Czytaj książkę: «Антихорошесть. Путь от маленькой девочки к пробудившейся женственности», strona 3
Для кого эта книга
Эта книга – для «маленьких хороших девочек» с взрослыми обязанностями.
Для тех, кто слово «должна» слышал быстрее, чем успевал говорить о своих желаниях. Кто не по своей воле вынужден были рано повзрослеть, взвалив груз ответственности «я все всем должна» на свои хрупкие плечи. Кто отодвинул на второй план свое удовольствие, бежал от страха одиночества, бедности, ненужности в достижения. Кто поверил, что любовь нужно заслужить, а для поддержания отношений нужно обязательно оставаться хорошей.
Эта книга для дорогих подруг, которые хотят выбраться из состояния усталости, отчаяния, непонимания, что в своей жизни они сделали не так. Кто чувствует, что ответственности и обязанностей у них выше крыши, а ощущения себя взрослой нет.
У многих женщин, детство которых пришлось на 70 -90 годы прошлого столетия заложен так называемый «комплекс отличницы» – они готовы делать все, что скажут авторитетные люди.
Для них, как бальзам на душу, повторить все правила и пункты, которые говорят учителя. Им кажется, что до этого все было сделано не верно: «не так любили, не так детей рожали, не так воспитали». Им обязательно нужна «работа над ошибками», внешнее руководство, потому что другой человек – всегда большой и значимый, а им еще рано что-то решать.
Авторитеты меняются, списки указаний «как надо» растут, что развивает активный внутренний диалог, обеспечивает почву для внутреннего конфликта между правдой своих желаний и социальными стереотипами.
В этой книге я расскажу о своем пути взросления.
Я – та сама «маленькая девочка» во взрослых одеждах, с взрослыми обязанностями, которая еще недавно удивленно смотрела на тех, кто не спрашивал, как им жить. Девочка, которая искала ответы на свои вопросы в других людях и ждала, что бы кто-то «большой и важный» подтвердил ее право получать от жизни большее. Девочка, для которой чужое «надо» всегда было важнее своего «хочу». Она смотрела на женщин со страхом, на мужчин – с надеждой. Старалась быть во всем хорошей, пока не обнаружила себя летящей в пропасть.
Только в падении до нее дошло, что жить по-старому уже невозможно – пришло время учиться жить иначе. Даже не учиться, а переучиваться, что в разы сложнее.
Значит ли это, что мне удалось переучиться или прежние страхи канули в лету? Значит ли это, что я уверенно шагаю по жизни, опираясь на внутреннее знание, где правда, а где ошибка?
Нет.
Я по-прежнему сомневаюсь, боюсь, наступаю на «старые грабли». Даже не так – продолжаю танцевать профессиональный танец с граблями, иногда избегая сильных ударов по лбу. Часто злюсь на себя, своего психотерапевта, на терапию в целом за свои откаты к старым способам поведения.
Я не понимаю, почему, приходя на сессию к терапевту, я снова сталкиваюсь с бессилием, горюю, злюсь. Не понимаю, почему хожу кругами вокруг одних и тех же проблем, почему эмоции берут верх над логикой, а мои представления о себе в очередной раз разлетаются на кусочки. Я пугаюсь своих обид, потому что они откидывают меня в самое начало пути, указывают на то, куда смотреть не хочется. Чувствую страх, когда вижу свою зависимость от других людей. Не хочу соглашаться с истиной, что большая часть моих потребностей связана с другими людьми, что без этого другого человека невозможно узнать, кем являюсь я.
Порой я сильно устаю от внутренних раскопок, хочется переложить ответственность на кого-то, кто не я. На судьбу, на несправедливый мир, на родителей или еще кого-то. Перекладывать ответственность за свое несчастье или неудачи фигурам из прошлого или тем, кто меня окружает в настоящем.
Так легче, так гарантировано меньше боли, но….
Нет свободы.
Я не могу повлиять на поведение других людей. Могу лишь подстроиться под чужие ожидания, надеясь, что другие люди также будут подстраиваться под мои.
