Czytaj książkę: «Детектив к осени»

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Александр Рыжов
Что-нибудь, кроме дождя

Случилось это глубокой осенью.

Погода стояла неприятная, стылая, в Ленинграде уже и снег раза два выпадал, но быстро стаял, образовав грязные лужи, отнюдь не вязавшиеся с величественной эстетикой города. Женщины все чаще надевали модные в конце семидесятых шапки с длинными, ниже плеч ушами и пальто в клеточку, а мужчины еще храбрились, ходили в плащах и куртках, под которыми у многих стыдливо скрывались теплые вязаные свитера.

И вот в эту промозглую, нагонявшую уныние пору группа подпольных рок-музыкантов отправилась на гастроли в соседнюю Псковскую область – тайно, без официальных разрешений и согласований с властями. Просто у набиравшего популярность ленинградского рокера, известного под творческим псевдонимом Мигель, периодически появлялись то тут, то там новые знакомые, которые организовывали ему и его собратьям квартирные концерты. Иногда за выступление можно было заработать рублей шестьдесят-семьдесят, что по тогдашним меркам являлось приличной суммой.

Получив приглашение из псковского городка Гдова, Мигель оповестил своих приятелей, и из них составилась делегация. Помимо главной звезды, в нее вошли бесшабашный панк по кличке Хряк и двое пока еще малоизвестных, но считавшихся весьма талантливыми рок-исполнителей. Одним из них был Шура Давыденко, в миру работник жилищной конторы, а по призванию – ярый поборник регги и новой волны. Компанию ему и остальным составила Анка, студентка Института инженеров водного транспорта, которая в свободное время назло соседям по коммуналке сочиняла психоделические баллады.

Ради гастрольной поездки, чтобы не ловить попутки и не грузиться в них с гитарами и батареей пивных бутылок, Шура Давыденко позаимствовал на работе служебный микроавтобус. Это был надежный польский агрегат, производившийся в городе Ныса и получивший в советском обиходе прозвище «Нюська». Его очень любили в СССР и закупали тысячными партиями.

Жэковская «Нюська» числилась в ремонте, но Шура благодаря своим связям устроил так, что ремонт завершился на трое суток раньше оговоренного с начальством срока. На эти дни автобус, по бумагам стоявший в автомастерской, перешел в хозяйственные Шурины руки.

Всей четверкой скинулись на бензин. В начале 1978 года автомобильная горючка в стране подорожала в два раза, но и по новым ценам выходило терпимо: литр семьдесят шестого стоил пятнадцать копеек. По трассе расстояние между Ленинградом и Гдовом составляло около двухсот тридцати километров, но Шура заверил, что знает более прямую дорогу, которая позволит сократить путь километров на тридцать.

Съездили чудесно. Четыре квартирника прошли на подъеме, каждый из музыкантов старался в меру сил и дарования. Анка опасалась, что в провинциальном городке, где народу проживает всего тысяч пять, любителей рока не найдется совсем, но Мигель знал, на что подписывался. Публики всякий раз набиралось человек по двадцать – для квартирников показатель более чем достойный. Как потом сообщил компаньонам Мигель, присутствовали не только местные, но и приезжие из других городов и весей Псковщины. Люди приобщались к современной культуре, и гастролеров это радовало. Выручку они собрали солидную: вышло по полтиннику на человека, и это уже с вычтенными расходами на еду, выпивку и топливо для «Нюськи». Почти половина Анкиной институтской стипендии.

Мигель лабал забористые рок-н-роллы, Шура Давыденко удивлял аудиторию карибскими ритмами в стиле Боба Марли, а дикарский вокал Хряка перемежался и контрастировал с лиричным пением Анки. Словом, коллектив звучал разнопланово, что пошло концертам только на пользу.

Обратно выехали воскресным вечером. Шура надеялся к ночи добраться до Ленинграда, на следующее утро встать пораньше, отмыть микроавтобус от дорожной грязи и пригнать его в жилконтору как будто прямиком из мастерской.

