Czytaj książkę: «Любовь без дублей. Истории-перевертыши, которые помогут по-новому взглянуть на жизненные трудности»

Czcionka:

Часть I

Перевёртыш

Перед глазами мелькали тёмные скользкие стены туннеля, пролетающие за окнами вагона. Непривычно было ощущать себя среди такого количества людей, в самом эпицентре дневной давки – на Кольцевой даже в обеденное время много пассажиров. За последние годы Виктор отвык от метро, которым пользовался в студенческие годы, – купив машину, позволял себе шиковать. Сейчас с деньгами было туго, заказчик находился на другом конце города, и в целях экономии Виктор воспользовался подземкой.

Он ехал в метро с очередной провальной встречи. Покупатель не только отказался внести вторую часть оплаты за товар, но и затребовал назад ранее перечисленные деньги.

В метро можно ездить по-разному. Одни торопятся, ничего не видят вокруг, несутся сломя голову, расталкивая своих сотоварищей по утреннему метро-спринту всеми частями тела. Это особое искусство – умудриться прокатиться в московском метро в час пик. Спасайся кто может! Момент, когда всем резко понадобилось в одно и то же место в одно и то же время, причём каждому туда нужно больше других. Приоритетов нет, забыты все правила приличия, главное – ловко пропихнуться. Особенно тяжело девушкам на шпильках. Как они вообще умудряются выжить в этих экстремальных условиях да ещё сохранить в целости причёску, колготки и сумочку? А потом, вынырнув из пасти подземного перехода, отряхнуться, чуть поправить волосы, протереть туфли от следов мастодонтов и поплыть по улицам Москвы в сторону ближайшей кофейни эдакой павой-лебедью, будто бы вышедшей из шикарного авто. Мастерицы, одним словом!

Другие же, как наш Виктор, например, едут неторопливо, будто без цели, хотя и вправду его цели на сегодня закончились. Ещё утро, а ехать уже никуда не нужно. Хотя нет, нужно – да некуда. Вот и накатывает круги по кольцевой, почём зря протирая вагонное кресло, обтянутое пессимистичным дерматином.

* * *

Витя родился в семье самых простых москвичей. Тут меня кто-то захочет поправить: мол, ага, «простых москвичей»! А Витя никак не влиял на место своего рождения, он родился сразу москвичом, и то, о чём некоторые мечтают и к чему стремятся, досталось ему изначально.

Почему москвичи так кичатся своим происхождением? А вот и не кичатся. Быть рождённым в Москве не хуже и не лучше, чем где-либо ещё. Тебе ничего с неба само по себе не падает, хотя многие так ошибочно думают.

Отец и мать Вити работали в одном НИИ: туда они пришли ещё совсем молодыми, после института, в котором и познакомились. Поженились, создали крепкую социальную ячейку, пусть не сразу, но родили сына. Про такую семью принято говорить «среднестатистическая». Ровненько так жили, работали, отдыхали, весь год копили по чуть-чуть. То мебель прикупят, то сыночка на море свозят. Всё как у всех – средненько и серенько, без фейерверков и шампанского. Жили по строго заведённому графику. Утром – на работу, вечером – домой, ужин под новости по телеку, потом спать. В выходные – на рынок, продукты – по полочкам, уборка, променад вдоль достопримечательностей района, уроки, отбой.

Были у них и тёплые семейные вечера, выкраиваемые из всей рутины бытия. Особенным событием было квашение капусты. В первую субботу октября, когда уже продают позднеспелую капусту, шли на рынок. Отец брал тележку – сумку на колёсах. Витя терпеть её не мог – какой-то позор с ней ходить, хотя везти назад пятнадцать килограммов капусты в ней было удобно, не поспоришь. Осенний рынок выглядел притихшим. Нет такого буйства красок и ароматов, как летом или весной. На всех рядах – морковь, лук, картошка, румяная свёкла, и, словно сбежавшие снеговики, высятся крупные, почти белые капустные шары. Отец долго ходит, с чувством и толком похлопывает кочанчики – те радостно отзываются гулким уханьем из нутра, словно прося взять их с собой, – переговаривается с продавцами:

– Это «Слава» у вас?

– «Слава», «Слава», бери, хозяин, крепкая, отличная капустка получится.

