Czytaj książkę: «Камин»

ЧАСТЬ 1

Камин горел, вальяжно бликами играя по стенам, по полу, по потолку, пространство освещая, затемняя, он с гордостью являл себя всем и всему.

– Вот я каков. И я здесь – царь. Я есмь очаг. Ко мне все сходится и от меня исходит, – играл Камин, шипел, огнем пылал. Доволен был собою очень и не скрывал того ни перед кем.

Преуспевающий адвокат сидел в кресле напротив камина и думал о деле. Вернее, о неожиданной заминке, которая грубо нарушила выстроенную им цепь событий и могла разрушить вовсе, а он очень хотел выиграть, казалось, как никогда. Хотя это была явная ложь: выигрывать он хотел всегда. Но сейчас дело не было объективно лежащим на поверхности, оно было задумано и спланировано самим адвокатом, к тому же, более чем наполовину сделано. И то, что оно затормозилось, вызывало беспокойство. Если быть предельно точным, оно остановилось. И сколько продлится такая вынужденная остановка, адвокат не знал. Неизвестность вдвойне нарушала продуманную логику событий. Это крайне раздражало, а смятенных состояний Антон Альфредович Борин, так звали преуспевающего адвоката, не любил, они мешали главному – достижению поставленной цели, как текущей, так и генеральной. Чтобы цель достигнуть, ее надо ясно видеть, а для этого и ум должен быть ясным. Антон Альфредович потому и стал адвокатом преуспевающим, что давно это понял.

Огонь камина зловеще отражался в стеклах дорогих очков …

Но преуспевающий адвокат не видел зловещего отблеска на своих очках, он видел только огонь в камине. Продумывая, как сдвинуть дело с «мертвой точки», не повредив хитровыстроенному сюжету, пришел к выводу, что никак. Отчего настроение было мрачное.

Камин был тоже недоволен. Напротив, дверь стеклянная смотрелась бледно, ему не нравилась она:

– Мог бы хозяин обрамление получше сделать, не вписывается эта дверь в меня. И комната мне эта маловата… Но с комнатой, уж ладно, подружусь, а остальное… Ух!

Без устали он дом критиковал и комнату свою, которые никак не нравились ему.

Однако было здесь и то, что сердцу мило. А именно: на лицевой стене камина, из кирпича так сложенной уютно, пристанище себе нашла картина. Вся выписана в красном цвете, она как будто внутренним огнем цвела, огнем неугасимым, вечным. Камину очень нравилась она.

Играли блики по картине, и снизу зажигали свет на ней.

– Как хороша! – смотрел Камин на отражение своей любви в стеклянной двери. – Горит как будто из огня она.

Конечно, варианты сдвинуть дело с «мертвой точки» у адвоката имелись. Но, чтобы не только не прогадать, а еще и выгадать, он решил, что лучше будет выждать? Сдержанность, здравое выжидательное поведение – надежный и проверенный Конь «колесницы» преуспевающего адвоката.

– Пока «сдержанность» рано менять на «агрессию», – сказала «безупречная логика».

– Коней на переправе не меняют, – согласился адвокат. – А я пока на переправе. – Манящий берег еще вдали. Пусть не туманной, а ясно видимой, но все же – в дали.

Под «конями» Антон Альфредович подразумевал свои уникальные, как он считал, способности: природные и наработанные. Безупречная логика и способность к анализу ему действительно были дарованы природой. Врожденная логика и затребовала обязательного воспитания сдержанности, неоднократно давая понять, что сдержанность – залог успеха. Она же убедила загримировать чувства, что для будущего адвоката оказалось более сложным, чем выработать сдержанность. Постепенно усердно наносимый «грим мягкости» превратился в маску, вполне благодушную, даже милую. «Благодушная маска» – третий надежный Конь, тоже давно проверенный. – «Его не следовало менять никогда, – так постановила Логика, главный конь его колесницы, коренной.

И Антон Альфредович был с ней согласен. Достаточно, что его быстро идущая вверх карьера у всех на виду, но его внутреннее содержание не должен знать никто.

– Я знаю, – заискрил Камин. – Меня не проведешь. Насквозь я вижу все. Насквозь.

