Czytaj książkę: «Ска3очки»
Оторванный хвост
Изок (июнь) стоял. Жаркий, солнечный, даже знойный – дел на поле и в огороде было невпроворот, работали все – от самых взрослых до самых малых. Самую тяжёлую долю брал на себя, понятно, отец: главе семьи и дела главные доставались, он и старшаки за урожай отвечали, но и младшим находили обязанность по слабым силам: там свёклу прополоть, будь она неладна, вечно бурьяном каким-то зарастала, или моркву проредить, чтоб оставшаяся крупной да сочной росла, иль зелени на свежие щи собрать – страсть как их все любили после долгой зимы и голодной весны. Вот и Ванятке, одному из малых, дело было поручено – клубнику собрать. Много её было в этот год, сестрёнки не справлялись. Ванятка вроде и не самый маленький был: девять ему зимой сравнялось, но и к середнякам его отнести нельзя: ну, что такое девять лет? Вроде от мамкиной титьки оторвался, а думалка пока ещё не настроена как положено, вечно о шалостях мыслил: то на речку убежать купаться в разгар работы, то комьями земли по кувшинам на плетне покидать, то из рогатки в кошака соседнего запулить – словом, ни то ни сё. Вот и поручила мамка ему клубнику собирать: корзинку вручила, строго-настрого приказала ягоды не давить и в рот не совать, чтоб голод перед обедом не перебить. О чём-то другом она не предупреждала, да и кто мог знать, какая шалость этому баловнику в голову взбредёт?!
Собирал Ванятка ягоды, собирал, но так их много было, что он вскоре заскучал и притомился. Или притомился и заскучал? Ну, не суть дела. Стал глазами по сторонам шнырять: чем бы развлечься. И вдруг видит: сидит на солнышке рядом с кустиками клубники большая зелёная ящерица, да не просто сидит, а ягоды ест! Прицелится изумрудным глазком и – хвать! Откусывает у клубники алый блестящий бок, да всю не ест, на другую переключается!
«Ишь, какая! – подумал Ванятка. – Самую вкусную выбирает и не доедает! Нам обгрызки оставляет! Ну, сейчас я тебе покажу!»
Мальчишка начал потихоньку к ящерке подбираться. А красивая она была! Чешуйки под солнечными лучами сверкают, изящный хвост подёргивается, видно было даже, как она зажмуривается от удовольствия! На спинке узор сложный соткан, коготки на лапках махонькие-махонькие, острые-преострые – загляденье просто! Но разве Ванятка об этом подумал? Разве увидел эту красоту первозданную, матерью природой сотворённую? Конечно, нет. Сначала он хотел просто её напугать, чтоб она убежала и ягоды не портила, но пока подкрадывался, вспомнил, как отец рассказывал ему, что, если ящерице на хвост наступить, она его сбрасывает и, бесхвостая, убегает, хвост же продолжает шевелиться. И так ему захотелось на это чудо посмотреть, что мальчишка аж дышать перестал. Щёки надул, поближе подобрался и как гаркнет во всю мочь, как босыми пальцами на кончик хвоста наступит! Ящерица аж подпрыгнула, хвост сбросила и опрометью в кусты скользнула. Хвост под ногой у Ванятки лежать остался. Он поднял его двумя пальцами и к глазам поднёс, чтоб рассмотреть повнимательней, а тот давай извиваться, словно живой. Мальчишка вскрикнул то ли от страха, то ли от отвращения и отбросил его подальше. Руку о портки вытер.
– Ну что? – услышал строгий голос. – Развлёкся?
Ванятка резко обернулся, но никого не увидел.
– Любопытно тебе было, дурень?
Мальчишка чуть голову не оторвал, так крутил ей в разные стороны, но без толку: откуда шёл голос, было непонятно.
– Долго ещё будешь башкой своей глупой вертеть? – уже с насмешкой сказал голос. – Вниз посмотри!
Ванятка повиновался и увидел… ящерку! Она сидела, опираясь на остатки хвоста, а передние лапки скрестила на груди. Ящерица смотрела на него, глазки-бусинки гневно поблёскивали.
– Это ты говоришь? – чуть слышно спросил мальчик.
