Czytaj książkę: «Кащей с Берсеневки», strona 12

Переплетчиков замычал. Александр отмахнулся от него:

– Не собираюсь я слушать тебя. Тебе абсолютно нечего мне сказать. Я и так все знаю о твоих проделках. Милена разыскала меня через «Красный Крест», и мы какое-то время переписывались с ней. Она сообщила мне, что, случайно оказавшись в твоей квартире, увидела Орден, который на протяжении веков считался драгоценнейшей реликвией нашего рода. Я, разумеется, решил помочь ей.

Но сразу приехать я не смог, у меня были неотложные дела в Европе. – Он недобро покосился на Переплетчикова. – А ты, гадина такая, тем временем, все разузнал, понял, что Милена – прямой потомок рода Кланских, и решил избавиться от нее, потому что она узнала семейную реликвию. За это нет тебе прощения ни на земле, ни на небе. Гореть тебе в аду, мерзавец! Ты даже своего лучшего друга не пожалел, лишь бы оставить ордена себе!

А ведь Петр Семенович Симаков оказался честнее тебя и благороднее. Он попытался вразумить тебя, чтобы ты отдал то, что тебе не принадлежит. Он познакомился у тебя с Миленой и понял, что она не просто потомок рода Кланских, но еще и дочка вашего общего сослуживца – Шумского. Поэтому Симаков попытался тебя убедить, что ты должен восстановить справедливость и помочь сироте. Но как он ошибался в тебе, наивная душа!

Ты специально спровоцировав скандал с ним, притворился, будто у тебя сердечный приступ. И, уезжая в больницу, попросил его посторожить твою коллекцию, пообещав наивному старику, что, вернувшись из клиники, ты пригласишь Милену и в торжественной обстановке вернешь ей Орден Святого Апостола Андрея Первозванного.

Обрадованный Симаков тут же позвонил Милене и все рассказал ей. Девушка сообщила мне. Я посоветовал ей быть предельно осторожной и лучше дождаться моего приезда. Но ты опередил меня.

Подгадав время, ты приехал из больницы днем, притворившись, что забыл дома какую-то важную медицинскую справку, убил ни в чем не повинного Симакова, преспокойненько запер квартиру и снова уехал в больницу. Но тут ты прокололся. Ты сам себя перехитрил.

Шли часы, а тебе никто не звонил, чтобы сообщить об убийстве Симакова в твоей квартире. Ты разволновался не на шутку. А вдруг, как вообще тебя не позовут, стараясь «не тревожить» тебя на больничной койке? В том, что заботливый внучок Симакова, не поговорив вечером с дедом по телефону, взбаламутит всю полицию, в этом ты не сомневался.

Но тебя вдруг стал разъедать червь сомнения и жадности. Ты подумал, что кто-нибудь из пришедших посторонних людей к тебе в квартиру, может, даже из приехавших «на труп» полицейских, возьмет, да и заглянет в комнату, где хранятся ордена. И кто знает, вдруг заинтересуется, да и прихватит что-нибудь себе «на память». Люди разные же бывают.

Этого ты уже вынести не мог. И, плюнув на осторожность, полетел из больницы, сломя голову, опять домой, решив, что, если кто из полицейских спросит тебя, откуда ты узнал об убийстве, запросто соврешь, что кто-то позвонил, но не представился.

Но тебе повезло: в суматохе ни у кого подозрений не возникло. Соседи подумали, что тебе сообщила полиция о случившемся, а полицейские решили, что расторопные соседи позвонили тебе в больницу.

И ты примчался поздно вечером к себе в логово, чтобы убедиться, что с твоей коллекцией ничего не случилось. Увидев еще раз убитого тобой друга, ты картинно поохал, поахал и тут же побежал проверять, цела ли коллекция. Этот твой поступок ни у кого не вызвал подозрений, разве что соседская старушка, Елена Михайловна, лично знавшая убитого тобой Петра Симакова, возмутилась твоей бесчеловечностью.

Но она знала про тебя слишком много негативной информации, чтобы выразить в тот вечер вслух свое недовольство. Ты удивлен, откуда я знаю обо всем этом? Да все очень просто. Мои люди давно следили за тобой и твоими перемещениями. И доложили мне, что ты лег в больницу, а у себя поселил своего друга.

