Czytaj książkę: «Мысли вслух во сне и наяву. Книга вторая»

Czcionka:

«Ты со мной, ибо ты в сердце моем,
Ты свет мой, и в сердце моем ты навеки».
(Слова из мотета Баха)

Дизайнер обложки Татьяна Сетькова

ISBN 978-5-0064-9229-5 (т. 2)

ISBN 978-5-0064-8807-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Прозвенел будильник. Таня села, почувствовав первые симптомы головной боли, которая потом усилится. Ее начало тошнить, и она бросилась в ванную. Подобное происходило теперь каждое утро, и она уже перестала этому удивляться, покорно перенося такие неудобства. Вернувшись в постель, легла, вытянувшись во весь рост и закрыла глаза. Кирилла рядом не было, и хотелось плакать. События прошедших дней пронеслись в голове. Как он посмел сейчас, когда ей так плохо, уехать из дому, если острой необходимости в этом не было? А то, что этого не было нужно, она знала и тем больнее чувствовала себя брошенной. Она вытерла глаза. А почему бы и нет? Чего она от него ждала? Он бросит свои дела, сядет рядом, возьмет ее за руку и спросит, почему она такая печальная? Чушь мелодраматическая! Сквозь слезы Таня улыбнулась своим мыслям. А если попытаться простить? Быть великодушной и простить! Нет. Не могла, пока не могла, простить Кириллу поведения у Юлии на даче и стремительный его побег. Обида стала потихоньку отпускать ее. Она ведь видела и знала, что Кирилла всегда окружают женщины, которые рассматривали ее как серьезное препятствие. Кирилл молодой мужчина, на которого засматриваются девушки и молодые женщины, он более привлекателен, чем она, и те давали ей это понять. Поначалу это напрягало и раздражало ее, но зачем она смирилась, тем более что Кирилл повод не подавал. Казалось, что она должна была бы ревновать его, но этого не было до вечера на даче у Юлии. Она отмахивалась от этих намеков, это не имело значения, когда она чувствовала, что все его обаяние и внимание было предназначено только ей одной. Она чувствовала, что ее обожают, хотят ее и в ней нуждаются. В гостях, на фуршетах, когда их глаза встречались, она читала в них, что с ней никто не может сравниться. Они с Кириллом никогда не ссорились. Возможно, в этом нет ничего хорошего. Эта мысль почему-то вызвало у нее страх. Не связано ли это с его равнодушием к ней в последнее время? Почему и когда началось его отчуждение? Кирилл всегда чувствовал изменение в ее настроении, но почему сейчас, когда ей необходимо его участие и поддержка, он стал так стремительно отдаляться от нее? А что теперь? Она почувствовала, как сильно хочет его. Его и только его. Она хотела его так сильно, что готова была умереть. Приняв позу эмбриона, Таня тихо заскулила. Она уставилась на стену, сосредоточилась на дыхании, почувствовала свою хрупкость, сил – никаких. Семь лет она влачит груз душевной неприспособленности к жизни. Молись и ты найдешь в молитве покой, посоветовала ей школьная подруга, которая верила и чувствовала покой, приходя в православный храм. Она тоже искала помощь и покой там, но, приходя туда, в минуты полного отчаяния, стояла столбом и ни одна молитва не шла ей на ум. Однажды монашка сердито ей сделала замечание, что она не так прошла и тем нарушила предписанные правила. Какие правила? Она так и не поняла и долго, затем, думала об этом. И потом она не могла молиться в обществе многочисленных молящихся людей; окружающая обстановка и страх, всегда сопровождающий ее страх, что она сделает что-то не так, заставляли ее замыкаться, прятать свои чувства, и сердце ее раскрывалось, только когда она была наедине с собой. Побывав во многих странах и, часто заходя в церкви и храмы, она обнаружила, что гораздо лучше чувствует себя в католических храмах, открытых подчас день и ночь. Она не молилась там, нет, а подолгу сидела на скамье в полной тишине и полумраке, которые навевали покой, своды не давили на нее, страх отступал, и тогда она, закрыв глаза, могла обратиться к вселенной, прося ее о помощи. Почему именно там? Она не знала. Да это и не важно, если она может получить частичку покоя с небес. Уля ей говорила, что она должна жить с радостью за них обеих, и она ей обещала, но у нее плохо получалось. Время от времени ей удавалось маскироваться, получалось убедить других – и даже саму себя, – что она одухотворенная и уравновешенная оптимистка. С появлением в ее жизни Кирилла, казалось, что все плохое осталось в прошлом, но прошлое догнало ее, а настоящее не складывается. Кирилл! Если о нем не думать, все получается само собой. Не важно, чем ты занимаешься – ходишь, сидишь или спишь, – оно работает само, поддерживая жизнь. Память творит чудовищные вещи: ты можешь что-то забыть, но она – нет. Она бездушная субстанция, она просто регистрирует события и хранит их для тебя. Что-то открыто, а что-то прячет до поры до времени, – а потом возвращает, когда ей вздумается. Ты думаешь, что обладаешь ею, а на самом деле это она обладает тобой. Память прошлого – о хорошем и счастливом, или страшном и неотвратимом – самое непредсказуемое явление в нашей настоящей жизни. Что она поднимет на поверхность? То или другое? Она просто ждет, пока наполняться легкие и замирает, когда у тебя в голове тревожные мысли, когда чувствуешь, что твой желудок сжимается от страха. Таня испытала не единожды такое чувство и всегда думала, что оно больше не повторится. Но сейчас ее накрыло ужасом и тревогой, что все, что происходит, это только начало чего-то большого и темного, как тот сон. Он вцепился в нее клещами, повторяясь снова и снова. Почти каждую ночь она идет по закрытой галерее, но теперь одна. Она не может смахнуть его, как сделала бы с обычным сном. А если просто еще рано? Может быть, нужно посмотреть ему в лицо? Но одной ей с этим не справиться. Ей нужна помощь Кирилла, но его с ней нет, и будет ли он потом, она не знает. Они еще никогда так холодно не прощались. Ей бы сейчас разозлиться на него, но она слишком несчастна и подавлена, чтобы злиться. Она остро почувствовала тоску по нему, закрыла глаза, подождала – бесполезно. Легла на место Кирилла, натянула одеяло, смяла в руках его подушку и уткнулась в нее носом, чтобы напитаться его запахом. И не стала сдерживать слезы, подпустила их к глазам и позволила им пролиться. Устав от слез, она ненадолго забылась тяжелым сном. Проснулась вдруг, словно от толчка. Часы на тумбочке показывали: она спала 20 минут. Делать нечего – надо вставать. Босиком, еще толком не пришедшая в себя, прошлепала по коридору в ванную и встала под холодный душ.