– А ты видишь здесь кого-то другого? – язвительно ответила она.
– Нет…
– Тогда зачем спрашиваешь?! – ящерка покачала головой. – Всегда знала, что люди глупы, не признают очевидного, но человеческие детёныши – это что-то совсем непонятное!
– Почему? – тихо спросил Ванятка.
Ехидный тон ящерицы смущал его, тем более он чувствовал себя виноватым перед ней.
– Потому! Вечно чумазые, сопливые (при этих словах мальчишка вытер кулаком нос)! Вот-вот! Шумите, носитесь, под ноги не глядите, всё топчете, ломаете, портите! Особенно ты!
– Почему это я? – немного обиделся Ванятка.
– А кто соседскому коту в лапу из рогатки запустил? А? Кот уже три дня хромает, никак лапка не пройдёт! А гнездо ласточек зачем разворошил, неуч? Неужели не знаешь, что она вот-вот должна была яйца отложить? Теперь им всё заново начинать! А мне на хвост для чего наступил?! Ягод пожалел? Не ведаешь разве, что делиться надо со всякой лесной живностью, а кто не делится – тому прямая дорога в Пекло! – ящерка топнула лапкой.
– Не пожалел, – соврал Ванятка.
– Не ври! Это ещё хуже! – строго сказала ящерица.
– Не буду, – послушно согласился мальчик.
Он уже немного отошёл от испуга, и на кончике языка у него вертелся вопрос, который в конце концов и вылетел:
– А разве ящерицы разговаривают?
– Я не простая ящерица, – внезапно погрустнела она. – Обычные, понятное дело, не говорят, а я…
– Кто же ты? – затаил дыхание Ванятка. – Волшебница? Колдунья?
– Нет, я не волшебница и не колдунья. Ты слышал что-нибудь про Малахитницу?
– Нет…
– Я же говорю: неуч, – вздохнула ящерица. – Это властительница богатств, что лежат глубоко в земле, она хранит секреты мастерства и передаёт их самым достойным и свободным людям. Живёт она на Урале, в недрах гор, иногда выходит к людям в образе прекрасной девы! Но на самом деле это большая ящерица с короной… – она замолчала.
Ваня тоже замолчал. Слушать её было интересно, сказки он любил, но ничего не понял. Сказать об этом стеснялся: опять дурнем обзовут.
– Хозяйка Уральских гор раз в год набирает себе свиту из самых-самых лучших, – помолчав, продолжила ящерка. – Матушка и батюшка были очень рады, потому что лишь одна из тысячи молодых ящериц удостаивается подобной чести…
– Тебя выбрали? – догадался Ванятка.
– Ишь ты, ума палата! – опять съязвила она, но не гневно, а, скорее, печально. – Да, выбрали, и я должна была через седмицу отправиться на Урал… А куда я теперь пойду? Что это за ящерица без хвоста?! Посмещище…
Ванятка с удивлением увидел, как из глаз ящерки закапали слёзы. Он подумал, что они должны быть изумрудные, потому что вся она была как травушка весной, но слёзы были самые обычные, прозрачные.
– Не плачь, – неловко сказал мальчик.– Он же отрастёт…
– Угу, – согласилась она. – Отрастёт, а как же. Через одну луну, – и, увидев непонимающие глаза мальчишки, добавила. – Через четыре седмицы. Никто меня дожидаться не будет и в свиту никто не возьмёт… Такое раз в жизни бывает, понимаешь?
Ванятка призадумался. Выражение «раз в жизни бывает», он уже слыхал: старшая сестра так говорила, когда хотела замуж выйти за местного озорника и баламута (он даже сватов заслал), а родители отказали. Тогда Людмила плакала, рвалась, грозила сбежать из дому, но потом успокоилась и снова начала улыбаться. Возможно, следующий раз будет тоже единственный или последний, но с девочками вообще сложно, так что Ванятка согласно кивнул.
– Ну вот! – обрадовалась она. – И что мне теперь делать?
Мальчик пожал плечами: он, действительно, не знал, как ей помочь.