– Да поди врёшь, что «Слава»! Откуда ты её привёз-то?

– Мы из Тамбова приехали, своё хозяйство у нас, вот, хочешь – попробуй, жена сама квасит и квашеную тоже продаёт!

К слову сказать, «Слава» была у всех – этот факт удивлял Витю, ставя под сомнение подлинность слов продавцов. Устав выбирать и напробовавшись, отец наконец определяется, и их заветные кочанчики укладываются в тележку. Потом брали толстенькую короткую морковь, обязательно с круглым кончиком. «Такая – самая сочная и сладкая!» – приговаривал отец, размещая морковь рядом с капустой. На самом верху гордо лежала пара килограммов «антоновки», самых ароматных яблок на свете!

Далее они гордо везли своё богатство домой, где под звук телевизора все вместе резали, мяли и укладывали в десятилитровые эмалированные вёдра пушистые белые перья, оживлённые всполохами натёртой моркови. На дно помещали яблоки – их очень любила мама: они за пару месяцев пропитаются рыжеватым капустным соком, станут восхитительно хрустящими и чуть газированными. Капусту плотно набивали в вёдра, сверху мама выкладывала белое холщовое полотенце, накрывала тарелкой, вокруг которой через пару дней образовывалась рыжая морковная пена. Когда она усмирялась и появлялся прозрачный терпкий сок, можно было пробовать. Вёдра с капустой ставили зреть на балкон, там они и оставались даже в мороз. Здорово было вынырнуть в холод на балкон, впуская в комнату облако морозного воздуха, и набрать себе миску хрустящих витаминов.

Средний Витя средне учился в средней школе, самой обычной, районной. По правде сказать, это был старый район Москвы, застроенный и перестроенный в начале шестидесятых годов. В округе стояли блочные девяти- и двенадцатиэтажки, многие из них были кооперативными. Кухня пять метров и две комнаты, девять и пятнадцать – предел мечтаний родителей, вступивших в кооператив и долгие годы гасивших взносы с каждой зарплаты.

Было ли некомфортно маленькому Витеньке в его мире? Нет. Он просто не знал другого. Как и все мальчишки, учился, гонял в футбол, прогуливал уроки, мечтал о велике, перепробовал массу кружков и, в отличие от остальных, нашёл один, который пришёлся по душе. Примерно в шестом классе мальчик не на шутку увлёкся резьбой по дереву – с учителем повезло.

* * *

После пятого круга воспоминаний под шум подземки Витя решил наконец покинуть Кольцевую ветку метро и следовать в сторону дома. Они привезли партию кофе для крупной сети кофеен. Но после дефолта в кофейнях упали продажи, товар завис, и заказчики решили расплачиваться по факту реализации. Вместо того чтобы доплатить за партию привезённого специально для них кофе, милостиво разрешили оставить её у себя на хранение, затребовав предоплату назад.

Очередная Лена ждала его только к ужину и только с хорошими вестями, которых опять не было.

Ему почему-то хронически попадались девушки с этим именем. Знакомясь с новой претенденткой на звание жены, он уже знал, как её зовут, – Лена. Была даже мысль не начинать отношения, если имя сбудется. Да, с Ленами-Еленами не везло.

Ему было уже почти двадцать восемь лет; постоянной работы нет, семьи нет, и света в конце этого бесконечного жизненного туннеля тоже нет. На дворе стоял 1998 год, в городе и мире после очередного дефолта было, с точки зрения многих, тревожно и бесперспективно. Рублёвые накопления его родителей и многих друзей попросту обесценились. В течение нескольких месяцев курс рубля к доллару обвалился в три раза, инфляция взлетела до небес. А время «чёрного августа» запомнится на всю жизнь тем, кто всю эту самую жизнь копил и откладывал на чёрный день – который, собственно, и настал.

