Глава 1. День Знаний
Это было обычное серое утро, как и десять предыдущих таких же дождливых и унылых первых дней учебы. Причем грусть наводила вообще не погода. Дождь как раз я очень люблю, ведь есть в этих слезах неба грустная и загадочная романтика. Мне кажется, что я могу часами сидеть и смотреть в окно, на стекле которого миллионы рассыпанных брызг. Они, как кристаллы бриллиантов, застывают на мгновение, а потом быстро-быстро стекают ручьями вниз. Их жизнь коротка и стремительна, почти как и наша. Но что-то я ушла в философию, а ведь рассуждала про сегодняшний абсолютно не романтичный день. Первое сентября мне кажется унылым, потому что это прощание с летом: моей маленькой, но такой счастливой жизнью.
Вот всегда было интересно, кто назвал День Знаний праздником? Праздник – это когда все веселятся, ждут его, готовятся. Новый год, например. У людей радостное, замечательное настроение и улыбки. А тут по дороге в школу как насмотришься на испуганные лица первоклашек да на сонные моськи старшеклассников, ненавидящих весь мир, так и идти никуда не захочется.
Но, пожалуй, хватит о грустном! Конечно же, и в этом дне есть свои плюсы. Например, встреча с одноклассниками. Особенно с моей лучшей подругой Ниной. Мы не виделись все лето, и мне очень много ей нужно рассказать! При мысли об этом у меня резко улучшилось настроение, и я пошла на свой последний школьный День Знаний.
Глава 2. Письмо с угрозой
Школьный двор был заполнен детворой. Малышня носилась друг за другом с таким визгом, что уши сворачивались в трубочку. Да, узнаю свою школу. Теперь я даже не понимаю, как жила без всего этого целых три месяца. Пройдя двор, я зашла в школу и направилась прямиком в кабинет нашего класса. Проходя по длинным и витиеватым коридорам, я стала вспоминать все, что происходило здесь со мной за последние десять лет, и от грусти защемило сердце. А вот и дверь в класс, из которого до меня доносился звонкий смех одноклассников и голос нашего местного заводилы – Макса Лихоимова. Распахнув дверь, я увидела, что все уже в сборе, столпились вокруг Максима, который, как обычно, травил байки про свое отпадное лето. Я искала глазами подругу и никак не могла найти, но вдруг взгляд упал на самую дальнюю парту. Там сидела Ниной спиной ко всем. И это моя подруга? Которая всегда была первая во всех тусовках класса? Тут явно что-то не так, и я, бросив всем короткое «привет, ребят», направилась к ней. Нина пребывала словно в какой-то прострации, теребя уже и без того изрядно потрепанный лист бумаги. Повернулась она только тогда, когда я в третий раз позвала ее, и на мой голос повернулся весь класс. Нина подскочила, схватила меня за руку и потащила в каморку нашей классной руководительницы. Подруга явно была то ли испугана, то ли очень взволнована чем-то.
– Что случилось, Нин? Ну куда ты меня притащила? Нам же влетит сейчас от нашей Клавочки! – возмутилась я.
– Агаш, это катастрофа! Мне сейчас вообще плевать, что скажет классная, – дрожащим голосом ответила Нина.
– Да что случилось?! Ты можешь мне нормально объяснить? – я начала уже выходить из себя, потому что терпеть не могла, когда Нина впадала в панику, так как становилась совершенно неадекватной и от нее нельзя было добиться ровном счетом ничего.
– Прости, Агаш, я просто никак не могу прийти в себя. В общем, этим летом со мной кое-что произошло. Мне стали приходить письма от очень навязчивого поклонника. Сначала я не придала этому никакого значения, думала, что это кто-то из друзей моего брата Витьки, но теперь мне кажется, что все намного серьезнее, – Нина просто дрожала от страха.
– Так, погоди, ты уверена, что не знакома с ним? Может быть, ты просто со страху накручиваешь себя?
Нина и правда из тех людей, которые могут надумать больше, чем есть на самом деле, чересчур уж мнительна. Мне часто приходилось охлаждать пыл ее горячей фантазии.
– Аглая, ты не понимаешь! Все намного серьезнее, чем ты можешь себе представить. Он бросает письма в мой почтовый ящик, он будто следит за мной, знает, где и с кем живу. Иногда у меня складывается ощущение, что этот человек проник в мою голову и читает мысли! Я уже целый месяц живу в страхе! Когда возвращаюсь домой, то постоянно оглядываюсь по сторонам… – тут Нина не выдержала и заплакала. Эти рыдания вырвались наружу, обрушившись как лава: резко, бурно и неудержимо.
– О, Боже, Нина! – воскликнула я, кинувшись обнимать подругу. – Ну почему же ты сразу мне не рассказала? Зачем держала в себе столько времени? Так же и с ума сойти недолго.
Как же мне было жаль бедную Нину…
– Я не хотела обсуждать эту тему по телефону, не исключено, что он прослушивает мои звонки. Он даже начал угрожать мне. Вот, прочитай его последнее письмо, – дрожащей рукой она протянула мне тот самый потрепанный лист бумаги. Только я его взяла, как тут же над нами прогремел голос классухи Клавдии Николаевны, по прозвищу Клавочка. Это довольно грузная, тучная женщина, которой абсолютно чуждо чувство стиля, и вообще, кажется, у нее была аллергия на все красивое. Но самое страшное в ней не внешний вид, а характер. Он, мягко сказать, был скверный. Собственно, поэтому ее и прозвали Клавочкой, чтобы хоть что-то в ней было ласковым.
– Я не поняла, что здесь происходит? Зубарева, Золотарева, вы что себе позволяете? – проревела Клавочка.