Поначалу все шло нормально, но уже на территории родной Ленинградской области, в Сланцевском районе, они сбились с пути. Дороги здесь, как писал когда-то Гоголь, расползались, словно раки, высыпанные из мешка. В темноте Шура быстро дезориентировался, его хваленое знание коротких путей не сработало, «Нюську» занесло сначала в Козью Гору, а потом населенные пункты закончились, вокруг мелькали исключительно леса и покосившиеся столбы.

Напрыгавшись по ухабам, микроавтобус заглох. Окрест царила темень, хоть глаз выколи. Небо затянуло тучами, не видно было ни луны, ни созвездий, и вдобавок оттуда, из провисших облачных брюх, сыпался мелкий секущий дождь.

– Твою за ногу, – меланхолично выговорил Хряк, выглянув из автобуса. – Придется до утра куковать.

– Хорошо, если до утра, – уточнил Шура со свойственной ему педантичностью. – Еще неизвестно, что с мотором.

Заниматься ремонтом в непроглядном мраке не представлялось возможным. Нечего было и рассчитывать на то, что кто-то поедет мимо и поможет. Местность, судя по всему, была необжитой, сквозь просветы в наполовину облетевших деревьях не проглядывало ни единого огонька, который мог бы свидетельствовать о близости жилья.

– И где мы? – уныло промолвила Анка, взирая из автобуса на дождевые струйки, бежавшие по стеклам.

– Да кто ж его знает, – изрек Мигель. – В этой самой… Короче, очень глубоко. – И обратился к Шуре: – Ты куда нас завез, Сусанин?

Шура пожал плечами. Он был отличный парень и музыкант первостатейный, но с топографией не дружил. Только тут до всех дошло, какого дурака они сваляли, доверившись его лоцманскому чутью. Но назад не отыграешь, следовало думать о том, как скоротать время до утра.

На худой конец, можно было переночевать в автобусе. Спать на сиденьях неудобно, зато есть защита от дождя и ветра.

– Как рассветет, осмотримся, – вслух рассуждал Мигель. – Мы же не в тайге, должны быть поблизости какие-нибудь деревухи. Попросим в совхозе трактор, вытащим нашего бегемота из болота, загоним в МТС…

– Меня на работе убьют, – пожаловался Шура. – Узнают, что я «Нюську» без спроса взял, да еще и сломал… Хоть совсем в город не возвращайся.

– Это не ты ее сломал, это она сама сломалась, – философски заметил Хряк. – Если что, вали все на автомастерскую. Халтурщики, починили тяп-ляп. Ты ее после ремонта обкатать решил, а она опять кирдыкнулась.

– Ничего себе обкатать! А в тмутаракань меня ветром занесло или как?

Не нравился Шуре такой расклад. Он, кровь из носу, хотел попасть в Ленинград до начала утренней смены. И желательно с исправным автобусом.

– Что ты предлагаешь? – спросила Анка. – Идти сейчас? В потемках, под дождем?

Шура понимал, что он в меньшинстве, и глядел просительно, чуть не со слезой.

– Я могу и один сходить. Вдруг деревня за поворотом? Там, кстати, и едой разживемся, а то у нас только грамм двести ливерной на четыре рта.

Это был удачный прием. При упоминании о еде Хряк завозился, загремели пустые бутылки, сложенные в авоську у него под ногами. Бутылок было пятнадцать штук, Хряк бережно складировал их в автобусе, надеясь сдать после приезда домой. Можно было не волочь их за тридевять земель и сдать в Гдове, но по правилам каждую бутылку полагалось тщательно вымыть, выскоблить ершиком и счистить с нее этикетку. Хряк планировал заняться этим уже у себя на квартире. Пятнадцать бутылок по двенадцать копеек – итого рубль восемьдесят. Целое состояние!

– Пожрать бы я не отказался, – пробормотал Хряк. – Глядишь, и самогоном бы затарились. У трудового крестьянства всегда что-нибудь для сугрева есть.

– У тебя одно на уме, – вздохнул Мигель и поежился. – Но я бы тоже от согревающего не отказался.

В результате решили разделиться: Шура с Хряком, вооружившись фонариком на круглых, а правильнее сказать цилиндрических, батарейках, отправились в разведку. Мигель и Анка сторожили автобус и обеспечивали приятелям подсветку фарами, чтобы у них было подобие маяка.