– Может, тебе маманя с папаней что подскажут? – неуверенно спросил он. – Мои всегда всё знают, обо всём на свете! Но как хвост быстро отрастить, наверно, не знают…
– Ну, уж точно не знают! У них ведь нет хвостов, – хмыкнула ящерица. – А мне перед батюшкой и матушкой и показаться теперь стыдно… – глаза её опять налились слезами, Ванятка вынести этого никак не мог.
– Погоди, не плачь! – быстро сказал он. – Я придумал!
– Что ты можешь придумать, детёныш человеческий? – всхлипнула ящерица.
– Давай пойдём к одной бабке, что у нас в деревне живёт! Она знаешь кто? – мальчик сощурил глаза и понизил голос. – Она вештица!
– Кто?
– Ну, ведьма! Говорят, у ней даже хвост есть! Велерад говорил. Он мой брат, я ему верю! – с гордостью сказал Ванятка.
– Это та бабка, что в избе на отшибе живёт?
– Да.
– Тогда пошли. Всё одно другого выхода нет как нет, – подытожила ящерица и заструилась по траве.
Мальчик побежал за ней следом, он и про клубнику забыл, и про обед, у него руки холодели от страха и в животе сосало, он и боялся, и радовался одновременно.
Изба вештицы, как называли её в деревне, стояла недалеко от леса. Жила она здесь давно, старожилы утверждали, что со дня основания поселения. Молодёжь не верила и посмеивалась, детишки боялись. Когда Ванятка с ящерицей подбежали к дому ведьмы, она копалась в огороде – собирала клубнику, поэтому сначала они увидели её спину и зад, обтянутый длинной понёвой.
– Будь здорова, бабка Ярина! – дрожащим голосом сказал мальчик.
– Хто ето? Что за кощёнок пишшит? – хрипло отозвалась бабка и посмотрела на Ванятку между ног, не разгибаясь.
При этом мальчику показалось, что её голова имела нормальное положение, как будто стояла на плечах. Он взвизгнул от испуга, но Ярина быстро распрямилась и повернулась к незваным гостям, нацелив на них острый кривоватый нос.
– Ну, точно кощёнок, – с неодобрением припечатала она. – Трусит и пишшит! Чего явился? Мал ещё один приходить. Али передать что велено? – бабка чуть смягчила тон.
– Я… я спросить хочу… – заикаясь, пробормотал Ванятка.
– А плата у тебя есть? Спросы разные бывают! – строго сказала вештица.
– У меня нет, – огорчился мальчик, но сразу же, словно его подхватило волной, выпалил. – Бабка Ярина, ты всё-всё на свете знаешь, обо всём ведаешь! Как быстро хвост отрастить? Чтоб он сразу вырос!
– Ишь ты какой! – в глазах Ярины, зелёных и раскосых, мелькнули смешливые огоньки. – А зачем тебе хвост растить? Что за надобность?
– Не мне! Я вот ей, – он указал на зелёную спутницу, – на хвост наступил, а её в свиту Хозяйки Уральских гор взяли. А она без хвоста. Осталась седмица. Я не хотел, чтоб так вышло… – Ванятка опустил голову.
Вештица внимательно глянула на юркую гостью:
– К Малахитнице собралась? Вон оно что… Неладно будет, однако, если мы никого не пришлём, как же тогда связь держать…
Старуха призадумалась, кривоватый нос её стал как будто ещё кривее, глаза застыли, обездвижели. Ванятка заглянул в них и похолодел: он увидел там себя, маленького-маленького, только в перевёрнутом виде.
– Так, мальки человеческие и ползающие на пузе (ящерка фыркнула), – резко пробудилась Ярина. – Надо вам помочь, это, как ни крути, дело чести. У Малахитницы есть младшая сестра Лазорита, она твоему горю пособит, ящерка, но сможет ли этот кощёнок тебе помочь? Толку от него, как от козлища молочища.
– Я смогу! – обиделся Ванятка. – Я уже не маленький! Что надо делать?
– Надобно пойти к ней и передать от меня весточку, – Ярина склонилась к мальчишке.
Ване показалось, что кривой нос вештицы обнюхал его, а из-за узких губ как будто мелькнул тонкий и раздвоенный язык. Он отпрянул. Старуха неприятно засмеялась:
– Что ж ты трусишка какой! Ровно заяц-листопадник!
