Czytaj książkę: «Запертые»

Пролог

Доверься мне

Незнакомец касается ее спутанных волос, проводит ладонью по закрытым глазам, прикасается ко лбу. Сжимает в объятиях, но не чувствует тепла. Прикладывает ухо к ее груди: сердце не бьется.

– Ты не можешь уйти! Я не позволю, слышишь? Ты должна жить!

Глухой голос заглушает раскат грома. Чернильную ночь пронзают вспышки молнии, веет холодом и безысходностью. Капли дождя врезаются в лицо мужчины, пропитывают влагой одежду, холодными ручейками стекают по телу. Дрожащие губы едва шевелятся:

– Ты не можешь уйти…

Еще одна вспышка пронзает темноту, заунывно воет ветер, словно поет погребальную песню, черные листья тревожно шелестят. Мужчина продолжает упрямо брести по бездорожью; ботинки вязнут в грязи, кровь перемешивается с дождем и бордовыми каплями падает к ногам.

– Не в этот раз, – еле слышно говорит он. – Не в этот раз!

Бережно опускает возлюбленную на ствол упавшего дерева и кладет свои руки на ее грудь. Переплетает пальцы. Закрывает глаза. И с губ срываются запретные слова, по звучанию напоминающие латынь.

Vertire et mi.

Минута. Еще одна. Ожидание как пытка. Наконец под пальцами начинает струиться яркий свет, расползается по телу причудливыми узорами. И чем больше окутывает ее, тем слабее становится. А она сильнее. Еще чуть-чуть – и откроет глаза…

Наконец слабые пальцы сжимают его плечи, словно моля ответа.

– Все в порядке, – говорит он, глядя любимой в глаза. – Все хорошо.

– Где мы?

Тихий голос шелестит, вторя шуму дождя. Кажется, даже гром утихает, боясь помешать разговору.

– В безопасности. Просто доверься мне…

И уже через мгновение визг тормозов рассекает воздух, а свет фар прорезает темноту. Со всех сторон мечутся крики:

– Вызовите скорую! Всех, кого можно! Страшная авария…

– Вряд ли там кто-то выжил, машина сильно покорежена.

– Да, шансов нет, но медики уже едут…

– Да что медики, тут МЧС нужен! Тело надо как-то извлечь…

Он стоит в стороне и пристально следит за происходящим. Никто не обращает на него внимания. Люди проходят мимо, будто его не существует, словно этот некто, закутанный в плащ, – иллюзия, фантом, вымысел… А, может, его действительно нет?

Однако деревья продолжают перешептываться, а ветер протяжно воет, унося слова: «Vertire et mе».

Глава 1

Серебристый туман и ночь

Вайалена парила над землей, не ощущая ни ветра, ни влаги. Туман вился за нею серебристым шлейфом, вплетался в волосы, окутывал коконом. Она и сама была туманом – белесым, сияющим в этой темной ночи без единого проблеска света. Голые ветвистые истуканы, напоминающие деревья, не шевелились под порывами ветра, стояли грозно и молчаливо, будто каменные.

Приблизившись к одному из них, она приняла человеческий облик и прикоснулась к шершавой ветке.

Говорят, есть мир, где все вокруг – живое. Вместо высоких коряг – раскидистые деревья, на которых цветут нежные цветки и шелестят листья, умеющие менять цвет. Весной и летом они – зеленые, осенью – желтые и красные, а зимой на голых ветках лежит пушистый белый снег. В том мире благоухают цветы, радуга искрится после дождя, утренняя трава умыта росой и можно ходить по ней босиком. А если подставить солнцу лицо, его лучи ласково прикоснутся к коже. Времена года неизменно сменяют друг друга, как и день чередуется с ночью…

А еще говорят, что на ту планету Господь перенес частичку Рая и отдал ее людям, но те ее губят. Сколько времени успеет пройти до того, как эта частичка станет похожей на Никтис? На планету, вращающуюся вокруг черной дыры? Где нет ничего, кроме вечной тьмы, дождей, туманов и вот этих безобразных больших коряг?