Мигель взял гитару и стал наигрывать что-то печальное под барабанную дробь капель, стучавших о крышу автобуса. Анка достала из кармана блокнот, огрызок карандаша и в тусклом свете лампочки, горевшей в салоне, принялась сочинять текст о том, что все плохо и будет еще хуже.

Творческий процесс был в самом разгаре, когда распахнулась дверь, и в «Нюську» впихнулись вымокшие до нитки Хряк и Шура. Помимо холода и сырости они принесли с собой любопытные вести. Им удалось пройти по раскисшей дороге около километра. Ни деревень, ни поселков не попалось, но с левой стороны они разглядели очертания больших каменных строений. Это не были избы, дачные домишки или сельскохозяйственные постройки типа коровников и курятников.

– Скорее, на дворец похоже, – произнес Шура, стряхивая с плаща воду. – И на замок рыцарский.

– Вы там, случайно, не на рюмочную набрели? – уточнил с подозрением Мигель. – Откуда вам здесь дворцы примерещились?

Шура с Хряком в один голос заявили, что это была не галлюцинация.

– У меня уже два часа ни в одном глазу! – объявил Хряк торжественно. – Трезвый, как первоклассник. Даже противно.

– И что там, в этом дворце? – поинтересовалась Анка, оторвавшись от литературных упражнений.

Шура объяснил, что близко к строениям они не подходили.

– Привидений испугались? – хмыкнул Мигель.

– Кто испугался? Я? – Хряк выпятил грудь. – Я никого и ничего… У меня кеды промокли.

– У меня тоже, – поддакнул Шура. – Мы погреться зашли. Сейчас обратно двинем.

Мигель перестал бренчать и отложил гитару. Запахнул куртку и надвинул на голову капюшон.

– Двинем втроем. Хочу поглядеть, какие тролли в вашем дворце обитают. Анка, запрись в автобусе и жди.

– Вот еще! – фыркнула она. – Я с вами пойду. Вы же без меня как дети. За вами присматривать нужно.

Упаковавшись кто как мог, вчетвером вышли из автобуса. Шура запер дверь. Фары были погашены, все сочли разумным, что опустевшая «Нюська» не должна привлекать к себе внимания. Хряк на всякий случай вооружился монтировкой, и отряд двинулся по глинистому месиву, в которое превратилась проселочная грунтовка.

Хряк с Шурой в своих наблюдениях не обманулись. Действительно, прошлепав по так называемой дороге минут двадцать, промокнув и извозившись по щиколотки в грязевой жиже, все четверо увидели сбоку очертания некоего величественного сооружения.

Мигель присвистнул.

– Да тут не просто замок, целая усадьба! Вон дом, вон церквушка, а вон какие-то конюшни… Прям как у Конан Дойля: имение сэра Баскервиля в Девоншире. Только Гримпенской трясины не хватает.

– Трясин тут навалом, – просветил его Хряк. – Наша область вся на топях стоит, спасибо государю-императору…

Подсвечивая фонариком, подошли поближе. Теперь из мглы уже довольно отчетливо выступили контуры дома с готической башней и церкви с трехэтажной звонницей. Подход к сооружениям некогда преграждал забор с ажурными решетками, но от него остались только ржавые фрагменты, согнутые, скрученные спиралями и не соединенные между собой. На месте ворот высилась арка без каких-либо створок. Через нее и прошли.

Все молчали, опасливо озираясь. Лишь Анка проявляла живой интерес. Она взяла у Шуры фонарик, и желтое пятно света заскользило по щербатым стенам.

– Я знаю, где мы! – воскликнула она. – Нам на лекции по краеведению рассказывали…

– В вашем Транспортном институте краеведение изучают? – усомнился Мигель.

– И еще кучу всего ненужного… В общем, эту усадьбу при Петре Первом построили. Он ее то ли денщику своему подарил, то ли адъютанту. Потом она два века из рук в руки переходила, а после революции ее забросили за ненадобностью.

Мигель осуждающе поцокал языком.

– Обидно! Культурное наследие…

Хряк беспечно отозвался:

– У нас такого наследия – куда ни плюнь. Каждую халабудину национальным достоянием объявлять – мемориальных досок не напасешься.

