Czytaj książkę: «Мемуарчики»
Вот скажи, читатель, бывает у тебя чувство, будто современная молодёжь какая-то не сильно умная что ли… Со мной так постоянно. Не понимаю, что у них в голове! Мы были совсем другими. Кстати, в каком возрасте пишут мемуары? В сорок лет? В пятьдесят? В восемьдесят?.. Пожалуй, начну. Напишу, как молоды мы были, как ответственно поступали и осмотрительно действовали. Сейчас вспомню что-нибудь особенно поучительное и напишу…
Жаль только, вспоминается не серьёзное. Нельзя о таком писать в мемуарах. Что ж, значит будут мемуарчики!
Мемуарчик первый. Про дичку
Бреду как-то по городу, красивую рябину ищу, чтобы сфотографировать и выставить на страничку. И вдруг на пути – дичка! Так в детстве называли мы дикую сибирскую яблоньку, растущую в канавах, на пустырях и возле частных домов. Кусты таких не привитых яблонь никто не садил. Они прорастали в нашем суровом климате сами, из семечек. Через несколько лет крепли и становились маленькими деревцами, от которых никому не было совсем никакой пользы. Если не считать, что именно дичка раньше всех зацветала весной, а потом оказывалась усеянной мелкими ягодками-яблочками диаметром около сантиметра. От первых заморозков в сентябре ягодки становились «мятными». Конечно, речь шла не о мяте и не о ментоле. Неизвестно, кто придумал такое слово, но по-другому не скажешь…
– Знаю, где дичка мятная. Пошли, покажу.
Портфели в кустах, мы – первоклашки – на заборе. Доски скрипят и шатаются. Собаки рвутся с цепи… Но стоит ли обращать внимание на ерунду?! Главное – дотянуться повыше. И горстями эту дичку немытую, мягкую от первых морозов – в рот! Тают ягодки на языке, кислотой аскорбиновой сводит скулы… Не знаю, выживут ли нынешние дети после такого пиршества. Мы были другими. Нас не наряжали в розовые комбинезоны, не встречали после уроков нанятые гувернантки… Всё сами: собирались в школу, переходили через дорогу, обдирали дичку по пути… Чумазые, в разодранных колготках (а где вы видели заборы без гвоздей!?) вваливались домой, показывали родителям дневники, получали от них нагоняй за учительские замечания, написанные красной ручкой, за колготки, за бесцельное шатание по улице и садились за уроки… А потом читали Джека Лондона, Александра Дюма, Владислава Крапивина и мечтали стать врачами или космонавтами.
Мемуарчик второй. Вертолётики!
После истории про дичку виртуальные друзья оживились: «Где рябина?», «Ещё калина красивая»…
Рябины в городе предостаточно! Полезное растение и фотогеничное: хоть в соцсеть выложи, хоть на первую полосу в газету. Калина тоже прекрасна. Её можно найти на дачах, но поздней осенью публика там не очень респектабельная… Пойду сфотографирую «вертолетики»!
Как я уже писала, в 7-8 лет мы были в состоянии сами о себе позаботиться. Оставаться дома без взрослых – очень ответственно, но не так трудно, как кажется. Всего-то и требовалось:
Не выходить за ограду!
Не выпускать за ограду Пушка (жил с нами такой рыженький песик)!
Не вытаскивать на улицу велик!
Не залезать на соседский клён за «вертолётиками»!
Ну и не разбить опять в кровь коленки. Они ведь вот только зажили!
Если в силу непреодолимых обстоятельств, всё это каким-то образом происходило, до возвращения взрослых надо было успеть:
Загнать домой Пушка.
Заволочь в папин гараж велик со слетевшей цепью и погнутым крылом (там, в пыльном мраке папкиного гаража все неисправные машины и механизмы чудным образом самовосстанавливались уже на следующее утро).
Сочинить историю о том, как разбились коленки.
Сами. Случайно. Пока их обладательница мирно читала книжки и шила куклам наряды. Правдоподобность деталей и логика их изложения должны были быть настолько стройными, чтоб маме даже на секунду не залетели в голову лишние мысли про Пушка, велик и клён!
Сейчас я, конечно, догадалась бы избавиться и от вещдоков в виде кленовых «вертолётиков» в карманах. Они так забавно кружатся, как подсохнут!
Мемуарчик третий. Предательство
После уроков наш 4 «Б» потрясла невероятная новость! Злата Красолова решила покинуть отчий дом. Противоречия между ею и родителями возникли давно и с каждым днём становились неразрешимей. Злате оставалось одно – уйти. Во всяком случае, возвращаться сегодня домой она не собиралась и обратилась к друзьям за помощью.
Одноклассники искренне поддержали её непростое решение, но… приютить у себя подругу никто не мог. Дело было не в недостатке жилплощади. В далеких 1970-х мало кто из нас думал о квадратных метрах. Просто… это же не котенка домой притащить! В конце концов, сообща решили, что Злате будет лучше пожить пока у Вали Кольцовой. Она в классе новенькая, её мама должна всё правильно понять. Девчонки отправились жить к Вале, остальные разбрелись по домам.
Ночью к нам домой приехала милиция.
– Откуда она может знать, где живет эта их новенькая одноклассница? – недоумевали родители.
– Ну… Так получилось, – неопределенно отвечала я…
Не могла ж я признаться, что накануне мы с Валькой лазили в заброшенный сад за дичкой, потом жарили яичницу у неё дома, потом провожали друг дружку через пустырь, раскинувшийся позади школы. Чудесный был день!