Логика привела преуспевающего адвоката к пониманию, что в его хитро задуманный план вмешался кто-то, кого он на начальном этапе выпустил из виду или не знал вообще. Но пять тысяч долларов аванса им уже получены и – главное – потрачены: вот в чем проблема. Антон Альфредович приобрел на эти деньги квартиру, о которой еще никто не знал. Но даже если бы ничего не купил, возвращать деньги он не собирался.

Жесткая улыбка скользнула под благодушную маску, а маска на холеном лице держалась крепко, еще и очками припечатывалась снаружи. За толстыми стеклами очков острый взгляд был не заметен. Поэтому, внешне адвокат выглядел человеком простодушным и весьма добропорядочным. Имея весьма заурядные внешние данные, он никогда не выделялся даже среди самой серой человеческой массы. Незаурядность преуспевающего адвоката скрывалась внутри.

Зацепился взглядом за камин: что-то ему в нем было не по душе, но что – он никак не мог понять.

– Ты и в каминах ничего не смыслишь, – шипел Камин. Он мненье о себе имел такое, как будто бы ни с кем был не сравним.

Конечно, это была дерзость, но основания Камин имел. От пола устремленный ввысь, вонзался он сквозь потолок на следующий этаж, и там царил не менее чем здесь, как будто здание все на себе держал.

Чеканка и резьба вились по боковинам. А в центре, на кирпичной кладке, картина пламенно цвела, которая писалась специально для камина, и не картиной, иногда окном казалась, как будто пламя изнутри камень прожгло.

Воистину красивым был Камин. К тому же, по-мужски, если так можно выразиться о камине. Альковной вычурности дамской, столь модной средь своих собратьев, не имел. Был силою он сотворен.

И знал, что им любуются, что в нем есть шарм, что средь каминов, как грибы в тот год растущих, он не в последних был рядах.

– Нет, меня просто так теперь не сдвинуть, – вслух произнес хозяин. – Даже если «дело» мое зависнет или с треском провалится. – Но, испугавшись последних слов, преуспевающий адвокат сплюнул.

– Хоть трижды сплюнь, ты этим делу не поможешь, – сверкнул Камин.

Он не был мертвой кладкой кирпича, не помнящей родства и безразличной. В последний миг в него вдохнули жизнь. Сам мастер этого не знал, но штрих последний жизнь Камину дал. И мастера Камин любил, и ждал, и многое ему сказать намеревался. Но, против был хозяин дома, который мастера жестоко оскорбил. Камин все видел, и все знал, и мстить хозяину желал.

«Хорошо бы подключить Кота, чтоб он по своим каналам проследил, кто там замешался? – подумал преуспевающий адвокат, но без энтузиазма, потому что с Котом рассчитываться надо сразу, а все свободные деньги съела квартира. Но потому он и стал преуспевающим, что всегда умел найти веские своевременные аргументы. – Надо что-то Коту предложить».

– К вам пришли, – приоткрыла дверь каминной секретарь, молодая красивая девушка.

– Кто? – недовольно спросил адвокат и, бросив злой взгляд в камин, вышел.

Огонь в камине затрещал, язык пламени вырвался наружу за пределы допустимого, и, вздохнув, нехотя втянулся обратно, будто было еще не время.

Вошел в каминную хозяин уже не один, а с интересным мужчиной, примерно своим ровесником. Оба выглядели взволнованными. Интересный мужчина оказался бывшим однокашником и другом хозяина. Звали его Федор. Он был крайне возбужден, безуспешные попытки скрыть беспокойство только усиливали нервозность.

– Вот это мой камин, – гордо представил хозяин царственное сооружение. – Выполнен по индивидуальному проекту и специально для этой комнаты. Смотри, здесь и чеканка, и резьба по дереву… – расхваливал хозяин свою собственность.

– Никогда не думал, что по камину можно пустить деревянную резьбу. Здесь огнеупорный кирпич?

– Да.

– Видно, хороший был мастер. Дорогой?

– Очень. Если хочешь пригласить к себе, дам адресок, – и хозяин скрыл ехидную улыбку под маску.

