Czytaj książkę: «В кожуре мин нет (сборник)»
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Наша клиника
Медицинская клиника. Дорогая чистота. Регистратура. Белый халатик. Юная грудь. Крестик со стразами. Глаза-пуговицы.
– Ваш врач сегодня с четырнадцати тридцати.
– Как? А мне сказали, с часу!
– Кто вам сказал?
– Не знаю, кто-то в телефоне!
Улыбка. Платный вариант «вас много – я одна».
– Ваш врач сегодня с четырнадцати тридцати. Вы можете подождать.
– Ну, я вам звонила! Спрашивала у вас, когда принимает врач! Кто-то же мне ответил!
– Я не знаю, с кем вы разговаривали. Ваш врач сегодня с четырнадцати тридцати. Вы можете подождать в холле, если хотите.
Песню замкнуло. Улыбка. Ногти на клавиатуре. Белый халатик. Юная грудь. Крестик со стразами. Глаза-пуговицы. Разговаривать бессмысленно.
Полтора часа до 14. 30! Ни туда, ни сюда…
В холле – здоровые коричневые диваны. «Здоровые» в смысле «большие», а не в смысле «обследованные и вылеченные». Попа вязнет в поролоновых джунглях. Рядом мужчина. Бородка, свитер, джинсы, любопытные носки, туфли. Правая нога меняется местами с левой. Следующие пять минут – она сверху. Пальцы теребят рекламный проспект «Наша клиника». С его сгиба кособоко улыбаются люди в белых халатах. Мужчина накладывает проспект на бедро, как горчичник. Тоже ждет…
Пальма в углу «по стойке смирно» прижимает дырявые лапы к волосатому стволу – из уважения к заведению или из страха – растопыришься – сошлют на склад, а там – полив старым чаем и стена с уродом семейства узколистых из журнала «Наш сад». Не дай бог!
Дверь кабинета с надписью: «Уролог. Кандидат медицинских наук Дьячков Ф.Ф.» выпускает невысокого лысого мужчину и слова: «уреплазма, не тяжелое, но неприятное, таблеточки, обязательно, да, да, пожалуйста, всего хорошего». Слова сказаны, видимо, Дьячковым Ф.Ф., но его самого не видно. К кабинету семенит пожилой обладатель живота в шерстяном жилете. Бодро стучит, приоткрывает, спрашивает: «Можно?», исчезает за дверью.
Сосед по диванным джунглям смотрит на часы.
– Вы не в 26 кабинет, случайно? – интересуюсь я больше от скуки.
– Я? А, нет. Я жду. Жену.
– Что-то серьезное?
– С чего вы взяли?
– Ну не знаю. С женой в клинику…
– Аа… нет, это у нее проблемы… некоторые… Я только в качестве водителя, телохранителя, – снисходительно улыбается он.
– Какой вы молодец! Редкий муж как говорится!
Он обращает ко мне бородку и хитрый взгляд:
– You are so beautiful, do you need a bodyguard?
Минуту я перевожу неожиданный текст. Без словаря.
– А вы потянете два тела?
– Не глупа! – качает он бородкой.
– А вы с чего взяли?
– Так показалось. Вы со мной осторожней общайтесь, мадам. Влюбиться можете. Я предупредил! – произносит он, слегка откашлявшись.
Вот везет мне всегда на придурков там, откуда уйти нельзя! А впрочем, надо же как-то убить время до 14.30. Сочетание в моем соседе бородки, любознательных носков и желания выступать обещает убийство времени быстрое и безболезненное.
– Сядьте пониже! – хамлю я для разминки.
– Зачем?
– Угорите!
– А, это шутка юмора у вас такая? Я понял! Решили сразу блеснуть интеллектом! А зачем? Не надо! Я вам почему-то верю и без этого.
– Напрасно.
– Резковаты! – ставит диагноз сосед. – Почему? Я же не хочу вас укусить!
– Вам и не удастся. Я в каске. А обиженность – плохой компас.
– Я никогда не обижаюсь. Опять умничаете? Будьте проще, мадам! Куплю, полюблю, и полетим! – ухмыляется он собственной, видимо, шутке. – Хотите – не хотите?
– Не хочу.
