Czytaj książkę: «Иллюзия любви»

Валентина. Знакомство с молодым покупателем

Сувенирная лавка находилась в центре города на первом этаже старинного купеческого дома, построенного в начале XX веков, незадолго до революции. Дом прекрасно сохранился, но окна в нем осовременили – вставили пластиковые – и они смотрелись чужеродно. Хозяйка магазина Валентина Гаврюшина привезла новый товар. Она доплатила водителю, чтобы он перетащил несколько тяжелых коробок из машины в подсобку, и бегала рядом с ним, подстраховывая: товар нежный, оставишь без присмотра – все переколотят.

Потом помогла Нине Назаровне разобрать коробки. Нина Назаровна – это ее сокровище, Валентина ее бережет и лелеет, другой такой работницы днем с огнем не сыщешь. Гаврюшина приняла ее на работу, когда Нине Назаровне было уже шестьдесят лет с маленьким хвостиком, и опыта в торговле у нее совсем не было.

В тот день Валентина сама стояла за прилавком – такое еще иногда случалось, когда обе ее продавщицы разом «выпадали из обоймы». Но Валентина никогда звездностью не страдала – если надо и за прилавком постоит, даже сейчас, когда у нее уже три магазина. А уж тогда, когда был один, она и подавно не звездила. Впрочем, этот бутик, первый, и сейчас остался самым любимым.

Три года назад в ее магазин зашла пожилая дама с прямыми седыми волосами, собранными в простой хвост, и Валентина с ней случайно разговорилась. Сразу стало ясно, что эта пожилая женщина понимает в искусстве, особенно в прикладном творчестве, что особенно ценно в сувенирном бизнесе. Оказалось, что по образованию эта дама искусствовед, всю жизнь работала в музее, совсем недавно ушла на пенсию. Валентина и предложила ей работу. Женщина очень удивилась, но, недолго думая, приняла предложение.

С тех пор они трудились душа в душу. Нина Назаровна не меньше Валентины любила все эти фарфоровые статуэтки, шкатулки разных мастей – обшитые кожей, деревянные, с инкрустацией, всякие подсвечники, ручные зеркала и другие изящные безделушки. Пожилая женщина умела видеть в них красоту и вдохновенно рассказывала о ней покупателям. Народ наивный такой. Смотрят люди, например, на кофейную чашку и никакой особенной красоты не видят. Им надо сказать: «Очень тонкая работа! Посмотрите, какой изящный изгиб ручки, элегантная и простая форма, благородный перламутровый цвет». Тогда увидят и купят. У Нины Назаровны всегда была хорошая выручка. Валентина сама научилась от нее интересно и красиво рассказывать о своем товаре. Так что общались они друг с другом на одной волне. Дело у Нины Назаровны спорилось, и скоро Гаврюшина назначила ее товароведом, а девушек дала ей в подчинение.

– Валентина Дмитриевна, вы помните, что я на сегодня после обеда у вас отпрашивалась? – напомнила Нина Назарова, когда они оприходовали товар. – У подруги юбилей, мы идем в ресторан.

– Ах да, конечно. Может, не сразу после обеда, а поближе к вечеру? – предложила Валентина.

– Мне еще на маникюр нужно успеть, – категорично ответила Нина Назарова.

– И Кати сегодня нет, – вздохнула Валентина. – Хорошо, я сама поработаю. Народу немного.

Она легко согласилась, потому что всегда охотно проводила время в своем магазине. Что еще делать незамужним женщинам, как не отдаваться работе? И вообще, кому-кому, а Нине Назаровне она отказать не могла. Попробовала бы она не согласиться! Нина Назаровна сказала бы: «Я пенсионерка, хватит мне моей пенсии, не буду работать. До свидания!»

Валентина улыбнулась, подумав об этом. На самом деле она просто полюбила старушку. У той было двое взрослых детей, но как-то не заладились отношения с женой сына и общались они исключительно редко, а с дочерью тоже был давний конфликт, дочь уехала в другой город и с матерью разговаривала только по телефону. Родители Валентины погибли, когда ей было семнадцать лет. Вот ее и потянуло к Нине Назаровне. Впервые в жизни Валентина подружилась со своей подчиненной. Нина Назаровна была доброй и тактичной женщиной, Валентина ей доверяла. Только с нею могла поделиться чем-то личным, а больше ни с кем.