Приехавший участковый оказался веселым и высоченным парнем. Так что в милицейский «бобик» уселась я без лишних разговоров: мужчины в форме одним своим видом могут в чём угодно убедить неопытную девушку! Вместе с красавчиком-милиционером, мы поехали к Вале домой. Златку, подняли из постели, посадили в машину и отвезли родителям. По пути вернули домой меня…
На следующий день весь класс был возмущен моим предательством. Как я могла?! Так вероломно сдать «мусорам» товарища, да ещё и показать «легавым» дорогу на конспиративную квартиру! Наверное, мне следует объявить бойкот, а ещё лучше – отлупить. Громче всех возмущалась Танька Синеградова. Это сейчас у неё собственный бизнес. По реставрации подушек. Тогда она была просто горластой троечницей. Внутренний голос подсказывал, скорее всего, именно Танька-то и не удержала язык за зубами. Ведь это её мама – член родительского комитета. Но доказать я ничего не могла.
Побить меня до того случая никто не пытался. Только двоюродный братец Славка. За что регулярно получал взбучку. А тут вдруг ополчился весь класс. Но я почему-то не боялась. Только не могла взять в толк, как же я им всем сразу-то наподдам?! Их много, я – одна…
Не помню уже, чем закончились школьные страсти той осенью, и помирилась ли Злата со своими родителями, но с Валей дружили мы до 10-го класса. Были, как говорится, «не разлей-вода».
Мемуарчик четвёртый. Воспоминания внучат
На выходных забежала в гости приятельница. На минуточку. А проговорили до вечера. Рассказывала Вера про свою покойную бабушку, остановиться не могла.
– Бабуля жила совсем не далеко от нас. Мы с родителями в квартире «с удобствами», а бабушка в частном маленьком доме с черемухой в палисаднике, на соседней улочке, – ушла мыслями в прошлое Вера, – Уроки я старалась успеть сделать с бабушкой, пока не вернулись с работы родители. Потому что дома, помимо удобств, дожидался меня новый письменный стол, сидеть за которым следовало прямо, не болтая ногами. Локти должны были лежать на столешнице под прямым углом, чтобы не развился сколиоз. Родители объяснили мне, что сколиоз – это горб на спине, как у соседки тети Тони и у Карлика Носа из сказки Андерсена. Отрастить себе горб я не могла. Поскольку, когда вырасту, собиралась стать геологом, ходить по лесам, собирать минералы в коробочку и петь песни. Горбатых людей в геологические экспедиции не берут – это любому понятно. Короче, своего новенького стола боялась я класса до пятого. У бабушки же за печкой стоял старый-престарый деревянный обеденный стол, накрытый клеенкой с подсолнухами. Если его как следует протереть «вехоткой», то стоя коленками на широченном стуле, можно было решить все задачки и исписать пол тетради упражнениями, не боясь никакого сколиоза. Помню, потрескивает печка, скрипит стул, а из-под шариковой ручки медленно выползают каракули. Бабушка в выцветшем платочке, отложит вязанье, сидит рядом и приговаривает: «Не торопись, Верочка, никто ведь за тобой не гонится. Все успеем с тобой потихоньку – старый да малый…» Так, никуда не торопясь, научила меня читать в пять лет. Примеры, благодаря ей, я быстрей всех в классе решала. А как мы с ней берегли друг дружку! Ни одна моя клякса, ни одна тройка, из-за которых переживала мама, ни разу не вывели её из себя. Я же, в свою очередь, старалась не проболтаться, что советские ученые, выпустившие учебник природоведения для первого класса, доказали: Бога нет, а весь мир создала природа. Так бабушка в полном неведении продолжала чистить свои иконки к каждому церковному празднику. Иконки были с окладами, украшенные камнями и эмалью. Я прекрасно понимала, что новые сведения о мироздании бабулю сильно расстроят, вот и помалкивала.
– Ещё бабушка умела рисовать смешных человечков, – продолжает свой рассказ Вера, – В такой интересной технике, которую я потом видела на лубочной росписи во Владимире, в музее искусств.
Надо сказать, Вера в техниках толк знает. Работает она не геологом, как мечтала в детстве, а дизайнером. За плечами – красноярское художественное училище имени Сурикова. Приятельница отставляет в сторону мартини и валяющимся тут же фломастером, одной линией на салфетке, изображает мужичка в старинной одежде. Человечек нарисован в профиль, на нём – кафтанчик, брюки заправлены в сапожки на небольшом каблуке.
– Похож на египетские рисунки, правда? – спрашивает Вера. – Одно время в школе я на промокашках таких рисовала. Перестала, когда их заметила учительница. «Какие красивые, – говорит, – Кто тебя так рисовать научил?» Я не призналась, и в школе рисовать перестала. Это ведь были только наши с бабушкой человечки! Мы рисовали их целыми полчищами. Только не в тетрадках, а на полях газет и на оберточной бумаге – женщин, мужчин, маленьких детей и детей постарше. А потом придумывали разные истории. Смешная у меня была бабушка. Я даже в родительский день не плачу, когда её вспоминаю. Только улыбаюсь.
После ухода Веры я вспоминала свою бабулю. Такую же добрую, раскулаченную в молодости, пережившую голод и войну, поднявшую четверых детей, не заработавшую ни «льгот», ни наград, ни денег. Единственным её богатством были любовь и доброта. Их хватало всем. Даже, сейчас, кажется, много ещё осталось …
Darmowy fragment się skończył.