Нет полноты проживания жизни. Есть опасность попасть в сценарные отношения, где нужно оправдываться, обвинять, ждать наказания и наказывать других. Где я зависима от людей, а люди зависят от меня.
Декорации моей внутренней психической сцены создадут иллюзии вокруг, а свет прожекторов высветит только то, что подтвердит привычный жизненный сценарий.
Я не увижу реальности, не смогу отслеживать переносы, буду зависима от поиска причин своих переживаний, несмотря на частую разочарованность этим мероприятием.
Мной взрослой будет управлять расстроенный внутренний ребенок, который привык жертвовать своими потребностями, защищаться от сексуальности, удовольствий через внутренние запреты, тревогу и вину.
Просто от мысли об этом чувствую тошноту.
Мне так в разы хуже, чем находить себя во временных откатах. В них я, как минимум, чувствую, что являюсь автором своей жизни.
Сразу скажу, моя книга – это не мотивирующий рассказ из серии «как из точки А, где я никто, прийти в точку Б, где я стала всем». Вообще не про это. Скорее, как из минуса, упадка, отчаяния постепенно прийти в точку ноль и отсюда начать движение туда, куда хочется.
Точка ноль – очень важный этап трансформации. Это точка проживания боли, принятия реальности такой, какая она есть. Только принятие ситуации, а не борьба с ней делает нас способным что-то изменить, двигаться в правильном направлении.
Без вины за свой эмоциональный багаж: стресс, психологические травмы, отсутствие энергии и внутренних опор. Без попыток подогнать себя под социальные стандарты, но с уважением и вниманием к стартовым условиям развития, зигзагам, которые случаются на пути выхода из обнуления. Важно не из точки А прийти в точку В, а обнаружить, что по пути ты стала другим человеком. Более взрослой, ответственной, смелой.
Эта книга о моем пути.
Он лучший для меня. Вряд ли мои советы можно точь-в-точь применить к чужой жизни. Чужие советы – это путь к чужому счастью, поэтому в книге вы не найдете их. Но найдете размышления, внутренние диалоги, отрывки работы с личным терапевтом, которые постепенно выводили меня из моей точки ноль. Возможно, эти размышления откликнуться внутри вас личными переживаниями, запустят внутренние процессы, помогут увидеть то, что ранее находилось в «слепой зоне». Буду этому рада. Рекомендую поднятые процессы обсуждать со своим личным терапевтом, если вы в терапии. Если нет, выписывать на бумагу, обсуждать с близким человеком. Не с целью получить совет, а с целью выговориться, почувствовать, что вас слышат.
Основная задача этой книги – помочь услышать свои потребности, смело действовать в сторону их реализации. Находить правильные ответы на трудные жизненные вопросы, во главе угла которых будут ваши интересы, вместо желания оставаться хорошей девочкой.
Помочь познакомиться с собой, разрешить себе себя.
Просто быть.
Просто быть – это не роскошь, а большая дисциплина. Нужно заставить замолчать голоса внутренних родителей, отказаться от советов, которые предписывают, как правильно жить. Говорить «нет» предложениям, которые на самом деле не интересны, даже если это означает потерю признания со стороны внешнего мира. Выдерживать напряжение, связанное с сомнениями в своем решении, опираться на внутреннее уверенное «могу» и ясное «хочу».
Когда мы играем в чужие роли, получаем поддержку, адресованную этим ролям. Когда становимся собой, получаем настоящую поддержку – необходимый ресурс для счастливой жизни.
Эта книга о том, как из состояния «я не верю, что будет лучше» прийти в состояние, когда вместо привычных стены из ограничений вы начинаете видеть вокруг изобилие возможностей.
Мы никогда не достигнем идеального внутреннего состояния, чтобы решиться на перемены. Но, не рискуя, мы рискуем намного больше.
Перемены неизбежны. Это вопрос времени. И выбора: будем ли мы сами управлять переменами, или в тесном сговоре с нашими страхами и комплексами нами начнут управлять другие люди.