* * *

Перейдя в старшую школу, Витя начал кое-что понимать. В их девятый класс пришли новенькие. Они переехали в только что построенный современный дом из другого района Москвы. Их было несколько человек, и все отличались от обычных Витиных одноклассников. Какой-то особый лоск в них был. Родители новичков не вылезали из заграничных командировок, привозили им какие-то непривычные вещи, а сами ребята ходили на дополнительные курсы, занимались с репетиторами, хорошо знали английский, легко пропускали уроки и дерзили учителям. Они сразу сбились в кучку и к себе никого не принимали – получилась эдакая местная школьная элита. Все девчонки сразу захотели с ними дружить, а ребята стали друг перед другом красоваться и выпендриваться, борясь за внимание элитной группы. У них водились деньги, они постоянно чем-то менялись, что-то доставали, перепродавали импортные сигареты, модные пластинки. Витю они к себе не принимали – он, по мнению лидера этой самой группы, был слишком сер и никчёмен.

В этот тяжёлый период он спасался своим увлечением, хотя в классе никто этого не понимал и многие смеялись. После уроков он шёл не домой, а к Павлу Петровичу в школьный полуподвал. Там находилась столярная мастерская, где проходили уроки труда у средней школы. Здание было старым, построенным в пятидесятом году – красный кирпичный фасад и белые колонны. Спускаешься по трём стёртым ступенькам, а под ногами нет-нет да и попадётся весёлый хрустящий завиток стружки. Влетаешь в класс, а там словно папа Карло трудится над своим Буратино.

Когда Витя в первый раз взял в руки перочинный ножик и под руководством Павла Петровича дотронулся до дерева, произошла магия – он так увлёкся процессом, что не заметил, как пролетел урок. В его руках обычный кусок дерева постепенно, от урока к уроку, превращался в игривого котёнка. Каждый из ребят вырезал своего персонажа. Витя всегда хотел котёнка, а родители не разрешали. С помощью учителя он буквально за несколько уроков вырезал своими руками настолько натурального котёнка, что все в классе восхитились, просили посмотреть, спрашивали, как у него это получилось, какие инструменты он использовал. Впервые он понял, какое это счастье, когда у тебя что-то получается хорошо, сколько радости и удовлетворения от работы ты испытываешь, как это – из ничего сделать что-то, нужное другим.

– Молодец, Витя! Да у тебя способности к нашему делу. Вот будешь приходить регулярно – руку поставим, технику отработаем, и ты сможешь сам придумывать модели и создавать свои авторские вещи, – похвалил Павел Петрович.

Так он начиная с четвёртого класса и пропадал в столярной мастерской, ставшей его отдушиной. Буквально через год его работы стали отправлять на конкурсы, он начал занимать первые места на выставках декоративно-прикладного искусства среди ребят своего возраста.

К седьмому классу он уже достиг такого мастерства, что сам стал придумывать не только модели, но и сложные сборные конструкции. Делал механические игрушки и головоломки. Летом на каникулах ему случайно попалась в домашней библиотеке толстенная книга Виктора Гюго «Человек, который смеётся». Начал читать от скуки – вначале показалось, что очень занудно и затянуто, но потом увлёкся невероятной по нашим временам историей. Про мальчика с изуродованным лицом, Гуинплена, и его светлую любовь к маленькой, хрупкой и слепой Дее, которая не могла увидеть своего возлюбленного, узнать о его уродстве, поэтому считала его самым красивым на свете. Удивительно, как они могли быть счастливы, живя в таком ужасном и полном несправедливостей мире. Витю поразила история перевёрнутой жизни Гуинплена: он оказался сыном титулованных родителей, вернувшим свой титул, но потерявшим при этом свою любовь и ту жизнь, которая читателю казалась невыносимой, а для главного героя была подлинно счастливой.

Находясь под впечатлением от книги, он придумал и вырезал новую игрушку – Перевёртыша. На двух параллельных деревянных палочках двигалась вверх и вниз маленькая фигурка человечка. У него было два лица: одно – с леденящей гримасой вырезанной на лице улыбки, как у Гуинплена, второе – с улыбкой, наполненной счастьем и смыслом, с радостными глазами.

Чтобы привести в движение фигурку, нужно было легонько свести палочки вместе, приближая их друг к другу, – тогда человечек начинал выполнять акробатическое сальто на руках, переворачиваясь и поднимаясь по палочкам снизу вверх. Начинал он свой путь с гримасой ужаса, а заканчивал всегда с лицом, озарённым улыбкой и обращённым на того, кто им управляет. Сможет ли человечек подняться и улыбнуться, полностью зависело от ловкости и сосредоточенности кукловода. Нужно было приноровиться, выбрать точную степень нажатия и сближения палочек, иначе фигурка, не успев дойти до вершины своего пути, резко падала вниз. Эта игрушка заняла призовое место на региональном конкурсе декоративно-прикладного искусства среди школьников средних классов.

