Czytaj książkę: «Отражение в зеркале. Роман», strona 25

 До самой темноты Андрей и Лера сидели обнявшись на скамеечке у родника, задумчиво слушая его умиротворяющее журчание. Они не сказали друг другу ни слова о любви. Что слова? В эту минуту, они не смогли бы вместить в себя все те чувства, что наполняли до краев их сердца.

И впервые за долгие годы у Андрея стало по-настоящему легко на душе.

Глава 25 Неожиданная развязка

На следующий день к завтраку позже всех вышел Андрей – сказались треволнения предыдущего дня. Оглядев присутствующих и не увидев среди них Бориса, Андрей хмыкнул:

– Борьки что, так и нет? Вчера еще должен был приехать. И не позвонил ведь, подлец! Вот что теперь думать, куда это он рванул?

– А я догадался, – хитро ухмыльнулся Алексей.

– Так поделись, прозорливец ты наш!

– Не-а. Сюрприз так сюрприз! Он может потому и не звонит.

И тут, словно по заказу, раздался звук подъезжающего автомобиля. Алексей подошел к окну.

– Так я и думал! Борис!

– Легок на помине, бродяга! – хмыкнул Андрей,

– Идут! – быстро отскочив от окна, Алексей плюхнулся на свое место у стола. Все с любопытством уставились на дверь, которая через мгновение и отворилась. В комнату вошла Зинаида, а за ней улыбаясь во весь рот, Борис, держа под мышкой какой-то плоский предмет обернутый в мешковину.

– Ай да Борька! Вот это сюрприз! – воскликнул Андрей, – Зина!

Все бросились обнимать Зинаиду, посыпались вопросы, восклицания.

– Ты как, на побывку, или срок твоего послушания закончился?

– Насовсем! Отпустили меня. Вернее, я сама.

– Ты так внезапно ушла от нас тогда… – обняла ее Анна. – Зина, я ведь ездила к тебе в монастырь, звонила, но мне было сказано, что ты…

– Отказываюсь от встреч? Ну да. Я ведь туда сбежала, чтобы никого и ничего не слышать и не видеть. Тогда… – голос ее пресекся, и после паузы она продолжила уже другим, лишенным привычного тембра голосом.

– Смерть Петра меня так подкосила, я настолько погрузилась в свое горе… Пустота, ужасная вина перед ним, а главное, невозможность ничего вернуть, исправить, едва не свели меня с ума. Да вы ведь все это видели. Пытались помочь… Но что меня могло тогда утешить… Я была глуха ко всему. Не по вере я ушла в монастырь, а от отчаяния и страха снова совершить… Я ведь полезла тогда в петлю. Дед вон знает. Он тогда меня… – она замолчала, опустила голову и закрыла лицо руками.

– Дед! – изумленно взглянул на старика Андрей, – и ты ни словом…

– А что такого, – неопределенно пожал плечами дед Серега и отвернулся, – ничего же не случилось.

– Сгоряча я тогда и решила уйти в монастырь. По правде сказать, надоумил меня сделать это Борис после того, как…

– Бо-о-о-ря! – Андрей схватился за голову.

– Что, «Боря»? Спасать надо было как-то. Вот, как мог. Получилось же. Да я и знал, что Зинаида там не сможет, вернется. Не ее это.

– И ты был прав, – взглянула на него Зинаида. – Все оказалось совсем не так, как я, в тот момент далекая и от церкви, и от настоящей веры, представляла себе.