Любовь, доверие миру, уверенность в себе, понимание собственной ценности, высокая самооценка делают женщину расслабленной, спокойной и счастливой. В это состояние она приходит не через напряжение и контроль, не через удачное замужество и головокружительную карьеру, а когда внутри есть разрешение на это. Разрешение принимать от жизни все, что хочется и нужно.
С тем телом, которое она видит в зеркале каждый день. С возможностями, которые есть. С детскими травмами, которые достались ей в наследство.
Разрешение себе быть такой, какая есть.
В чем-то не разбираться, «тупить», даже если вокруг давно все поняли и посмеиваются над ней.
Уходить из отношений, если нет ощущения себя в них живой или нет общих целей с партнером.
Любить секс утром, в обед и вечером, даже если ее мужчина считает это ненормальным или странным. Норма сексуальности расплывчата и индивидуальна для каждой женщины.
Хотеть разговаривать об отношениях, потому что разговоры, совместные дела, нежность, совместный сон не менее важны для отношений, чем секс.
Иногда быть сильной, иногда слабой. Мы все разные и ролевые позиции по отношению друг к другу не должны быть обусловлены стереотипами о том, кто и что должен делать в отношениях.
Передумать в последний момент, даже если другие посчитают ее несерьезной.
Выбирать и карьеру, и детей, и мужа, даже если мама говорила, что нужно выбрать что-то одно.
Быть яркой, громко смеяться, вставлять «пять копеек» в чужие разговоры. Переспрашивать, если чего-то не поняла.
Просить прощение, если чувствует себя неправой. Или правой, но ей слишком дороги отношения, чтобы выйти из них в своей правоте. Делать это по желанию, а не потому, что так правильно.
Следовать внутреннему часовому поясу, уважать свою скорость, иметь свое определение любви, близости, дружбы, сексуальности, поддержки.
Даже если ей «уже» 30, а она «до сих пор не замужем», она имеет право самостоятельно решать, как и с кем проживать свою жизнь, иметь детей или нет. Если у кого-то там «часики тикают», это не значит, что ей нужно подстраиваться под чужое время.
Быть в контакте со всеми своими желаниями и «хотелками», даже если другим это кажется «слишком».
Это не слишком!
Слишком – это запрещать себе проживать ту жизнь, которую вы хотите.
Слишком непростительно перед собой и своей единственной жизнью.
Глава 1. Меня больше нет
«Больше никогда».
Я твердила эту фразу как мантру, чтобы хоть как-то вместить в себя ужас произошедшего. Всего одна ночь, которая разделила жизнь на «до» и «после».
Боже, какой пафосной мне когда-то казалась эта фраза и какой уродливый смысл приобрела она сейчас. Оказалось, речь идет не о какой-то условной черте, преступив которую, ты прощаешься со старым, отжившим, шагаешь в сторону новизны. Нет, это просто тупик, из которого не то, что дороги вперед нет – назад пути тоже отрезаны. Как загнанная в силки лань, ты смотришь испуганными глазами по сторонам, гадаешь, когда закончится этот страшный сон: я проснусь в своей постели, все будет как раньше.
Еще вчера – счастливая и радостная, в ожидании предстоящих родов, сегодня – разорванная в клочья от боли. Я до сих пор видела большой живот перед собой. Даже могла погладить его руками, заговорить с ним, но мой ребенок больше не шевелился.
Его сердечко больше не билось. А значит, мне больше незачем жить.
Девять месяцев ожиданий. Мечты о будущем материнстве, ожидание первой встречи, первой беззубой улыбки, планы на будущее – все кувырком покатилось под откос. Я оказалась на обочине жизни.
Перед глазами мелькают лица людей. Они что-то говорят, но я не понимаю их. Как в неудавшемся кадре, картинка смазана, звуки неразборчивые. Какое-то время они еще пытаются что-то объяснить мне, а потом уходят по своим делам: в свои дома, к своим детям, в свою привычную жизнь, в которой наступит завтра. Я продолжаю стоять на краю – мое завтра никогда не наступит.