– Я не трусишка! Просто боязно… Где живёт эта младшая сестра?
– А недалеко. День пути. Реку Ёлу перейдёте, на Кряжистую гору заберётесь и увидите Заблудный лес. Вот там она и живёт.
– Бабка Ярина, а ты дашь волшебный клубочек, чтоб он нас к месту привёл? – храбро спросил Ванятка.
– Может, тебе ещё и наливное яблочко с серебряным блюдечком подарить? И сапоги-скороходы с ковром-самолётом? Не многовато ли хотелок? – Ярина сдвинула брови. – И так дойдёте, не сахарные! Всё понял?
Ваня кивнул.
– Идите тотчас, медлить нельзя. Вот вам записочка, передайте Лазорите, – старуха протянула верёвочку с узелками.
– Это же просто науза! – удивился мальчик. – Оберег!
– Кому оберег, а кому и письмо, – возразила Ярина. – Идите, не задерживайтесь! А то есть мне очень хочется, как бы чего не вышло… невзначай. Да ягоды возьми, кощёнок, перекусишь по дороге! – сунула мальчишке корзинку с клубникой. – Всё, проваливайте!
Ванятка повернулся и пошёл к калитке, ящерка потекла с ним рядом.
– И пошли они до городу Парижу… – пробормотала старуха и облизнула узкие губы острым языком.
– Это что же, прямо сейчас идти? – голосом, звенящим от слёз, спросил Ванятка.
– А ты что хотел? – сердито отозвалась ящерка. – Напакостил – и в кусты?
– Я маманю… – мальчик заплакал. – С маманей хочу прощеваться…
– У, хныкалка-кувыкалка, – уже мягче сказала она. – Маманя твоя тебя никуда не пустит, а время-то дорого!
– Она тревожиться будет, плакать, ежели я не приду к обеду… – Ваня утирал чумазые щёки, ящерица внимательно смотрела на него.
– Ну, а ежели она тебя не отпустит? Ты же понимаешь, что без тебя я ничего не смогу сделать?
– Отпустит… Я попрошу, маманька у меня дообрая, – протянул он.
– Пойдём к твоей маманьке, – вздохнула ящерка. – Хныкалка-кувыкалка.
Мать Ванятки, Радмила, готовила обед, гремела ухватом и чугунками, рубила зелень для щей, чистила оставшуюся с прошлого урожая картоху, когда чумазый сынок и зелёное бесхвостое чудо заявились на порог просторной и светлой избы.
– Маманя! – сказал мальчик.
Красивая, крепкая женщина выглянула из-за печи:
– Ванятка, пострелёнок, ты где бегал? Ягоды не собрал, корзинку бросил! Горе ты моё чумазое, когда уже повзрослеешь!
– Маманя, я клубнику принёс, – мальчик протянул матери корзинку, доверху наполненную красной сочной ягодой.
– Это откуда же? – Радмила подошла, вытирая руки вышитым полотенцем.
Взяла корзинку, осмотрела её:
– Это не наша. И ягода какая – одна к одной. Где взял? Неужели… украл?! – она ахнула, прижала руки к груди, соболиные брови сурово сдвинулись.
– Маманя, я не крал! – заторопился Ванятка. – Это мне бабка Ярина дала!
– Вештица?! – синие глаза метнули искры. – А за какие-такие заслуги она богатыми дарами тебя оделила?! И что ты у ней делал, сорванец?! Нельзя туда ходить! Сколь раз тебе запрещала, неслух! – полотенце с размаху приземлилось на попу мальчишки.
– Я ничего у неё не делал! Я спросить ходил, как помочь ящерке быстро отрастить хвост! – выпалил Ванятка, не испугавшись материнского полотенца.
– Что?! – оторопела она, в синих глазах мелькнула смешинка.
– Я, маманя, ящерку обидел, вот эту, – Ванятка показал на неё пальцем и подробно всё рассказал.
– Так… – Радмила опустилась на табурет и смотрела поочерёдно то на сына, то на гостью зелёную. – Что ж ты непутёвый у меня какой… Только и шкодишь… Вроде и умом Бог не обидел, да никак не научишься добро от зла отличать. Ящерка-то в чём перед тобой виновата? Тварь живая, божья, как и мы, солнышку радуется, разве мы обеднеем, если она у нас ягодок поест? Ну, да что теперь говорить… Дел наделал, надо исправлять.