– Ты огромный молодец, Витя, – похвалил его Павел Петрович после конкурса. – У тебя большое будущее в этой профессии, ты чувствуешь дерево и имеешь пространственное мышление, думаешь как конструктор, обладаешь добрым сердцем. Не бросай резьбу, ты сделаешь многих людей счастливыми.

– Но это же не профессия! Куда ты пойдёшь и кому нужны твои фигурки?! Будешь поступать в технический вуз и станешь инженером! – Отец был категоричен.

Петрович же, как его между собой звали ребята, за эти годы успел стать для Вити очень близким и авторитетным человеком. Но к окончанию школы Витя всё реже приходил к нему в мастерскую.

– Простите меня, Павел Петрович, но мне в институт нужно поступать, готовиться, отец ругает очень, говорит, что мы тут ерундой занимаемся.

И он поступил в МЭИ – вуз с историей и традициями. Тут тоже было разделение студентов на «крутых» и попроще – даже более жёсткое, чем в школе. В их группе были ребята и девчонки, которые почти не учились: всё время проводили за общественной работой, подготовкой студенческих мероприятий, занимались организацией смен и работ в летнем лагере МЭИ в Алуште. Оценки им ставили зачастую автоматом, с учётом заслуг перед вузом. Среди них было много тех, кто поступил по блату и изначально не собирался учиться, их карьера была распланирована родителями.

Были и такие, как Витя. Поступил сам, с трудом, едва набрав проходной балл – не технический склад ума у него был. Родители никак не могли влиять на учебный процесс – добивайся всего сам.

* * *

Он почти дошёл до дома очередной своей Лены. Да, он ещё и жил у девушки. Это было совсем неправильно, но с его вложениями в бизнес снимать квартиру он не мог. Она предложила съехаться, а он, тряпка, согласился. Теперь как бы зависел от неё. Отношения были более чем неровные, и каждый раз, когда у него опять не было денег – не расплатился клиент или сорвалась сделка, – она упрекала его не просто рублём, а ещё жильём и едой. Нужно было уходить, но к родителям он возвращаться не хотел, а самому снимать… В общем, понимаете.

Витя из-за дефолта пострадал по-крупному. Они с партнёром только в июне заказали новую партию товара из Германии, расплатились валютой, которую заняли на полгода. После «чёрного августа» их долг вырос в разы. Это была не просто тупиковая ситуация – это была катастрофа. Зарабатывали они в рублях, покупательский спрос упал, товар завис, а долг нужно было возвращать.

* * *

К окончанию института Витя научился понемногу крутиться. Нужно было зарабатывать. Мать и отец в условиях перестройки практически перестали получать зарплату в своём НИИ. Точнее сказать, на то, во что превратилась их зарплата, можно было жить не месяц, а от силы три дня. Денег в семье не хватало катастрофически. Как-то раз он застал родителей за выгребанием мелочи из копилки, чтобы купить хлеба и дотянуть до следующей зарплаты. При этом на сберкнижке были накопления, но отец категорически не разрешал к ним притрагиваться.

Многие однокурсники уже работали. Были те, кто организовывал небольшой бизнес или устроился на работу к своим успешным родителям. Отрыв таких ребят от других был колоссальным. У них были шмотки, машины, девушки, вечера в клубах, которые множились в Москве, как грибы. Если в школе социального разделения Витя почти не ощущал, то сейчас оно было налицо. И он был внизу этой общественной пирамиды.

Тогда-то он и познакомился с первой Леной. Учились вместе на одном факультете – он уже почти заканчивал, а она только поступила. Скромная девушка, разговорились в столовой. Мест не было, и она присела за его столик. Слово за слово, он сам себе удивился – не оробел, а заговорил, и как-то хорошо разговор сложился. Он потом её проводил. Через месяц встреч переехал к ней. У неё была своя комната в бабушкиной квартире. Бабушка Лены жила на даче почти круглый год, и они, по сути, были в этой квартире одни.