– Твой камин выигрышно отличается от многочисленных вариантов, которые украшают дачи моих знакомых, – продолжил Федор, будто не слыша вопроса. Он осторожно прикоснулся к чеканке, провел рукой по резьбе, и занервничал еще больше.

Камин, естественно, решил, что это он, и только он (!) такое впечатленье произвел.

– При свете ламп смотрюсь я много хуже, хотя без них не виден весь ансамбль. – Без окон комната была. – Но как такие можно было выбрать лампы?! Хозяин – идиот, он мой нарушил шарм, – пыхтел Камин.

– Какая красивая картина, – всмотрелся Федор в живописное изображение пламени на холсте.

– А наверху у каминчика есть коптильня. Пока я тут внизу греюсь, огоньком любуюсь, там мяско коптится. Пойдем, покажу все здание, – предложил хозяин гостю.

– Что можно здесь смотреть кроме меня?! Все остальное и внимания не стоит.

– Конечно, пошли, – согласился Федор.

– Волненье скрыть друг не сумел, он в откровенном шоке был. Его я поразил, – и радостно, и зло пыхтел Камин.

Конечно, в нем младенчество играло, ведь так недавно появился он на свет. К тому же сразу, без борьбы и конкурентов он прочно воцарил над всем, что было здесь.

Сейчас он ждал, чтоб гость вернулся и снова восхищался им.

Однако гость больше в каминной не появился. Хозяин вошел один и плюхнулся в кресло счастливый до безумия, будто в лотерею выиграл. Камин был поражен: прошел какой-то час, как его хозяин поднялся с кресла злой и недовольный. И вот он – на том же месте, но человека не узнать, будто подменили. Но какого из двух: того, который сидел здесь час назад или еще раньше – этого?

Камин даже затих от удивленья, в чем же причина такой перемены? Ну, поболтал с бывшим товарищем по институту. Отчего ж так счастлив, что просто исходит сладостью, истекает, как конфета под лучом палящего солнца.

– Это триумф! – не мог сдержать хозяин переполнявшие его чувства.

Дыхнул дымом Камин, на счастье его глядя:

– Как будто пьян.

Но какое вино могло сравниться с дурманом, охватившим преуспевающего адвоката?! В одночасье он почувствовал, что не просто победитель, а триумфатор! Он ощущал этот триумф каждой клеткой своего холеного, в меру упитанного – однако, производящего впечатление полноватого, – тела. Наверное, потому, что тело было рыхлое, как булка белая, и даже со сдобой. Сдоба, правда, бывала сверху, а внутри… О! Лучше может и не знать, что у некоторых людей внутри, там, где должна быть душа?

Змеиная улыбка выскользнула оттуда, растянув губы. Проскользнула и тут же спряталась под маску. Мало, кто видел эту улыбку. Хозяин сам не знал о ее существовании, хотя то была истинная улыбка его натуры. Но как увидеть натуру в обычном зеркале? Не всякому так повезет. Вот и выходит, что натура – это то, что присутствует в человеке иногда самым незнаемым из казалось бы, наиболее знакомых им объектов. Кое-что Антон Альфредович, конечно, о себе знал. Например, то, что донельзя труслив, до умопомрачения, до дрожи и коликов в животе. Поэтому лучшим адвокатом он был для себя самого: всегда, везде, во всех случаях жизни.

Но сегодня ему не надо было себя ни защищать, ни оправдывать, сегодня он мог собою только восхищаться, потому что сегодня он получил реальное подтверждение того, что он – король. Солнце благополучия, которое взошло над ним, казалось ему, встало намертво. Люди, мыслящие таким образом, представляют жизнь в виде статично запечатленной картины, забыв об основном механизме жизни – движении.

Камин не знал, что думать, и он ждал, что ж дальше развернется перед ним?

В принципе, Антон Альфредович уже несколько месяцев «возлежал на лаврах», с тех самых пор, как офис был сдан «под ключ». Но именно сейчас ощутил такую вселенскую радость, такую самость, что он – есть ОН, а не мелочь какая-то, которая училась с ним вместе, что разум его попросту «переклинило». Он даже нарушил собственное «нерушимое правило»: никогда не отпускать работников раньше времени.