Утром от Кирилла снова не было звонка, и Таня решила позвонить ему сама. Она набирала номер дважды, и дважды он был в зоне не доступности, затем телефон был занят. Он перезвонил ей только через час, когда она была уже в офисе. Таня вышла из комнаты, чтобы поговорить с ним, но разговор у них не получился. Кирилл спешил на встречу, как он сказал, и на ходу сообщил, что вынужден задержаться еще на неделю, а может быть и дольше, пообещав ей об этом сообщить. Таня почему-то не удивилась, словно ждала этого и, пожелав удачи с инвестором, отключилась. Внутри, под грудью образовался комок, и стало так плохо, как было в день смерти Ули: ужас, заполнивший все внутри, и полное отсутствие понимания, что происходит. Голос Кирилла был чужой и пассивный, словно он спешил быстрее отключиться от нее, словно он тяготился разговором с ней. И никаких обычных ласковых слов, что скучает, любит, огорчен задержкой и по-прежнему хочет ее. Она поняла, что наступает конец их отношениям. Трудно было признаться в этом, но Кирилл уже был не с ней. Ну, почти не с ней. Теперь только он решает судьбу их отношений. А она? А она теперь пассивный игрок, ожидающий своей участи на скамейке запасных. Она не будет больше ему звонить. Дождется его звонка, если такой звонок будет, в чем Таня не была уверенна. Сейчас главное не ждать звонка, а жить своей жизнью, думать, – а ей есть о чем подумать – и принимать необходимые решения. Ей было плохо, тошнило и хотелось плакать, но она, сжав губы, вернулась в комнату и села за стол. Хорошо, что в этот момент к ним в комнату вбежала вся в слезах Нелли, милая красавица грузинка, работавшая в отделе рекламы издательского дома, и на Таню никто не обращал внимания. Все переполошились, и так у нее образовалось время, чтобы взять себя в руки.