Когда-то Вайалена была смертной, но в сознании не осталось ни одного воспоминания с тех пор, как она стала никти. Темные ассасины очистили ее память от всего, что могло помешать работе. Ей известно лишь то, что она долгое время находилась в Аду за тяжкие грехи, а потом никтисы выкупили ее душу и сделали убийцей. Не забылись лишь ощущения: жгучая боль, когда сгорала кожа, и раздирающий горло крик; отчаяние и беспомощность от понимания того, что никто и ничто не спасет, что невозможно сбежать от безжалостных палачей, упивающихся муками грешников. Им все мало и мало, поэтому они продолжают заманивать в свои пылающие котлы других смертных, для которых земные удовольствия важнее единения в вечности с Творцом.

Ей «повезло». Никтисы пришли внезапно. И также внезапно забрали ее в свой странный, отталкивающий мир. Стерли все – и память о прошлой жизни, и позднее раскаяние, оставили лишь ужас и воспоминания о муках, чтобы никогда не забывала, как было там. И что может туда вернуться, если посмеет ослушаться, пойти против правил.

Теперь она – никти, темный ассасин, задача которого – хладнокровно убивать, дисгармонировать галактику и планеты. При быстром передвижении она превращается в сгусток тумана, что помогает легко и максимально незаметно попасть в нужное место. Никтисы оставили ей прежний человеческий облик, только волосы стали другими: с одной стороны – цвета серебристого тумана, с другой – цвета ночи, и такие же глаза.

Вайалена вдруг вспомнила свой первый день на Никтисе, свое посвящение; как жрец, переплетя тяжелые ладони на ее склоненной голове, торжественно провозглашал:

– …Отныне и навсегда ты останешься верна повелителю Теней, Анлюминусу. Встань на одно колено и поклонись.

Она бы с радостью повиновалась, но каждое движение отзывалось болью. Все тело было изранено, силы на исходе, но лечить ее, похоже, никто не собирался.

– Поклонись, – повторил жрец уже шепотом.

Она послушно поклонилась. Вернее, думала, что сделала это, однако внезапно голова закружилась, тонкий каблук скользнул по плитке, и она рухнула на пол. Правда, успела ухватиться за рукав жреца. На запястье у него были надеты браслеты, и один из них, задетый ее неуклюжими пальцами, порвался, волшебные камешки один за другим посыпались с нити и исчезли в воздухе. Все присутствующие, как и она сама, испуганно замерли, с ужасом ожидая, что скажет повелитель. Сердце билось так громко, что, казалось, от этого стука сотрясаются стены. Кое-как поднявшись, она нервно сцепила пальцы в замок.

Жрец обернулся к повелителю и, склонившись в благоговейном трепете, застыл в ожидании приказа.

– Продолжайте посвящение, – бесстрастно велел Анлюминус.

Было трудно понять, разозлился он или нет. Может, ритуал прерывать нельзя, поэтому он и позволил провести его до конца. А как только все закончится, ее сразу же казнят. Кто знает, что за камни она разбила! В этом потонувшем в гробовом молчании зале не было ни одного знакомого, в случае чего, даже не к кому обратиться за помощью или советом.

Черты лица оракула разгладились, и это дало надежду на то, что все обойдется. Просто она напугана и слаба, вот себя и накручивает.

– Как прикажете, – раскланялся жрец и, бросив на нее недовольный взгляд, продолжил ритуал посвящения.

– …отныне и навсегда ты останешься верна повелителю Теней, Анлюминусу, – хмуро продолжил он, сцепив пальцы на ее темени, – и клянешься исполнять все, что он прикажет. Amenus ¹.

Оракул сделал короткую паузу, явно ожидая, что она что-то скажет. Но что? Она растерянно молчала. Тогда он раздраженно бросил:

– Amenus. Повтори.

Она произнесла дрожащим от страха голосом:

– Amenus.

Стоило выдохнуть это слово, как у ее ног заклубились завитки дыма с россыпью искр. Решив, что загорелось платье, она испуганно вскрикнула и дернулась, но сильные пальцы, все еще сцепленные на ее темени, удержали на месте.

– Посвящение еще не закончилось, – рявкнул жрец.

Тогда она с трудом понимала, что происходит. Измученная, несчастная, слабая, она никак не могла осознать, что больше не будет мучиться в адском пламени, захлебываясь собственным криком, слышать плач и стоны других грешников. Что теперь она стоит на коленях в тронном зале в окружении странных существ и приносит клятву какому-то Анлюминусу.