В тот день я решил попробовать, пользуясь твоим отсутствием, упросить твоего приятеля открыть мне дверь, я хотел убедиться, что Орден действительно у тебя. Но дверь мне никто не открыл…

Вечером мои люди сообщили мне, что в твоей квартире произошло убийство. Кто-то беспрепятственно проник в квартиру, убил старика и снова закрыл дверь на ключ. Из коллекции ничего не пропало. Естественно, на следующий день после убийства Симакова, под видом следователей, мои помощники еще раз опросили консьержа и твою соседку.

А потом, уже сопоставив все мелкие детали и события, предшествовавшие убийству Симакова, а также последовавшие вслед за ним, я и сделал вывод об истинном убийце.

В той суете, которая царила тогда, ты безнаказанно осмотрелся и решил остаться дома, отказавшись «от госпитализации». Хитрый лис, ты был полностью вне подозрений. И коллекция оставалась вся при тебе.

Но оставалась еще Милена, которая, поверив твоим лживым обещаниям, ждала от тебя возврата семейной реликвии. Она, безусловно, была для тебя ненужной помехой, и участь бедняжки была уже решена.

Но с ней ты решил поступить не так, как со своим лучшим другом. Все-таки убивать женщину ударом по голове не эстетично, наверное, подумал ты. Да к тому же такой способ убийства навел бы следователей на кое-какие подозрения о серийности, и, кто знает, чем бы закончилось для тебя тогда следствие. Поэтому ты пригласил Милену в гости, якобы для того, чтобы она смогла выбрать себе еще какие-то семейные реликвии, кроме уже обещанного ей Ордена Андрея Первозванного.

Наивная девочка приехала к тебе с благодарностью в глазах, посочувствовала тебе в том, что у тебя убили друга. Ты угостил ее чаем с тортом. Какой из ядов ты туда впрыснул, негодяй? Ты все предусмотрел, Милена скончалась через пару дней. Никто на тебя и не подумал.

Но она успела мне кое-что рассказать по телефону – я звонил ей, накануне отлета. Она взахлеб говорила о том, что ты после смерти друга сильно изменился, стал добрее, что ты так красиво ее принял, правда, орденов пока не дал, но пообещал на днях оформить так называемую «дарственную».

Я сразу тогда понял, что дни бедняжки сочтены. И оказался прав. Я уже был в Москве, когда Милена внезапно умерла прямо в спортзале. Ты опять оказался ни при чем. Потому как никто, как ты думал, не знал, что Милена была у тебя в гостях.

Ты специально попросил ее не афишировать свой визит к тебе, чтобы не приманивать криминальных элементов. А она, честная девочка, так никому, кроме меня, ничего и не рассказала.

Я мог бы тебя сдать со всеми потрохами в полицию. Но какое дело мне, Александру Кланскому, до правосудия в вашей стране, погубившей всех моих родных? Я и не собирался сообщать о твоей причастности к убийству. Ты мне был нужен на свободе, старый мерзавец.

Вот поэтому-то я и разрешил тебе пока пребывать в счастливом неведении о том, что кто-то знает о совершенных тобой преступлениях.

Но теперь ты ответишь за все свои прегрешения. Я, правда, не знаю, сколько людей ты отправил еще на тот свет. Думаю, что немало… Но теперь пришел час праведной мести. Я лишаю тебя… нет…, не жизни. Я лишаю тебя твоей коллекции, что ты ставишь подороже жизни.

Я лишаю тебя смысла жизни. У тебя ничего нет! – Он расхохотался. – Ничего, кроме этих вот гвоздей, да пары юбилейных медалей, которые я прибил к твоим ладоням. Ибо ты достоин лишь гвоздей, старый негодяй! Живи и мучайся! И да не будет тебе покоя ни днем, ни ночью! Ни на земле, ни в аду!

С этими словами он подошел к ящикам с орденами и медалями, разбил стекла и погрузил почти всю коллекцию к себе в сумку. От отчаяния и бешенства Юрий Андреевич в этот момент потерял сознание. Очнулся он ненадолго, когда в комнату вошли мы с Маргошей.

– Знаешь, что самое удивительное во всей этой истории? – спросил меня Соловьев.

– Ну? – буркнула я.

– Да то, что Переплетчиков не убивал Петра Семеновича Симакова! – ошарашил меня Олег. – Это сделал кто-то другой.

Переплетчиков сознался в том, что подсыпал Милене долго действующий яд, чтобы устранить «конкурентку» на Орден Андрея Первозванного. «Но Петю я и пальцем бы не тронул, никогда!» – кричал он с таким надрывом, что я в конце концов ему поверил, – задумчиво произнес Соловьев.