Нина Назаровна вскоре ушла, и Валентина осталась одна. В магазине было пусто, никаких покупателей. Было всего четыре часа дня, за окном резко потемнело, как всегда бывает в конце ноября, и зажглись фонари. Поздней осенью Валентине становилось почему-то особенно тоскливо. Она посмотрела в темные витрины, и, конечно, ничего не увидела, кроме отражения своего магазина, постояла так, думая о чем то.

Потом встряхнулась и взялась за работу. Покупателей так и не было. Время уже приближалось к закрытию. Она раскладывала товары на полках, когда в магазин вошел молодой человек лет двадцати пяти.

Он поздоровался. Голос, баритон, у него был мягкий, мелодичный, как будто котик мурлычет. Валентина поздоровалась в ответ.

– Вас что-то интересует? – спросила она.

– Да. У моей мамы юбилей, не знаю, что ей подарить…

Молодой человек посмотрел на Валентину. Посмотрел и посмотрел, однако было нечто в его взгляде, что смутило ее. Он смотрел пристальней, чем обычно смотрят покупатели на продавцов, дольше не сводил глаз с ее лица, даже не скажешь, как он смотрел, – медовей, что ли. И глаза у него были синие, с пушистыми ресницами, красивые такие глаза.

Гаврюшина потрясла головой, чтобы стряхнуть с себя это ощущение и начала обыденный разговор: стала предлагать разные сувениры.

– Моя мама статуэтки не любит, это точно не подходит, – сказал молодой человек. – Она называет их пылесборниками.

Валентина предложила ему вазу. Они подошли к стеллажу, на котором стояли вазы – стеклянные, фарфоровые, керамические, хрустальные. Одну за другой Валентина предлагала их покупателю.

Молодой человек вдруг произнес:

– Какие у вас красивые пальцы! – и неожиданно накрыл ее ладонь своею, когда она потянулась за вазой на верхней полке.

Гаврюшина поставила вазу на место и выхватила свою руку.

– Простите, я не хотел вас напугать, – сказал парень. – Просто я хотел помочь и не удержался – руки у вас на самом деле очень красивые.

Валентина молчала, не зная, как реагировать и чего теперь от него ждать.

– Я куплю вот эту! – миролюбиво произнес он и показал на белую вазу в античном стиле, в нижней и верхней части покрытую золотой краской. – Скидочку не дадите?

– Самое большее пятьдесят рублей могу скинуть.

– Тоже деньги! – обрадовался парень.

Он улыбнулся открыто, очень вежливо расплатился и, уходя, сказал:

– Не обижайтесь! Давайте будем друзьями. Меня зовут Александр. А вас?

Валентина колебалась: зачем ей это знакомство?

– Скажите, и я буду знать, что вы простили меня! Без этого не уйду!

– Валентина Дмитриевна! – сказала она, лишь бы он скорее отвязался.

Он забрал вазу.

– До свидания, Валя, – и ушел.

Валентина. Ужин с дочерью

Этот нахальный мальчишка весь вечер не выходил у Гаврюшиной из головы. Он показался ей похожим на артиста, не на кого-то конкретно, а так, в целом, – на артиста: высокий, стройный и смазливый.

Валентина загнала машину в гараж, прошла пешочком до дома, в ближайшем продуктовом приобрела кое-что на ужин.

Нелька, как обычно, в своей комнате слушала музыку.

– Неля, возьми у матери сумки, – крикнула Валентина из прихожей. Нелька неохотно притопала к ней. Валентина передала ей пакеты, сняла уличную обувь и вздохнула.

– Устала я, день трудный был. Ты ела что-нибудь?

– Пиццу.

– Могла бы нормальной еды приготовить. Ты же уже взрослая девочка! Шестнадцать лет. Я в твои годы…

– Всю семью ужином кормила, – перебила ее Неля. – Мама, ты опять! Что ты всегда ворчишь, как бабка старая?

Валентина махнула рукой.

Вечер снова повела на кухне. Готовила она всегда сама. Посторонних в своем доме Гаврюшина не особенно любила, поэтому постоянной домработницы не держала. Была, правда, Лена, которая приходила по пятницам, убирала в доме, стирала, гладила и кое-какие другие хозяйственные поручения выполняла по мере надобности. Но она бывала только раз в неделю, не чаще. Лена была аккуратная, молчаливая, в друзья не набивалась, в отношениях держала дистанцию, и Валентина это ценила.

– Как дела в школе? – спросила Гаврюшина Нельку уже за ужином. – Двоек много нахватала?