Его называют здесь повелителем, милосердным и милостивым. Он избавляет избранных от мучений в аду. Избранных, которые впоследствии становятся никтисами.

Когда ее в шоковом состоянии доставили на эту планету, она готова была на что угодно, только бы никогда не возвращаться в те жуткие, пропахшие дымом и страданиями, места. Потому не возражала, когда изодранное тряпье сменилось на новый наряд, а волосы приобрели два цвета, как и глаза. Ей дали немного прийти в себя, осознать, что по милости великого Анлюминуса она теперь будет жить здесь. А потом, приведя в порядок, отвели в тронный зал, чтобы она принесла клятву в вечном служении. Она даже не помнила, как оказалась в этом замке, сколько в нем этажей и сколько поворотов и переплетений у коридоров, по которым ее вели. Она мечтала только об одном: чтобы посвящение быстро закончилось и ее оставили в покое.

Несколько заклинаний на неизвестном языке, отдаленно напоминающем латынь, – и вот она уже в центре какой-то дымовой воронки.

– Господин передает тебе часть древней силы и повелевает использовать ее во благо своего народа.

Удушливый шлейф дыма, сдавливающий грудь и вызывающий на глазах жгучие слезы, покрыл ее полностью, на мгновение скрыв и зал, и всех присутствующих, а потом так же внезапно, как возник, рассеялся. Вдруг появились сила и энергия, на теле исчезли раны и ссадины. Она осмелилась наконец поднять глаза и посмотреть на того, кому обещала служить безропотно и беспрекословно.

Анлюминус сидел на троне, отделанном голубыми камешками, красиво переливающимися в пламене свечей. Его фигуру и внешность скрывал сотканный из тумана плащ. Она смогла разглядеть лишь несколько светло-каштановых прядей, выбившихся из-под капюшона, и надменный подбородок. Стальной взгляд полоснул холодом: кажется, повелитель смотрел на нее в упор, выворачивая душу наизнанку. Кто он? Что именно ей придется делать в благодарность за спасение? И так ли все радужно, как твердят те, кто готовил ее к церемонии?

«Выбора у меня все равно нет и уже никогда не будет, – пришла запоздалая мысль. – Служить так служить».

– Сегодня начнется обучение под руководством лучших мастеров, – проговорил повелитель, и свечи внезапно погасли, а через секунду загорелись вновь. – Но предупреждаю сразу: выдержать обучение могут единицы. Нужно очень хорошо постараться.

От этих слов внутри все похолодело от ужаса, даже дыхание перехватило. А что будет, если не выдержит? Ее вернут обратно? Убьют? Язык не повернулся задать этот вопрос вслух.

– Подготовьте Вайалену и начинайте, – распорядился Анлюминус и исчез в клубах синеватого дыма. Так быстро, будто его и не было.

– К-какую Вайалену? – заикаясь, спросила она. Увидев никтисов, решительно двинувшихся в ее сторону, испуганно отступила.

– Это твое новое имя, – неохотно объяснил жрец – худощавый высокий никтис с длинными темными волосами, собранными в хвост. Только сейчас обратила внимание на его дымчатый балахон, расписанный непонятными знаками, напоминающими руны. Подведенные черной сурьмой глаза смотрели холодно и презрительно, как на что-то ничтожное.

– Но меня же зовут…

– Забудь, что было до принесения клятвы, – раздраженно оборвал ее оракул. – Теперь ты никти, собственность Анлюминуса, и всегда должна помнить, что господин даровал тебе новую жизнь и новую цель. Все, что он говорит, должно выполняться незамедлительно и беспрекословно. Сейчас же извинись за свою дерзость!

– Извините… – растерянно проронила она, безропотно подчинившись никтисам, которые немедленно вывели ее из зала. Куда и зачем – она боялась спрашивать. Но в голове крутились бесконечные вопросы: чему ее будут учить? что за древнюю силу ей дали и зачем? о какой новой цели говорил жрец?

Ответы нашлись чуть позже, но легче от этого не стало. Вырвавшись из кошмарной преисподней, Вайалена сделалась пленницей другого мира – темного и неживого. И никтисы лепили из нее новое существо. Они заставляли развивать в себе силу, ловкость, выносливость; учили фехтовать, метать кинжалы, разбираться в ядах; управлять магией и не бояться принимать нематериальную форму. И наконец они добились своего, превратив ее в холодного убийцу, исполняющего любой приказ, – темного ассасина.