Перед тем, как дать благословение на проживание при монастыре, игуменья долго разговаривала со мной, подробно расспрашивала о моей жизни. И выслушав, сказала: «Монастырь – это не пристанище для одиноких сердец, не способ спастись от отчаяния, которое само по себе тяжкий грех. Грусть и скорбь неизбежны на нашем земном пути. Твое отчаяние, сестра, показывает, что в душе твоей прежде господствовали самонадеянность и гордость. Вера и смирение были чужды ей. Чтобы стать монахиней, нужно не только желание. Нужно поработать простой трудницей* не менее года и за это время проверить свою твердость в намерении служить Богу. Только после этого, по решению игуменьи или Духовного собора, тебя смогут принять в число послушников обители. Но тебе, сестра, совсем не обязательно быть монахиней. Честных, порядочных людей в миру осталось мало, зачем же уменьшать их количество, уйдя в монастырь? – испытующе посмотрела она мне в глаза, – Может быть тебе лучше посвятить себя воспитанию достойных людей?».

В монастыре у меня было много времени для размышлений. Почти полгода я думала. И поняла, что постриг не для меня. Поняла, что игуменья права. Я позвонила Борису, чтобы забрал меня. И вот я здесь, и готова приступить к работе.

– Да только боюсь, что Центр мы можем потерять, а тогда… – хмуро произнес Андрей и развел руками.

– Не будь ты таким пессимистом, Андрей, не похоже это на тебя, – покачал головой Илья.

– Ну да, меня вот-вот снова упакуют за решетку, освободили ведь только потому, что сильно нужен был. Красуюсь в «Миротворце», счета заблокированы, Центр ублюдки какие-то чуть не спалили. Пессимист я, видите ли! – искоса бросил он взгляд на Илью.

– Не нагнетай, Андрей. Всем тошно.

– Да, я же вам подарок привезла! – спохватилась вдруг Зинаида. Вот, – указала она на сверток. – Боря, разверни. Специально для нашей часовни.

– Икона! – в один голос воскликнули Андрей и Дмитрий.

– Икона… Петра и Павла… – глаза Анны невольно наполнились слезами, – Зина… – растроганно произнесла она, обнимая смущенную такой реакцией Зинаиду.

– Месяца четыре тому назад, в монастырь приезжал один человек… Кстати, – повернулась она к Дмитрию он, как и ты, служил в военной разведке. Легендарная личность. Он был командиром разведгруппы. Запомнился еще и тем, что за все время службы, ни в одном разведвыходе не потерял ни единого бойца. Все возвращались не без ранений, но живыми. Егор Шахтин, знаешь его?

– Как же, слыхал о нем.

– Тебя он, правда, не вспомнил, Дима.

– Так я с ним только один раз пересекался в Чечне, да и то мимоходом.

– После выхода в отставку он стал писать иконы. В наш монастырь также привез две из них. Поговорили мы с ним, я ему рассказала о Центре, и он специально для нашей часовни написал эту икону. Только вчера смог ее передать, мы потому и задержались.

– Зина, Борис, да вы хоть поешьте чуток с дороги, а то ведь разговорами сыт не будешь. Наговоритесь еще, – пододвинул еду к ним поближе дед Серега. – Зина, да ты же еще не знаешь какая радость у меня! Вот он, сынок мой, обнял старик Павла. Жив!

Павел улыбнулся и кивнул Зинаиде.

В это время раздался звонок.

– Кто бы это мог быть? – пробормотал Андрей и, не ожидая уже ничего хорошего, хмуро ответил: – Слушаю.

– Доктор Коваленко? – спросил его приятный женский голос.

– Да.

– С вами сейчас будет говорить заместитель министра Антонов Николай Степанович.

Андрей был человеком деликатным и воспитанным и в другом случае он ни за что не позволил бы себе поступить подобным образом. Но сейчас, поняв, что разговор этот будет касаться их всех, поколебавшись, все-таки нажал кнопку громкой связи. В трубке раздался щелчок, после чего все услышали голос замминистра.

– Здравствуйте, Андрей Владимирович. Еще раз хочу выразить вам свою глубочайшую благодарность за спасение моего сына.

– Спасибо, Николай Степанович. Но будь на месте вашего сына любой другой солдат, и я, и мои коллеги поступили бы точно так же.

– И так же рисковали бы своей жизнью?