– Все, можешь быть свободна, – сказал Марине, хотя ее рабочий день еще не закончился, и буквально вытолкал вон, чем привел девушку в крайнее смущение, а может, наоборот, восторг. Разбираться в причинах ее взволнованности не хотелось, но и то, и другое было нехорошо – значит, что-то она подумала из ряда вон выходящее, а для обслуги все, что делает хозяин, должно быть только нормальным. Надо будет поставить девчонку на место. Сейчас он этого сделать не мог, боялся, что чувства перельются, и секретарша их увидит, чего допустить было никак нельзя.

«Наверное, она решила, что у меня интимная встреча, – подумал Антон Альфредович и рассмеялся: – Какой интим может сравниться с этим?! – Видеть никого не хотелось, чтоб не расплескать, не отдать ни капли, а главное – не открыться. – Хотя почему? – неожиданно прорвалась мысль. – Пусть Ленка увидит мой триумф. Пусть почувствует своего хозяина во всей красе и силе!» – И он достал из кармана мобильник:

– Можно мне Лену?

– Сейчас, – ответили в трубке и тут же закричали: – Лена, тебя к телефону!

Лена была его любовницей. Работала она маникюршей в соседнем здании: двадцать шагов через двор. Поэтому, времени на дорогу не требовалось: звонок – и наложница здесь. Очень удобно и кое в чем даже выгодно.

– Добрый день, – раздался через минуту голос, но не Лены. – Извините, кто ее спрашивает?

Антон Альфредович промолчал.

– Дело в том, – продолжили в трубке, – что ее нет: она отпросилась. Что передать, если позвонит?

Он молча отключил трубку. Ему не понравилось, что Лены нет на месте. Наложница должна быть под рукой всегда, когда ему заблагорассудится, как секретарша, только по другим вопросам. Но это он скажет лично ей, а не ее подругам. С ними он распространяться ни о чем не собирается. И вида не подаст, что немного расстроен. – «Сдержанность, только сдержанность, особенно на людях».

Играли блики в небольшом пространстве, Камин бросал их в комнату, они – назад к нему, и с посланными вновь несмело перемешивались в танце. Пока что все напоминало здесь игру.

Однако об игре Камин не думал, хозяин же тем более реально счастлив был.

Сделав попытку настроиться на дело, Антон Альфредович весело вздохнул, поняв, что ничего из этого уже не выйдет. А может и не надо сегодня о работе? Не позволить ли себе сполна насладиться вкусом победы? Прочувствовать всем естеством так неожиданно и ясно осознанный триумф! Пара глотков хорошего мартини в такой момент никак не помешает, а только наоборот… Ведь главное – впереди. Преуспевающий адвокат был уверен, что все его грандиозные мечты непременно обретут реальность, потому что взошло долгожданное солнце благополучия.

– Что впереди, не знаешь ты. Я – главный враг, а ты меня не видишь.

– А дело я в любом случае выиграю, сила у меня есть! – ликовал преуспевающий адвокат.

– Сильнее всех здесь я, – вспылал Камин. Весь угол комнаты заняв, он выдавался чуть ли не на четверть, казалось комната ютилася при нем, а не Камин был в комнате построен. Еще поэтому себе казался он могучим исполином.

Преуспевающий адвокат, как и камин, царил в доме недавно, всего четыре месяца. Но, в отличие от камина, сознание того, что он владеет таким домом – и владеет один! – еще не стало естеством. Иногда он даже чувствовал себя здесь инородным телом, правда, очень счастливым, ведь все шло прекрасно: деньги, успех, карьера. Не то, что у Федора.

– Пошли вон, – отогнал ненужные воспоминания. – Безвестность, различные виды унижения – все теперь в прошлом. Конечно, приходится еще гнуть голову пред власть предержащими, но зато для всех приходящих сюда, он – власть предержащий, он – их единственный Бог и царь. И вот об этом, только об этом! ему надо сейчас думать. К этому привыкать, это в себя впитывать, этим проникаться. Теперь он не просто Антон, Тошка, Тонька, а известный адвокат, один из самых дорогих в Харькове, к тому же имеющий собственный двухэтажный офис.