Нелли не могла успокоиться и, завывая, все повторяла:

– Представляете, представляете…

Но никто не мог понять, в чем заключается ее отчаяние. Первой не выдержала Юлия.

– Представим, если ты успокоишься, наконец, и все нам расскажешь, – громко и требовательно изрекла она и все разом замолчали.

– Вот так уже лучше, – тихо и строго сказала она и взяла девушку за руку, – что стряслось?

Нелли еще пару раз всхлипнув, заговорила:

– Грузинской киностудии, можно считать, больше не существует,… практически не существует.

– Это как? – подбежал Илья. Таня заметила, что когда Нелли со слезами вбежала в комнату, Илья напрягся, но подойти, так и не решился.

Кинотека сгорела. – И она снова залилась слезами.

Таня тут же вспомнила забавных дорожных строителей, которые наносили разметку на отремонтированную или новую дорогу. Она точно уже не помнила, поскольку была маленькой девочкой, но то, что с восторгом смотрела с мамой этот фильм и весело смеялась, помнила хорошо. Грузинское кино всегда было умным, с добрым юмором и самоиронией, содержательным и иносказательным. Фильм грузинской киностудии «Тайна двух океанов», был одним из любимых фильмом ее родителей. Папа мог его смотреть и в сотый раз. Уму непостижимо, как можно довести большую, великую и прекрасную страну до таких трагических потерь. Она неоднократно бывала в Грузии, в Тбилиси, стояла в гроте, под церковью Святого Давида у могилы Александра Грибоедова – одного из самых умных людей в России: дипломата, писателя, поэта (пьеса «Горе от ума», известна всем школьникам страны и всему театральному миру), историка, музыканта, композитора. Грибоедов был убит в Персии, в посольстве России толпой подстрекаемой религиозными фанатиками. Она с замиранием сердца читала на его памятнике эпитафию молодой вдовы Грибоедова: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя, любовь моя?» Она теперь и сама покоится рядом с любимым. Эта трогательная история их любви и преданностью юной княжны Нины, хранившей верность мужу до конца своей жизни, с детских лет восхищала ее и в своих мечтах она желала такой же любви.

«Господи, – подумала Таня, – почему все так же больно и печально переживается трагедия любви, сколько бы времени не прошло с тех пор. Со дня убийства Александра Грибоедова (1829) минуло почти двести лет, а все также в мире происходят трагические события на волне религиозного фанатизма, подстрекаемые извне. Любимый метод все делать чужими руками, а самим спрятаться за шторой и с упоением наблюдать в щелку. Но чей? Не удивительно, что на ум пришли англичане с их надменностью и удивительной способностью к подстрекательству. Времена другие, а методы все те же».

– Откуда узнала? – спросила Юлия, горем убитую девушку.

– Дедушка позвонил. Он плакал, – печально, продолжая всхлипывать, пробормотала Нелли.

– А он не сказал, что делает твой папочка и его сын? – Юлия явно входила в раж. – Вижу, не сказал. По-видимому, твой папочка празднует независимость от России со своими новыми американскими друзьями. Они будут создавать новое кино. Зачем им старое и советское, если есть те, которые укажут что и как им делать.

Таня с удивлением взглянула на Юлию. Она не ожидала от нее таких слов. «Возможно, там, внутри, что-то еще осталось от совести или это в ней так бурлит злость на всех и вся», – подумала она, но промолчала.

Илья покачал головой.

– Зачем ты травишь ребенка? Она тут причем? Нелли пришла к нам, чтобы поделиться своим, нашим горем, а ты нападаешь на нее.

– Никто на нее не нападает, – Юлия тяжело вздохнула. – Мне тоже обидно, что безголовые ломают прекрасное и великое.