– Зря! Хотеть надо обязательно! Потому как фригидность может развиться!
– Не переживайте.
– А почему вы краситесь в пошлый блондинистый цвет? Красьтесь в черный! Будете брУнетка с голубыми глазами! Вам это больше подойдет!
Его ноги меняются местами. Теперь левая сверху. Левому носку хуже видно меня, зато лучше дверь углового кабинета с надписью, не читаемой с нашего поролонового острова. Интересно, какая у этого типа жена? Наверняка худенькая застенчивая брУнетка. Спит в байковой сорочке до пят и утирает слезу, гася ночник…
– Не надо обижаться! – включает беседу сосед. – Я говорю, что думаю. Все хотят много и сразу. Вы тоже?
– Я люблю безразмерное. А вы, простите, на что намекаете? Вы ведь жену ждете!
– Ни на что я не намекаю! Вы вообще не в моем вкусе, извините, если честно. Мне интересен ваш интеллект, если конечно он есть!
– Нету!
– Взяли и сбили с мысли! Вот грубовата ты!
– Не «ты», а «вы! – поправляю я, словно учитель Нестор Петрович из кинофильма «Большая перемена».
– Да ладно те выпендриваться! – крутит бородкой сосед.
Я смотрю на часы. Убито всего двадцать минут.
Дверь кабинета с надписью «Уролог. Кандидат медицинских наук Дьячков Ф.Ф» снова открывается со словами: «таблеточки, уреплазма, обязательно, да, да, пожалуйста, не тяжелое, но неприятное, всего доброго». Обладатель живота в шерстяном жилете плетется через холл в коридор, откуда ему на смену движется мужчина моложе и толще, в жилете с карманами и красным лицом. Со стуком и вопросом «Можно?» он скрывается внутри кабинета.
– Ты что замолчала? Живость ума кончилась? – жмет на педаль сосед.
– Ага. Кончила и ушла.
– Слушай, я вижу, ты слегка задвинута на сексе. Это хорошо или плохо?
– А ты как думаешь? Хорошо это или плохо?
Ухватив интересную тему за два конца, мы разворачиваемся друг к другу вполоборота, прошуршав попами дуэт на здоровом коричневом диване. Пальма в углу расправляет дырявые уши.
– Думаю, отклонение в ту или иную сторону грозит отсутствием морали! Или для тебя мораль не в цене? – горячо произносит мужчина.
– Что такое мораль? Объясни мне!
– Мораль это традиционные устои воспитания и веры!
– Это длинный, тупиковый и безрезультатный разговор. Ты готов его вести? – разогреваюсь я.
– Для кого как! А ты считаешь себя умней и продвинутей всех на планете? Это тоже не Зэрр Гуд! Мне лично все ясно! Все равно все сводится к одной формуле – да или нет. Все остальное словоблудие и блядство чистой воды!
Рекламный проспект «Наша клиника» падает с соседского бедра на диван. Мужчина резким движением сует его в щель между сиденьем и спинкой.
– Нет, не считаю, – парирую я. – Но есть темы, у которых нет ни конца, ни ответа, типа смысла жизни. И эта такая же. Разве нет?
– Нет, конечно! Просто есть белое, но наши ученые и политологи доказывают нам, что это не совсем белое, скорее черное, или не очень белое!
– Это схоластика. Возьми обычный пример: муж, жена, верность. Он всю жизнь верен и дрочит на бухгалтершу или соседку, представляя их в самых развратных позах, чтобы не взорваться, но верен. Расставь акценты морали в этом самом банальном примере.
– Мужик должен быть мужиком! – повышает голос сосед, пугая пальму. – Должен не дрочить, а… делать! – находит слово сосед. – Конечно, мужчины разные есть, и прыщавые и гандоны, но я говорю о настоящих! И, кстати, что положено мужчине, женщине – нет! Мужчина изначально полигамен! Просто все извращено!
– А ты давно женат?
– Да, давно! И причем на одной! – хвастается он.
– И ээ… делаешь ее одну с неослабевающим удовольствием все восемьдесят лет?
– Нет, конечно! – потрясывает он бородкой. – У меня с бабами все в порядке! Причем от двадцати четырех лет и без денежных стимуляций!
– Где мораль?