– П-простите, Клавдия Николаевна, – заикаясь от испуга, проблеяла Нина, – мы уже уходим, мы не нарочно, и-извините! – и, стремглав выскочив из ее каморки, мы сами не заметили, как очутились на заднем дворе школы. До начала линейки оставалось пять минут, и нам пришлось идти в актовый зал.
После торжественной линейки мы с Ниной пошли в наше тайное место. В конце коридора на первом этаже под лестницей находился маленький закуток – здесь мы еще с первого класса прятались от всех, чтобы посекретничать. Расстелив кофты на полу, мы уселись, и Нина снова протянула мне письмо. То, что там было написано, поистине заставило волосы на моей голове танцевать танго: «Милая Ни, я не хочу больше ни с кем делить тебя. Знай, с этого момента каждый, кто слишком сближается с тобой, будет мертв».
– Ну что, прочла? Теперь ты понимаешь, почему мне так страшно? – затараторила Нина. – До этого были просто какие-то глупые записки, а теперь я понимаю, что этот псих по-настоящему опасен!
– У меня нет слов! Ну слушай, мы же можем пойти в полицию с этим письмом, и пускай разбираются. Но мне почему-то кажется, что это чья-то глупая шутка. У тебя же всегда было много поклонников, они от твоей красоты все просто теряют голову.
– Кстати, хорошая идея! Мой дядя работает в полиции, правда, сейчас он в отпуске за границей, очень жаль, но мы можем и без него написать заявление.
Наверное, стоит сказать несколько слов и о Нине. Это была самая красивая девушка нашей школы. Каждый год она брала первые места в школьных конкурсах красоты. Ее голова была увенчана густой копной огненно-рыжих волос, вьющихся идеально ровными кудрями, зеленые глаза, обрамленные густыми черными ресницами, и лицо с идеальными чертами и аккуратным, слегка вздернутым носиком, который придавал ее выражению лица милейшую изюминку. В общем, было от чего терять парням рассудок. Но эта ситуация с поклонником явно выходила из-под контроля и уже не была похожа на невинное увлечение.
Я как могла пыталась успокоить подругу, но мои попытки не увенчались успехом. Нина профессионально занималась вокалом, готовилась поступать в Гнесинку, и на носу у нее был всероссийский конкурс юных вокалистов, а на почве переживаний она совсем потеряла голос. Дела были плохи, и мы решили обратиться в полицию.
Глава 3. Участок
В отделе было очень зябко. Дуло, похоже, абсолютно из всех щелей, а их, по всей видимости, было много. На посту дежурного сидел, а точнее расплылся по стулу, толстый полицейский, у которого изо рта торчала сигарета.
«Интересно, это он смелый такой или просто глупый?» – подумала я, ведь весь его внешний вид противоречил уставу, но, начав разговор с ним, поняла, что второе. Только прежде, чем я перескажу наш с ним диалог, я бы хотела продолжить описание этого человека для полной ясности происходящего. Одет он был по форме, но весьма небрежно: китель был застегнут не на все пуговицы, рукава закатаны. Как его еще не уволили? На голове сальные волосы, которые скатались, как дреды, в косички. В общем, зрелище было пренеприятное, но разговор начинать пришлось. Нина, как всегда, испугалась, и говорить стала я:
– Добрый день, товарищ полицейский. У нас тут такое дело… – начала было я.
– У нас тут у всех дела! Ха-ха-ха! – рассмеялся на весь коридор дежурный, даже не дослушав меня.
– Но у нас серьезная проблема – мою подругу преследует какой-то неизвестный. Пишет ей письма с угрозами, одно из них у нас с собой, показать?
– Письма? И это все? Девочки, угомоните свою фантазию! В детективов поиграть захотелось? Идите-ка лучше уроки учить! Какой-нибудь ухажер пошутил, а вы туда же! Не отвлекайте меня, пожалуйста, от работы своими глупостями, – он еще глубже провалился в стул, достал книжку и принялся читать.
– Нина, пошли отсюда, товарищ полицейский явно не компетентен. Будьте уверены, – обратилась я к дежурному, – мы пожалуемся вашему начальству на это хамство и бездействие. И вообще, вы обязаны принять наше заявление, – уже закричала я на весь коридор.
– Ой, напугала! И не надо тут кричать! Я вам ничем не обязан. Идите подобру-поздорову, а то оформлю сейчас быстро за хулиганство, разорались тут, – начал уже вставать и размахивать руками полицейский.
– Пошли, Нин, дурдом какой-то, – я схватила оторопевшую подругу за руку, и мы выбежали из участка.
– Вот же гад! – наконец-то заговорила Нина. – Почему он не принял наше заявление?
– Да он же неадекватный, ты разве не заметила? Забудь, мы все равно добьемся справедливости. Пошли по домам?
– Да-да, пошли, конечно, – закивала Нинка.
Дальше всю дорогу мы шли молча. Я думала о том, что же нам делать с этой ситуацией. На полицию, похоже, рассчитывать было нечего, только разве что на Нинкиного дядю, но и он неизвестно когда теперь вернется из отпуска. Нина была очень бледна, выглядела ужасно уставшей и осунувшейся. Я, честно говоря, совершенно не знала, что делать и как ей помочь, и от этого на душе становилось совсем паршиво. Бедная моя подруга, понимая и чувствуя свою беззащитность, совсем упала духом. Я решила проводить ее до дома, и, когда мы подошли к ее подъезду, она сказала, что больше не будет читать эти письма – надоело жить в страхе. Кто знает, возможно, это и правда выход. Мы попрощались и разошлись. По дороге домой моя голова была занята мыслями только о том, как бы помочь Нине хотя бы не сойти с ума от происходящего.