Пусть для его работников данное положение вещей совершенно естественно – они и на секунду не имеют права думать, что у Антона Альфредовича могло быть иначе. Но он-то знает, что могло. Он-то все помнит. Поэтому и осознает, что в данном случае это не просто успех, это именно триумф!

Мысли путались и скакали, как это бывает, когда человек крайне взволнован. Некстати вмешалась Логика, что не могла Ленина коллега не знать, что Ленка ушла. Их там всего три человека. Значит, когда он звонил, Ленка была на месте, но собиралась уходить, и обманула его целенаправленно, что для наложницы недопустимо. И раньше такого он за ней не замечал. Связь их длилась уже почти два года, срок немалый для таких отношений, но менять на другие Антону Альфредовичу пока не хотелось. Ладно, с Ленкой он разберется. Она еще у него попляшет. Мешающее раздражение подавилось четкой мыслью, что даже к лучшему, что Ленка сегодня не пришла, сегодня он должен побыть один, чтобы полностью и откровенно насладиться триумфом, так неожиданно вырвавшемся из тисков сдержанности.

И пусть пока это личный триумф, тайный, скрываемый от посторонних глаз, но от этого не менее сладостный. Придет время, и он выльется, как вино из кубка, и опьянит всех вокруг – каков будет фурор!! Но произойдет это тогда, когда о нем начнут писать статьи, снимать репортажи, фильмы. Преуспевающий адвокат зажмурился от удовольствия. Нынешнее опьянение – это лишь прививка пред неимоверным восхождением в будущем.

Мысль о прививке понравилась и, отхлебнув мартини, триумфатор откровенно рассмеялся. Смех вылетал из него отдельными порциями и был похож на звуки выдавливаемого из надувной лягушки воздуха, но для слуха преуспевающего адвоката он звучал победным смехом Наполеона.

Пока камин не понимал, в чем суть, и был внимателен донельзя.

Казалось бы, они могли дружить – хозяин и камин, однако…

– Кретин, – так о хозяине мыслил Камин.

Но был ли прав камин? Хозяин в свои неполные тридцать четыре года уже многого сумел добиться в жизни. Чуть более шестнадцати лет назад Антон Борин приехал в Харьков из захолустного городишка с одной мечтой: выбраться наверх. Поступил в престижный юридический институт, выучился, стал адвокатом и быстро сделал карьеру. На данном этапе он один из ведущих адвокатов города. Почти все свои дела выиграл. Иногда, как в случае с Андрейченко, о деле которого он думал перед приходом Федора, он их сам «конструировал», считая это вполне нормальным для человека, которого Бог наделил умом. В отличие от таких, как Федор.

Федор, как и Антон, приехал в Харьков из провинции. Во время учебы в Юридическом институте они жили в одной общежитской комнатушке, на отдельную квартиру денег не было ни у того, ни у другого. На еду тоже не всегда хватало, бывало, что одна пачка дешевых пельменей делилась на три дня, и к тому же – без уверенности, что через три дня появится возможность купить что-либо еще. Подрабатывали везде, где только могли: и мыли, и подметали, и сторожили.

Антон не знал, что думал Федор, когда подметал утренний тротуар перед родным институтом, но что было у него в голове, помнил отлично. Уже тогда, делая все, что заставляла нищета, он знал, что любыми путями выберется из нее. И четко достиг поставленной цели. Но это лишь первый этап, следующий – власть: он должен хоть окольно, хоть подпольно, но подмять под себя весь город. И план уже начинает реализовываться: пусть не в общегородских масштабах, но кое-где у него уже имеется вполне реальная власть.

Почему-то подумалось о жене, дочерях, предстоящем отпуске. Дочерей он любил, с женой было сложнее.

«Хорошо бы съездить в отпуск с Ленкой. Вдвоем, чтоб никто не мешал, море, классный отель, никаких тебе дел и проблем. Отдых на грани помрачения!» – Но даже мысли о шикарном отдыхе не смогли затушевать чувство беспредельного счастья, оставшееся после посещения однокашника.