В совместной жизни мужчина должен быть добытчиком. Особенно тяжело парням в конфетно-букетный период. Витя подрабатывал где мог: ездил курьером для факультета, помогал разгружать товар в соседнем магазине, устроился сторожем в поликлинику. Но большие усилия приносили маленькие деньги.

При всей скромности, Лена хотела подарков не хуже, чем у её подруг, походов в рестораны, ночные клубы и казино. Витя понял, что не тянет. Прожили вместе четыре месяца, и он вернулся к родителям. Точнее, она его выгнала. Эта история наложила отпечаток на всю дальнейшую жизнь. Он очень хорошо помнил тот её обвинительно-обличительный тон, когда она кричала, что он ничтожество, ничего из себя не представляет, что он неудачник и им останется… Помнил и своё возвращение к родителям, которым тоже было не на что жить, и своё обещание окончить институт.

Без девушки с материальной стороны Вите стало легче, а вот с моральной…

Иногда, в редкие выходные, Витя выбирался в центр родного города. В девяностые только в центре Москва была более-менее ухоженной. На окраинах ужасно работали коммунальные службы, царил хаос во всех сферах градоустройства, не до уборки и красоты было властям. В центре же гремели рестораны, сияли вывесками казино, к ним подъезжали шикарные автомобили, оттуда выпархивали волшебные девушки и падали в объятия крутых мужиков.

«Кто эти люди? – думал Витя. – Как заработать? Что нужно делать, чтобы подняться до их уровня?» Витин мозг буквально кипел от неразрешимости этой задачи.

Вечерами он сидел в своей девятиметровой комнате, вырезал из дерева очередную птичку или мышку, размышлял и не видел выхода. С его инженерным образованием по специальности идти было совершенно некуда. Вокруг требовались курьеры и продавцы. Зарплаты мизерные. Тут бы концы с концами свести, а хотелось большего.

В начале девяностых рынок был абсолютно не насыщен. Кругом царствовал тотальный дефицит и зарождалось предпринимательство – так это теперь называлось, хоть всю жизнь это было не более чем спекуляцией и преследовалось по закону. Появилась масса «челноков», как правило, ими становились женщины – мужики в это непростое время пребывали в состоянии некоторой рассеянности. Однако семьи нужно было кормить, и женщины, подставив плечо, найдя друг друга на бесчисленных, ставших стихийными рынках, объединились. Ездили, летали, привозили, продавали – и уезжали за новой партией. На товар накручивали 200–300 процентов и перепродавали его по всей стране. Это был прибыльный, но очень тяжёлый и рискованный бизнес. До сих пор преклоняюсь перед женщинами, которые им занимались.

В 1992 году отменили ценообразование на продукты, что породило новую волну посредников. Они пошли другим путём. Посредник находил выход на руководство магазина, выяснял, какого товара там не хватает, связывался с поставщиком за границей, находил ещё магазины с такой же потребностью, брал с них предоплату, размещал заказ у поставщика, используя полученные средства для аванса. Потом получал товар, отгружал магазину и забирал вторую часть оплаты. Таким образом, удавалось зарабатывать, не имея начального капитала.

* * *

Виктор зашёл в магазин рядом с домом Лены. Это был новый модный супермаркет с никому не ясным названием – «ЛМ-сервис». Может быть, это были инициалы владельцев? История умалчивала. Хозяевами были два предприимчивых парня, они выкупили часть бывшего ателье и разместили там продовольственный магазин. Завезли большой ассортимент импортных баночек и упаковок. Все полки были уставлены консервированными сосисками, анчоусами, маслинами, экзотическими маслами, сырами и многими другими товарами, названия которых ни о чём не говорили местным жителям. Весь район ходил туда как на экскурсию, покупая по чуть-чуть чего-нибудь на пробу. Лена любила захаживать в этот магазин, ощущая там принадлежность к чему-то более высокому, чем окружающая действительность. Виктор хотел купить ей что-то к чаю, выбрал испанский апельсиновый джем в маленькой, почти игрушечной баночке, которая стоила как килограмм хорошей говяжьей вырезки. Купил, надо сказать, на последние деньги. Он так рассчитывал на доход от этой сделки, уже всё было обговорено. А тут опять такой облом…

Как правило, знаковые встречи и изменения в нашей жизни происходят тогда, когда ты ждёшь этого меньше всего.