– М-а-ама, – Неля чаще всего это слово произносила с одинаковой интонацией – недовольной. – Почему сразу двоек? По географии четверка за контрольную, по алгебре тройка.

– Может, репетитора нанять?

Нелька опять недовольно поморщилась.

ЕГЭ ей предстояло сдавать только в следующем году, и пока совсем не хотелось перегружать мозг.

– Ирина Анатольевна предлагает нам поехать в Крым на фестиваль, – сообщила Неля. Ирина Анатольевна была руководителем танцевальной студии, в которой Неля уже шесть лет занималась.

– И сколько это удовольствие будет стоить?

Неля помялась немножко и призналась:

– Тридцать тысяч за четыре дня.

– Ничего себе, – воскликнула Валентина. – Золотой фестиваль, однако.

– Мама, в эту сумму экскурсии входят, и гостиница, и проезд, и участие!

– Это очень дорого.

– Ма-а-амочка, – протянула Неля. – Хочешь, я у папы попрошу?

– Тут хочешь не хочешь, придется просить. У меня таких денег нет.

С Павлом, отцом Нельки, Валентина развелась всего два года назад. Тяжелый был, болезненный разрыв. Поженились они в юности, еще когда учились в институте, – была у них неземная любовь. Начинали семейную жизнь в общаге. Жили бедно, но весело. Не было у них олигархов родителей, и во всем они рассчитывали только на себя. Павел после института по специальности работать не пошел. Сначала для чужого дяди перегонял машины из Германии. Опасная работа была, каждый раз Валентина богу молилась, чтобы живой приехал. Потом он стал на свои деньги покупать авто в Германии, пригонять в Россию и продавать, а через некоторое время уже сам стал нанимать людей, чтобы для него пригоняли. У него сейчас несколько автосалонов по всему городу, поднялся мужик.

И все было бы хорошо, но, когда и ему, и Валентине чуть за сорок было (они ровесники), у него вдруг новая любовь вспыхнула к двадцатилетней девушке, менеджером по продажам она была у него в фирме или менеджером по рекламе – Гаврюшина не вникала. Нет, бывший муж Валентину не обидел: и квартиру оставил большую в престижном районе, и машину, а лавку эту сувенирную подарил задолго до развода, чтобы она не скучала, и дочку обеспечивал, и так деньгами помогал, когда попросят. Грех, конечно, жаловаться. А что касается душевной раны, которую он бывшей жене нанес… Что ему боль, которую она испытала от его предательства? Что ему ее разбитые мечты? Это вещи нематериальные. Павел об их существовании догадывался, конечно, и по мере возможности деньгами старался загладить, так сказать компенсировать моральный ущерб, только Валентине от этого легче не становилось. Уж лучше б он совсем исчез из ее жизни. Его бы тогда проклинать можно было, а так, вроде, и не за что: страсть у него проснулась к другой женщине, а к ней вот остыл – бывает такое сплошь и рядом.

Любовь, которую Валентина все годы берегла в своем сердце, оказалась ненужной. Павел выбросил ее, эту Валину любовь, из своей жизни без всяких сожалений, как просроченный йогурт из холодильника. Очень тяжело перенесла разрыв Валентина, чуть с ума не сошла, сдохнуть хотела. До сих пор не совсем отошла, хотя смирилась.

Особенно обидным было то, что – а в наши дни это большая редкость и совсем не модно – Павел был ее первым и единственным мужчиной. Поэтому с другими отношения как-то не складывались.

– Я сама ему позвоню, – сказала Валентина дочери. – Когда ехать-то нужно? От родителей сопровождающие нужны?

– Пусть малыши с сопровождающими едут! А мы сами справимся.

– Да, конечно.

Валентина насмешливо улыбнулась.

– Совсем скоро фестиваль, выезжаем двадцать четвертого декабря, – сказала дочка.

– Ага, дожить надо.

– Куда мы денемся?

Сашка. Вечер с Толстомясой

– Где ты все таскаешься, Сашок? – спросила низким голосом дородная женщина неопределенного возраста: трудно было сказать – то ли ей тридцать пять, то ли шестьдесят, едва Солохин появился на пороге ее дома.

– Конфетка моя, ты скоро узнаешь, – сказал Сашка и потрепал ее по подбородку.

– А это у тебя что? – женщина показала на пакет в его руках.

– Сюрпри-и-из!

– Покажи!

– Не сегодня.

– Нет, покажи! – женщина говорила басом, но вела себя как маленькая капризная девочка.

– Тут кое-чего не хватает. Потом.