– Маманя, так ты отпустишь меня? – с надеждой спросил Ванятка.
– И не хочу, сынок, но надобно. Жить следует по чести: за содеянное ответ нести, всё разрушенное починять.
Радмила встала с табурета, взяла холщовый мешок и стала собирать снедь нехитрую: картоху варёную, яйца, огурцы солёные, свежие ещё не народились, сала шматок положила, в небольшой берестяной туес насыпала бабкиной клубники.
– Клубнику прибереги, не зря Ярина её дала, не просто так. И вот тебе хлебушек домашний, только испекла. Весь не ешь, горбушку обязательно оставь, в ней вся сила земли нашей заключена, увидишь, когда она тебе понадобится. А заверну хлеб в мой платок, смотри не потеряй! В нём моя сила спрятана. Никому его не показывай! Если уж совсем плохо будет, разверни его, лицо утри и скажи: матушка родненькая, дай водицы холодненькой, мне испить, беду избыть. Да ты слушаешь ли меня?! – воскликнула Радмила, увидев, что дитя её пальцем в носу ковырять взялось, потом потылицу чесать.
– Слушаю, маманя!
– Повтори, что я сказала?
– Клубнику приберечь, горбушку не съедать, платок спрятать, – послушно повторил Ванятка.
– Нет, я так не могу! – в голосе матери зазвенели слёзы. – Куда ж ты пойдёшь-то совсем один?! Малой, бестолковый! Надо Велерада с тобой отправить, всё приглядит!
– Не надобно никого с нами отправлять! – подала голос до того молчащая и смирно сидящая ящерка. – Я же с ним иду! Чем могу – помогу и защищу, ежели что!
– Господи! – Радмила опять упала на табурет. – Ещё и ящерица говорящая! Я с ума сойду! Вот спросит с меня отец, куда дитё дела, что я скажу? С говорящей ящерицей сына твоего отправила на Кряжистую гору в Заблудный лес! Он тут меня и пристукнет на месте…
– Не пристукнет, маманя, – рассудительно сказал Ванятка. – Он тебя дюже любит! Как и я! А ты ему всё расскажешь, как есть!
Он привязал к мешку лапотки, надел его на плечи и, повернувшись к матери, отвесил ей земной поклон:
– Ну, государыня матушка, не серчай, в дорогу провожай! Жди с победой, скоро приеду! – это он у отца подсмотрел, когда тот на ярмарку в соседнее село уезжал.
– Ой! – мать схватилась за сердце, потом крепко-крепко прижала к себе Ванятку, расцеловала, сняла с шеи ладанку и надела сыну. – Никогда не снимай, она тебя охранять будет! Ну, иди! – оторвалась от него и вытерла глаза ладонью.
Ваня вышел за порог и, закрыв за собой калитку, обернулся: мать стояла, по-прежнему прижав к сердцу руку, и мальчику почудилось, что он слышит, как оно бьётся. Потом он почувствовал, что у него за пазухой будто воробей трепещет! Ваня схватился за ладанку: это она пульсировала в такт биению материнского сердца. Мальчик помахал маме, повернулся и бодро пошёл по тропинке, ведущей прямо в березняк, за которым неспешно несла свои воды Ёла – широкая и глубокая река. Ящерка не отставала.
В берёзовой роще Ванятка с удовольствием шлёпал босыми ногами по ласковой траве и щурился на солнце, пробивавшееся сквозь резные кроны деревьев яркими бликами. Внезапно ему пришла в голову мысль, которую он сразу же озвучил:
– Слушай, ящерка, а как тебя зовут? Именами вы нарекаете своих детей?
– Надо же, полюбопытствовал! Я уж думала, вовек не спросишь! Конечно, есть! – гордо ответила зелёная струйка. – Меня зовут Изумрудная Капелька! Можно просто Капелька или Изумрудик!
– Красиво! – сказал мальчик. – Ты и правда как всамделишный изумруд! Мне очень нравится!