– А кто же все-таки тогда убил Нолестро*? – сказала Маргоша, – я имею в виду Симакова-старшего?

– Разберемся, – пробормотал Соловьев.

Глава 25. Все ниточки распутаны. Мы опять начинаем толстеть

Как-то на днях к нам зашел с «дружеским визитом» Соловьев. Мы с Маргошей, разумеется, набросились на него с вопросами. Но Олег, казалось, не спешил рассказывать нам о ходе следствия. Наконец, когда я дипломатично угостила его картошкой, запеченной с грибами и сыром, Батон немного оттаял и ввел нас в курс дела.

– Пока мы в полном тупике, – невесело начал он, – жадный Переплетчиков, начавший было давать показания, неожиданно понес полную ахинею. Он то кричал, что во всем виноват Петр Симаков, не сумевший сохранить его коллекцию, за что он его и убил.

То нес что-то несусветное о Мальтийском ордене, об аргонавтах. Сразу же переключался на подготовку к свадьбе с Машенькой. Потом вдруг разговаривал с покойным Симаковым, спрашивая: «Петенька, ну, скажи, родной, кто же тебя убил?» И периодически кричал: «Нет, Глафира, не подходи!» А потом вдруг страшным голосом начинал орать что-то о миллионах долларов.

Мы, честно сказать, не сразу поняли, что у него «крыша съехала». Думали, что придуривается. Но когда он стал уже что-то кричать разными голосами, то струхнули и вызвали врача.

Тот охнул, увидев безумно вращающего глазами старика, побродил вокруг него, послушал, пощупал и сказал, что, скорее всего, у Переплетчикова случилось воспаление мозга. И убийцу-фалериста «по скорой» госпитализировали. Собрали __________________________________

* «Кто же все-таки тогда убил Нолестро?» – Маргоша вспоминает известную фразу из фильма «Ищите женщину».

врачебный консилиум. Жаль, конечно, но, видно, Юрий Андреевич действительно спятил, лишившись своей драгоценной коллекции, которую он так бережно хранил и ради которой истребил столько ни в чем не повинных людей.

Мы ведь только и смогли от него узнать, что он давал специальные яды генералу Литвинову и его жене, у которых он работал по молодости шофером. Глафиру он тоже лишил жизни подобным образом. А также отравил ни в чем не повинную, кроме своего происхождения, Милену.

А скольких еще людей он отправлял на тот свет, дабы безраздельно владеть дорогостоящими орденами и медалями, крестами и звездами?! Увы, поведать об этом он нам не успел, потому что в этот момент до него, наконец, дошло, что лелеемая им столько лет коллекция безвозвратно уплыла от него. И разум его помутился окончательно.

Теперь он помещен в поднадзорную палату, и в те часы, когда действие антидепрессантов, вкачиваемых в него, кончается, мучает всех рассказами об орденах, медалях, звездах, усыпанных бриллиантами, кричит, что он «великий магистр Мальтийского ордена» и требует не впускать к нему Глафиру… В общем, незавидная участь, но он ее честно заслужил.

– А вы нашли убийцу Симакова? – с постоянством кукушки из часов спросила я Олега.

– Нашли, – весело отозвался Батон. – Но без тебя бы мы и тут не обошлись, нет, правда, я не смеюсь и не подкалываю. Ян, ты просто молодец. Мы взяли в «разработку» эту здоровенную тетку, ну, которая убирается на Берсеневке. Рыбкину Екатерину Васильевну.

Так вот. Мы немного поднажали на нее: вызвали Рыбкину к себе, да прямо в лоб и ошарашили, что все, мол, знаем, что это она убила Симакова в квартире Переплетчикова. Мол, отпираться бесполезно. Есть масса улик. Ее видели в тот день, выходящей из квартиры Переплетчикова.

Честно говоря, я сильно рисковал, как минимум, сесть в «лужу», да и не рассчитывал особо на то, что она расколется. В конечном счете, безумный Переплетчиков-то до сих пор лопочет, что это он убил «Петю», а потом вдруг ни с того, ни с сего спрашивает, «Кто тебя убил, Петенька?»

Так что, слегка кривя душой, можно было бы списать оба убийства на него… Но неожиданно Рыбкина во всем призналась. Сначала моргала глазами, словно в ступоре пребывала, а потом вдруг как заорет, зарыдает… Мол, бес попутал.