Женщина потянула толстую руку. Солохин уклонился.

– У тебя завтра день рождения, завтра и подарю.

– Я теперь не усну от любопытства. Сашенька, покажи.

– Ну ладно, – Сашка вытащил вазу. – Заранее не поздравляют…

– Какая красивая, с золотом!

– Я знал, что тебе понравится.

Еще бы не понравилась – как раз в ее вкусе: большая, мощная и блестит.

Женщина поставила вазу на столик, обхватила Сашку за шею и поцеловала долгим смачным поцелуем.

День рождения у самого Сашки Солохина тоже был недавно – ему исполнился четвертак. Сашка был хорош красотой молодого здорового мужчины и очень обаятелен. А кроме того умен, умен в той достаточной степени, чтобы никто не мог назвать его тупицей. И третье качество, которым он обладал, неизменно привлекательное для женщин, хотя пользоваться им нужно осторожно, – это образованность, иначе сказать культурность, интеллигентность. Солохин был человек культурный, причем так воспитывался с рождения – его родители преподавали в музыкальной школе и общение водили с деятелями искусства, людьми тонкой душевной организации, умными и талантливыми.

В такой среде он вырос, таким был сам, но умел это скрывать, потому что культурностью в обществе нужно пользоваться осторожно – так же, как и умом. Чтобы не показать себя выше других, чтобы окружающие не чувствовали себя рядом с тобой темными и ничтожными. Сашка умел быть культурным в той мере, чтобы это нравилось его клиенткам, очень скромной, честно признаться, мере. Его сегодняшняя клиентка была поклонницей Верки Сердючки – это уже говорит об уровне культуры: он был минимальный. К сожалению, эстетствующие дамы в большинстве своем бедны как церковные крысы, а состоятельные женщины от серьезного искусства, как правило, очень далеки.

Толстомясая, как он называл про себя нынешнюю пассию, содержала его целый год, но становилась все скупее и ревнивее. С огромным трудом, через унижения и подлизывание, ему приходилось выпрашивать у нее небольшие деньги. Из этих денег сегодня пришлось потратить на нее же. Подарки клиенткам тоже было частью Сашкиного бизнеса, обойтись без них хотелось бы, но никак нельзя, – они работали на его имидж, а этот имидж можно было бы охарактеризовать как «мужчина моей мечты».

Правда, двадцать процентов от любой полученной суммы Солохин, как это у него было заведено, сразу же переводил в доллары и размещал на счете в банке или вкладывал в акции и облигации. Он так делал всегда не потому, что очень уж боялся инфляции или дефолта, просто так было меньше соблазна потратить эти деньги. У него была цель – он мечтал накопить много, накопить столько, чтобы стать независимым, бросить всех своих баб и при этом не работать на дядю. Но дело пока продвигалось медленно.

Толстомясая едва дала ему поесть и разнылась:

– У тебя появилась другая! Я это чувствую. Ты больше меня не обнимаешь, не целуешь.

Сашке пришлось вести ее в постель и доказывать свою любовь.

Наконец, женщина занялась домашними делами, а он остался один, включил телевизор – показывали хоккейный матч, но не смотрел, а думал о своем: «Эта, которая была в сувенирной лавке, – явно хозяйка, а не простая продавщица. Она согласилась сделать скидку, пусть символическую, но все же. Надо к ней присмотреться. Как ее там зовут? Валентина, кажется. Она разведена, потому что обручальное кольцо у нее на левой руке. Не уродина, но очень уж обыкновенная, невыразительная какая-то. Ростом мелкая, на вид лет сорок с небольшим. Надо к ней еще подкатить».

Сашка немного отвлекся на хоккей – был напряженный момент, а потом опять погрузился в свои мысли.

«Комплимент этой Валентине понравился, очень хорошо. Она, конечно, за собой ухаживает: одета дорого и со вкусом, одежда ее не старит, идеальный маникюр и совсем немного косметики. Полновата, пожалуй, но многим это нравится, к тому же у полных женщин всегда меньше морщин, чем у худых. Все равно не похоже, что у нее есть поклонник».

Сашка всегда старался произносить небанальные комплименты и по возможности не повторяться: комплименты – вещь серьезная, ответственная, даже основополагающая. Хороший комплимент – половина успеха. Солохин имел такой рабочий принцип: каждой встреченной им женщине уделять сколько-нибудь внимания – аптекарше, у которой покупал презервативы, кондукторше, которой платил в автобусе – никем не пренебрегал. Очень важно, чтобы при воспоминании о нем у них возникали только приятные эмоции. А как иначе? У нас богатых женщин не очень-то и много, особенно в провинции. Одиноких среди них еще меньше. У тех, что богаты и одиноки, очень много желающих разделить их одиночество (и богатство).