«Почему это случилось со мной?».
Воронка боли разворачивалась передо мной. Сопротивляться не было сил. Тело изворачивалось в истерике.
Я слышала слова врачей, которые пытались успокоить, говорили о том, что нужно собраться силами, родить «этого сыночка», что рожу еще много детей.
Не сегодня – потом.
А зачем мне потом и много? Мне нужен один, этот малыш, встречи с которым я ждала 9 месяцев.
Но встречи не будет.
«Малыш, почему?».
Даже имя ему подобрала – Артем. Тема…
Роды были очень сложные, ребенка тащили щипцами. Когда рождается живой малыш, щипцы применяют в экстренных случаях, чтобы не рисковать здоровьем ребенка. Здесь рисковать было нечем: ребенок уже не дышал. Его сердечко перестало биться 22 часа назад.
Он ушел тихо, никак не дав мне понять, что ему внутри очень плохо, что задыхается, умирает. На очередной вдох не хватило кислорода, и малыш тихонько умер. Позже врачи мне объяснят, что были нарушения в функциях плаценты, что последние сутки жизни сердечко малыша работало на износ, подберут правильные медицинские диагнозы, с сожалением пожимать плечами, когда я спрошу о причинах произошедшего. При абсолютно здоровом течении беременности, прекрасных анализах, хорошем самочувствии и вдруг гибель? Разве так бывает?
«Так бывает. Случай один на тысячу рожениц. Ничего предугадать здесь невозможно – ответят врачи. – Тебе нужно сейчас успокоиться, подумать о здоровье, старшем сыне и родить этого ребенка. Через год можно будет планировать следующую беременность, если захочешь».
Нужно отдать должное умению врачей работать со сложными психологическими состояниями. Сейчас я понимаю, что первые три дня я прибывала в шоковом состоянии, почти не осознавала, что происходит. Моя психика анестезировала все переживания, мобилизовалась на выживание. Я послушно исполняла инструкции врачей, сдавала необходимые анализы, отвечала на вопросы о течении беременности, рассказывала о последних сутках, когда еще слышала шевеления плода.
«Да, нужно поскорее родить, забыть все как страшный сон», – повторила я вслед за врачами, мысленно готовясь к какому-то чудесному уколу, благодаря которому ненадолго засну. Проснусь, когда все будет позади.
Как гранитной плитой, меня прибила новость, что рождение мертвого ребенка ничем не отличаются от рождения живого малыша. Такие же схватки, потуги и естественные роды. Никакого кесарева сечения (я умоляла об этом), дабы не допустить заражения организма, ведь процессы разложения внутри уже начались.
Я отказывалась в это верить. Слезы покатились по щекам, первые звоночки адской душевной боли тоненькой иголочкой проткнули сердце. Сколько их будет потом, как болит разбитое сердце, я тогда не знала, но даже этой демоверсии было достаточно, чтобы понять – это запредельно больно. Как при перегрузке электросети выбивает автоматом пробки, так психика перестает удерживаться за механизмы психологических защит – ядовитая боль заходит в каждую клеточку тела. Медленно, как спрут опоясывает его, сворачивая в клубок из оголенных нервов. Малейшее касание, случайное слово, сочувствующий взгляд служит детонатором, который запускает взрыв эмоций. Минуту назад ты еще адекватный человек, а через минуту – разлетаешься на осколки. Ничего нет. Ни реальности, ни понимания происходящего, ни людей вокруг. Ничего. Есть только маленькая ты: годовалая, не старше, которая умрет, если не найдет маму. Леденящий ужас сковывает дыхание, глаза всматриваются в пространство. Пусть только придет мама и отменит этот кошмар. Пусть возьмет на руки, споет колыбельную, скажет, что все позади.
Что значит, рожать мертвого, как живого? Терпеть мучительные схватки, чтобы потом в тишине не услышать плача родившегося ребенка? Где не покажут малыша, а торопливо унесут мертвое тельце, чтобы не причинять боль?