В общем, созналась во всем… Что она совершенно случайно узнала от соседки Переплетчикова, Елены Михайловны, когда убиралась у нее в квартире, как измывался Переплетчиков над своей женой.

А ведь Глафира приходилась ей дальней родственницей. У самого Переплетчикова родственников не было. У Глафиры, кроме Екатерины Васильевны, тоже вроде никого. Вот и созрел у вздорной бабы в голове план такой хитроумный. Убить старика, сторожащего квартиру Переплетчикова, да так, чтобы подумали на Переплетчикова. Чтобы и за сестру отомстить, да и чтобы после того, как «убивца» посадят, ей бы квартирка его досталась, как единственной родственнице его жены…

Рыбкина и квартиру ключами Симакова закрыла, и ничего не взяла из вещей или драгоценностей… А самое главное, это она пару раз анонимки присылала на Петровку, что Симакова, мол, Переплетчиков убил.

А потом ты у нее появилась с необычной просьбой – вместо нее предложила за деньги разрешить убраться у Переплетчикова Маргоше, якобы ее племяннице… Тогда она с удвоенной силой и начала лить на Юрия Андреевича грязь, надеясь, что ты «распутаешь» это дело… А ты и правда его распутала, да только, как оказалось, не в ее пользу.

– Я когда еще стал проверять биографические данные этой Рыбкиной по твоей просьбе, – продолжал Соловьев, – начал новый мотив обдумывать. А что, если действительно, она Симакова убила… Но зачем? С какой целью? Ничего не взяла? Какой-то иррациональный поступок…

И тут вдруг я вспомнил твой рассказ о том, как Переплетчиков выставлял на балкон в мороз свою жену на инвалидной коляске… Все сразу встало на свои места.

Рыбкина захотела отомстить Переплетчикову таким же хитрым и жестоким способом, каким он расправился и с ее сестрой, Глафирой…

Она рассказала потом уже, на официальном допросе, что все произошло как-то сразу, она даже сама не знала, что так случится. Когда от Елены Михайловны Екатерина узнала, что Переплетчиков лег в больницу, а в квартире у него живет его друг, то в голове ее начал складываться пока еще не ясный план мести.

Первоначально, она хотела проникнуть в квартиру Переплетчикова под видом уборки и стащить несколько дорогих орденов. К тому времени «Катенька», как ты ее называешь, уже вполне освоилась и поняла, что для ее врага дороже всего. Но потом, когда ей удалось беспрепятственно войти в квартиру Переплетчикова – Симаков знал ее в лицо и помнил, что она не раз убиралась у Переплетчикова, когда он гостил у него – в голове ее мгновенно созрел дьявольский план.

Она стукнула совершенно ничего не подозревавшего Симакова по затылку бронзовой статуэткой, стоявшей в соседней комнате, смыла с нее мылом следы крови, а потом, испугавшись, вообще сунула ее себе в сумку, да и выкинула вечером в Москва-реку.

Убив Симакова, «Катенька» аккуратно закрыла ключами дверь, не оставив никаких отпечатков пальцев, потому что была в резиновых перчатках. Ключи тоже отправились вслед за статуэткой.

И, поскольку времени на убийство «Катенька» затратила совсем немного – буквально «уложилась» в каких-то десять минут, то и побежала на верхний этаж, убираться к Тамаре Андреевне, создавая себе таким образом на всякий случай прекрасное алиби.

– Теперь мне понятно, почему Елена Михайловна не рассказала мне, что в тот день в подъезд входила и выходила «Катенька». Она же была «своя». Ее знали и любили все старухи.

– Ты лучше скажи, как она время классно подгадала, – подала голос Маргоша, – в тот день дежурила Елена Михайловна, и поэтому визит «Катеньки» в квартиру Переплетчикова остался незамеченным.

– Между прочим, «Катенька» пыталась буквально на днях заставить замолчать навсегда Елену Михайловну. Она проговорилась потом. Но старуха ей не открыла.

– Это я ей запретила, – сказала я, довольная безмерно, что удалось спасти болтливую старушку от верной смерти.

– Молодец, – похвалил Соловьев.

– А что этот самый «старичок с портфелем», он же «Адам Смит», он же Андрей Кланской? – спросила я. – Его-то, надеюсь, тоже нашли?