– По-разному! Иногда во рту! – ухмыляется собеседник.
– И? Стоило затевать беседу о морали с осуждающим лицом! Кончай девочкам в рот и радуйся!
– Но это не должна знать жена! При таком раскладе семья только укрепляется! Это личная жизнь мужчины! А если ее убрать, появляется то, что мы хорошо знаем!
– А жене ничего нельзя, да?
– Жене – нельзя! Это придумали во времена нигилизма. Декаданс, и прочее. Яркий представитель Колотай из русских. Но если женщина хочет семьи, этого не должно быть! Разводись и ебись на здоровье! А то мы хотим и семью и ебаться. Так не бывает!
– Коллонтай – фамилия этот тетеньки. А то, что ты проповедуешь, называется мужским шовинизмом. Старо и скучно. Женский клиторальный оргазм ничем не отличается от мужского по ощущениям, а есть еще у женщины вагинальный и анальный. При этом тебе можно, ей нет! Логично!
– Мой прадедушка, врач профессор сказал мне, когда мне было семь лет: «Разрушение государства Россия началось с эмансипации женщин»! Но тогда я не знал, что это. В России сейчас должно жить миллиард человек, а живет десятая часть! Вот тебе шовинизм, госпожа феминистка!
– Ну, так и сиди в своей семье! – вскипаю я. – И держись за свою ячейку! Люби жену, расти детей, а не бегай по девкам. С себя-то не хочется начать? А то ты в рот кончаешь девушкам, а жена должна о России думать, молиться на прадедушку.
– Я по девкам не бегаю! – пафосно возражает сосед. – Я дружу с женщинами, и получаю кайф от этого! Не учи меня жить, дорогая феминистка! Всех устраивает! Да, мне можно, а тебе нельзя!!! Ты мужнина жена! Его лицо!!! – почти кричит мужчина и рывком меняет местами ноги.
Правый носок с интересом наверстывает упущенные впечатления.
– Дремучесть наше все. Прадедушке привет…, – вяло продолжаю я.
– Ты продукт эмансипированного общества, как и все женщины вокруг! Но кто сказал, что это правильно! Европа вымирает! Россия на грани! Оглянись! И почему это так тебе не нравится? Ведь ты мама в первую очередь! А прадедушка давно умер.
– Эмансипация здесь не при чем! Логика нарушена! Ты как депутаты наши, которые борются с воровством. Сам не воруй! Верно?
– Ты плохо читала Научный коммунизм. Опять ты все в одну кучу! При чем здесь депутаты? Это разные понятия! Воровство это низко. А воровство – потому что мы живем в обществе клептоманов, и их власть сегодня, все просто.
– Куча одна! Говоришь о морали – сам не дружи в рот с женщинами! Ты за честность? Сам не воруй! Ты за спорт? Сам вставай с дивана, иди в зал! И так далее. Логика элементарная! Неужели не доступно?
Мужчина ерзает в поролоновых джунглях в поисках аргументов. Находит.
– В Турции, например, сегодня калым за жену с четырьмя классами образования – сто тысяч, с десятью классами – десять тысяч, а с высшим образованием – бесплатно! Это ты не хочешь понять!
– Ценится неграмотность или молодость? И Россия еще тянет на Гондурас, но никак не на Турцию!
– Возраст одинаков, за неграмотную дают больше денег! – втолковывает сосед. – Думаешь Турки дураки? Мы все в России максималисты! Но это детский максимализм!
– Это же от бессилия. Образованная еще думать начнет, не дай бог!
– Ну, наконец-то! – выдыхает мужчина. – Дошло!
– Так думать начнет, читать, сравнивать мужа, ей станет тесно быть беременной на кухне. Измена неизбежна. Это дорога в эту сторону. Опять логика подкачала?
– Однако в Турции семьдесят пять миллионов при территории с гулькин нос. Вот и считай, что лучше!
– Это традиция, не более.
– Права! А ты легко обучаема и не глупа! – он смотрит на меня с удивлением, как на думающую пальму. – Конечно, традиции! Так, вся культура происходит от традиций! Почему в Европе при красном светофоре все стоят, а у нас…
Его речь прекращает грустная блондинка в приоткрывшейся двери углового кабинета.