Это бесчеловечно. Это выше моих сил.
«Таня, ты сильная. Ты справишься», – успокаивали врачи.
Не знаю, почему, но меня сильно поддержало упоминание о том, что за последние две недели я третья, кто на позднем сроке беременности потеряла ребенка внутриутробно. Как будто я не убогая, а просто несчастная женщина, которая попала в печальную статистику быть одной из тысячи рожениц, у кого случилась антенатальная гибели плода.
Меня поддержал рассказ девочки – акушерки про похожую ситуацию в ее личной жизни. У нее была замершая беременность только на более раннем сроке, после которой она снова стала мамой чудесного сына.
«Таня, ты сильная. Ты справишься», – уже сама себе говорила я.
Убрав в сторону все чувства, опираясь на поддержку мамы и мужа, которые приехали со мной в больницу, я спокойно пошла в родильный зал. Просто очередная жизненная задача, очень трудная, но я справлюсь с ней. Чем быстрее это сделаю, тем быстрее поставлю новую цель и непременно ее добьюсь.
Мы рожали вместе с мужем.
Шутили во время родов: он рассказывал про будущее, обещал, что все у нас будет хорошо. Я верила ему, полностью диссоциировавшись от тела, которое осталось один на один с ужасом случившегося. Оно испытывало настоящие муки, оплакивало смерть малыша кровью, мобилизовало все силы, чтобы завершить процесс максимально экологично. Оно не понимало, что такая долгая подготовка к материнству будет безжалостно оборвана, лактация прервана, а окситоциновый рай закончится вместе с окончанием действия наркоза.
Бедное тело.
Пока психика анестезировала душевную боль, капсулы травмы вшивались в него. Изрешеченное, вывернутое наизнанку, отяжелевшее на 20 килограммов, оно послушно выполняло поставленные перед ним задачи.
Когда роды были позади, я отказалась посмотреть на мертвого ребенка. Убедила себя, что этого делать не нужно, дабы призраки прошлого никогда не возвращались в мою жизнь. Успокаивала себя, что я «ни первая и не последняя» и все будет хорошо.
Муж ненадолго оставил меня, чтобы взглянуть на ребенка, засвидетельствовать мертворождение. Так требовали правила. Он вернулся ко мне с улыбкой, но в глазах стояли слезы. Как и я, он только что потерял сына, появления которого очень ждал. Ему никто не оказывал столько поддержки, как оказывали мне, но он смело держал удар. Я никогда не забуду его лица, когда врач УЗИ, водя датчиком по моему животу, сообщил, что сердце малыша больше не бьется.
За 10 минут до страшной новости муж убеждал, что ничего страшного с малышом не произошло, отсутствие шевелений не значит что-то ужасное.
«Может, ребенок спит. Даже не думай о смерти, ведь ты же себя прекрасно чувствуешь и анализы хорошие. Вот увидишь, сейчас врач скажет, что все хорошо, мы поедем домой».
Оказалось, не все хорошо.
Слова врача шокировали своей однозначностью. Ничего исправить нельзя. Муж опустил голову на грудь, слезы покатились из глаз.
«Бедный, Рома», – подумала я.
Отвернула голову в сторону, посмотрела в окно: за окном стоял пасмурный осенний день. Ветер срывал листья с деревьев. Красиво кружась, они падали на землю. Природа готовилась ко сну. Мне тоже хотелось уснуть, чтобы не слушать, как врач диктует медсестре параметры погибшего плода.
Я не плакала, лишь думала, как же я людям скажу о случившемся.
«Скорее всего, люди посчитают, что я очень плохая, раз Бог так сильно наказал», – думала я.
Становилось жаль себя.