Шура Давыденко, вконец продрогший, лязгающий зубами, поспешил прекратить завязавшийся диспут и подошел к делу с практической стороны:

– Давайте внутрь зайдем. Может, где-нибудь крыша сохранилась, хотя бы от дождя спрячемся.

Они вошли под своды господского дома. Размеры он, по всей видимости, имел колоссальные, однако более чем полувековое отсутствие хозяев привело его в крайне плачевное состояние. Полы прогнили, краска облезла, из потолков во многих местах вывалились целые глыбы. Анка электрическим лучом тщательно обшаривала пространство перед собой, чтобы не угодить в яму или не задеть какую-нибудь шаткую ерундовину.

Наконец им повезло добраться до просторной комнаты, которая, очевидно, в былые времена служила гостиной.

– О, печка! – Шура потер озябшие руки. – Сейчас согреемся!

– Это не печка, а камин, – поправил более образованный Мигель. – И чем ты его топить собираешься? Дров нет.

– А это что, не дрова?

Шура указал на груды деревянной трухи в углах – в нее превратилась барская мебель.

Дождь в гостиную проникал сквозь три стрельчатых окна с давным-давно выбитыми стеклами, лишенных даже рам. Под подоконниками образовались лужи, но дальше, в середине комнаты и у противоположной стены, в которую был встроен камин, вода не доходила.

Анка сбросила с головы капюшон, отряхнула куртку.

– Да, давайте попробуем разжечь. Может, и теплее, и светлее будет.

Мигель оглядел помещение: лишенное декора, оно выглядело, как средневековый каземат.

– А надо ли нам здесь оставаться? Вернемся лучше в автобус. Там посуше и как-то… безопаснее.

– Ты че, сдрейфил? – хохотнул Хряк. – Лови кайф! Когда еще доведется в такой живописной дыре заночевать…

Мигель не любил, когда его обвиняли в трусости. Он холодно бросил:

– Как хотите. Я не за себя, а за вас беспокоюсь.

– Нам пока неплохо! – Хряк прошелся по гостиной; под его ногами поскрипывало каменное сеево. – Интересно, нет ли у буржуев винного погребка?

– Наверное, был, – предположила Анка. – Кто-то из бывших владельцев винокуренный завод держал. Но если они что-то у себя и хранили, то все уже давно растащено. Видишь, какая разруха…

– А вдруг?..

Оживившийся Хряк начал простукивать стены, но с одной из них посыпались отсыревшие куски кладки, и Мигель с Анкой в один голос приказали ему прекратить это дурацкое занятие.

Шура тем временем натолкал в камин килограмма три мебельной крошки и потребовал спички. Он единственный из всей компании не курил.

– Держи! – Хряк бросил ему коробок.

Зажечь влажную труху оказалось задачей не из простых. Анке пришлось пожертвовать на растопку половину страниц из своего блокнота, прежде чем в каминном жерле угнездился чахлый лепесток пламени. Шура со всей осторожностью раздул его.

Повеяло теплом, стало веселее. Отсветы огня разогнали мрак, в гостиной заколыхались причудливые сполохи. Анка выключила фонарик и вздохнула.

– Пару бы свечек для романтики…

– Ага. И шмат сала из кладовой, – добавил Шура.

– Свечи, сало… Размечтались! Их давно мыши сожрали. – Хряк взъерошил мокрые волосы, чтобы быстрее просохли. – Не сгонять ли за гитарами? Забацаем привидениям квартирник!

– Тогда, скорее, усадебник, – снова поправил Мигель. – А что? Так и ночь незаметно пройдет.

Но Шура все еще дрожал, он никак не мог согреться.

– Ну вас в баню… Опять под дождь выходить, по киселю этому шлындать… Я лучше тут побуду.

– А если и правда привидения появятся? – поддела его Анка. – Здесь, за речкой, шведское кладбище…

– А до живых людей далеко?

– Если не ошибаюсь, километрах в сорока железнодорожная станция.

– Сорок километров? – задумчиво причмокнул Мигель. – Неблизко… Как выбираться будем?

