Czytaj książkę: «Василий Храбрый», strona 3

– Покусал ли тебя этот проклятый волк? – с тревогой спросил вскочивший на ноги князь Федор, глядя на усталого Ногая.

– Нет ни раны, ни царапины, сынок, – улыбнулся, вставая с помощью русского князя, Ногай. – Он только меня малость придушил. До глотки добирался…Вот какая получилась охота! Если бы не ты, мой любимый зять, мне бы не жить! Этого я тебе никогда не забуду, сынок! Все тебе подарю, ничего не пожалею! А слуг и рабов, которые оставили меня наедине с диким зверем, я строго и безжалостно накажу!

ГЛАВА 5
ГОСТЬ КАРАЧЕВСКОГО КНЯЗЯ

Карачевский князь Мстислав возвращался с охоты, улыбаясь от удовольствия: наконец-то его славные дружинники затравили матерого медведя! Едва ли не целый год охотился князь со своими людьми за лютым зверем, повадившимся похищать скот у крестьян окрестных сел. Последние сами не могли выследить хищника и не раз обращались к княжеским людям с просьбами о помощи.

Князь Мстислав Михайлович был заядлым охотником. Узнав о бедствиях своих удельных крестьян, он принял все меры, чтобы найти и убить опасного хищника. Однако его опытные охотники все никак не могли выследить медведя. Помогли крестьянские девушки, ходившие в лес по малину. Там, в зарослях малинника, они натолкнулись на огромного бурого зверя. Занятый поеданием малины, медведь даже не обратил внимания на напуганных девушек, и они благополучно убежали в свою деревню. Крестьяне сначала хотели сами пойти на медведя, но деревенский староста запретил им охоту и отправился к князю Мстиславу. – Нельзя обижать пресветлого князя, – говорил он. – Еще раньше княжеские люди предупреждали, что наш славный господин хочет сам добыть этого медведя и приказал сразу же сообщить ему, если удастся узнать, где этот зверь обретается.

Князь лично принял деревенского старосту Серпилу Ямовича, с радостью его выслушал и даже преподнес старику через своего слугу целый десяток морток! – Если это подтвердится, – весело сказал князь, – тогда награжу тебя более щедро! – И он стал быстро собираться на охоту.

– Береги себя, княже, – говорил ему встревоженный тесть, боярин Вершила Силович. – Эта охота не баловство, но дело опасное: медведь – не зайчишка и даже не вепрь! Вспомни покойного князя Андрея Всеволодыча: он принял смерть от проклятого медведя! А у тебя молодая жена, моя любимая дочь, того и гляди, родит тебе дитя: уже на сносях! Зачем так пугать свою супругу?

– Не бойся, Вершила Силич, – весело сказал князь Мстислав, – я хорошо помню историю с моим черниговским дядюшкой. Этого не случится! Я не полезу на рожон! У меня есть опытные медвежатники. Я буду только управлять ими и смотреть на их охоту!

– Но ведь не удержишься, батюшка, – пробормотал, прижав руку к сердцу, боярин Вершила. – Я знаю, какой ты страстный охотник!

Однако князь Мстислав поступил разумно. Когда его люди окружили в малиннике матерого зверя, он не стал сам нападать на хищника, но позволил им не только выманить разъяренного медведя на полянку, но и уложить его на землю рогатинами. Княжеские охотники так ловко прижали ревущего зверя, что Мстиславу Михайловичу оставалось только довершить успешную охоту точным ударом. Карачевский князь не заставил себя долго ждать, приблизился к медведю, поднял рогатину и вонзил ее острие прямо в сердце огромного зверя.

Медведь дико взвыл, рванулся, но тут же обмяк и забился в агонии.

– Катите сюда телегу! – крикнул, ликуя, князь Мстислав. – И скорее кладите на нее этого медведя! Да так, чтобы все видели это чудище и радовались! Пусть знают крестьяне-смерды о такой удаче: я враз избавил их от скотской напасти! Надо дополнительно наградить старосту Серпилу, чтобы и впредь сообщали мне в Карачев, если узнают о новом звере!

Княжеские дружинники-охотники вошли в Карачев, как победители. Горожане сбегались со всех сторон, разглядывая убитого зверя. – Вот какой наш князь! – восхищались они. – Уложил такого престрашного зверя! Слава князю Мстиславу!

– Слава! Слава! – неслось по всему городу. Гордый карачевский князь в сопровождении своего сына Святослава-Пантелея, который тоже принимал участие в охоте и даже держал лютого зверя своей рогатиной, въехал в княжеский терем.