Все, хватит вспоминать! Пора возвращаться обратно в замок: сегодня у никтисов собрание. Но что-то необъяснимо тянуло туда – за лес, на границу… Какая-то тоска душила, не давала покоя. Там же погибель! Границу переходить нельзя! Не потому, что там ждут злобные стражи порядка, а потому что там, за чертой, – смерть. Никтисы не переносят света. А на той стороне на полнеба квазар. А еще – «частичка рая». Только не для людей, а для тех, кого называют люминаанцами, единственных, кто способен противостоять темным ассасинам. Никтисы их жутко ненавидят. И она, наверное, тоже; по крайней мере, должна… Но все равно непреодолимо тянет туда, да так сильно, что она вот-вот рискнет перейти на другую сторону планеты. И пусть превратится в пепел! Зато хотя бы на миг увидит день, деревья, цветы, может, даже успеет прикоснуться к нежной траве! Только ради одного такого мгновения можно умереть…

– Эй, ты забыла про собрание? – знакомый голос прервал размышления.

Обернувшись, Вайалена увидела Кииру, свою подругу. Та была одета в свой привычный наряд: черный корсет, брюки и ботфорты на небольшом каблуке. За спиной в ножнах – двуручный меч. Черные волосы, на кончиках которых преобладал темно-коричневый цвет, добавляли ее облику выразительности. Слегка прищуренные глаза – один карий, другой черный – смотрели выжидающе.

Вайалена, вздохнув, поправила на поясе стилет.

– Ты что тут делаешь?

– Наблюдаю за тобой, – подмигнула Киира, – вдруг захочешь глупостей наделать.

– А если серьезно?

– А если серьезно, Вайалена, то Криллиус очень тобой недоволен. Я боюсь, как бы он не решил вернуть тебя обратно… Поэтому и хожу за тобой по пятам, слежу, чтобы ты опять куда-нибудь не вляпалась.

– Я устала убивать, – призналась Вайалена и поежилась от холода. Хм, все никак не привыкнет к здешнему сырому климату, хотя должна бы. Должна, потому что другого пристанища у нее нет и уже не будет!

– Здесь не существует «не хочу», «не буду», «устала», – жестко парировала Киира. – Здесь есть только слово Анлюминуса. Он дал нам новую жизнь, считай, создал заново…

– У меня есть только один создатель, – упрямо возразила Вайалена, отвернувшись.

Киира вздохнула.

– Мы никогда не попадем в Рай. А если не будем подчиняться повелителю, нас вернут туда, откуда забрали. Ты хочешь обратно?

Вайалена ощутила, как по телу прошла дрожь, а шрамы, оставшиеся от раскаленных кочерёжек, нестерпимо заныли, напоминая о нечеловеческих муках.

– Нет. Конечно, нет.

– Тогда идем! – Киира схватила ее за руку и заставила повернуть назад. – Я понимаю, тебе непросто убивать. И все же ты умеешь держать эмоции под контролем, вот и сейчас возьми себя в руки! Да, вчера ты сделала ошибку, отпустила пленных. Но я уверена: если ты повинишься перед Криллиусом, он не будет тебя строго наказывать. Просто скажешь, что испугалась, растерялась, попросишь прощения. Ему же нравится, когда перед ним унижаются, так что есть шанс, что он похлопочет за тебя перед Анлюминусом. Надо, дорогая, надо, иначе ты знаешь, что случится… Лучше так, чем вернуться в Ад.

Вайалена прикусила губу, чтобы сдержать стон. Сейчас она как никогда злилась на саму себя. Если бы она, будучи человеком, знала, что после смерти ждет целая вечность, то позаботилась бы о том, как ее провести! Или спокойное существование в радости в кругу близких, или жесточайшие муки, когда хочешь умереть, а не можешь! То, что ее душу выкупил Криллиус – большая удача и шанс на такое – один на миллиард. Нужно это ценить, нужно во что бы то ни стало полюбить Никтис! Если хочет выжить – должна выполнять все приказы хозяина. Все до единого!

Минуя уродливые коряги и неподвижные ветки, два сгустка тумана устремились к выходу из леса. А дождь продолжал поливать землю, усыпанную мелкими камешками. Этот мрачный мирок стал для нее новым домом, где она нашла ответы на все свои вопросы… кроме одного.