Хряк отмахнулся:

– Утром придумаем! Вы как хотите, а я за гитарой…

Он направился к выходу из гостиной. Это был дверной проем, давно уже потерявший прямоугольную форму и больше походивший на овал, а сама дверь отсутствовала.

Внезапно где-то в глубине дома послышались странные звуки: что-то шуршало и похрустывало. Хряк остановился на пороге, весь обратился в слух. Прочие тоже умолкли.

Шорох не прекращался, а затем к нему добавилось приглушенное бормотание.

– Мыши? – прошептал побледневший Шура Давыденко.

– Мыши не разговаривают, – так же шепотом напомнил ему Мигель. – И совы тоже.

– Тогда либо люди, либо нелюди, – рассудила Анка с поразительным хладнокровием. – Зря вы в призраков не поверили…

– Я и сейчас не верю! – храбро провозгласил Хряк. – Мне вообще пофиг, кто там такой. Пойду и разберусь!

Он приметил валявшуюся у камина и почему-то до сих пор не украденную кочергу. Поднял ее и зашагал во тьму коридора.

– Подожди! – Анка бросилась туда же, на бегу включая фонарик.

Мигель с Шурой не имели права оставаться в тылу и последовали за ними.

Бормотание сделалось отчетливее, уже можно было понять, что говорят между собой двое мужчин. Но слова пока еще доносились неразборчиво. Хряк, шествовавший впереди процессии, сделал своим знак: ступайте тише! Сам шел крадучись, на цыпочках, но тихо все равно не получалось – мешал всяческий хлам, валявшийся на полу. Шура наступил на какую-то железяку, она предательски скрежетнула, и голоса стихли.

Таиться уже было бессмысленно, и Хряк во всю глотку выкрикнул:

– Эй, кто тут? Выходи!

С полминуты стояла тишина. Он заорал еще громче:

– Все равно найду и уши обстригу!

– А если у них нет ушей? – буркнул Мигель.

Уши у них были, равно как и все другие, положенные человеческим особям части тела. В лабиринтах коридора гулко затопали, и из-за поворота показались двое, одетые во все брезентовое, на манер рыбаков. У них тоже имелся при себе фонарик, его свет на миг ослепил Хряка, и тот воинственно замахал кочергой.

– Вы кто такие? – спросил с недоумением один из брезентовых и осветил поочередно Анку, Мигеля и Шуру.

– Мы музыканты, – ответила Анка. – А вы?

Было ясно, что это не духи и не посланцы из загробного мира, поэтому напряжение слегка спало.

– Мы сотрудники музея, – пояснил брезентовый с фонариком. – Меня зовут Илья Викторович, а моего коллегу – Роман Николаевич.

– Очень приятно. А документы у вас есть?

Второй брезентовый, который был без фонарика, усмехнулся и вытащил из внутреннего кармана красную книжечку с золотым тиснением на обложке: «Государственный музей истории и развития Ленинграда».

– Устраивает? Заметьте, мы ваших документов не спрашиваем.

– А следовало бы! – Первый брезентовый, назвавшийся Ильей Викторовичем, прищурился. – Что делать музыкантам ночью в таком не подходящем для концертов месте?

– Мы ехали в Ленинград из Гдова и заблудились, – честно сказал Мигель. – А вот что вы здесь делаете? Ищете экспонаты для музея?

Илья Викторович улыбнулся.

– Угадали… А откуда это дымом тянет? У вас, часом, не пожар?

– Нет, это мы камин растопили. А труба старая, пропускает плохо, вот он и коптит…

Вместе с новыми знакомыми вернулись в гостиную. Хряк, видя, что обойдется без потасовки, поставил кочергу в угол и подбросил в затухающее пламя еще порцию трухи. Несколько месяцев назад он работал кочегаром в котельной, так что опыт обращения с топками у него был.

Брезентовые протянули ладони к очагу, их лица (у Ильи Викторовича с бородкой, у Романа Николаевича без) быстро раскраснелись от живительного тепла.