Машина скорой помощи уже ждала у дверей больницы, чтобы отправить меня в другой город на экстренные роды. По какому-то дурному стечению обстоятельств, вместе со мной в машине ехала молодая девушка с новорожденным ребенком. У малыша было что-то не в порядке с пищеварением: срыгивал молоко сразу после кормления, плохо набирал вес. Как и меня, их везли в областную больницу. Меня – для срочных родов, их – для дополнительного обследования. Никого из врачей не смутило это странное соседство, не смущало оно и меня. Ребенок не пробуждал никаких эмоций, вопросы персонала скорой помощи пролетали мимо меня. Я хорошо понимала, что произошло, хотелось поскорее закончить историю моей несчастной беременности.
Мозг работал быстро и логично. Прокрутив в голове слова врачей, свое поведение за последние сутки, пришла к выводу – я ни в чем не виновата.
«Ребенок умер ночью. Очень тихо, пока я спала. Если бы я пришла в больницу сразу же, как перестала слышать шевеления, ничего поделать уже было нельзя. Я не виновата. Я не виновата. Не виновата. Пусть только этот кошмар поскорее закончится. Я скоро обо всем забуду, пусть только исчезнет этот огромный живот перед моими глазами».
Чем больше я твердила о своей невиновности, тем сильнее ощущала вину. Как кадры немого кино, перед глазами проносились картинки событий, в которых я чувствовала свою вину перед мужем, старшим сыном, коллегами. Где я поступала некрасиво, цинично, о чем впоследствии сожалела. Ядом расползаясь внутри, вина отравляла и спасала одновременно. В тумане неопределенности, она рационализировала случившееся, глушила тревогу и страх. Объясняла причины и следствия произошедшего, доказывала логичность мира, позволяла ненадолго убежать от неопределенности.
Когда мир разлетается на тысячу осколков, хочется чувствовать, что хоть немного управляешь реальностью. Если я пойму, почему так случилось, то в будущем смогу избежать страшного повторения.
Сознание пыталось создать понятную, прозрачную картину мира, избавится от тревоги и напряжения. Эта картина совершенно не отражала реальность, не гарантировала устойчивости, но позволяла ненадолго успокоиться, почувствовать уверенность. Все же ясно: были ошибки, пришла расплата. Буду во всем хорошей – мир воздаст за прилежность.
«Просто, надо быть хорошей. С хорошими людьми ничего плохого не случается».
Я все дальше заходила темный лабиринт, выстроенный из психологических защит. Остановиться или вернуться назад не было выбора – шла вперед. Наощупь, во тьме искаженных картин реальности, с выключенной чувствительностью я брела на свет будущего. В тот момент только оно дарило надежду, придавало сил.
– Вы будете забирать тело ребенка или мы сами его похороним? – спросила врач у мужа.
Муж вопросительно посмотрел на меня.
– Нет, мы не будем забирать тело, – быстро ответила я.
Никаких похорон, никаких разговоров о ребенке – пусть все останется в прошлом. Все, что я хотела – поскорее вернуться домой, восстановить здоровье, чтобы планировать новую беременность.
Чуть позже придет другой врач и сообщит, что тело все же придется забрать, так как государство не выделяет средств на захоронение.
– Вы же не хотите, чтобы вашего ребенка просто выбросили в мусор?
Волна возмущения захлестнула меня. Безадресная. Возмущала реальность, которая не спешила оставлять в покое. Сколько бы я не боролась с ней, как бы не бежала, она догоняла меня, ставя перед необходимостью что-то чувствовать в связи с произошедшим. Разве мало того, что пришлось пройти через мучительные роды, заполнять бумажки о согласии на экспертизу тела ребенка, лежать три дня в родильном отделении, где в каждой палате лежит счастливая молодая мамочка с живым младенцем? Мало наблюдать за окном сцены выписки из роддома, в которых счастливые родственники бегут с цветами навстречу малышу? Мало каждый день объяснять младшему медицинскому персоналу, что уборка палаты не помешает мне с ребенком, потому что больше нет никакого ребенка? Почему вдруг врачи заговорили о том, что мой ребенок был болен, что здоровые дети внезапно не умирают? Флер сочувствия испарился. Наступили больничные будни, где никто не собирался быть бережным и аккуратным в высказываниях.