Таня внимательно посмотрела на Илью. Тот в это время, налив в чашку кофе, протянул ее девушке. Она уже давно замечала, что Нелли нравится Илье. «Боже, да наш рыжий мальчик влюблен в грузинскую девушку!» Теперь никаких сомнений не было. Всегда такой дерзкий, сейчас он излучал нежность и заботу. Удивительная перемена. Таня следила за происходящим с изумлением. Все это походило на усложненную мыльную оперу. Никогда не угадаешь, что произойдет в следующий миг. Она подняла голову и взглянула на Андрея, тот в ответ кивнул ей головой, подтверждая ее мысли. Но в данный момент Илья был не прав, отчасти. Кто меньше всего хотел сделать Нелли больно, так это именно Юлия. Дедушка Нелли – талантливый известный грузинский художник – всю жизнь дружил с дедушкой Юлии. Это он, вопреки желанию родителей девушки, отправил внучку учиться в Москву, а не в Париж, и просил своего друга присмотреть за ней. Семья Юлии опекала Нелли, и в издательском доме она появилась по ее протекции.

Открылась дверь и на пороге появился главный редактор. Платон, подойдя к плачущей девушке, погладил ее по плечу. Было понятно, что он уже знает о пожаре. Юлия попыталась ему объяснить причину слез, но Платон остановил ее слова: O tempore! O mores!

– И это, на каком языке? Неужто, на латыни? – озадаченно спросил Андрей.

– Да, коллега, на латыни, – с неподдельным удивлением ответил главный редактор. – «О времена! О нравы!» Это вы должны знать, коллега.

– Латынь уже давно не проходят, – стал оправдываться Андрей.

– Согласен. Не проходят на должном уровне и это многое объясняет. Но есть эвфемизмы, которые культурные и образованные люди должны знать. – Теперь его ученость начинала действовать на нервы. Нелли перестала плакать и во все глаза уставилась на Платона. Происходящее было на грани трагедии и фарса.

– «На холмах Грузии лежит ночная мгла…», – тихо произнесла Таня, посмотрев на часы. – Простите, но я с вашего позволения, покину вас.

Она поднялась, взяла сумочку и направилась к двери. Андрей продолжал смотреть на нее – уже закрытую. Подчас он поражался, насколько Таня могла точно, только несколькими словами сказать так о многом и о таком сложном в жизни. Вот поэтому у нее интервью получались емкие по смыслу и легкими по восприятию. В небольшом объеме строк, она могла выразить искренние мысли собеседника. Он сам был свидетелем, как перед ней открывались люди. При этом казалось, что она не прилагала никаких усилий. Просто сидела рядом, слушала, что ей рассказывают, внимательно смотрела в глаза собеседнику, мило улыбалась, искренне удивлялась, когда открывала что-то новое для себя, тем еще больше располагала собеседника к себе, но никогда не спорила, а просто мило высказывала свое мнение, не противореча ему. И еще, Андрей это понял, когда вместе с ней брал интервью у слепого музыканта. Таня всегда была идеально подготовлена не только по творчеству интервьюируемому, но и по образу жизни того, характеру, пристрастиям и предпочтениям собеседника. Подчас, чтобы договориться об интервью, проходили долгие и трудные переговоры, но когда Таня появлялась – ее долго не хотели отпускать, и она становилась их добрым другом. Андрей уже давно понял, что ее сдержанная манера обманчива, под ней скрываются ум, удивительные способности, кипучая энергия и едкий юмор. Это многое объясняло в ее отношении к Юлии.

Уставшая, от утреннего разговора с Кириллом, всплеска эмоций о пожаре на Грузинской киностудии, она вышла из здания издательского дома и быстро направилась к любимому кафе, где готовили отличный кофе.

– Таня, – у нее за спиной раздался голос Димы.

Резко обернувшись, она тут же оказалась в его объятиях. Ее словно обдало ледяным порывом ветра, и смутное тревожное утреннее предчувствие, овладевшее ею в коридоре издательства после разговора с Кириллом, превратилось в ужасающую уверенность: ей не следует ждать его звонков. У нее сбилось дыхание, но она постаралась, чтобы Дима не заметил ее замешательства.