Редко бывает так, что ты такой весь готовый, напомаженный, в костюме идёшь и знаешь: вот оно, сейчас случится! Мы ждём, ищем, надеемся, набиваем шишки, приобретаем опыт и хорошо ещё, если делаем выводы.

* * *

На последнем курсе и после института Витя хватался за любую возможность заработать, но всё было не то. С места он не сдвигался, капиталами не обрастал. Его копейки добавлялись к родительским, и их еле хватало на продукты.

Как-то утром он выскочил из подъезда, уже опаздывал на очередную подработку. Была зима, дворы почти не чистили. Возле дома стояла машина, вокруг неё бегал новый сосед с их лестничной площадки – он буквально пару недель назад снял квартиру и недавно заходил узнать телефон ЖЭКа. Машина плотно застряла в сугробе и буксовала, извергая из-под колёс фонтаны снега почище снегоуборщика.

– Брат, подсоби, толкани машину, не справлюсь никак! – крикнул сосед проходившему мимо Вите.

Вечером того же дня Виктор зашёл к Роме – так звали соседа – домой. Посидели за чашечкой чего покрепче, пообщались – так и началась их дружба, а потом и совместный бизнес.

Роман был старше на десять лет. Приехал в Москву из Вильнюса, где у его родителей ещё в советские времена были налажены связи по поставкам продуктов в местные лавочки. Оттуда и опыт. Рома быстро встроился в новую систему рыночных отношений и уже успешно привозил и реализовывал партии кофе и бакалеи из Германии. Хотел расширяться. Поскольку сам в Москве недавно, мало кого знал, а помощник нужен, предложил Вите попробовать работать вместе.

– Только давай сразу договоримся: никаких «нет» я слышать не хочу. Работаем вместе, делаем каждый всё, что нужно для общего дела.

* * *

Виктор открыл квартиру своими ключами, не хотел звонить – вдруг Лена занята, а он помешает. Она уже несколько месяцев не работала. Сидела дома, преимущественно болтала с подругами или проходила очередную часть «Принца Персии» на компьютере. В такие моменты её лучше было вообще не трогать – она была там, в виртуальном мире. Убираться в маленькой квартирке хозяйке тоже было недосуг, поэтому везде лежали какие-то коробки, висели вещи прошлого сезона, дожидавшиеся смены времени года, чтобы снова стать актуальными.

Витя разделся и тихо прошёл на крошечную кухню. Из второй комнаты, гордо именуемой «залом», слышался голос Лены, она громко говорила с кем-то по телефону и не слышала, как Витя вошёл.

– Да, опять с утра уехал. Обещал сегодня денег привезти, так что завтра сможем поехать. Да, и не говори, надоел мне уже. Толку никакого от него нет. Вот у других мужики как мужики, а этот только деревяшки свои никому не нужные строгать может, недоделанный.

Витя не слышал, что отвечал Лене невидимый собеседник, а она продолжала:

– Сколько раз говорила ему: пойди устройся на нормальную работу, а он вцепился в этого Ромку бесполезного, такого же неудачника, и держится за него, оба на дно идут. Думаю, что хватит с меня, нужно завязывать с этим идиотом.

Лена с увлечением объясняла кому-то всю его, Витину, никчёмность и ненужность в её жизни и в этом доме.

Он аккуратно достал из кармана баночку с апельсиновым джемом, поставил её на кухонный стол, освободив место среди грязных чашек с засохшим чаем и немытых тарелок, зашёл в соседнюю комнату, служившую им спальней и его мастерской, где иногда вечерами он отдавался своей страсти – резьбе по дереву, сложил в чемоданчик свои нехитрые стамески и ножички, пару новых заготовок, книгу по резьбе, подаренную ему ещё в школе Павлом Петровичем. Пока собирал свои немногочисленные вещи, попалась под руку игрушка со школьного конкурса – «Перевёртыш». Он сблизил палочки, и фигурка человечка послушно заскользила вверх, сменялись эмоции на его маленьком сморщенном личике. Достигнув вершины, он задорно глянул на Витю вырезанной им же когда-то давно улыбкой, словно подмигивая и говоря: «Держись, всё будет!» Вот бы и в жизни так было: перекувыркнулся – и всё по-другому, всё так, как ты хотел.