Зачем мне это знать, зачем думать, что делать с телом ребенка? Более того, приезжать за ним через пять дней, потому что нужно сделать патологоанатомическую экспертизу плода, таков порядок.
Я злилась на своего умершего сына, что оставил меня со всем этим одну. Как счастлива могла бы быть сейчас, если бы он родился живым. Вместо этого душу в себе слезы, когда вспоминаю, почему оказалась в этой больнице.
Глазами полными слез, смотрела на мужа, просила рассказывать о чем угодно, только бы отвлечься от происходящего. Пугалась, когда он уходил в аптеку или магазин, успокаивалась, когда возвращался.
До этого дня я не чувствовала подобного рядом с Ромой. С потерей нашего ребенка, разделившей жизнь на «до» и «после», мои чувства к мужу тоже изменились. Только в этом случаем «после» стало лучше, чем «до».
В целом мире не оказалось никого ближе, чем Рома. Эмоционально далекие друг от друга до сих пор, мы вдруг оказались связаны общей болью. В нашу жизнь постучала смерть, которая забрала сына и подарила любовь.
Любовь.
Ветром в распахнутое окно, она влетела во мрак жуткой реальности, привнося в нее чистый воздух. Это может звучать странно, но именно в этот момент я поняла, как сильно люблю своего мужа. Увидела родную душу, которую Бог создал специально для меня. Почувствовала доброе сердце, которое болело за умершего сына и меня, теряющую смысл жизни. Он был тем, с кем я могла плакать до тех пор, пока не оставалось ни одной невыплаканной слезы. С кем могла вспоминать о потерянной беременности, пока не оставалось ни одного невысказанного слова. Он молча слушал, вытирал руками слезы, а потом рассказывал о доме, будущих детях, которых мы еще родим. Столько, сколько захотим. Дыхание становилось тише, спокойнее. Лишь стук двух родных сердец напоминал о том, что в палате есть кто-то живой. В такие моменты я чувствовала, как части моего разбитого сердца возвращаются на свои места.
«Я люблю тебя», – сквозь слезы призналась я мужу.
«Я тоже тебя люблю», – ответил он.
Слезы покатились по щекам. Я часто слышала эти слова от мужа, но сама не произносила их очень много лет. Не находила ни повода, ни времени, ни желания – за 10 лет брака прекрасное успело превратиться в обычное, должное. Как пара, мы много раз оказывались на самом краю, балансировали на грани выживания. Наши взаимные ожидания друг от друга не оправдывались гораздо чаще, чем оправдывались. Наша непохожесть была больше нашей схожести.
Я часто чувствовала себя одинокой, но не делала ни шагу навстречу мужу, потому что «он не поймет так, как это чувствую я».
Я хорошо знала, что значит быть любимой, но почти ничего о том, что значит любить.
Мое «люблю» сейчас сильно отличалось от того «люблю», которое изредка произносила раньше. В нынешнем «люблю» появился субъект. Отдельный, интересный, не знакомый ранее мне человек. Вроде бы, тот же Рома, да не тот.
Точнее, тот же, только я увидела его иначе.
Он не проваливается в мою боль, опирался на себя. Отражал ситуацию более полно, чем видела я, из-за чего картинка становилась более целостной.
Он все понимал. По-своему, но это не было чем-то, что разъединяло. Наоборот, наконец-то встретились две разности и создали сумму. Совершенно не важно, понимают ли меня так, как чувствую я – достаточно, что человек просто рядом, откликается на мои чувства своими.
Не убегает, не обесценивает, не пытается спасти. Просто рядом и я чувствую, что такая слабая, разбитая, беспомощная могу быть в этих отношениях. Причин, почему мы можем оставаться вместе больше, чем причин расстаться.
Я ощущаю ЖИЗНЬ в этих отношениях. Я хочу ЖИТЬ рядом с мужем, чувствую его жизнь.