– Через границу человек с подобным именем не проходил, – вдруг снова погрустнел Батон. – Так говорят таможенники. У нас нет никаких оснований им не доверять. Мы не имеем, к сожалению, точного описания его внешности. Но, судя по тому, что он сам рассказал в пылу гнева пригвожденному к полу Переплетчикову, он не так уж и прост.

И если у него есть в Москве «свои люди», то вполне вероятно и, что, скорее всего, он уже у себя дома, где-нибудь на далеких островах, любуется коллекцией Переплетчикова. Ну, да это уже не наша забота. Сейчас этим занимаются люди из ФСБ совместно с Интерполом.

ЭПИЛОГ

Екатерину Рыбкину посадили по 105-й, «убойной» статье. На суде она сильно каялась, говорила, что в основном хотела отомстить убийце сестры. Старушки с Берсеневской набережной прикатили в суд на такси и долго «характеризовали ее с положительной стороны».

Поэтому приговор «Катеньке» был вынесен весьма «щадящий» – семь лет колонии общего режима, с возможным досрочным освобождением за хорошее поведение. Квартиру ее мы сдали в аренду, открыв счет на имя Екатерины Васильевны Рыбкиной.

Из этой же суммы семья, проживающая в ее квартире, иногда посылает посылки на зону «Катеньке».

Переплетчиков абсолютно безнадежен и сидит в психушке. Разум его помутился настолько, что он уже не узнает никого, все про Мальтийский орден бредит, в больнице у него даже появилась кличка: «Мальтиец».

А тот, кто довел его до такого состояния и вывез ордена за границу, скорее всего, в Москву больше не вернется. И, сменив в очередной раз имя, будет преспокойно доживать век миллионером, потихоньку распродавая через «Сотбис» или какой другой аукцион коллекцию. А там, на этих аукционах, можно совершать сделки и по Интернету…

Так что остается лишь одна благостная мысль во всем этом «орден-шоу»: Орден Святого Андрея Первозванного, наконец-то, возвратился к потомку того генерала Кланского, который получил эту награду беспрецедентным мужеством и отвагой в служении России.

… Что еще добавить… Мы вызвали к себе Володьку Симакова и доложили ему о результатах своего расследования. Вовка был поражен до глубины души. И все не хотел верить в то, что Юрий Переплетчиков действительно сошел с ума.

Мы предложили ему навестить «фалериста» в поднадзорной палате. Но Володька отказался, потому что считал Переплетчикова косвенно причастным к убийству деда.

Денег мы с Симакова не взяли, хотя он и пытался нам всучить конверт.

К Елене Михайловне с Берсеневской набережной мы раз в месяц обязательно приезжаем в гости. Привозим ей кучу всяких вкусностей и развлекаем старушку рассказами о нашей сыщицкой деятельности.

С того дня, как арестовали «Катеньку», она все никак в себя от страха прийти не может, и все время благодарит меня за то, что я запретила ей открывать дверь Рыбкиной.

Весной мы отвезли Матрену из деревни «Пыжиково» в Москву на диагностику. Обнаружился застарелый артрит. Мы подключили к делу Володьку Симакова, рассказав ему историю о «двух заблудившихся грибниках» – Переплетчикове и Симакове-старшем.

Володька безоговорочно взял временное «шефство» над Матреной и оплатил курс лечения в платной клинике. После этого Матрена стала чувствовать себя гораздо лучше, и мы, набив полную машину подарками, отвезли ее обратно в «Пыжиково».

Коляску, которая помогла нам в расследовании, мы продали Оксане из пятнадцатой квартиры, добавив необходимую сумму для моей знакомой. Сумму эту, как я не сопротивлялась, Маргоша тайком от меня, ухитрилась содрать с Симакова-младшего.

Что еще сказать… Следователь прокуратуры Соловьев по-прежнему борется с преступностью. Кажется, он получил премию за блестяще раскрытые убийства. К нам он приехал с огромным тортом, сделанным на заказ. В центре его было написано: «Яне и Маргоше, великим танцовщицам и сыщицам».

Мы с Маргошей скучаем и опять набираем вес.

Да, совсем забыла, недавно, бродя по Интернету в поисках чего-нибудь интересного, случайно наткнулась на такую фразу: « 1 ИЮЛЯ 1998 ГОДА Указом Президента РФ восстановлен орден Святого апостола Андрея Первозванного как высшая государственная награда Российской Федерации».

(2008г.)