– Радуйся, славный князь! – встретил его тесть. – Тебе привалило счастье!

– Благодарю, Вершила Силич! – весело сказал князь Мстислав. – Смотри же на мое счастье: такого медведя завалили! За всю жизнь не было такой удачи!

– Это одно счастье, княже, – рассмеялся карачевский боярин, – но тебя уже ждет другое: моя дочь и твоя молодая супруга, благодаря нашим молитвам и благословению отца Иллариона, только что родила тебе хорошего, крепкого сына! Радуйся, князь, своему славному и красивому сыну!

– Вот это радость! – вскричал Мстислав Михайлович. – Какое мне утешение на старости! Да еще сын! Вот порадовала меня супруга моя сладкая! Где же она, моя любимая? Пойду и погляжу на нее!

– Наша молодая матушка еще отдыхает, – сказал князю стоявший у дверей княжеской опочивальни дворецкий. – Не надо ее беспокоить…

– Ну, тогда пусть себе почивает моя славная ладушка, – весело сказал князь и хлопнул в ладоши. – Эй, слуги! Готовьте же быстрей великий пир! И тащите мои лучшие меды из моих погребов! Ставьте на столы и греческие вина! Чтобы всем моим верным людям хватило яств: и боярам, и дружинникам, и служителям нашей святой церкви!

– Все так и сделаем, славный князь! – громко сказал прибежавший на княжеский окрик огнищанин Яромир Твердилович. – Пусть же сначала будет веселый пир для одних знатных людей. А завтра мы тебя, как надо, порадуем, и всех твоих людей, и дружинников повеселим да попотчуем отборными яствами!

– Пусть так и будет! – кивнул головой князь Мстислав. – А малое застолье готово?

– Готово, славный князь, – сказал с уверенностью огнищанин. – Не беспокойся, иди в трапезную. Мы давно тебя ждем с медвежьей охоты и не сомневаемся, что ты будешь, как всегда, удачлив! Не было такого, чтобы ты, пресветлый князь, пришел с пустыми руками!

– Тогда позаботься, Яромир, – молвил довольный князь Мстислав, – чтобы этого огромного медведя подали к завтрашнему столу. Пусть наши люди разделают эту тушу и хорошо приготовят лучшие куски! Мой пиршественный стол славится далеко вокруг! Не забудь об этом! Понял?

– Понял, князь батюшка. Все сделаю для достойного пира! Лишь бы хватило времени…

– Ну, тогда иди, Яромир, с Господом!

На следующий день в большой трапезной князя Мстислава состоялся богатый пир. Как было принято у карачевского князя, пиршественные столы установили так, что за длинным большим столом, стоявшим вдоль стены, сидели, в пространстве между столом и стеной, самые знатные лица: князь с супругой, по правую руку от князя – его сын Святослав-Пантелей со своим сыном Василием и дружинниками, по левую руку молодой княгини – ее отец, боярин Вершила Силович, и старшие дружинники князя Мстислава. К самым краям княжеского стола вертикально примыкали два таких же по величине стола для остальных гостей – бояр, дружинников, православных священников.

Князь Мстислав, несмотря на то, что постоянно советовался со своим духовником и главным пастырем православных храмов Карачева Илларионом, за пиршественным столом несколько отдалялся от него, чувствуя во время хмельной пирушки некоторую скованность и укоризненные взгляды священника.

Молодая княгиня, которую «перекрестили» еще накануне свадьбы, дав ей новое имя – Елена – недолго пребывала на застолье. Отдав дань уважения мужу и его приближенным, отпив лишь для видимости из большой винной братины глоток сладкого хмельного меда, она удалилась в свои покои, сославшись на слабость. С уходом княгини пировавшие оживились. Теперь за столами совсем не было женщин.

– Слава! – кричали княжеские дружинники, когда большая серебряная братина опустела, и они начали пить хмельные меды из бокалов, которые стояли перед каждым гостем. После того, как бокалы пустели, молодые княжеские слуги бойко подбегали к столам и вновь наливали из кувшинов очередную порцию напитка. То тут, то там клонились на столы буйные головы княжеских дружинников. Бояре же вели себя скромнее: опорожнив два-три бокала, они степенно пережевывали большие куски жареного и тушеного мяса, соленые овощи или грибы.

– Как же ты назовешь своего сына, великий князь? – неожиданно спросил после очередной здравицы громко, на всю трапезную, княжеский тесть Вершила. – Может, в честь святых или каких-нибудь славных воинов?