– А разве можно представить другую ситуацию? Например, не желая рисковать, мы отказываемся. Саперы вывозят бойца в безопасное место и, положив на него тротиловую шашку, как это они сделали с извлеченной из тела вашего сына гранатой, подрывают солдата?

– Вы знали, что до вас две операционные вместе с бригадами медиков взлетели на воздух при попытке извлечь мины из тел бойцов?

– Мы это знали.

– И это вас не остановило…

Андрей ничего не ответил. В трубке повисло молчание.

– Андрей Владимирович, – после паузы голос замминистра звучал сухо и деловито, – мне доложили о ваших, – он замялся, – гм… затруднениях. Хочу сообщить, что главное из них уже разрешилось. Ваш Центр служит благородным целям, он должен и будет продолжать дальше свою работу. Кроме того, для его развития вам будут выделены дополнительно к зарубежным грантам некоторые средства из государственного благотворительного фонда, который сейчас как раз создается. Возможно, все произойдет не так быстро, как хотелось бы, но средства будут вам выделяться на перманентной основе. С записями на сайте «Миротворец» мы тоже разберемся попозже. И со следствием. Работайте спокойно. Еще раз благодарю вас, и передайте мои слова благодарности вашей операционной бригаде. Особенно Валерии Александровне. Не всякий мужчина согласился бы так рисковать. Покорён ее мужеством! – Помолчав, голосом утратившим сухость и деловитость, он тихо добавил: – У меня ведь, Андрей Владимирович, никого больше не осталось, жену вот совсем недавно похоронил. Спасибо, что сохранили сына.

Не успел Андрей ничего ответить, как в трубке зазвучали гудки.

В комнате воцарилась тишина. Пораженные только что услышанным, все молча переглядывались друг с другом.

– Ну что, – нарушил наконец затянувшуюся паузу Илья. – Подымем стаканы, содвинем их разом?* – подняв чашку с чаем, торжественно продекламировал Илья. Помимо боевых искусств, он был страстно влюблен в поэзию, знал о ней все, любил цитировать к месту и не к месту, да и сам втайне пописывал стихи.

– «Да здравствует солнце, да скроется тьма! – не ударив лицом в грязь, продолжил Алексей. – Ну что, ура?

Радостно и оглушительно прозвучало троекратное « ура!». Испуганные громкими возгласами, из под стола молнией брызнули Грач с Фугасом и скрылись под диваном.

– Вот те раз… Животных чуть до инфаркта не довели! – расхохотался Андрей, – А мне теперь что, еще и котов оперировать, если что?

Все дружно расхохотались.

– Эх, жаль утро сейчас, а то бы как раз, по рюмашке за такое дело!

– Не торопи коней, Алеха, успеется еще.

– Ну да, «не торопи»! – Алексей состроил печальную мину, глядя на Андрея, – вы здесь вечером веселиться будете, а нам с Ильей в это время в охранном на смену заступать.

– Ничего, выдюжите, – хлопнул друга по плечу Дмитрий и оба расхохотались.

– Ну, коли наши путешественники насытились, – увидев, что Борис и Зинаида опустошили свои тарелки, – произнес Андрей, – тогда давайте-ка мы сейчас наведаемся в часовню и установим там нашу икону на положенное ей место. А потом сядем рядком, да поговорим ладком, – счастливая улыбка никак не хотела покидать лицо Андрея. – Работаем, братья!

– И сестры! – не преминул добавить Дмитрий, искоса нежно взглянув на Анну. – Работаем!

Выйдя из особняка, они двинулись по узкой тропинке к часовне. И тихим ангелом летела за ними надежда, что пройдет немного времени и старинный особняк наполнится детскими голосами, а вскоре, возможно закончится и война. Возможно…

Утреннее солнце набирало силу. Яркие лучи его отражались в цветных оконных витражах часовни, играли в струях мирно журчащего родника. И каждому казалось, что жизнь только начинается. Что сулит она? Кто знает… Ведь будущее укрыто даже от тех, кто его делает. ***

_______________

* Пушкин. Вакхическая песня.