– Игорь! Доктор хочет с тобой поговорить! Подойди, пожалуйста! – зовет она.
– Со мной?! – привстает с дивана сосед. – Это еще зачем?!
– Подойди, пожалуйста! – терпеливо повторяет женщина.
Мужчина неохотно поднимается, оставив в диване яму, прожитую его попой и проходит в кабинет, на ходу оправляя джемпер.
Блондинка, посторонившись, пропускает его, улыбается кому-то вглубь кабинета, и выходит в холл. Она оглядывает пространство и садится на второй здоровый диван, противоположный от промятого ее мужем.
Сапоги на «низком», юбка, трикотажная кофточка, честно докладывающая о форме лифчика и количестве складок на боках, затертая на углах сумка, стрижка «каре» из осветленных волос. Обычная «жена». Не за что зацепиться глазу. Вот и гуляет мужик, – оправдываю я бывшего соседа, – а гулять на теоретической базе вроде не так стыдно…
Блондинка вдруг встает и пересаживается ко мне, точно в мужнину яму, вынимая из щели между сиденьем и спинкой переходящий рекламный проспект «Наша клиника». Люди в белых халатах улыбаются новой пациентке. Она пахнет сладким парфюмом, каким подслащивают свою жизнь одинокие пенсионерки. Катышки на боках кофточки митингуют против безразличия хозяйки, в чем идти с мужем к врачу! Или за…
– У вас интересный муж, – начинаю я, чтобы добить оставшиеся сорок минут и из любопытства, конечно. – Мы тут с ним схлестнулись в дискуссии!
– А вы замужем? – поворачивает испуганное лицо блондинка.
– Да.
– И у вас все хорошо?
– По-разному. Но в целом, вполне. А у вас нехорошо?
– Он вам рассказал? – еще больше пугается женщина.
– Нет, нет, что вы! У нас был политический спор.
Женщина молча рассматривает ногти, совпадающие по размеру с приветливыми лицами докторов в проспекте «Наша клиника».
– Я сама во всем виновата, – вздыхает она. – Сейчас же все везде написано. Журналы всякие, интернет, передачи, курсы… Я не считала, что мне все это нужно.
– Что вам нужно? Советы из серии «как взбодрить мужа» – «смените прическу, купите кружевную ночнушку, сделайте неожиданный минет, испеките торт в форме полового органа»?
Блондинка болезненно улыбается.
– Не знаю…, – помолчав, говорит она.
– А вы заведите себе… увлечение!
Она резко оборачивается, округлив наспех накрашенные глаза, словно я узнала ее самую огромную тайну.
– Займитесь танцами, рисованием, вышиванием, не знаю чем, что вам нравится! – выруливаю я.
– Да… Доктор тоже сказал. Я устаю на работе. Ничего уже не хочется…
Из двери кандидата медицинских наук уролога Дьячкова Ф.Ф. одновременно выходят – мужчина в жилете с карманами и побледневшим лицом и слова: «таблеточки обязательно, да, да, пожалуйста, не тяжелое, ничего страшного, запишитесь в регистратуре, всего хорошего»
В холле появляется худой мужчина в темных брюках и полосатой рубашке.
– Сюда кто-нибудь есть? – сконфуженно спрашивает он, кивая на кабинет уролога.
Мы с блондинкой дружно мотаем головами.
Мужчина робко стучит, и после «да, пожалуйста» – исчезает за дверью.
– Во поток у доктора! – комментирую я.
– Да…, – отрешенно произносит женщина и открывает проспект «Наша клиника», делая вид, что внимательно читает обращение радостного директора к больным всех стран.
Я смотрю на часы. Полтора часа почти убито. Пятнадцать минут – уже ерунда.
В проеме угловой двери возникает мужчина в белом халате с живыми глазами и располагающим лицом.
– Людмила! Зайдите, пожалуйста! – приятным голосом приглашает он женщину.
