой волнистой пряже – барашковой.

Вязала-вязала и снова к зиме не успела, а к следующей зиме я взяла и снова выросла быстрее кофты. Интересно, сможет ли она меня когда-то догнать? Мама говорит, взрослые не растут, иногда даже уменьшаются. Наверное, когда кофта догонит меня, я стану взрослой. И тогда кофта долго будет кофтой, а потом ей это надоест, и она превратится, возможно, в шарф, а может… Да это же бесконечная кофта! Она превратится в золотую овцу с голубыми глазами, а потом в траву, в землю, и всё начнётся сначала.

Darmowy fragment się skończył.