– Хотелось бы в честь славных воинов! – ответил громким голосом князь Мстислав. – Пусть мой сын растет великим воином на славу карачевской земли!

– Это неверно, сын мой! – возмутился вставший из-за стола священник Илларион. – Славных воинов немало на русской земле, а вот святых, особенно на нашей карачевской земле, почти нет. Надо бы заглянуть в святцы и подыскать хорошее имя!

– Пусть твой сын носит имя славного царя Александра, покорившего весь Божий мир своими победами! – возразил княжеский воевода Микула Славович. – Тогда мы будем знать, что твой прекрасный сын станет защитником карачевской земли!

– Это слишком известное имя! – поморщился князь Мстислав. – Так часто называют суздальских князей. Но от этого не изменился Божий свет. Мало того, все мы видим, что суздальские земли постоянно подвергаются набегам татар, обидам и унижениям. Зачем нам такая позорная и порочная судьба? И я не вижу славы в именах греческих царей, которые уже не одно столетие пребывают в позоре и бедности! Нам надо имя какого-нибудь прославленного победителя греков…Но мы таких имен не знаем…

– Как это не знаем, славный князь?! – неожиданно вскричал молодой священник Феофан, сидевший в самом конце пиршественного стола, за княжескими боярами. – Всем известно, что те греки были побиты славными римлянами! И были ими покорены: вошли на века в состав Римской империи! Пусть же будет имя твоему сыну – «Август» или «Тит» или славный «Адриан»!

– Вот это – настоящие имена! – улыбнулся Мстислав Михайлович. – Пусть же так и будет! Как-то некрасиво «Августом», но вот «Титом«…Это – хорошее имя! Такое как бы тихое, но грозное! Надо назвать моего сына «Титом», чтобы не гремел на весь мир как греческий царь Александр, или его покойный суздальский тезка, а на деле прославлял и защищал наш Карачев и удельные земли!

Княжеский сын Святослав-Пантелей опустил голову. Отцовские слова поразили его в самое сердце. – Батюшка уже не видит во мне наследника! – подумал он. – Полюбил эту презренную боярскую дочь и совсем забыл мою покойную матушку! Однако же Господь не даст ему так много лет! – Он почесал свой седеющий затылок. – Если не я, так мой сын Василий добьется города и удела. Так не получится, чтобы сын славной княгини уступил свой «стол» сыну боярской дочери. – И он успокоился.

Сын же его, княжич Василий Святославович, только радовался. – Вот так дед! – весело говорил он. – Какой он крепкий и мудрый! Заимел сына от прекрасной девицы! Слава моему великому дедушке! – закричал он, подскочив из-за стола. – Многих ему лет и еще сыновей!

– Слава! – дружно подхватили пировавшие.

В это время в пиршественную залу быстро вошел княжеский слуга, стоявший все время пира в простенке и остро завидовавший княжеским сотрапезникам. Пройдя между столами через обширное пространство, предназначенное для приема князем гостей, а также для размещения музыкантов и танцев со специально обученными для увеселения князя девушками, он поклонился Мстиславу Михайловичу и попросил «слово молвить».

– Говори же, мой верный слуга, – сказал слегка захмелевший хозяин пира. – Что там случилось?

– Батюшка князь, – быстро промолвил слуга, – только что сюда приехал посланник великого князя Александра Смоленского, его сын Василий, с двумя десятками воинов!

– Это – добрый знак! – улыбнулся князь Мстислав. – Как хорошо получилось! Как-будто молодой княжич Василий знал о нашем достойном празднестве! Пусть же идет сюда и с нами порадуется моему счастью! Было бы неплохо, если бы смоленские князья стали нашими верными друзьями. Проси же сюда княжича Василия с его лучшими людьми, а прочим подай меду, вина и кушаний во дворе, с простыми людьми.

Слуга побежал в простенок. Вслед за ним в трапезную вошел высокий, одетый в легкую красную мантию с летней, подбитой мехом светлой куницы шапкой на голове, молодой мужчина. Его пронзительные темно-синие глаза смотрели весело и приветливо, но богатая одежда и небольшая, аккуратно подстриженная русая бородка, выдавали в нем князя. Вслед за ним шли два рослых, но на голову уступавших князю, богато одетых дружинника в кольчугах.

