Cytaty z książki «Время секонд хэнд», strona 3
Я все знаю про людей, знаю больше, чем хотелось бы.
Нас воспитывали как молодых воинов в древней Спарте: если Родина прикажет, на ежа сядем.
Тридцать седьмой год… Два старых большевика в камере. Один говорит: «Нет, не доживем мы до коммунизма, но наши дети…». Второй: «Бедные наши дети!».
«Я купил три газеты и в каждой своя правда. Где же настоящая правда? Раньше прочитаешь утром газету “Правда” – и все знаешь. Все понимаешь».
Что-то не так с миром, в котором мы живём. Как в том анекдоте: люди-то у нас добрые, а народ злой.
Ну еще двадцать… пятьдесят лет пройдет… и затопчут все во прах, как будто нас и не было. Останутся две строчки в учебнике истории. Абзац. Уже мода на Солженицына проходит и на историю по Солженицыну. Раньше за «Архипелаг ГУЛаг» сажали в тюрьму. Читали тайком, перепечатывали на машинке, переписывали от руки. Я верила… верила, что если тысячи людей прочтут, то все переменится. Придет покаяние, будут слезы. А что вышло? Все, что писали в стол, напечатали, все, что тайно думали, сказали. И?! Лежат эти книги на книжных развалах, пылятся. А люди бегут мимо…
«Кто-то точно заметил: за пять лет в России может поменяться все, а за двести – ничего.»
Социализм кончился. А мы остались.Жертва и палач одинаково отвратительны, и урок лагеря в том, что это братство в падении. Давид Руссе. Дни нашей смерти.Во всяком случае, нам надо поинить, что за победу зла в мире в первую очередь отвечают не его слепые исполнители, а духовно зрячие служители добра.
Ф. Степун. Бывшее и несбывшееся.Мы прощаемся с советским временем. С той нашей жизнью. Я пытаюсь честно выслушать всех участников социалистической драмы...
У коммунизма был безумный план-переделать старого человека, ветхого Адама. И это получилось... может быть, единственное, что получилось. За 70 с лишним лет в лаборатории марксизма-ленинизма вывели отдельный человеческий тип-homo soveticus. Одни считают, что это трагический персонаж, другие называют его совком.
Мы полны ненависти и предрассудков.Все оттуда, где был Гулаг и страшная война. Коллективизация, раскулачивание, переселение народов.
Это был социализм, и это была просто наша жизнь. Тогда мы мало о ней говорили. А теперь, когда мир необратимо изменился, всем стала интересна та наша жизнь. Пишу, разыскиваю по крупицам, по крохам историю домашнего. ..внутреннего социализма. То, как он жил в человеческой душе.
Человек хочет просто жить, без великой идеи. Такого никогда не было в русской жизни, этого не знает и русская литература. В общем-то мы военные люди. Или воевали или готовились к войне. Никогда не жили иначе. Отсюда военная психология. И в мирной жизни все было по-военному. .. Человек не замечал своего рабства, он даже любил свое рабство. .. В 1991 году было счастливое время! Мы верили, что завтра, буквально завтра начнется свобода. Начнется из ничего, из наших желаний.
Нам казалось, что свобода-это очень просто. Прошло немного времени, и мы сами согнулись под ее бременем, потому что никто не учил нас свободе. Учили только, как умирать за свободу.
И вот она. Такую ли мы ее ждали? Мы были готовы умереть за свои идеалы. Драться в бою. А началась чеховская жизнь. Без истории. Рухнули все ценности, кроме ценности жизни. Жизни вообще.
Свобода оказалась реабилитацией мещанства, Свободой его величества потребления.Тоска об идеале осталась...Я описываю не идею как таковую, а метафизическую трагедию человеческой жизни, которая оказалась в этих жерновах.
Большинство простых людей все,что произошло после развала С.Союза, воспринимают как огромную несправедливость. Люди не отрицают жестокости Сталина,репрессий, но они говорят,что советская власть была справедливей к простому человеку,что человек с деньгами не был так нагл,как сегодняшние капиталисты. Была утрата человека доброго,с
какой-общей жизнью,равной, с опекой государства.Мне хотелось организовать весь этот хаос. Общество распалось,атомизировалось, множество разных идей работает на этом пространстве.Моя задача была выбрать главные направления жизненных энергетических потоков и как-то оформить их словесно,сделать это искусством.Мне хотелось,чтобы каждый прокричал свою правду.У меня все говорят-и палачи и жертвы
– Была великая страна с очередью за туалетной бумагой… Я хорошо помню, как пахли советские столовые и советские магазины.
А теперь о палачах… Обыкновенных, не страшных… Донес на папу наш сосед… дядя Юра… Из-за пустяка, как говорила мама. Мне было семь лет. Дядя Юра брал на рыбалку своих ребятишек и меня, катал на лошади. Чинил наш забор. Понимаете, совсем другой портрет палача получается – обыкновенный человек, даже хороший… Нормальный… Арестовали папу и через несколько месяцев забрали папиного брата. При Ельцине мне дали его дело, там лежало несколько доносов, один написала тетя Оля… Племянница… Красивая женщина, веселая… Хорошо пела… Она уже была старая, я спросил: “Тетя Оля, расскажи о тридцать седьмом годе…” – “Это был самый счастливый год в моей жизни. Я была влюблена”, – ответила она мне… Папин брат не вернулся домой. Пропал. В тюрьме или в лагере – неизвестно. Мне было трудно, но я все-таки задал вопрос, который меня мучил: “Тетя Оля, зачем ты это сделала?” – “Где ты видел честного человека в сталинское время?” (Молчит.) А еще был дядя Павел, который служил в Сибири в войсках НКВД… Понимаете, не существует химически чистого зла… Это не только Сталин и Берия… Это и дядя Юра, и красивая тетя Оля…»