Оставшись в холле одна не считая ушастой пальмы, я берусь за проспект «Наша клиника». Амфитеатр из улыбающихся людей в белых халатах на обложке так и зовет к ним заглянуть. «В нашем медицинском центре уделяется большое внимание организации работы регистратуры. Сотрудники регистратуры проходят специальное обучение, ориентированы на максимально эффективное решение любой возникающей проблемы и вежливое отношение к клиенту» – читаю я. Давно не читала ничего более циничного! Глаз выцепляет подзаголовок «Урология» и текст: «урология – раздел медицины, изучающий вопросы анатомии, физиологии, диагностики и лечения заболеваний мочевыделительной системы человека и мужских половых органов. В нашем центре консультации уролога проводятся высококлассными специалистами в удобное для пациента время».
Ну, совсем писать не о чем, кроме цитат из энциклопедии! – убиваю я сочинителей рекламного проспекта и еще пять минут времени.
Из углового кабинета молча выходит супружеская пара Игорь и Людмила. Первым – мужчина, за ним его жена. Он, не обернувшись, проходит через холл, она успевает виновато улыбнуться на прощание.
Уролог Дьячков Ф.Ф. выпускает сконфуженного худого пациента в мягкой упаковке уже выученных слов. Через пару минут он показывается сам с ключом в руке. Маленький, с русым чубом на лбу и джинсами из-под белого халата.
– Вы не ко мне? – спрашивает уролог.
– Нет…
– Жаль! – улыбается он, закрывая кабинет.
Он слегка подпрыгивает при ходьбе на мысках, словно под его пятки подложены «таблеточки» и он боится растереть их в «порошочек». В холле, наконец, появляется мой доктор, ухоженная дама неопределенного возраста, и следующие полчаса я убиваю долгожданным рассказом о своей любимой болячке.
Проходя мимо двери углового кабинета, я, наконец, причитываю нечитаемую с дивана надпись: «Психолог. Кандидат медицинских наук Кружанский А.А.» и оборачиваюсь, чтобы попрощаться с пальмой углу. Она снова стоит «по стойке смирно», прижав дырявые лапы-уши к волосатому стволу, а я думаю, что мне тоже не помешало бы зарулить к Кружанскому А.А….
Возле ворот «нашей клиники» кандидат медицинских наук, уролог Дьячков Ф.Ф. чистит от снега свой черный внедорожник. Куцая курточка, джинсы, русый чубчик, курносый нос и сильно разбавленные водой светло-голубые глаза. Задранная рука со скребком оголяет ремень и белую футболку на талии. Совсем мальчик. Я засматриваюсь на его большую выпуклую попу, которая, кажется, должна принадлежать парню покрупней.
Он перехватывает взгляд.
– Вы и это прекрасно делаете! – говорю я, чтобы оправдать свое бесцеремонное разглядыванье.
Он довольно улыбается.
– Вы наблюдательны. Может вас куда-нибудь подвести?
– Не откажусь.
– Я вообще-то на Бабушкинской живу.
– А я на Ботаническом саду!
– О, это вообще по пути! – обрадованно говорит он. – Садитесь! Меня Федор зовут.
– Федор Федорович?
– Совершенно верно!
В здоровом водительском кресле внедорожника он выглядит как болезненный школьник в папиной машине. Чтобы ботинки доставали до педалей, кресло вплотную придвинуто к рулю. Федор Федорович напряженно смотрит в зеркало, выруливая с клинической парковки.
– Недавно за рулем? – угадываю я.
– Нет, просто машина новая. Не привык еще.
– Вы такой молодой, и уже кандидат наук! – смазываю я.
– Кандидат я тоже недавно, – произносит он, с усилием вписываясь в поворот.
– А вот интересно, почему именно урология? Как врач выбирает ту или иную специальность?
– Отец хотел, чтобы я был врачом. Я выбрал направление, в котором смогу добиться большего.
– Большего – это чего?
Он кидает на меня разбавленный недоумением круглый взгляд.
– Карьера, рост, материальное, чего? Мне тридцать три уже, времени и так немного, чтобы чего-то добиться. А у меня отец… в общем, я хочу доказать, что чего-то могу в этой жизни сам, что я не просто Федька!
– Но для этого в пластическую хирургию идут, в гинекологи, куда еще, не знаю… Мужчины ведь лечиться не любят.