– Заблудились, значит? – переспросил Илья Викторович. – У нас история похожая. Мы в служебной командировке, ездим по области, приобретаем у населения иконы и разные старинные вещи, если они представляют интерес для музея. Знаете, иногда в отдаленных селах у старушек такие редкости попадаются, каких ни в одной экспозиции нет…

– Сегодня вечером рассчитывали попасть в Толмачево, а попали под дождь, – подхватил Роман Николаевич. – Дорогу развезло, машина застряла, помочь некому… Хорошо вспомнили, что рядом заброшенная усадьба. Вот, решили сходить посмотреть, нельзя ли здесь приютиться на ночь. По правде говоря, не ожидали кого-то встретить, тем более в такую непогоду.

– Не поверите, но и мы не ожидали, – пробурчал Хряк, ворочая кочергой в камине. – Думали, здесь никого нет, кроме нечисти.

– У вас какое транспортное средство? – полюбопытствовал Илья Викторович.

– Микроавтобус, – с готовностью откликнулся Шура. – Только он сломался. Не поможете починить? Мы бы вас в Толмачево забросили.

– Увы, молодой человек, мы по части механики не специалисты, – проговорил Роман Николаевич. – У нас и инструментов нет. Но можно поступить иначе. Вы поможете нам вытолкнуть нашу машину, а мы довезем кого-нибудь из вас до ближайшего села, где вы найдете умельца с гаечным ключом и отверткой.

Для Шуры, который с тоской размышлял о том, как ему влетит от начальства, это был подходящий вариант. Конечно, трудно ожидать, что в полночь найдется умелец, желающий ехать в лес и чинить в темноте автобус, но денежные знаки, заработанные в Гдове, могли сотворить чудо.

Он обратился к Мигелю и Хряку:

– Мужики, пойдем, толканем?

Они гурьбой двинулись к овальному проему, но Роман Николаевич их остановил.

– Зачем же всем мокнуть? Достаточно нас с Ильей и одного из вас. Ну, вот вы, например, – он показал на Хряка. – Вы покрепче. Илья сядет за руль, а мы с вами навалимся сзади. У нас не бронетранспортер, а легковушка, да и завязла она не слишком глубоко.

– Согласен! – Хряк застегнулся на все пуговицы, показывая, что готов к трудовым подвигам. – Где ваша таратайка?

– Возле усадьбы. Мы, можно сказать, удачно застряли, далеко идти не пришлось.

– Через десять минут вернемся, – пообещал Илья Викторович и вместе с Хряком и Романом Николаевичем покинул гостиную.

Они вышли из дома под черное беззвездное небо. Дождь стихал, превратившись в еле заметную морось. Хряку после натопленной комнаты сделалось знобко, он поджал плечи и втянул в них голову. Илья Викторович включил фонарик, чтобы освещать дорогу к машине. Роман Николаевич пропустил коллегу вперед, сам пошел бок о бок с Хряком.

Они миновали подъездную аллею, арку ворот, и Хряк разглядел на обочине легковую машину. Не соврали музейщики – она стояла совсем близко от усадьбы. Хряк взбодрился: сейчас они выкатят этот драндулет из болотистого вязла, Шура сгоняет за подмогой, и, если повезет, к утру вся компашка будет уже в Ленинграде. Хряк вообразил себе стоящую в холодильнике поллитровку сорокапятиградусной «Охотничьей», которая изумительно идет под любую закусь, и сглотнул слюну. Скорее бы уж!

Но произошло неожиданное. Роман Николаевич, шедший слева от него, вдруг развернулся и засветил Хряку кулаком прямо в лоб. Удар получился богатырским, от музейного хлюпика такого не ожидаешь. Впрочем, на хлюпика Роман Викторович как раз и не смахивал – рослый, плечистый, он больше походил на грузчика или на какого-нибудь спортсмена. Вдобавок в кулаке у него было что-то зажато для утяжеления. Хряк знал толк в драках, доставалось ему не впервые, и в нюансах мордобития он разбирался на уровне профессионала.

Он не помнил, сколько пролежал без сознания, но, должно быть, не минуту и не две. Когда очухался, первым делом ощутил, как ломит в черепушке. Искусствовед хренов! Приложил так приложил…

Хряк обнаружил себя лежащим в луже, наподобие того самого животного, в честь которого он получил свое прозвище. Со стоном и руганью приподнялся. Машина музейщиков стояла на своем месте, разве что задняя дверца была распахнута. В двух шагах от Хряка, в жухлой, прибитой дождем траве валялся фонарик. Он не погас. Хряк подобрал его, начертил лучом полукружье и увидел в соседней луже Илью Викторовича. Он тоже стонал и держался за затылок.

