Czytaj książkę: «Распутица»
Неожиданно – это когда едешь по шоссе, попадаешь на гвоздь и на полном ходу улетаешь в кювет. В отличие от неожиданных событий, развал семьи Антона происходил постепенно.
Трудно сказать, когда именно уют семейной гавани стал для него ловушкой. Если довериться буддистам, то в прошлой жизни Антон, скорее всего, был акулой, поэтому болезненно воспринимал всё, что мешало ему двигаться вперёд. Антону претила однотипность быта: посиделки перед телевизором, чаепитие с родственниками по субботам, походы в парк по воскресеньям и любым погожим вечером стёртыми тропами. И даже рождение дочери – событие, несомненно, радостное не принесло облегчения. Акула в душе упрямо рвалась вперёд, но сеть, сплетённая из семьи и долга, была крепка, и приходилось бесконечно кружить внутри ловушки у береговой линии, когда хотелось погрузиться в неизведанную пучину.
Его жена – Софья чувствовала приближение ненастья и пыталась по-своему сгладить ситуацию. Пока Антон всецело отдавался бизнесу, она посвятила себя хозяйству. «Быть хорошей женой» для Софьи означало оставаться приветливой, чистоплотной и подогревать ужин в ожидании возвращения супруга. По наивности она спотыкалась на тех же граблях, что и тысячи шаблонных домохозяек до неё, свято верующих в силу домашнего очага.
Пламя затухало. Осень несла одно разочарование. Зимние холода окончательно остудили чувства. Наступила промозглая весна. Март не щадил ни бродячих собак, ни припозднившихся прохожих. Антон переступил порог квартиры чуть позже семи вечера. Кожаная подошва погрузла в мягком ковре, тихо щёлкнул выключатель. Родимый дом… Мебель дорогая, стильная; стены отштукатурены под «линеечку», плинтуса подогнаны до миллиметра. Трудилась его бригада, хорошие ребята – таким не жалко зарплату повышать. Вот только пахнет ужином… Привычным, опостылевшим бытом.
Софья по обыкновению вышла навстречу – улыбчивая, накрашенная, в новом халате, и сразу потянулась губами к щеке.
– Не могу…
Почти физическое отторжение к излучаемому женой теплу, вынудило увернуться от поцелуя. Копимое в душе напряжение вдруг навалилось единой секундой, «не могу» стучало в голове набатом.
– Нам пора расстаться… – прозвучали заветные слова, за которыми послышался треск сети. То, что в Антоне было от акулы, заметалось с удвоенным рвением в предчувствии освобождения.
Софья отвернулась. Соль на её щеках была вовсе не от морских брызг, и нет вокруг никакого моря, только квартира в центре города, где могла бы жить в любви молодая семья, да не сложилось…
Антону стало больно, слёзы жены кололи ему глаза. Нужно было сию секунду задобрить совесть щедростью:
– Квартира останется вам с Анютой. Если хочешь, подай на алименты, но я и так буду помогать деньгами…
Софья вдруг сжалась и стала похожа на глыбу. Именно с глыбой последние несколько лет располневшая жена ассоциировалась у Антона.
– Знаю, к кому уходишь, – прошептала Софья. – И моложе, и стройнее…
Растерянность рукавом не утрёшь и в карман не засунешь. Антон малодушно надеялся утаить всю правду, но оказалось, что тайна вовсе не тайна, и самолично обведённый нимб мученика над головой вдруг обернулся демоническими рогами.
– Папа, ты уходишь? – из спальни высунулась девочка. Ане недавно исполнилось четыре года, у неё было любопытное личико, как у потешного хорька, и курчавые льняные волосы. Девочка была встревожена. Только идиоты думают, что маленький ребёнок ничего не соображает. Они, как флюгеры чувствительны к непогоде в доме.
– Я скоро вернусь, – пришлось проявить силу воли, чтобы не выдать волнения в голосе.– Иди смотреть мультики.
– Сегодня вернёшься?
Что за вопрос?
– Да! – раздражение заскребло по горлу. Антон готов был пообещать что угодно, хоть пони на день рождения, лишь бы отпустило.
Пушистый ковёр вновь прогнулся под ботинком. Хлопнула дверь, завибрировали перила, загромыхал бетон. Скорым шагом Антон променял тепло квартиры на мартовскую промозглость, и, не сбавляя темпа, прыгнул в припаркованное у подъезда авто. Несколько секунд ушло на то, чтобы совладать с мыслями, а затем педаль газа стала рабой растревоженной души.
Темнота успела поглотить город. Глянцевые от сырости здания проносились мимо и предавались забвению. Очередной километр подводил пульс к норме, пока не отпустило достаточно, чтобы ровно дышать.