– Спасибо, – с достоинством отозвалась ящерка и внезапно с криком юркнула вправо, в сочную траву. – Ух! Сколько ягод, Ванятка! Иди сюда! Вот полакомимся-то!
Мальчик увидел целую поляну, густо пестревшую красной земляникой, и ступил было на неё, но вспомнил слова матери о том, что прежде чем собирать грибы ли, ягоды, травы, надо испросить позволения у Святобора, а то он и берёзовой кашей запросто угостить может!
– Батюшка Святобор, – прошептал Ванятка. – Будь милостив, дозволь ягоды пособирать! Я ни тебе, ни Ягодиничу дурного не замышляю! Обещаю землянику зазря не топтать, траву не рвать, – и упал на колени прямо в ягодную полянку.
Землянику собирал и руками, и ртом: так вкуснее было. Наевшись, перевалился на спину и зажмурился от удовольствия:
– Вкусно-то как!
Рядом расположилась ящерка. Она тоже выглядела довольной, брюшко её раздулось от количества съеденных ягод, изумрудные глазки сверкали.
– Ну что, наелся? – спросила она.
Ванятка кивнул.
– Тогда нечего лежать-полёживать, идём! – громко скомандовала.
Мальчик поднялся, захватил брошенный в сторонку мешок и закинул его за спину:
– Раскомандовалась тут! – проворчал. – Я сам знаю, что идти надо!
– И вовсе я не командовала, просто боялась, что ты уснёшь, – возразила ящерица.
Так, препираясь, они дошли до реки Ёлы и становились, враз поражённые её красотой: широкие воды степенно катились по уютному руслу, обрамлённому с обеих сторон лесами. Этот берег был пологий, покрытый разговорчивой берёзовой рощей, а противоположный – крутой, обрывистый, и, как щетина, торчал на нём частый лес, тёмный, враждебный.
– Кряжистая гора… – прошептал Ваня.
– Заблудный лес… – эхом откликнулась ящерка.
Серебряную гладь реки омрачали лишь редкие всплески играющей рыбы, в остальном она была совершенна и невозмутима.
– Ну, – встрепенулась Изумрудная Капелька, – где тут мост? Что-то я не вижу!
– Моста нет.
– Как нет? – удивилась она. – А переправа какая-нибудь?
– Ничего нет.
– А как же вы на тот берег перебираетесь?! – ещё больше изумилась она.
– Взрослые мужики на лодках, а у нас надобности нет, – спокойно ответил мальчик. – Мост через Ёлу есть, но там, где торговый путь лежит, а это далеко, – он показал вверх по течению. – Будем вплавь.
– Я плавать не умею! – заволновалась ящерица. – Я утону! Я боюсь! – на глаза её как будто вновь накатили слёзы.
– Не бойся, Капелька, – рассудительно сказал Ванятка. – Ты сядешь ко мне на плечи, а поплывём на коряге, вона их сколько валяется!
Ящерка присмотрелась: действительно, весь берег был усыпан брёвнами и корягами разных размеров.
– Доплывём, не боись! – уверил её мальчик.
Он выбрал одну из коряг, которые ему было под силу дотащить до воды, нашёл длинную палку, отдалённо напоминавшую весло, и бросил в реку кусок хлеба со словами:
– Матушка Ёла, мой дар прими, на тот берег пропусти! – хлеб поплавал-поплавал и утонул.
– Залезай! – скомандовал Ванятка, и ящерица мгновенно оказалась у него на плече, пристально вглядываясь вдаль: она не собиралась ничего упускать из этого странствия, невзирая на свой страх.
– И-эх! – по-взрослому крякнул Ванятка, оттолкнул корягу, забрался на неё и начал орудовать палкой, направляя кокорыжку к противоположному берегу.
Болтать в воде босыми ногами было очень приятно: прохладные струи освежали и остужали пятки, которые всё-таки уже устали шлёпать по тропинкам и хотели отдохнуть, как вдруг что-то скользкое и холодное скользнуло по пальцам.
– Ай! – Ванятка поджал ноги и вытянул шею, вглядываясь вглубь.
– Что? – испугалась ящерка. – Что такое?
– Кто-то меня задел… – неуверенно сказал мальчик.