Хряк помог ему встать. Илья Викторович обалдело глазел на него, на машину, искал своего напарника, но не находил.

– Где он? Куда он делся?

– А я почем знаю! – огрызнулся Хряк, силясь сообразить, что здесь случилось. – Он меня по кумполу шарахнул, я и отрубился.

– И вас шарахнул? – Илья Викторович морщился от боли. – Как это он так? Хотя… он же боксер.

Хряк кивнул – вполне возможно – и задал встречный вопрос:

– А вам-то как прилетело?

– Да так же, как и вам. Нежданно-негаданно. Шел к машине, получил сзади, а дальше ничего не помню…

– Он у вас больной, что ли? С какого перепугу на людей кидается?

– Он не с перепугу. Он…

Тут Илья Викторович призадумался и миг спустя истошно завопил:

– Гаденыш!

Он метнулся к машине, сунулся в салон, стал шерудить руками в поисках чего-то, несомненно, важного. Поиски не увенчались успехом, и он с отчаянием на лице повернулся к подошедшему Хряку.

– Рюкзак! Рюкзак пропал!

– А что у вас там было? Тушенка?

– Экспонаты… Все, что мы приобрели в командировке! Он их украл!

Хряк уяснил суть произошедшего. Сослуживец Ильи Викторовича не просто так отправил их в нокаут, а воспользовался случаем и умыкнул лежавший в машине ценный груз.

– Но почему он не дождался, пока мы тачку вытолкнем? На ней бы и уехал.

– Он не умеет водить. За рулем был я.

Хряк обвел фонариком лес, обступивший усадьбу и дорогу. Днем, при свете, деревья с поредевшими кронами наверняка просвечивались насквозь, как решето, но в сумраке ночи они выглядели плотной стеной. Слабый луч не пробивал ее, она поглощала его, как черная дыра.

– И куда же его понесло? – Хряк потер вскочившую на лбу шишку.

Он попытался изобразить из себя следопыта и внимательно изучил обочину возле автомобиля. Она была истоптана ногами обоих музейщиков и его собственными. Хряку хватило наблюдательности вычленить из хитросплетения следов отпечатки коварного Романа Николаевича. Вероятнее всего, заполучив рюкзак с добром, он юркнул в можжевеловые кусты, росшие поблизости (вон и веточки на них обломаны), а потом исчез за купами берез и осин.

Хряк порыскал за перекрестьями веток, ободрал щеку, но никакой пользы не извлек. За дорожным полотном жидкая грязь кончилась, сменившись мягким моховым ковром, а на нем уже ничего нельзя было различить, тем более при тусклом освещении.

К Хряку подошел чрезвычайно встревоженный Илья Викторович.

– Мы теряем время! Надо организовать масштабные поиски…

Ох уж эти интеллектуалы… Любят выражаться пафосно, будто передовицу для газеты «Правда» надиктовывают.

– Как же их организовать, если мы не знаем, куда он умотал?

– Это да, – не стал спорить Илья Викторович. – Но нас вместе с вашими друзьями пятеро. Мы можем прочесать сразу несколько направлений.

Они вернулись в усадьбу. Машину трогать не стали – толку от нее в предстоящей погоне не было ни малейшего. Похититель не напрасно углубился в чащу – там его сложнее обнаружить и догнать. Во всяком случае, транспорт через заросли не пройдет.

Вести о происшествии взбудоражили все собравшееся в гостиной общество.

– Что хоть было в рюкзаке? – осведомился Мигель. – Самовары, прялки, граммофоны?

Илья Викторович напыжился.

– У нас серьезное учреждение, а не кружок при Дворце пионеров. Мы приобретаем только те предметы, которые представляют истинную ценность, как материальную, так и художественную. В этот раз такая удача… я бы сказал, подарок фортуны… Купили у одного пенсионера собрание украшений. Золото, уральские самоцветы. Ручная работа. Златоустовские мастера! Предки у него работали на демидовских рудниках, ему эта коллекция по наследству досталась, а передать некому, бобылем живет, бездетный. Уступил музею по символической цене, хотя мы ему честно сказали, что стоит это в разы дороже.