Неуемную радость, взорвавшую размеренное течение уже давно присутствующего счастья, вызвал нищенский и униженный вид Федора. Дело в том, что для солнца благополучия Антона Альфредовича, необходимо было топливо, коим, кроме карьерного роста и денег, являлись, как ни странно, зависть и несчастья окружающих. Злополучия, бедствия и горе людское, особенно, если беда касалась знакомых и близких, – были той живительной энергией, от которой родное светило разгоралось и становилось жарче. Зависть окружающих делала ощущение победы полновесным, давая почувствовать избранность. Поэтому Антон Альфредович, не задумываясь, бросал и перешагивал через всех, делая людей несчастными, и жаждал, чтоб ему завидовали. За это счастье, он бы и матери не пожалел. В случае с Федором все получилось само собой и полной чашей.

Так что в сравнении с палящим солнцем, Камин не ошибся. Оно просто обжигало хозяина распылавшимся счастьем.

Каким жалким выглядел сегодня его франтоватый друг, которому он когда-то безумно завидовал. В институте Федор был откровенным лидером, к тому же, не прикладывая особых усилий. Все у него получалось легко и просто: быть душой компании, блестяще выступить на собрании, придумать веселое мероприятие. Антон тоже имел ораторские и литературные способности, но в институте они не проявились из-за комплекса неполноценности. Особенно больно било по самолюбию, что Федор был красив, его даже приглашали сниматься для рекламы. А рядом с пухленьким Антоном он смотрелся еще выигрышнее, становясь мощнее, интереснее. Антон это понимал, и страдал. Девчонки прямо сохли по Федору, он свободно мог выбирать любую, какую хотел.

По Антону не только никто не сох, он даже не нравился ни одной из девчонок на их потоке. Он вообще не нравился женщинам, хотя втайне был страшным женолюбом. С везением у Антона тоже долго не было контакта, все надо было добывать трудом и терпением. А Федор был удачлив во всем, и ему сходу давалось то, на что Антон угрохивал недели. Именно Федору преподаватели в институте прочили успех, отчего втайне Антон Федора ненавидел, ни минуты не сомневаясь в его блестящей карьере. Поэтому, когда они окончили вуз и разошлись в стороны, Антон Альфредович никогда не выпускал из поля зрения бывшего друга, потихоньку наблюдая за ним все эти годы. И, конечно, знал, что у того проблемы и ему плохо, но не представлял, что до такой степени.

Увидеть же воочию бывшего модника до такой степени потрепанным и подавленным, было счастьем сколь неожиданным, столь и желанным. О таком Антон Альфредович даже не мечтал: голодные глаза, подрагивающие руки… – О! Это действительно чудо!! – хозяин счастливо потянулся всеми победоносными суставами. – Убитый и несчастный Федор пришел с просьбой к нему – успешному и процветающему, в его личный двухэтажный офис, а не наоборот.

Поэтому, закрыв за гостем дверь, хозяин опрометью кинулся в каминную, чувствуя, что весь горит от счастья и найти место этому жару можно лишь возле пылающего камина.

– Фа-фа-фа… – фонил Камин.

Внешность, конечно, у Федора осталась, но пообтерлась и поизносилась до чрезвычайности, зато у Антона… И преуспевающий, адвокат с удовольствием вспомнил, как сравнивал сегодня отражения их обликов в зеркале и впервые за все время знакомства остался доволен сравнением: изношенный, потертый костюм Федора и его, новый, дорогой, из «Салона французской моды»; затравленные глаза бывшего красавца и его очки в такой оправе, что простому смертному даже во сне не приснится. Какое он испытал счастье, слушая скомканные ответы бывшего друга на его провокационные вопросы. Провокационные, потому что хорошо видел, в каком Федор положении.

Они полностью поменялись местами. К тому же, не только по горизонтали, на которой удача отвернулась от одного и повернулась к другому, но и по вертикали: Антон ощутимо поднялся на несколько ступеней выше своего когда-то удачливого однокашника. Все ошиблись и в нем, и в Федоре.