– Это правда! – улыбается Федор. – Но урология – особая область медицины. Сегодня был мужик. Из нефтянки. Член такой! Я такого не видел за всю свою практику! С мою руку! – Федор отрывает от руля и трясет в воздухе ручонкой со сжатым кулачком. – И проблемка-то небольшая, так он всю клинику на уши поставил! Я начал на час раньше, чтобы его принять, записи уже не было. Таблетки ему выписал самые дорогие, а он – доктор, а дороже нет? Наши люди ведь как считают – чем дороже, тем лучше лечит!
– Вот это счастье! – впечатляюсь я. – И деньги и член! И все одному!
– У меня тоже, между прочим… – произносит Федор Федорович и осекается на полуслове.
– Что тоже?
– Так, ничего, – смущается он. – В общем, проблемы с членом это единственное, на что мужики быстро реагируют.
– А что такое хорошая карьера для уролога? Вы ведь уже в дорогой клинике работаете. Что дальше?
– Меня в институт зовут.
– Преподавать?
– Научный институт. Работать. Место там должно освободиться.
– Там же зарплаты маленькие.
– Да, зарплаты там небольшие, но дело не в этом. Финансирование сейчас туда пошло. Квартира за полгода выходит. У меня однокомнатная пока, и ту отец помог купить. А я сам хочу!
– Какой вы целеустремленный, Федор Федорович! Вот жене-то повезло! – произношу я тоном старушки, философствующей на нечищеных семечках подсолнечника.
– Я не женат.
– Развелись?
– Не был.
– Собираетесь? Девушка есть? – вживаюсь я в старушку.
– Девушки нет. И не собираюсь.
– У вас нетрадиционная ориентация? Вы уж простите меня за бестактность, но я уже не могу остановить список!
– Нормальная у меня ориентация! – пугается он.
– Ну, мне остается только спросить, как доктор доктора, в чем проблема?
Федор Федорович ударяет кулачком по сигналу, выбивая «квак» для впереди едущей девушки.
– В девушках проблема! – говорит он. – «Я хочу за тебя замуж» через три дня знакомства нормально слышать? А «Федь, давай поженимся» прямо во время секса? Сама меня, главное, соблазняла, кружевное белье прекрасно видно через белый халат, и все время перед носом у меня – шасть туда, шасть обратно! Так я еще в ней, она мне «Федь, давай жениться!». Это как вообще?
– Ну, может, вы ее так впечатлили?
– Впечатлил! – зло соглашается Федор. – Тридцать три года, не курю, не пью, квартира, машина, нормальная работа, цели в жизни есть! Они все хотят за меня замуж! Все! Не верю ни одной!
– Ну, это же нормально, что девушки стремятся к благополучию.
– Да мне-то что! Я всего добился сам, и никого везти на своей шее не собираюсь! Ну, вот чего она делает? – Федор лупит два раза подряд по сигналу и обгоняет тупую девушку, раздраженно оглядывая ее.
– Вы совершенно правы, Федор! – выписываю я успокоительное.
Он смотрит на меня через зеркальце заднего вида глазами, бровями и переносицей, словно хирург в маске, но его взгляд от «успокоенного» далек.
– А член у меня реально классный. Женщинам нравится! – произносит он, краснея от собственной смелости.
Я решаю не изображать оскорбленную добродетель и добить время по-взрослому.
– Покажешь?
– Прям щас?
– Ну, да…
Федор сбавляет скорость, расстегивает одной рукой джинсы и ловко вынимает член – крупный, красивой формы и готовый, собственно, жениться. Я чуть сжимаю его, глядя в разбавленные розовым компотом светло-голубые Федины глаза.
– Классный! Согласна…
– Поехали ко мне? – возбужденно произносит Федор. – Пожалуйста! Я тебя еще в клинике заметил. Специально задержался, ждал пока выйдешь.
– А если бы я сама не пристала?
– Но ты же пристала! Поедем? Покушаем, кино посмотрим.
– Про что кино? – улыбаюсь я его молодежному «разводу».
– Про то, как я по Европе на машине проехал, я сам снимал, – честно отвечает он. – Согласна? – он заглядывает в глаза, совсем как мальчик. Еще бы коллекцию марок предложил показать. – Пожалуйста! – повторяет он. – Мой мальчик очень хочет твою девочку!
– Уговорил, – отвечаю я игриво, изгоняя из себя старушку с ее тухлыми семечками.