** Трудничество – форма духовного развития, направление деятельности людей, работающих при православном храме или монастыре надобровольной и бескорыстной основе – во славу Божию.

** Анатоль Франс.

Глава 26. Вероника. Дерево вариантов и возможностей

– Да, это так, будущее укрыто даже от тех, кто его делает… – повторила Вероника заключительную фразу романа и, встав из-за стола, подошла к окну, за которым на месте бескрайнего простора полей уже высились корпуса новых многоэтажек.

– Все меняется, – с грустной улыбкой вздохнула она. – Вот и в романе, Петру, в награду за боль и тяготы войны, была уготована мною нежданная встреча, любовь, счастливая жизнь, и что же? Все так сошлось, что я вынуждена была убить главного героя. И ничего с этим поделать было невозможно – забрав однажды, война больше не отпустила его. У жизни свои законы и часто они не согласуются с нашим воображением и нашими желаниями.

Зинуля, пройдя сложный путь духовного перерождения, превратилась едва ли не в одного из самых ярких персонажей.

Андрей изначально мыслился лицом случайным, эпизодическим, однако вопреки моему желанию занял главенствующее место.

  Дмитрий, военный разведчик, вдруг раскрыл неожиданные для всех тонкие грани своей души и едва не уничтоженный войной талант незаурядного музыканта

Анна… В ее судьбе отразилась и моя, и одновременно не моя, вымышленная жизнь. Это Анна совершила в романе поступок, на который оказалась неспособна тогда, давно, в своей жизни я, Вероника. Анна спасла и утешила в смертной тоске старика, который так был похож на моего деда Евдокима, о котором много лет назад в юной жизненной круговерти так мало думала я…

Так о ком же хотелось мне рассказать? О своей героине Анне или о себе? – задала она вопрос своему отражению в зеркале. – Две судьбы в романе переплелись настолько тесно, что отделить их друг от друга вряд ли возможно. Да и нужно ли? Ведь мои герои, все без исключения, действовали так, как действовала бы и я сама в предлагаемых обстоятельствах, проживая жизнь того или иного персонажа. Каждый писатель, в конце концов, пишет и о себе, не только наделяя героев некоторыми своими качествами, но попутно открывая и в себе самом нечто новое, ранее неизведанное.

По мере написания, герои мои преображались, облекались в дух и плоть, пока вдруг судьба, уготованная для них моим воображением, совершенно не перестала согласовываться с их характерами. И они стали жить, руководствуясь своей собственной логикой, а не логикой придуманной для них мною. Да и весь сюжет перевернулся с ног на голову. Упорно не желая подчиняться первоначальному замыслу, мои персонажи дружно устроили «бунт на корабле».

Планы, планы… Разве можно предвидеть, что ждет тебя за следующим поворотом, предвидеть где, когда и как завершится твой жизненный путь?

Предвидеть… О, нет, конечно же, это невозможно. Неизбежно произойдут какие-то события, способные до основания разрушить все планы и увести тебя в совершенно непредсказуемом направлении. Так произошло с моими героями в моем романе.

Веронике подумалось, что если бы герои романа в точности следовали движению ее «дирижерской палочки», ни на шаг не отступая от предназначенного им автором пути, и дошли бы в конечном итоге до заранее предначертанной им судьбы и развязки, то роман превратился бы в неживое, мертворожденное повествование. В этой «сконструированной» истории не было бы живого дыхания жизни, а один лишь перенесенный на бумагу авторский вымысел.

– Да, герои моего романа весьма превзошли автора, – иронически хмыкнула она. – Вежливо поблагодарив за свое рождение, они отвели ему скромное место наблюдателя за тем, как ведут себя в жизни настоящие, живые люди, ежеминутно делающие свой выбор и не ведающие, что ждет их за очередным поворотом судьбы.