В эту минуту нашим забили гол. Сашка вслух высказался по этому поводу:

– Колхозники! Кто ж так играет?

– Что, проигрывают? – заглянула в комнату его мадам. Как ни странно, она тоже интересовалась хоккеем.

– Гол пропустили. Приходи скорей, вместе смотреть будем!

– Сейчас, мой дорогой! – она чмокнула его, сидящего на диване, в макушку и вышла, а он опять вернулся к своим размышлениям.

«У этой, из «Сувениров», недостаток есть – очень уж она малорослая, а поэтому кажется, что у нее слишком короткие и смешные руки и ноги. Бывший муж, наверное, нашел другую, длинноногую», – подумал Сашка и не ошибся, он вообще был очень проницательным для своего возраста.

«А ведь она на меня, кажется, клюнула», – подытожил Сашка свои размышления и больше о Валентине в этот день не вспоминал.

Валентина. Принципиальный спор

Наличными расплачиваются уже редко, можно было бы забирать выручку раз в неделю, а Валентина зачастила: стала приходить в свой любимый бутик за деньгами чуть ли не каждый день. Приходила и задерживалась на некоторое время. И что бы она ни делала: разбирала бумаги, встречалась с поставщиками, растолковывала что-нибудь девочкам-продавщицам, общалась с покупателями, она то и дело поглядывала на входную дверь, а если посетителей было много, все выискивала взглядом кого-то, все ждала.

И он через несколько дней появился – этот молодой веселый красавчик. Ненадолго, минут на пять, забежал, поулыбался, посмотрел синими глазами ласкающе, перемолвился с Валентиной парой слов и снова исчез на некоторое время. Потом опять появился.

«Вот еще что себе напридумывала!» – ругала себя Валентина и все равно повторяла в мыслях: «Кажется, я ему нравлюсь! Я ему нравлюсь! А если не нравлюсь, то зачем это все?» Даже Нина Назаровна заметила: «Этот парень всегда на вас та-а-ак смотрит!» Слово «так» она произнесла очень многозначительно.

При удобном случае Солохин выпросил у Валентины ее номер телефона, теперь иногда звонил, спрашивал, когда ее можно застать магазине. Ради него Валентина придумала отпускать продавщиц минут за тридцать-сорок до закрытия, чтобы хоть ненадолго оставаться одной. В те дни, когда Сашка обещал заглянуть, Валентина так и делала, и он появлялся, и они оставались наедине. Валентине приносило радость просто видеть его, слышать. Ей казалось, что она опять молоденькая взволнованная девочка, которая ждет свидания. Никто им в это время не мешал и можно было просто разговаривать – просто разговаривать, ничего больше. Они болтали о том о сем, непринужденно, как ровесники, и тогда Саша смотрел на нее…

Вспоминая его взгляд, Гаврюшина чувствовала, что кровь приливает к ее щекам. Он смотрел так, что Валентине казалось, будто он безумно хочет близости с нею – вот прямо сейчас бы, прямо здесь бы, если б только позволила. Валентина не знала, что это часть его работы – испытанный крючок для женщин. Даже самым скромным льстит, когда их так, по-животному, хотят.

Впрочем, никаких активных действий Солохин не предпринимал, вел себя деликатно, что очень нравилось Гаврюшиной. Иногда он провожал ее до машины, не более того.

Со второго дня знакомства Солохин стал называть ее на ты, что сначала смутило Валентину. Она прекрасно понимала, что «вы» – это барьер, преграда, дистанция. Ей также не очень понравилось, что Сашка называет ее без отчества – она не привыкла, чтобы так к ней относились.

Валентина не готова была эту преграду в один момент разрушить и по поводу «ты» высказалась.

– Мне не нравится, что ты мне говоришь «ты». Ко мне так обращаются только очень близкие люди.

– Смешная, – ответил Сашка. – Тебе можно обращаться ко мне на ты, а мне нельзя. Несправедливо!

– Я тебе в матери гожусь.

– Да ладно, – вполне искренно ответил Сашка. – Мне двадцать два, а тебе сколько? Двадцать девять? Тридцать? Далеко до мамочки!

Конечно, он льстил, Валентина понимала это.

– Разве женщин о возрасте спрашивают?