– Ух, ты! – смеясь, проговорил он, отпуская Таню. – Куда так спешишь? Я не мог за тобой угнаться. Неслась, как курьерский поезд.

– В кафе. Хочу выпить кофе. Настоящий, хороший кофе.

Говорить трудно, когда толком ничего не понимаешь. Задавать Диме вопросы не хотела и поэтому она стояла и продолжала с удивлением смотреть на него. Как, он в Москве? Почему не с Кириллом? Улетали они вместе, тогда где Кирилл? Только сегодня утром Кирилл сказал ей, что, наверняка, задержится еще на неделю, а может и больше. Возможно, вернулся только Дима. Такое тоже бывает. Тогда почему ей об этом не сказал Кирилл? Он совсем не обязан ей все рассказывать. А раньше? Раньше рассказывал, а утром спешил. Такое тоже бывает. Она ведь ему тоже не все рассказывает. А это хорошо? Она не смогла ответить на собственный вопрос, но то, что Кирилл ей не сказал о Диме, больно ее кольнуло. За эту неделю Кирилл позвонил только четыре раза. Раньше такое исключалось. Улетая, Кирилл звонил минимум дважды в день, где бы не находился, и ей бы в голову не пришло сомневаться, что он не позвонит даже с Луны. Тогда почему вернулся Дима и где Кирилл?

– Тань, что-то не так? – заволновался Дима. Танина конспирация, похоже, провалилась.

– Ты один вернулся? – тихо спросила она.

– Почему один? Мы вернулись с Кириллом, как обычно.

Кирилл был здесь. Он ей не позвонил, когда вернулся, не пришел домой и солгал, что задерживается в командировке…. Дима продолжал что-то ей говорить, а она, продолжая улыбаться, молчала. «Дима, – вдруг подумала она, – почему он друг Кирилла? Он производит впечатление заурядного человека, который благодаря образованию, целеустремленности и упорству сумел подняться на собственной заурядностью; достиг высокой должности в компании благодаря дружбе с Кириллом и оказался в водовороте интересных, именитых и талантливых людей, женившись на Юлии. Чем он интересен Кириллу? Загадка». Таня уже не воспринимала того, что он говорил, и, хотя слушала, не отводя от него внимательного взгляда, думала совсем о другом. «Как обычно, это как?» Ее душила истерика и были необходимы пара минут, чтобы найти в себе силы продолжать разговор. Она чувствовала отчаяние, а это – холодная дрожь во всем теле, нервный смешок, чтобы его скрыть, и неотвязная апатия. В ушах стоял звон, и очень хотелось лечь и укрыться с головой.

– Ну, это же хорошая новость, верно?

Таня посмотрела на Диму – убедиться, что он шутит. Но он не шутил, а внимательно рассматривал Таню.

– Верно, – она со всей очевидной безысходностью понимала, что это можно счесть разумным ответом, но он не облегчал ощущения надвигавшейся катастрофы, какое настигнет ее в этот день и, улыбнувшись, спросила:

– Как все прошло? Когда Юлия вывела свой капитал из фирмы, – Таня сознательно стала об этом говорить, чтобы перевести разговор на другую тему, – для Кирилла теперь любой инвестор очень важен. У меня скопилась нужная информация для него, и мы ее вечером посмотрим, когда он вернется от мамы.

– Разве Елена Сергеевна в Москве?

Таня решила не отвечать на Димин вопрос и сделать вид, что его не услышала и задала свой вопрос:

– Как у вас прошло?

– Прошло все отлично. Разве Кирилл тебе не рассказал? Ты ведь его знаешь. Он, прежде чем взяться за новый проект, всегда все обмозгует, прикинет, рассмотрит все варианты, а уж затем будет добиваться положительного результата.