Князь Василий прошел между скамьями и приблизился к князю Мстиславу. – Здравствуй, славный князь Мстислав Михалыч! – сказал он. – Поздравляю тебя с рождением сына! Желаю тебе и твоему сыну крепкого здоровья и счастья!

– Благодарю, сынок, за теплые слова! – улыбнулся князь Мстислав. – Рад тебя видеть! И еще больше был бы рад, если бы ты приехал со своим батюшкой, Александром Глебычем! Ты уже князь или пока еще княжич?

– Я уже давно князь…С того времени, как меня батюшка женил! Прошло уже полтора десятка лет…Вот только мой удел невелик. Одна Смядынь с княжеским двором под Смоленском. Когда мой батюшка сел в Смоленске, он отдал мне свое смядынское поместье, чтобы я был князем не только по женитьбе, но и по земле!

– Ну, что ж, и это неплохо, молодой князь! – весело сказал карачевский князь. – А теперь садись за пиршественный стол под мою левую руку. А потом и поговорим о деле и жизни…И посади своих людей среди моих бояр. Пусть снимут свои тяжелые кольчуги: сейчас такая жара!

Князь Василий со своими людьми вышел из межстольного пространства, и все уселись на предложенные места. Пришлось карачевской знати немного потесниться. С неохотой подвинулся на шаг ниже боярин Вершила.

Еще не один тост произнесли княжеские бояре, дружинники и смоленские гости. Когда же все вдоволь наелись и напились, князь завел неторопливый разговор со смоленским посланником, который, поддерживая беседу и поддавшись обаянию гостеприимного хозяина, некоторое время покачивал головой, выслушивая слова житейской мудрости, а потом неожиданно быстро перешел к делу.

– Меня прислал к тебе батюшка, князь Мстислав, – молвил князь Василий, воспользовавшись недолгой речевой паузой хозяина, – по очень важному делу! Наши дела очень плохи…Теперь ведь в Сарае сидит новый царь Тохтэ…

– Неужели? – встрепенулся Мстислав Карачевский.

– Да, батюшка, – тихо сказал, стараясь как можно ближе придвинуться к старому князю, Василий Александрович. Поняв движение гостя, князь Мстислав быстро пересел на пустевшее место молодой княгини и приблизил к нему свою голову. Молодой князь подробно пересказал ему все последние события, известные ему, и сообщил о своей поездке в Орду.

– Неужели ты осмелился сказать такое о царе Ногае? – перебил его с восхищением карачевский князь. – Как же себя повел молодой царь Тохтэ? Небось, рассердился?

– Не только не рассердился, – улыбнулся князь Василий, – но даже назвал меня «Храбрым»! Это значит, что молодой царь недоволен дружбой с жестоким Ногаем! Неужели в Орде будет новая смута?

– Вот так беда! – воскликнул, подняв вверх руки, князь Мстислав. – Не готовится ли татарский набег на наши земли?

– Чтобы этого не случилось, – кивнул головой князь Василий, – нам всем, русским князьям, надо оказать бескорыстную помощь молодому царю Тохтэ! Нам будет очень плохо, если злобный Ногай одолеет Тохтэ!

– Однако мы исправно платим «выход» этому Ногаю, – покачал головой князь Мстислав, – еще со времен моего покойного брата Романа. И теперь люди князя Олега продолжают возить наше серебро и меха в Ногаево кочевье. Зачем Ногаю на нас гневаться?

– На это не надейся, славный князь, – усмехнулся Василий Смоленский. – Он отдает стольный Чернигов своему зятю Федору Черному, злобному дяде моего батюшки! Разве ты не знаешь об этом? Неужели ты хочешь подставить свой удел под каблук этого злодея, полутатарина?

– Не хотелось бы этого, – пробормотал князь Мстислав. – Мне известно, как этот князь Федор водил свои полки вместе с татарами на русские и суздальские земли. Он не пожалеет моего славного Карачева! Я против того, чтобы князь Федор владел Черниговом! Но разве нас поддержит в этом молодой царь Тохтэ? А не получится, что придется воевать с двумя царями?

– Нет, батюшка, – решительно сказал Василий Александрович. – Царь Тохтэ прямо дал нам понять, что он не будет поддерживать Ногая против моего батюшки и великого черниговского князя Олега Романыча.

– Тогда все ясно, – склонил голову в думе князь Мстислав. – Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Вот тебе моя рука, держи ее крепко: если тебе или твоему батюшке будет нужна моя помощь, мои славные полки всегда готовы! Костьми ляжем, но Смоленска не предадим! Договорись об этом и с моим племянником, Олегом Брянским!