Почему никтисы выбрали именно ее?

Глава 2

Добро пожаловать домой

«Как?! Это невозможно! Вы должны были умереть, а у вас даже шрамов не осталось! Просто фантастика!»

Слова лечащего врача врезались в память, как осколки стекла:

– С такими травмами не живут. В лучшем случае остаются инвалидами.

Но почему-то, вопреки всем законам природы, Лана не просто выжила, но еще и быстро восстановилась – буквально за четыре месяца. Переломы срослись, раны затянулись. И уже с трудом верилось, что еще совсем недавно жена крупного антиквара находилась между жизнью и смертью, лежала в коме со множеством переломов, а врачи не давали никаких шансов…

Лана и сама в это не верила. В то время как другие заново учились говорить и проходили курсы реабилитации, она уже носила туфли на высоких каблуках и совершенно не чувствовала боли. И только посмеивалась, натыкаясь на статьи с броскими заголовками: «Уникальный случай! Женщина умерла, но воскресла», «Попавшая в аварию женщина воскресла после смерти мозга». Журналисты писали о ней разные глупости, выдумывали бог весть что, даже окрестили инопланетянкой. Никто не верил, что это возможно.

Действительно, фантастика!

И вот она сидит в машине и смотрит на лес, объятый туманной дымкой. На безупречном теле, практически, без единого шрама – элегантное вишневое платье, на ногах – модные туфли. И да, один шрам все-таки остался. Маленький, едва заметный, зигзагообразный рубец на левом запястье. А еще у нее нет прошлого. После автокатастрофы Лана потеряла память. Все, что можно было назвать воспоминаниями, уместилось в эти четыре месяца – ровно столько, сколько она находится в сознании после комы. Жизнь разделилась на два периода: «до» и «после».

То, что было до аварии, нельзя назвать прошлым. Лана не помнила ни детство, ни юность – совершенно никаких отголосков. А период «после» начался с того момента, когда она открыла глаза и увидела симпатичного мужчину. Заметила в уголках его глаз улыбку и испуганно спросила:

– Кто Вы?

– Господи, какое счастье! – воскликнул тот и горячо обнял ее. – Ты пришла в себя. Это же я – Жора, твой муж! Ланочка, солнышко мое, ты не представляешь, как же я счастлив!

Так она узнала, что замужем, что живет в большом доме и ей двадцать семь лет. Тринадцатое мая стало днем ее второго рождения…

Лана нервно прикусила губу и снова посмотрела в окно.

Туман, казалось, был повсюду: клубился во дворах седыми клочьями, стелился вдоль высоких заборов небольшого коттеджного поселка, где, по словам супруга, находится их дом. Она все вглядывалась и вглядывалась вдаль, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь, но из серебристого марева выплывали лишь угрюмые деревья, напоминающие призраков, и острые пики заборов.

Машина плавно повернула и спустя минуту остановилась. Седовласый водитель, одетый в форменный костюм, заглушил мотор. Но Лана, завороженная видами, не торопилась выходить. Сидящий рядом Георгий прикоснулся к ее руке:

– Приехали.

Вздохнув, она открыла дверцу, и туман завернул ее в прохладную пелену. Пальцы сжали кожаный клатч, каблучки гулко застучали по асфальтированной дорожке. Прежде чем уехать, шофер посигналил, и Лана вздрогнула, услышав гудок. В памяти тут же вспыхнул свет фар, пронзающий тьму, а в ушах зазвенел визг шин… Какие-то смутные, обрывочные образы, которые с натяжкой можно назвать воспоминаниями об аварии.

Спокойно. Все прошло. Вдох-выдох.

Держа мужа под руку, Лана вошла во двор. С трудом разглядела ступени и дверь, с замиранием сердца переступила порог и, оказавшись в просторном коридоре, зажмурилась. Надеялась, что, когда откроет глаза и увидит знакомую обстановку, все вспомнит.

Однако ничего не случилось. Она смотрела на все так, будто никогда не видела. Когда заглядывала в комнаты, в душе шевелилось лишь любопытство, не воспоминания. И это удручало.