Ей вдруг стало стыдно за свои сорок два года и захотелось засунуть их в темный чулан, чтоб никто никогда про них не вспоминал. А потом она подумала: «Саша должен знать правду! И лучше сразу».

– Мне уже сорок два, – грустно призналась она.

– Двадцать лет разницы. Не в моде сейчас такие молодые мамочки, – пошутил Солохин.

Валентина и не догадывалась, что Солохин тоже комплексует по поводу своего возраста и даже сейчас он ей приврал, ведь по паспорту он был старше. В его лжи, впрочем, был меркантильный интерес: молодой человек двадцати двух лет еще имеет законное право нигде не работать, а только учиться. В то же время двадцатипятилетний неработающий мужчина вызвал бы у Валентины или любой другой взрослой женщины подозрения и даже неприязнь.

Валентина не устояла и купилась, как и другие уже не юные одинокие женщины, на Сашкину молодость – самое ценное его товарное качество.

Солохин сумел разговорить не очень-то открытую и общительную Валентину, расположить ее к себе. Валентине было приятно, что Сашка интересуется всем, что происходит в ее жизни сейчас, всем, что было в прошлом, что он постоянно сыплет шутками и не жалеет для нее комплиментов. Она была тронута тем, что молодой человек слушает ее внимательно, запоминает все, о чем она говорила, чтобы через некоторое время спросить, как развиваются события. Хотя о себе он рассказывал неохотно. Валентина списывала это на его скромность и считала скорее положительным качеством. Он сказал ей, что учится в университете на экономиста.

Сашка часто смешил Валентину. Очень забавно пародировал новую жену Павла, которую никогда не видел. Посмеивался над Нелькой, с которой тоже еще не был знаком.

У Валентины не было никакого повода с ним ссориться, но однажды маленький инцидент все-таки произошел. Они серьезно разошлись во мнениях, даже не во мнениях, а в отношении к жизни. По какому-то незначительному поводу Валентина оборонила расхожую фразу:

– Не в деньгах счастье.

– Хорошо говорить красивые слова, когда стоишь рядом с шикарной машиной, и у тебя прекрасный дом, и ты живешь – ни в чем себе не отказываешь! – взвился Солохин, потому что Валентина задела его больную тему. – А ведь есть такие, как мои родители, – умные, образованные, талантливые, которые за всю жизнь не накопят на квартиру единственному сыну! Особенно если живут в маленьком городе. И вообще – честным путем богатства не заработаешь.

Валентина пыталась возразить, собралась что-то промямлить про своего бывшего мужа, но Солохин не дал ей вставить ни слова.

– Деньги – это сила и власть. Все продается и все покупается! Моя мечта – накопить приличную сумму денег и махнуть куда-нибудь, например в США.

– А любовь?.. – пролепетала Валентина, ошеломленная его вырвавшейся злостью.

– Я женщину себе куплю любую. И она будет мне верна, – да! Потому что в ином случае рискует потерять мои деньги.

Валентина не нашла слов для возражений. Будь она мудрее, подозрительнее, принципиальнее, уже после этого разговора прекратила бы всякие отношения с этим молодым человеком, ведь ей стало яснее ясного, что в глубине души он циник, который презирает и ненавидит людей. Жизненный опыт сорокалетней женщины должен был ей подсказать, что Солохин относится к тому типу молодых и не очень людей, которые видят свое счастье в том, чтобы брать от жизни как можно больше, любыми средствами. Ничем не брезгуют и никого не жалеют, походя ломают чьи-то судьбы, разбивают сердца. Должен был подсказать, но не подсказал. Вернее, умом она поняла все, но выводов правильных не сделала: к тому времени ею полностью руководило сердце, а не ум. Валентина была полностью очарована Сашкой, ей казалось, что его еще можно переубедить, перевоспитать, объяснить, что в жизни важны другие ценности.

Валентина посмотрела на него с глубокой жалостью. Не осознавая того, она безоглядно влюбилась в Сашку. Он пока не заводил с ней разговоров о любви, но Валентине так хотелось верить, что ее чувства взаимны…

– Под старость, – грустно сказала она, – такие люди не найдут среди близких ни сердечности, ни понимания. У них и близких-то никого не будет.

– Ну, до старости еще далеко, – поспешил Сашка закрыть неприятную тему, взял Валину руку и поцеловал. И Валентина не залепила ему пощечину, и не выгнала вон. А тему денег, богатства, духовного и материального, они больше никогда между собой не поднимали, а потому и не спорили.