– Н-да… – протянул Шура Давыденко. – Где бы мне золото по символической цене раздобыть?

– Ты эгоист, – упрекнула его Анка. – Надо о благе народа думать, а не о том, как самому разбогатеть.

– А я, по-твоему, не народ? Не замечал, чтобы кто-то о моем благе заботился, кроме меня самого…

Так бы и пикировались по пустякам, но Илья Викторович, думавший прежде всего о пропаже, прекратил дискуссию:

– Товарищи, мы должны что-то предпринять! Пока разглагольствуем, этот субъект уходит все дальше…

– А что тут предпринять? Надо выкатывать вашу телегу и жать на всю катушку до ближайшего хутора, – рассудил Хряк. – Поднимать на уши мусоров… то есть эту, как ее?.. милицию. Пусть высылают людей, шерстят окрестности…

Но Мигель тотчас указал на слабые звенья этого плана:

– Во-первых, до ближайшего, как ты говоришь, хутора по такой размазне меньше, чем за час не доедешь. Во-вторых, кого ты там найдешь? Участкового, который с бодуна без задних ног дрыхнет?

– Вот и я о том же! – горячо поддержал его Илья Викторович. – Надо самим… это наш гражданский долг!

От слов «гражданский долг» рок-тусовщиков всегда мутило. Они не считали себя задолжавшими кому бы то ни было. Но ситуация складывалась такая, что от их участия или неучастия зависело, сохранят они свою честь или нет. Пофигизм тоже свои границы имеет. Будь ты хоть трижды аполитичным человеком, даже ярым оппозиционером, но если у тебя на глазах на улице гопник отнимет карманные деньги у дошколенка, пройдешь ли ты мимо? А если пройдешь, то как будешь потом с этим жить?

Такие или аналогичные раздумья промелькнули в головах и у Анки, и у Мигеля, и у Шуры с Хряком. Все четверо выразили готовность преследовать злодея, несмотря на усталость, ночь и ненастье.

Илья Викторович приободрился.

– Я знал, что вы сознательные люди! Необходимо разбиться на группы и обыскать лес!

– На сколько же групп мы сможем разбиться, если нас всего пять человек? – спросила Анка.

– Как минимум на три. Я буду действовать один. То, что я не разглядел его преступных намерений, целиком моя вина, и я готов ее искупить.

– Да ладно вам… – махнул рукой Мигель, не любивший высокопарных речей. – У нас тут не партсобрание. Может, веером разойтись? Так вернее.

– Опасно. Он сильнее любого из вас. Кандидат в мастера, на всех спартакиадах за музей выступал.

– Подумаешь! – Хряк подбросил в руке кочергу. – Я из этого кандидата в мастера кандидата в инвалиды сделаю!

В конце концов распределились так: Анка идет в паре с Шурой, остальные – поодиночке. Вооружились подручными средствами: Хряк – кочергой, Шура – монтировкой, Илья Викторович нашел в багажнике своей машины тяжелый разводной ключ, а Мигелю посчастливилось отыскать в развалинах усадьбы старый, но еще годный топор. К сожалению, фонариков было только два, один отдали Анке с Шурой, второй взял себе Илья Викторович. Хряк сказал, что он и так видит в темноте, как кошка, а Мигель соорудил себе что-то вроде факела – намотал на палку тряпку и смочил ее бензином. При необходимости ее легко было зажечь даже под дождем.

К середине ночи распогодилось: уже не моросило, небо понемногу расчищалось, сквозь прорехи в тучах проглядывали звезды и краешек луны.

– Идемте, идемте! – торопил Илья Викторович. – Он уже может быть километра за три отсюда… Наше единственное преимущество – мы налегке, а у него ноша, причем тяжелая, килограммов на десять.

– Ничего себе, сколько сокровищ вы у деда надыбали! – изумился Хряк. – Это не пенсионер, а граф Монте-Кристо какой-то…

– Так и есть. Вернее, было. Человек сам не осознавал, на каких богатствах сидит. Но сейчас все они могут достаться негодяю.