Интерьер дома был оформлен довольно интересно, в стиле авангард. Все настолько яркое, броское, оригинальное, что захватывало дух. Каждая стена была выкрашена в свой цвет, особенно выделялись окна и дверные проемы, округлые, сделанные в форме арок. Потолок дополняли ярусы и ниши. Повсюду были цветы в красивых кадках и картины в стиле абстракционизма. Завороженно глядя по сторонам, Лана остановилась посреди гостиной. Ее взгляд замер на портрете, в котором угадывались знакомые черты. Кажется, она знает эту девушку с длинными светлыми волосами и серо-голубыми глазами, слегка вздернутым носом и дугообразными бровями… На картине она в элегантном платье, а в ушах сверкают маленькие бриллианты.

«Это я, – мысленно усмехнулась Лана. – Только та, прошлая…»

– Ну что, есть какие-то проблески в памяти? – Жора погладил ее по руке. – Это ведь ты делала дизайн-проект дома, каждую деталь прорабатывала… Не помнишь?

Она расстроено помотала головой.

– Ну ничего, со временем все вспомнишь. Дома и стены лечат, – он ободряюще похлопал ее по плечу, но Лана не была в этом так уверена. Все вокруг казалось незнакомым и чужим. Даже девушка на портрете.

– Ладно, сначала поднимемся в спальню, а потом пойдем пить чай, – небрежно бросил Георгий и поставил чемоданы в угол – как будто они вернулись из дальнего путешествия, а не из клиники.

Здесь не было специфического больничного запаха, снующих туда-сюда медсестер, зато было много пространства и света, приятная цветовая гамма, которая, по замыслу, должна вызывать положительные эмоции. Однако Лана почему-то чувствовала лишь дикую усталость. Избавившись от верхней одежды, она села в кресло и потерла виски.

– Заглянем к тебе?

– Ко мне? – удивилась она. – У нас что, разные комнаты?

– Можно и так сказать. Я прихожу поздно, когда ты уже спишь, часто уезжаю в командировки. Поэтому спальня считается твоей.

Лана кивнула. Поднимаясь по стеклянной лестнице, она смотрела вокруг и все больше укреплялась в мысли, что домашняя обстановка не поможет восстановить память. Какую вещь ни возьми – все незнакомое! С трудом верилось, что это она продумывала интерьер, подбирала каждый штрих, каждую мелочь. Ни одного проблеска! Будто речь о другом человеке, а не о ней. От грустных мыслей глаза защипало.

– Осторожно! – Георгий удержал ее за талию, Лана чуть не налетела на большую вазу. – Это ты решила поставить ее прямо возле двери! – а потом, уже мягче, добавил: – И с первого дня постоянно на нее натыкаешься. Вспомнила?

Весь второй этаж находился под стеклянным куполом, лишь в спальне отгородиться от внешнего мира помогали тканевые жалюзи. Здесь тоже все было минималистично и ярко: подиум с большим ортопедическим матрасом вместо кровати, тумбочки по бокам, встроенный в стену шкаф-купе. Гармонично подобранные теплые цвета. Только радость казалась какой-то искусственной, ненастоящей. Не было мира в душе, отчего и все остальное вызывало уныние, а бесконечные вопросы Георгия и вовсе раздражали.

– Ты так долго работала над дизайном спальни, – подмигнул он, облокотившись о стену. – Помнишь, как врывалась в мой кабинет с зарисовками и схемами, как ночью просыпалась от новой идеи и будила меня, чтобы поделиться?

– Не помню.

– И как хотела развесить на стенах собственные картины, а потом передумала…

– Не помню. Ничего не помню! – возможно, она сказала это слишком резко, но нужно было как-то остановить этот бессмысленный поток слов, от которого голова кружилась все сильнее.

Муж замолчал. Положив руку на ее плечо, начал успокаивать:

– Солнышко, не расстраивайся! Ты обязательно все вспомнишь.

Однако мягкий голос с нотками сострадания только разозлил.

– Когда?

– В свое время.

– И когда оно наступит?

– Может, завтра, может, через неделю. Главное, верить, Лана. Верить и не отчаиваться!

Все они так говорят: «Еще немного», «ты вспомнишь», «наберись терпения»! Но прошла уже не одна неделя, а в сознании по-прежнему пробел! Лишь обрывки каких-то фраз, чьи-то лица, мигание ламп… Лана внимательно посмотрела на мужа.