– Может, почудилось? – с надеждой спросила она.
– Может… – Ваня с опаской опустил ноги в воду и заработал палкой быстрее, но опять что-то ощутимо коснулось его ступни и толкнуло корягу, от чего она зашаталась.
– Ай! – закричали они уже хором. – Что это??
Тут они увидели зеленоватый, с примесью жёлтого, бок и замысловатый рисунок из различных полос, пятен и штрихов. Затем выглянула вытянутая и плоская голова с длинными челюстями, огромной пастью, усеянной длинными и острыми загнутыми зубами.
– Донная щука, – прошептал мальчик. – Какая огромная!
Он почувствовал, как его внутренности сжались от страха: щука такого размера могла запросто напасть на ребёнка и утащить его в омут, на потеху водяному.
«Так, может, это и есть сам водяной?!» – в памяти мигом всплыли все сказки, которые рассказывала бабушка Богумила. Ванятка торопливо развязал мешок, отрезал ещё кусок хлеба и бросил его в воду:
– Дедушка водяной, тебе гостинец!
Щука хамкнула огромной пастью и проглотила хлеб. Острые злые глазки уставились на мальчика и его спутницу, потом страшилище повернулось другим разрисованным боком, и Ваня с ужасом увидел, что, обезобразив прихотливый узор, из рыбьего тела торчит большой крюк. Щука шевельнула хвостом.
– Она хочет, чтобы ты вытащил эту штуку! – шепнула ему в ухо ящерица.
Ване было очень страшно, но и жалко было рыбу. Жалость пересилила страх – он взялся за крюк и осторожно подвигал им влево-вправо. Щука дёрнула хвостом сильнее.
– Не тяни кота за хвост! – сказала ящерка.
Ваня собрался с духом, надавил на крюк и потянул его назад, высвобождая загнутый кончик. Надавил сильнее и резко дёрнул – крюк остался у него в руке, щука, вильнув хвостом и оставив после себя кровавое облако, ушла в глубь реки.
– Молодец! – восхитилась Изумрудная Капелька. – Не забоялся! Раз – и всё!
– Ещё как забоялся, – мальчик вытер вспотевший лоб. – Ну, поплыли.
Он снова заработал палкой, как вдруг из воды мощной глыбой поднялся сам водяной в своём истинном облике: зелёные, как водоросли, длинные волосы и борода, тело, покрытое золотистой чешуёй, руки с перепонками.
– Благодарю тебя, отрок, что не убоялся мне помочь! – громко проревел, как водопад. – Благодарю и за угощенье, такого хлеба давненько не едал!
– Маманя пекла, – пробормотал Ванятка.
– Скусно! – рявкнул водяной. – Отныне и навсегда, отрок… А как тебя звать?
– Ваня…
– Отрок Иван, отныне и навсегда дарую тебе разрешение на рыбную ловлю во всех моих угодьях! Удача будет сопутствовать тебе, только не забудь сказать: дедушка водяной, загони рыбу в мой матёрый невод, в широкую мотню! Запомнил?
– Запомнил, дедушка водяной, – Ваня поклонился речному чудищу.
– Вот и славно! – водяной шлёпнул по воде огромным хвостом, подняв нешуточные волны, и ушёл под воду.
– Ух! – выдохнули и мальчик, и ящерка. – Вот страху-то натерпелись!
– Греби быстрей, Ваня, очень хочется на землю! – жалобно сказала ящерица.
– Я и сам хочу!
Сказано – сделано! Спустя короткое время пилигримы ступили на долгожданный берег и задрали головы, разглядывая крутой склон.
– Ваня, Вань! Давай поедим, а? Есть очень хочется… – пропищала Капелька.
– Ну, давай! – у мальчишки у самого в животе булькало от голода. – Маманя много всякой снеди наложила! – он развязал мешок и достал припасы.
Друзья с удовольствием ополовинили и картоху, и огурцы, и сало, и хлеб, и яйца, только клубнику не трогали. Запили водичкой из реки. После еды отяжелели, двигаться было лень, глаза сами закрывались…
– Немножечко полежим? – Ваня повернулся на бок, поджав ноги и подсунув под голову руку.