– Да, конечно, – Таню начало тошнить и хотелось поскорее уйти, но она не ушла, а спросила:

– Когда вы вернулись? – и, увидев удивленное Димино лицо, поняла, что допустила тактическую ошибку. Теперь Дима поймет, что Кирилл решил ее бросить. А, возможно, он уже ему все сказал. Нет. Еще не сказал, а то бы Дима так не удивился. Зачем она всегда спешит? Нужно было сказать, что она ограничена во времени и не может долго с ним разговаривать. Все элементарно просто. Так она могла бы избежать этого кошмара. Она больше не переживет объяснений, извиняющего тона, опущенных виноватых глаз, лица, поворачивающего в сторону, чтобы только не видеть ее, нелюбимую, жалкую и униженную. Неужели судьба снова готовит ей такую экзекуцию? Почему? Зачем? За что?

– Мы еще в субботу вернулись. Ты его не видела? Он так спешил к тебе, что не стал ждать машину и взял такси.

Сказанное Димой было сокрушительным, на мгновение Таня лишилась дара речи и превратилась в соляной столб. Не оглянулась, но превратилась. Ей казалось, что живым в ней остался только мозг, который пытался определить какой сегодня день недели.

«В субботу? Он был в Москве в субботу, узнала она сейчас… какой сегодня день? Сегодня у нас четверг, в данную минуту в Москве четверг… уже четверг… Последняя суббота была на прошлой неделе, а на этой только будет, после пятницы…».

Она беспомощно пожала плечами, и между ними повисла напряженная тишина.

Дима снова с удивлением посмотрел на Таню. Теперь уже он стал раздумывать, что, пожалуй, влип, но Кирилл его ни о чем не предупреждал. Увидев его растерянное лицо, Таня, придя в себя решила, что не будет расспрашивать того и попыталась, отделавшись ничего не значившими словами, скрыться в ближайших улицах.

– Да, конечно, он мне звонил и сказал, что будет у сестры на даче. Он у Лизы. Я просто на ходу сплю. Меня тоже долго не было в Москве. Я только утром, рано утром вернулась и сразу же поехала в издательство. Необходимо было сдать срочный материал. Извини, мне нужно бежать в редакцию.

– Вот как. А как же кофе? – пробормотал Дима.

Махнув на прощание рукой, она бросилась бежать в другую сторону от редакции и кафе, чем ввергла того в состояние столбняка. Таня больше не могла сдерживать тошноту и слезы, которые, как только она отбежала от Димы, хлынули водопадом, и никакая сила не могла их удержать. Дима же продолжал стоять, ничего не понимая. Похоже, он прокололся, невольно вторгшись в чужое пространство, где бушуют не шуточные страсти и рушатся судьбы. Теперь нужно было решить, рассказывать о встрече с Таней Кириллу, или промолчать? А если рассказать, что уже не подвергалось сомнению, то, как это сделать? «Вот влип», – подумал он, решительно набирая номер телефона Юлии. Как она скажет, так он и сделает. У женщин лучше, получается, развязывать узелки. Юлия, выслушав мужа и помолчав пару секунд, обдумывая интересную ситуацию, изрекла голосом, не терпящим возражения, чтобы он не смел, звонить Кириллу, с ним она сама разберется. Дима нерешительно пожал плечами и направился к дверям ресторана, в котором собирался пообедать. Заказав обед, он тут же забыл, что считал себя другом Кирилла.

Таня же решила в этот день не возвращаться в редакцию. Не было сил. Она устала казаться спокойной, сильной, невозмутимой и чувствовала себя тряпичной куклой, которую выбросили за ненадобностью. «Оторвали мишке лапу…», – пронеслось у нее в голове. Сейчас ей хотелось кричать и плакать, как плачут в детстве: с всхлипами и в голос. Все на свете отодвинулось в сторону, и она оказалась в мире, где никого больше не было. Пусто! Она одна! В голове все путалось. Она достала телефон, чтобы позвонить Кириллу, но, вспомнив утренний с ним разговор, поняла, что этого делать не нужно. Она не будет больше ему звонить. Она шла по улице и ничего не видела вокруг себя. Снова вспомнила удивленное лицо Димы. А если бы она его не встретила? Считала бы, что Кирилл в командировке и скоро будет дома, и она скажет ему о беременности. Теперь не скажет. «Боже, – ужаснулась Таня, – он лгал мне. Мне? Зачем? Почему он так жесток со мной?» Она остановилась и, прислонившись к стене дома, пыталась восстановить дыхание. «Что со мной не так? Как больно!» Ложь и предательство Кирилла ощущались как физическая боль. Она понимала, что их время закончилось, а ведь с ним она хотела бы провести остаток жизни. Таня смотрела на стену незнакомого дома, безуспешно пытаясь придумать решение. Снова вспомнила Диму и подумала, что не хочет и не может никого видеть. Ей было бы нестерпимо сесть в лужу – в ту лужу, где ее хотела видеть Юлия – и нелепо барахтаться. Конечно, Дима уже позвонил Юлии и все ей рассказал, а та теперь станет постоянно оценивающе смотреть на нее. Такой подарок для Юлии! Возможно, та все знает, и Кирилл обсудил с ней свои действия. Плевать! Сейчас уже ей было плевать на Юлию. Та уже сделала свою работу и сделала с блеском. Что думает Юлия и что она станет говорить – Тане стало безразлично, словно эта женщина из далекого прошлого и ей она не интересна.