Вот поэтому-то, приход бывшего друга, когда-то победителя во всем, и вызвал такую бурю эмоций у преуспевающего ныне адвоката. Своим видом куда более чем своей просьбой, Федор дал Антону Альфредовичу повод в полной мере осознать себя триумфатором, прочувствовать взлет каждой клеткой, и воспарить над миром сущим Наполеоном. Несчастные глаза старого друга – были зеркалом его триумфа! Ведь он, в отличие от Федора, стал владельцем двухэтажного особняка на той самой улице, которую они оба подметали. Поэтому, сегодня Антон Альфредович не просто осознал, что покорил вершину, он ощутил триумф! И это в начале пути.

Налил до краев, выпил.

– Не рано ли триумф ты обмываешь? – искрил Камин.

Неожиданно даже для себя самого, впечатление, произведенное на однокашника, вывернуло изнутри всю, скрывавшуюся там гордыню. Справиться с этим Антон Альфредович просто не мог, да и не хотел. Ему до безумия сладостно было сидеть на первом этаже своего двухэтажного особняка, вспоминая затравленные глаза бывшего друга, просящего о помощи. Он упивался его несчастьем.

Вулкан выпущенных страстей бушевал в каминной жаром бо́льшим, чем сам камин.

Камин все впитывал, запоминая.

Еще и еще раз прокручивал хозяин сладостные картины экскурсии бывшего друга по его офису. Он был уверен, что ни один памятник архитектуры не вызывал у Федора такого восхищения и зависти. – Даже кофе пить не остался, – рассмеялся Антон Альфредович. – Не мог пережить того, что увидел. Наверное, только здесь Федор понял, как высоко Антон взлетел и как прочно сидит на своем месте.

– Это действительно триумф! – торжествующе втянул хозяин воздух маленькими ноздрями. – Как хорошо, что Федька пришел. Как это здорово! Как вовремя. А то я будто начал привыкать к обыденности своего владения, – усмехнулся, не держась за маску. И она стала сползать, обнажая натуру…

– Повезло, – сказал Федор.

– Нет, Федечка, каждый сам себя везет, – презрительно бросил в камин новоявленный «Наполеон». – Сколько стоила ему эта постройка, знает только он один. И дело даже не в деньгах, хотя все, конечно, от и ради них. Но поработать ему здесь пришлось о-го-го… Как говаривал великий Суворов: «Раз везение, два – везение, но надобно и умение». И он горд своим умением. И теперь, в отличие от Федора, ищущего пристанище, он может позволить себе отдохнуть, в полной мере ощущая победоносное возлежание на лаврах. И ядовитая улыбка, на мгновение растянув бледное кольцо губ, жестко скрутила рот. Потом будто подумала и растянулась опять.

Затрещал огонь в камине…

Но улыбку треск огня не испугал. Она умиротворено отдыхала, ей было вольготно на свободе. На первый взгляд, ядовитая улыбка не совпадала с мягкой внешностью. Но это на взгляд первый и туманный. На самом деле, выхоленная внешность при сложностях судьбы говорила об умении извиваться, быстро и умело. Одно дело – добиваться цели, преодолевая преграды, покоряя все новые и новые вершины, вырастающие на пути. И совсем другое – увертываться от преград из стороны в сторону. Проницательному наблюдателю внешность Антона Альфредовича многое могла бы рассказать о том, как он изворачивался, объезжал, увиливал, не гнушаясь ни унижением, ни предательством. Он считал, что главное в жизни – цель, а средства могут быть любые. Это и был стержневой девиз его существования: любыми путями до заветной планки и – как можно быстрей. А по трупам или живым головам – разницы нет никакой, по трупам даже легче. Он хорошо запомнил, что победителей не судят, их обожествляют. Значит, главное победить. А достигнутая цель сама оправдает все использованные средства. И какими путями ты пришел к победе, никого уже не волнует. Потому что, ты – есть Ты, и все пред Тобой – ниц.

Как Федор, который смотрел на его богатство, не в силах скрыть чувства.

– Не смог, как ни старался! – закричал триумфатор. – Ха-ха, – выдавливался воздух из нутра победителя. Инстинктивно оглянулся на дверь – не слышит ли кто? Но в офисе никого не было.