Я имею право БЫТЬ СОБОЙ. Мне страшно, меня поймут и примут.
У нас есть общий СМЫСЛ, общие ценности, общая цель, ради которой мы будем держать друг друга за руку.
Отношения не должны быть идеальными, совершенными, иначе из них исчезает жизнь.
Невозможно раз и навсегда навести порядок в доме: пыль все равно будет припадать к поверхностям, а в углах комнаты сплетет паутину паук. Особенно сложно сохранить порядок в доме, где много жизни: дети, взрослые, домашние животные и растения.
Где есть жизнь, есть изменения. Природой так задумано. Невозможно сохранить любовь в ее первозданном виде. Она не должна быть совершенной, как в женских романах.
Настоящие чувства не публичны – они только для двоих.
Они естественные, лишены пафоса. Они об искренней потребности заботиться о другом человеке, отдавать то, что долгое время по крупицам собирал для себя.
У них необычная шкала измерения – мгновения. Неповторимые, мимолетные, волшебные. Те самые мгновения, которые не в памяти, а в сердце. Они запечатлеваются не в виде картинки, а в виде ощущений, которые уже никогда не припадут пылью. Их не сотрешь ни одним ластиком.
К этим ощущениям ведет удивительная дорога: ночные звезды, запах цветов, звуки чарующей музыки. Это маяки любви. Такие же, как терпение, принятие, прощение, доверие, забота.
Не все могут достойно пройтись по этому пути. Здесь боль и счастье идут рука об руку. В этом проявляется совершенство любви: в умении совместить несовместимое в своем сердце. Близость связана с осознанием отдельности от партнера и наличия тех своих частей, которые предстоит раскрыть ему.
Нас двое. Мы не должны во всем соглашаться друг с другом. Не должны угадывать мысли, желания, настроение друг друга, но не должны оставаться безразличными к тому, что происходит с любимым человеком.
Однажды я услышала фразу, что обрушившиеся внезапные беды – это подарок судьбы для нас.
Кто чуть не умер в автокатастрофе и полностью пересмотрел свои ценности.
Кто-то заболел смертельной болезнью и стал больше проводить времени с детьми.
Кто-то потерял ребенка и понял, как сильно любит своего мужа.
Этот «кто-то» – я.
Конечно, я не видела в случившемся ни везения, ни подарка. Смерть безжалостна, бескомпромиссна. Она гасит огни за собой, уничтожает все живое вокруг. Но и она оказалась бессильна перед любовью.
Почти неживое, измученное сердце вдруг снова начало отсчитывать ритм.
Тук- тук – тук.
Я есть. Я здесь. Я живое.
Я слышу еще одно сердце. Оно стучит в унисон. Одной болью, одним смыслом, одной вечностью. Одним чувством под названием любовь, которое придает силы. Оно отзывается внутри волшебной музыкой, которая разливается по венам горячим желанием жить. Ради одной любви, которая родилась после одной смерти в четырех больничных стенах.
Любить – значит пройти от начала до конца весь опыт соединения с другим человеком.
Видеть в любимом человеке обычного человека, ценить его за ординарность, недостатки, самобытность.
Отношения начинаются с влюбленности, но не всегда заканчиваются любовью. Это история столкновения божественного и земного. Естественный цикл жизни: день и ночь, жизнь и смерть, влюбленность – любовь.
Не бывает отношений с чистого листа. Чистый лист – это выбор, как продолжить вчерашнюю запись. С обид и обвинений или с решения повременить с выводами, начать искать выход из сложившейся ситуации.
Меня выписали из больницы через три дня после родов.
Пока мы шли к нашей машине, муж тихо сказал.
– Ты, пожалуйста, сейчас не нервничай, не злись. Я все исправлю. Когда «скорая» везла тебя в больницу, мы с мамой ехали за ней. Попали в небольшую аварию. Я не вписался в поворот, машина чудом не вылетели с моста. Врезался в отбойник, машина сильно помята.
– Какая это все ерунда. Мне все равно, что с машиной. Главное, все живы.