– Благодарю, славный князь! – весело сказал князь Василий и встал из-за стола. – За дружбу и вечную любовь между великим Смоленском и славным Карачевом! – Он поднял бокал и взмахнул рукой. – Слава единству Смоленска и Карачева!

– Слава! – заорали изо всех сил захмелевшие гости. – Слава великим князьям Александру и Мстиславу!

Сразу же после этого тоста по знаку князя Мстислава в пространство между пиршественными столами вбежали княжеские музыканты.

Забренчали гусли, цимбалы, загудели дудки и гудки. Звуки веселой музыки заполонили трапезную, вызывая улыбки и прилив сил у пировавших и тут же, как по мановению волшебной палочки, перед мужской публикой предстали прекрасные, одетые в пестрые сарафаны, девушки.

– Прощай же, княже! – сказал своим густым басом вставший из-за стола священник Илларион. – Благословляю твою трапезу, но бесовские игры смотреть не буду!

Тут же встали и прочие священники, пировавшие вместе со всеми. Перекрестив застолье, они удалились со скорбью во взглядах.

– Пусть себе уходят! – усмехнулся князь Мстислав, приблизившись к уху смоленского гостя. – Ну, как тебе мои прелестницы, сынок? Хороши?

– Хороши твои красавицы, княже, – сказал, потупив взор, князь Василий. – Однако же они, увы, не для нас!

– Это еще почему? – сдвинул брови князь Мстислав. – Ты хранишь верность своей супруге, сынок? Боишься разрушить любимую семью, обидеть детей?

– Нет, княже, – покачал головой Василий Александрович. – Моя супруга меня не устраивает: мои дети рождаются хилыми и каждый год умирают! Поэтому у меня нет ни детей, ни любимой жены! Моя супруга очень сварлива и неласкова! Зачем хранить ей верность? Вот если бы меня полюбила хотя бы одна из твоих славных прелестниц!

– Ну, это дело нетрудное! – улыбнулся довольный князь Мстислав. – Это мы запросто решим! Выбирай, какая из красавиц тебе больше всех по душе!

– Да вон та, богатая телом, – показал рукой на девушку князь Василий. – Да, да, она самая! Какая красота: какие пышные груди, а зад, ну, словно бы у моей кобылы! Вот бы с такой полежать!

– Это Зорька, – пробормотал про себя Мстислав Карачевский, – зазноба моего сына Святослава…Однако, что поделаешь, если уже пообещал…Ладно, сынок, – сказал он громко своему смоленскому гостю. – Эта девица будет твоей на столько дней, сколько пожелаешь. Поживи у меня подольше и познай, как надо, эту сдобную девицу!

Князь Василий улыбнулся, опрокинул еще один серебряный кубок, на сей раз с греческим вином, и вскоре забыл слова гостеприимного карачевского князя.

Много еще было сказано добрых слов в адрес хозяина пиршества, его наследника и молодой супруги. И каждый раз пировавшие опрокидывали бокал за бокалом…

Когда князь Василий добрался с помощью слуг карачевского князя до опочивальни, он едва уже держался на ногах.

– Милый князь, – услышал он вдруг рядом мягкий и теплый женский голос, исходивший из глубины большой пуховой постели и очнулся от пьяного забытья: возле него лежала теплая и такая желанная карачевская девушка. – Ты не хотел бы меня познать?

– Ты – Зорька – вскричал, задрожав от волнения, смоленский князь, – или обманчивое видение?!

– Я – Зорька, славный князь, – тихо сказала девушка. – Иди же ко мне, мой сердечный друг!

– Лада моя сладкая! – зашептал, потеряв голос, князь и быстро, не ожидая больше слов карачевской красавицы, буквально набросился на нее, сгорая от страсти.

В это же время наследник карачевского князя Святослав-Пантелей лежал один в своей большой постели. Он не спал со своей женой уже несколько лет, с того самого времени, как она родила ему сына и заболела какой-то женской болезнью, отвергнув супруга.

– Даже Зорьку у меня отняли, ироды, – думал, скрипя зубами, князь Святослав. – Нет моей душе утешения! Тогда супруга от меня отреклась с поповского благословения…А вот теперь мой батюшка отдал мою усладу тому удачливому молодому князю…Я так теперь ненавижу этого князя Василия Смоленского! Вот только умрет мой батюшка…, – с этими словами седовласый князь Святослав затих на своем мягком одиноком ложе, погрузившись в тяжелый неутешительный сон.