– Я слышу, – сказал Камин. – И вижу все. И знаю то, о чем не знаешь ты еще.

Любимчик Фортуны – Федька ничего не смог и не сумел в этой жизни. А теперь хочет, чтобы бывший друг ему помог.

– Нет! – жестко сказал бывший друг.

И огонь Камина забился в ответ синеватым пламенем.

– Все, приходящие сюда, работать будут только на меня. Все, приходящие сюда, делать будут только то, что надо мне. А иначе, зачем они мне здесь нужны? – сбросила маску жестокость, и в камин глянули сухие глаза ненависти. – Пока он не дал Федору конкретного ответа, но в принципе… – несколько порций триумфаторского смеха вылетели одна за другой. – В принципе, Антон, возможно, и не против, чтобы его бывший удачливый друг увидел, как бегает перед хозяином личная секретарша, склоняют голову работники. И еще ниже склонятся, – ткнул пальцем в пол победитель. – Пусть посмотрит бывший дружок, как передо мной, Антоном Альфредовичем, заискивают все, сюда приходящие. И он, Федечка, будет заискивать, а иначе ему здесь не бывать. Ничего не поделаешь: дружба – это было когда-то, а сейчас – служба. Служба! И пусть служит бывший дружок как все и не надеется на поблажки. И как хозяин, я буду забирать себе лучшие дела, а Федору отдавать невыигрышную мелочевку, если вообще такая сюда приплывет.

И тут преуспевающему адвокату подумалось, что есть кой-какие вещи, которые Федору не стоило бы знать. Значит, присутствие старого друга не всегда желательно. Но он тут же успокоил себя тем, что хозяин он, а значит, сумеет убрать Федора из офиса, когда ему это потребуется.

Камин был прав: хозяин был не прост.

Раздался телефонный звонок. От неожиданности «наполеона» тряхнуло так, будто он выпал из седла. Звонил дурацкий мобильник. Дурацкий, потому что отвечать не хотелось. В этом плане мобильник Антону Альбертовичу не нравился: нельзя скрыться, когда надо. Какое-то время он не брал трубку, но телефон настаивал и, видно, отключатся не собирался. К тому же, этот номер знали только самые близкие. Вдруг жена звонит?

– Да, – ответил «наполеон» назойливой трубке.

– Добрый вечер, Антон Альфредович, – голос был совершенно не знаком. – У меня к вам серьезное дело. Когда мы сможем встретиться?

Никогда Антон Альфредович не отказывался от дел до выяснения обстоятельств. Но сейчас? Не мог он сейчас думать ни о каком деле, а главное – не хотел. Он хотел наслаждаться, и только.

– Завтра, – сказал строго в трубку.

– Но если вы свободны сейчас, то я здесь, рядом…

– Завтра, – прервал наглеца возмущенный «наполеон».

– Хорошо, – спокойно согласился наглец. – Во сколько?

– Созвонитесь с моим секретарем и узнайте, когда я свободен, – недовольно проговорил «наполеон».

– Договорились. До завтра, – и трубка отключилась.

«Каков, однако, наглец!» – возмущался вылетевший из седла «наполеон», пытаясь вернуться в прежнее триумфальное состояние. Но было ощущение, что сладкое вино из триумфального кубка внезапно расплескалось, к тому же много и довольно далеко от того места, где бы это могло быть нужно.

– Ты не ошибся в этом, да, – согласен был Камин.

Из камина выплыло лицо Григория. – Этого еще не доставало в такой момент! – и властной рукой «наполеон» стер ненужное воспоминание, ему хотелось думать про Федьку. – Как он смотрел на камин?! Просто обалдел от завидущего восхищения, даже не сдержался, чтобы не потрогать, – пытался вновь «завести» себя преуспевающий адвокат, но не получалось. Тогда он хозяйски подошел к собственности и погладил резьбу. Потом дотронулся до чеканки в том самом месте, где это сделал его несчастный, раздавленный обстоятельствами друг, и, наконец, рассмеялся от удовольствия: он опять почувствовал себя в седле.