Удивительно, но Таня не думала в этот момент о Кирилле. Она словно задвинула его за занавес и думала только о тех, кто находился сейчас на сцене. Ей казалось, что если Кирилл сейчас появится в ее голове, то та просто лопнет, как надувной шарик. Бах и разлетится на мелкие кусочки. Хотелось убежать, спрятаться, уснуть и не проснуться. А лучше раствориться, словно тебя никогда и не было. Всем будет хорошо, а ей лучше всех!

День перевалил на вторую половину, многолюдье на улицах не мешало, а скорее помогало отдышаться от известия Димы. Она мечтала об утешении от всей этой человеческой суеты, но вместо этого суета поглотила ее, и она почувствовала себя жалкой, незаметной и потерянной. Надо было переварить, понять и свыкнуться с новостью и продолжать функционировать в рабочем режиме. Завтра необходимо будет встать и отправиться в издательство, спокойно провести день, общаясь с коллегами… с Юлией. Она два часа бродила по улицам, проходя мимо таких знакомых с детства мест, что едва замечала их, затем спустилась в метро, проехала две остановки, вышла на станции «Бауманская» без четверти четыре часа и зажмурилась от ярких солнечных лучей, пробивающихся сквозь облака. Стоя на перекрестке Бауманской и Бакунинской улиц, она ждала, пока зажжется зеленый свет. Издалека доносились смех и болтовня, стук ножей и вилок, сидящих на открытой веранде кафе, на противоположной стороне улицы, из офиса выскочила девушка; поджидавший ее молодой человек в джинсах и черной футболке крепко обнял ее и поцеловал. Таня с завистью наблюдала, как они, беззаботно взявшись за руки, зашагами по тротуару. Кругом продолжалась обычная жизнь, но она чувствовала себя вырванной из нее.

Оказавшись на Бакунинской улице, Таня позвонила своей школьной подруге, жившей на этой улице и с которой они не выделись с зимы, и предложила той встретиться в кафе. Ей необходимо было общение, как глоток свежего воздуха. Подруга оказалась дома. «Хоть что-то сегодня так, как нужно», – подумала Таня.

Со Светланой Богдановой их связывали годы учебы в одной школе и дружба в юности. После того, как та снялась в известном, теперь уже культовом художественном фильме, в главной роли которого играл очень известный и популярный актер, Светлана стала звездой школы. Натуральная блондинка в своего отца – тренера по фехтованию, – с роскошными ресницами, высокая и веселая, она нравилась мальчишкам. Ее веселый смех, звучал словно колокольчик. Веселый нрав Светланы импонировал Тане, и она с радостью проводила с подругой время, доверяя той свои тайны и мечты.