Прямоугольник зеркала обрамляет глаза Федора, наполняющиеся чем-то золотистым…
В квартире в нем включается экскурсовод: «Квартира небольшая, но я один и мне пока хватает. Ремонт сам сделал, сам нашел людей, дизайнеров троих выгнал, пришлось самому. Гонят чушь какую-то! Этот стиль не позволяет то, тот это! А я, может, вот так хочу! Вот посмотри, как в комнате получилось!»
В комнате – гибрид старинного серванта и антикварного буфета в ужасе смотрится в трехсерийное зеркало шкафа-купе в рамах алюминиевых профилей. Их пытается примирить двуспальная кровать в центре, но у нее не получается. Все, что она может сделать для потомка благородных мебельных кровей – прикрыть своим телом его инкрустированные ящички и витые ножки. Поблескивающим шторам наплевать на стилистическую драму в трех действиях, их волнует лишь яркость люстры. При свете они смотрятся богаче.
Очевидно, все участники действия обошлись режиссеру в копеечку.
– Нравится? – самодовольно спрашивает Федор.
– Да, оригинально.
– Стенка испанская! Сделана по моему эскизу! Массив вишни с инкрустацией! Шкаф немецкий, бесшумные антиударные зеркала! Кровать итальянская! Шторы на заказ шили! – гордо перечисляет хозяин.
Мне кажется, благородному потомку с двойной фамилией Сервант-Буфет неловко за хозяина, шкаф гордится его немецкой практичностью, итальянская кровать смирилась, а шторам наплевать.
– А кухню посмотри! – по-хозяйски обнимает меня Федор.
Он протискивается вперед, чтобы встретить меня рассказом, но я опережаю:
– Красота! У тебя замечательный вкус!
– Правда? – улыбается он. – Здесь ящики наши, а фасады из массива африканского дуба ироко!
– А чистота какая! Полотенца, тряпочки, губочки, идеальный порядок! – нахваливаю я.
– Да, я отличная хозяйка! – соглашается довольный Федя.
– Ну, вообще! – восхищаюсь я, найдя в холодильнике даже свежую зелень. – Федя! Ты умница!
– Я вчера закупился! – хвастается «хозяйка». – У меня вообще все есть! Мне и женщина-то не нужна, если бы не секс…
Я чувствую сзади горячее дыхание его маленького тела. Он работает бедрами, изображая, как резво он собирается меня любить. Я улыбаюсь, вспомнив совет из серии «Хозяйкам на заметку: не выбрасывайте старую меховую шапку, она станет прекрасной новой подругой вашему четвероногому другу»
– Тебе смешно? – обижается Федя.
– Нет, что ты!
– Вообще-то я не очень хочу есть, – произносит он с урчанием, сверля мою грудь глазами цвета африканского дуба ироко…
Без одежды он исполняет тот же «танец бедрами» в темпе четвероногого друга, резво работая выпуклой попой, которая, кажется, должна принадлежать собачке покрупней. Через десять минут он отваливается на итальянскую кровать, не удивив и даже не прогнув ее.
– Ну как? Тебе понравилось? – напрашивается на похвалу Федя, по-супружески чмокая меня в щеку.
– А это все или только первая серия?
– Тебе мало что ли? – обижается он.
– Ну, вообще-то я люблю действие в трех актах.
– Ни фига себе запросы! Я устал вообще-то! Я и так старался! Я давно ни с кем так не старался! У меня прием сегодня был с восьми утра, ты забыла?
– Да, Федь, извини, я эгоистка! – виновато говорю я.
Он, довольный реакций, чмокает меня в то же место.
– Щас! – загадочно произносит он, перепрыгивает кровать и отодвигает бесшумное антиударное зеркало шкафа-купе, вытаскивая оттуда здоровый черный кожух. Здоровый – в смысле «большой», и в смысле «не участвующий в заболеваниях окружающих».
– Что это? – спрашиваю я.
Федя смущенно улыбается. Он извлекает из кожуха блестящий черно-белый аккордеон, ставит его себе на колени, набрасывает на плечо ремень.
– Сыграю тебе…
– Ух ты! – я сажусь удобней на подушках, слегка прикрывшись краем одеяла. В паре слушатель – музыкант кто-то должен быть одет.