Он остановился у аквариума с рыбками и о чем-то задумался. Такой обычный с виду – кареглазый брюнет крепкого телосложения – а к тридцати шести годам уже успел открыть свой бизнес и заработать хороший капитал. Лана глядела на него с теплотой. Чувство, наполняющее ее сердце, нельзя было назвать любовью, скорее, благодарностью. И все-таки она верила, что сможет его полюбить. Заново.

Чтобы нарушить затянувшееся молчание, она осторожно поинтересовалась:

– Мы давно здесь живем?

– Три с половиной года. Ровно столько, сколько женаты. – Георгий обернулся: – Скажи хотя бы, тебе нравится?

– Конечно, нравится!

Она подошла к мужу и обняла его за плечи.

– Есть желание пойти в мастерскую?

Лана пожала плечами:

– Давай.

Кажется, он говорил, что она художница. Вернее, была ею до аварии. Может, хоть в мастерской появится какой-то проблеск в памяти?

Пока шли, Лана смотрела на безмолвный лес за стеклом. Медленно наползающая туча нависала так низко, что почти касалась пестрых верхушек деревьев; вот-вот начнется дождь. Капли будут ударяться о стекла и сплетаться в причудливые узоры. Невероятное зрелище, особенно если наблюдать его отсюда, сидя в удобном кресле…

Наконец они оказались в мастерской, заваленной мольбертами, красками, картинами. Какое странное чувство: все это принадлежало ей, Лане. Образы, запечатленные на холстах, рождались в ее воображении. Она бросила взгляд на одну из картин: синева небес завораживала красотой, однако в памяти всплывало лишь одно небо – черное, с прорезями молний, колючее и низкое, готовое обрушится прямо на голову… К горлу подобралось отчаяние, грозясь превратиться в рыдания. Лана безжалостно впилась ногтями в кожу ладоней, пытаясь сдержать эмоции.

– Все в порядке? – забеспокоился Георгий.

– Д-да.

– Может, попробуешь что-нибудь нарисовать? Вдруг это поможет?

Лана с сомнением взглянула на протянутую кисточку, потом перевела взгляд на стоящий в центре мольберт. Белоснежное полотно было похоже на ее память: ни единого штриха – бери кисть и рисуй. Только Лана не чувствовала ни вдохновения, ни творческого порыва. Наоборот, ее сердце сдавила тоска, и такая беспросветная, что захотелось завыть.

Но, чтобы не расстраивать мужа, она все же сжала кисть дрожащими пальцами. Испачкала ее в краске и неуверенно провела на холсте синюю полосу. Потом красную, желтую, черную. Возможно, раньше это и приносило ей удовольствие, но сейчас лишь вызывало досаду. Швырнув кисть прямо на пол, Лана отступила к двери, закрыла лицо руками и выкрикнула:

– Не могу! Не хочу! Ничего не хочу!

Едкий запах краски ворвался в ноздри. Даже не верилось, что она часами сидела здесь за мольбертом. Если ее жизнь до аварии была такой, то она ее люто ненавидит!

– Успокойся, – Георгий приблизился и мягко сжал ее руку. – Ты хочешь все и сразу, но так не бывает. Наберись терпения. Отдохни, расслабься. Завтра придут твои подруги…

– Я не хочу никого видеть! – отрезала Лана. Опять получилось резко, но эмоции не поддавались контролю. Она нервно очертила пальцем узор, расшитый бисером на платье, – это не успокоило.

– Глупости! Тебе сейчас как никогда нужно общение.

– Сомневаюсь, что оно поможет.

– Ты слишком строга к себе. Пойдем, я заварю тебе чай, а потом ты отдохнешь. Силы еще понадобятся.

Лана не стала сопротивляться. Георгий окружил ее теплом и заботой, и вскоре настроение действительно улучшилось. Они вернулись в спальню, когда на небе уже появились первые звезды, а мелкий дождь тихонько стучал по стеклу. Глаза закрывались. Отыскав в шкафу ночную рубашку, Лана забралась в постель и блаженно закрыла глаза. И все-таки дома хорошо! Может, и вправду стены лечат? Лане хотелось верить в лучшее, однако внутренний скептик не давал расслабиться. Из головы не уходила мысль, что после комы так быстро не восстанавливаются, а травмы так легко не исчезают. Происходит что-то странное, но что именно, она не могла объяснить. Устроившись поудобней, Лана постаралась уснуть.