Семь лет назад между ними словно кошка пробежала. Судьба отдалила их только на время, но затем снова соединила после звонка Тани, придав их отношениям ровное спокойное дыхание. Прежней близости не случилось, по-видимому, всему свое время. Их время прошло. Но главное, что связывало Таню с подругой, это то, что она была свидетелем ее такого не простого романа с Егором; она вытирала ее слезы и выслушивала жалобы, а затем чуть не вышла замуж на его друга Стаса, но перед самой свадьбой, побывав в Крыму, влюбилась в местного парня, с которым играла в волейбол на пляже и, женив его на себе, да-да, именно женив, родила ему сына Сергея. И это все ее подруга проделала молниеносно, пока Таня оплакивала свою не состоявшуюся свадьбу. Она единожды примчалась к Тане на дачу, где та зализывала раны, а затем словно растворилась в воздухе, как сказочная фея. Чтобы не расстраивать ее, как потом объяснила Светлана, она не решилась пригласить Таню на свою свадьбу, и встретились они, когда та была уже беременная сыном. Спортсменка-фехтовальщица, подруга, завалив экзамены на факультет иностранных языков в МГУ и окончив институт физкультуры, сейчас преподавала физическую культуру в одном из институтов и растила сына Сергея. Выбрав столик у окна, Таня заказала кофе и, в этот момент, раздался звонок. Она внимательно посмотрела на определитель звонков – «Галя Д». Ей не хотелось сейчас говорить с той. Она сделала паузу, а затем все же ответила. У каждого, наверное, хоть раз в жизни случалось так, что, вопреки всем обстоятельствам, вдруг, в один момент все части пазла страшной мозаики начинают складываться в четкую картинку под названием «Беда не приходит одна». Так случилось и сейчас. Галя была знакомой Тани и Егора. Ее муж учился вместе с Егором в школе, они были одноклассниками. «Моя прошлая жизнь», – так Таня иногда называла то время. Общались они не часто, и в этот раз разговор был не долгий, но за то время, пока он продолжался, лицо Тани несколько раз поменяло свой цвет: с бледного – на красный, с красного – на бледно-голубой. Вид у нее был потерянным, словно она стояла у гроба любимого, родного ей человека и не знала, как ей жить без него. Она поняла, что больше Егора не увидит. Он остался в ее прошлом уже навсегда. А была надежда? Она за сеть лет не встретилась с ним ни разу. Она чувствовала его рядом с собой и вопреки всему – ждала. Чего? Чуда? Нет, не чуда. Но ждала чего-то, возможно, счастливого случая…. Так что теперь? Его нежные ласковые губы, тяжесть его тела – все это ушло навсегда, и этому нет возврата. Как так? Вот он снова смотрит на нее растерянным взглядом и произносит те убийственные слова. Эта картинка приходит мгновенно. Она больше не может на нее смотреть. Устала. Она должна что-нибудь сделать, здесь и сейчас.

Когда Светлана вошла в кафе, Таня сидела бледная, уставившись в одну точку и только подойдя к ней и коснувшись ее плеча, та смогла переключить внимание на себя.

– Привет, – громко со смехом воскликнула подруга. У нее был замечательный смех, белокурые волосы, огромные синие глаза и пухлые губки. В глазах, как всегда, прыгали веселые чертики. Таня посмотрела на нее внимательно, покачала головой и тихо прошептала:

– Этого не может быть.

– Чего не может быть? – засмеялась Светлана, шумно устраиваясь в неудобном кресле.

Поздоровалась ли она со Светланой, Таня не помнила. Вроде бы они уже обменялись словами, но Таня не слышала, о чем идет речь, хотя голоса и пробивались до ее сознания – то нарастая, то затихая сердитым контрапунктом. В эти минуты реальным было для нее лишь то, что она слышала у себя в голове. Только несколько слов, а ощущение, что слова не столько произнесли, сколько ими ей ударили по голове. Разговор по телефону длился несколько секунд, но в памяти Таня прокручивала его уже двадцать минут. Прошлое обычно незаметно меркнет и выдыхается на фоне настоящего. У других обычно так и бывает, у Тани – нет. Воспоминания того дня сохранились такими сильными, а образ таким живым, – что ей показалось, будто она слышит его голос, который она не спутает ни чьим другим, и чувствует его запах тела. Даже сейчас, когда подошла Светлана и люди вокруг говорили громко и оживленно, Таня чувствовала, как ее захлестывает очередная волна паники. Сегодня всего было слишком много: разговор с Кириллом, Димой, Галей – вестниками…. Она прикрыла глаза от внезапной полуобморочной слабости и почувствовала руку подруги.