Федор сосредотачивается, склонив голову с растрепанным чубом набок, и раздвигает меха. Его выпуклая попа еще увеличивается, словно раздувается вместе с мехами, и сдувается с обратным движением инструмента. Слегка путаясь, он выводит медленную хриплую мелодию.
– Отвыкли пальцы… – качает он головой в такт музыке.
Благородный Сервант-Буфет замирает, вспомнив давно забытое родное, шторы недовольны недостатком света, кровать терпеливо держит, а трехсерийный шкаф бесшумно отражает голого Федю, на раздвинутых бедрах и сплющенном половым органе которого дышит черно-белый монстр.
– В детстве учился, редко беру в руки… – оправдывается артист. – Мать хотела, чтобы я был музыкантом.
Я сожалею, что в комнате так мало зрителей. Картина достойна всего улыбающегося амфитеатра с проспекта «Наша клиника», не говоря уже о балконах.
Устав мучить пальцы, Федя отставляет инструмент к шкафу, удваивая его в зеркале, и ложится рядом.
– Тебе понравилось? – с надеждой на похвалу спрашивает он.
– Очень!
– Тебе кто-нибудь играл вот так?
– Нет! Никогда! Ты единственный!
Он улыбается и чмокает меня в уже запатентованное место. Мне становится скучно, словно мы давно женаты, и хочется уйти. Но сразу уходить неприлично, если вообще можно говорить о приличиях, лежа с голым урологом-музыкантом.
– Прикольную пару сегодня видела в твоей клинике, – говорю я, чтобы убить время до слов «ну мне пора».
– Мужик с бородкой с женой? – узнает Федя. – Я их не первый раз вижу. Баба какая-то задерганная, а муж – мой клиент! Скоро будет у меня.
– Откуда ты знаешь?
– Доктора всегда своих видят. Опыт. Заболевания, и даже предрасположенность к ним определенным образом отражаются на человеке. Внешний вид, походка, манеры, цвет кожи, цвет склер, да много всего. Любого врача спроси. А этот так и так придет. После Кружанского они все у меня! – смеется Федор. – Вот кто профи у нас! Мужиков он бегом ко мне, а теток – к эндокринологу, к гинекологу, к трихологу, к физиотерапевту, узи, рентген, анализы, в общем – ко всем, по кругу! Мужики хуже разводятся, ко мне и кардиологу только хорошо идут, на остальное забивают. Но тоже до поры. Полтинник стукнет, приползут со своими простатами! Ну и я своих, конечно, к нему на консультацию в обязательном порядке! Проблемы с членом первым делом на психике отражаются.
– Серьезно?
– Конечно! Это я тебе как доктор говорю! А Анатолий Абрамыч у нас умница! И клинике кассу делает, и докторам на карман налипает! Умеет работать! – восхищается голый уролог. – Крутится, правда, на трех работах. А ему деваться некуда! Жена, семья, две любовницы, квартира в кредит! Я вот смотрю на него и чего-то жениться мне еще больше не охота! Тут как хорошо, потрахались в свое удовольствие и никто никому как говорится! А гармошку, чтобы играла, надо ж смазывать… – философски замечает голый гармонист. – Ну чего, кино посмотрим про меня в Европе? – Он садится на итальянской кровати с такой надеждой в глазах, что вместо того чтобы ответить: «мне пора» я произношу:
– Ну, давай… А оно не трехсерийное?
– Нет! Всего минут двадцать где-то! – Он шустро спрыгивает с постели, демонстрируя выпуклую попу, берет на колени ноутбук, усаживается на подушках, включает.
Голубой монитор высветляет матовые плафоны люстры, которыми она смотрит свысока на происходящее в комнате. Испанский мутант, немецкий педант, итальянская двуспальная приживалка, советский сноб, мнящий себя музыкальным инструментом, голый хозяин квартиры с ноутбуком на коленях и Европой в глазах, очередная голая баба, расплодившиеся китайские тапки… Боже, что приходится освещать! – читаю я люстрины мысли. Все же, наверно, надо зарулить к психологу, но точно не к Кружанскому А.А в «Нашу клинку»….