И вот ведь в чем дело – пока я описывала некие вводные жизненные обстоятельства своих персонажей, сюжет развивался, послушно следуя моим намерениям. Однако недолго. И причина столь недолговечного послушания была видимо в том, что следовала я именно «намерениям», а не четко продуманному плану. Не были мною спланированы заранее ни развитие действия, ни кульминация, ни развязка, ни эпилог. А ведь таковы правила.

Но правила придумывают люди, мало того, из любых правил всегда есть исключения.

К тому же, как выразилась австрийская писательница Мария Эбнер Эшенбах: «Исключения не всегда подтверждают правила – они могут предвещать другое, еще не известное правило» – усмехнулась Вероника.

«Роман – это зеркало, с которым идешь по большой дороге. Оно отражает то лазурь небосвода, то грязные лужи и ухабы» – так писал Стендаль. Но так ли это? Всегда ли правдиво отражение? Вряд ли… Ведь оно может лгать. При желании можно так расположить источник света, что отражение лица будет выглядеть прекрасным, или же напротив – уродливым. А дорога, покрытая непролазной грязью и лужами, в свете луны покажется волшебной тропой покрытой блестящими самоцветами.

Или вот хотя бы сейчас… – Вероника прошлась по комнате и вновь остановилась перед зеркалом.

– Что же я вижу здесь? – пристально вгляделась она в своего двойника, – Себя? Но тогда где же главное – мои мысли, чувства, моя душа, наконец? В зеркальном отражении передо мной лишь их обертка, пустой фантик. А где же я настоящая?

Вот и разгадка, – осенило ее, – настоящая правда, она всегда «за зеркалом»! Она внутри меня, разглядеть ее можно лишь в моих поступках и в том, как отражаются их последствия на судьбах других людей. В том числе и на моей собственной.

– Да, настоящая правда за зеркалом… – еще раз повторила она.

Вероника вдруг вспомнила, как терзался когда-то один ее близкий друг мыслью о невозможности понять себя, как настойчиво пытался разрешить извечную загадку – где же он настоящий, где заканчивается его «я» и начинается «я» другого человека.

В эту минуту ей показалось, что сейчас она как никогда близка к ответу на этот вопрос. Окинув мысленным взором судьбы своих литературных героев, она всем своим существом ощутила неразделимую связь с ними и поняла, что великое множество самых разных «я» не может существовать друг без друга. В соприкосновении этих миров рождается всё – и низменное, и великое, разгораются войны, или расцветает жизнь.

– И все это зависит от степени развития души. Так произошло и с моими литературными героями, – глядя в глаза собственному отражению, проговорила она вслух. – Вот и получается, что главная цель жизни каждого из нас – стремление к совершенству.

Ей вдруг стало понятно, отчего герои ее романа, для которых, казалось бы, заранее была предопределена дальнейшая судьба, вышли из повиновения и выбрали для себя совершенно иные пути. Нет, они не стали другими людьми, однако пройдя через множество жизненных испытаний, каждый из них раскрыл в себе неожиданные и доселе неведомые даже ему самому грани своей личности.

Каждый человек ежесекундно, ежечасно становится перед выбором – каким путем идти. И ветвятся, ветвятся варианты судеб, подобно стремящимся ввысь молодым побегам.

– Вот оно «дерево решений», как назвали бы это математики, а если говорить о человеческих судьбах – «дерево вариантов и возможностей». Подобно этим ветвистым «деревьям», все герои моего романа постоянно росли духовно, устремляясь ввысь всеми своими «ветвями», создавая прекрасный сад судеб, наполненный ароматом подлинной жизни. А ведь именно о подлинной жизни мечтает написать каждый стремящийся к правде автор.

От этой мысли, в душе Вероники вдруг что-то неуловимо переменилось – ушло беспокойство, озабоченность будущим, явилось доверие к жизни.

И с легкой душой проводила она в далекое и таинственное путешествие своих героев, зная, что когда-нибудь обязательно вновь встретится с ними.

КОНЕЦ