– Только чуточку… – широко зевнула ящерка. – А то сумерки…
И уснули. И спали бы пилигримы дооолго, но сердце материнское – вещун, солнце ещё только наполовину спустилось по небосклону и вечер был неблизко. Ладанка с силой ворохнулась на груди у Вани, потом ещё и ещё раз! Мальчик резко проснулся, не понимая, что его разбудило, потом посмотрел на небо, на гору:
– Капелька, вставай! Всё проспим! – и придержал ладонью бьющуюся ладанку.
Ящерка подпрыгнула, мгновенно пробудившись:
– Вперёд, Ваня! – и засуетилась на песке, спросонья не понимая, в какую сторону надлежит двигаться.
Ванятка засмеялся:
– Это маманя меня разбудила, а то дрыхли бы мы с тобой до ночи! А ночью в Заблудный лес идти неохота…
Друзья ополоснулись прохладной водицей, ещё раз напились, и ящерка забралась мальчику на плечи. Ваня закинул на спину ставший почти невесомым мешок и подступил к отвесному берегу. Ни дорожки, ни тропки наверх не было, как ни ищи – не найдёшь.
– Что делать думаешь? – спросила Капелька.
– А что тут думать? Полезу, – сам себе не веря, ответил мальчик.
У него просто дух захватило от высоты и крутизны склона, когда он запрокинул голову и посмотрел вверх. Поплевал на маленькие, но крепкие ладошки, упёрся босыми ногами в песчаный берег и полез. Опорой служили естественные выбоины в слежавшемся песке и растительность, редкими кустами торчащая из неблагодатной почвы. Ваня хватался за очередной пучок зелени, подтягивался, находил опору для ног и утверждался на позиции, потом глазами искал следующий выступ или впадину и лез туда – движение поэтому получалось зигзагообразное. Смотрел мальчик только вверх. Попробовал оглянуться, но Капелька крепко прихватила его за мочку уха и велела глядеть вперёд.
– Даже не думай! – прошипела она. – Свалиться хочешь? Я – нет! У меня ещё вся жизнь впереди!
Ближе к вершине подъём из просто опасной затеи превратился в практически невыполнимое дело: склон стал отвесным, страх начал одолевать мальчика. Ваня старался не думать, что будет, если он сорвётся: от одной мысли об этом руки начинали покрываться потом и в голове мутилось. Немного помогали взбираться норки ласточек-береговушек, которых тут было великое множество: очень удобно было и ногу, и руку туда совать и держаться. Но ласточки и мешали Ване: они беспрерывно сновали, таская своему оглушительно пищащему прожорливому потомству мух да червячков, стригли крыльями перед самым лицом, от чего он несколько раз отшатывался, кричали прямо в уши.
Ящерка храбро встала на защиту друга: отмахивалась от птиц передними лапками, шипела на них, пыталась кусать, но ласточки, не обращая на пришельцев никакого внимания, занимались самым важным на земле делом – выкармливанием птенцов.
Ванятка тем временем устал: руки-ноги дрожали, да и мал он был для такого нелёгкого пути. Утвердился на выступе, к песчаной стене всем телом прилип, стоит – отпыхивается. Ящерка притихла: поняла, что друг утомился, не стала его подгонять. Ласточки туда-сюда мелькают без остановки, отдыхать им некогда: детишки пищат, есть просят. Ваня слушал-слушал, да и вспомнил, как он дома ласточкино гнездо из пустого любопытства разворошил… ох, как ему стыдно стало! Аж уши покраснели! Вот он дурень-то был!..
– Ласточки-касатушки, птички небесные, простите меня, никогда больше я вам беды не принесу, никогда-никогда гнёзда разорять не буду! Малой был… ничего не понимал… – Ваня вздохнул. – Рук-то ведь нет у них, а у меня есть, и я этими руками труды их погубил… Правильно маманя сказала: что разрушил – надо починять…
– Слушал ты мать-то, оказывается, – удивилась ящерка. – А я думала, в носу клады искал! – хихикнула.
– Конечно, слушал! Материно слово что родниковая вода: исцелит и мудрости прибавит завсегда, так батяня говорил, – серьёзно ответил Ванятка, вздохнул и полез дальше.
