Czytaj książkę: «Прививка против любви»

1. Встреча.

Сентябрьский день клонился к вечеру, хотя небо было еще светлым, сине-розовым с багровой каймой заката. Опавшие листья только-только начали покрывать асфальт, до зимы было еще далеко, но мужчина средних лет, томясь в ожидании, ежился от холода. Он сидел на скамейке и смотрел на средний подъезд дома напротив, внимательно следя глазами за всеми, кто оттуда выходил.

Не то, не то… Нужный ему объект он знал в лицо, поэтому ни с кем перепутать не мог.

Ждать пришлось долго, почти три дня. Покидая свой пост ночью, мужчина вновь приходил рано утром, меняя для разнообразия скамейки, на которых сидел, но неизменно устремляя свой взор все на тот же подъезд. В конце концов, объект должен был появиться, деться ему некуда, и тогда он сделает то, что должен сделать, чтобы обезопасить себя от возможных осложнений.

Провал в деле, которое он считал давно отлаженным, явился для него полной неожиданностью. Рухнула стройная система, хотя все было обдумано до мелочей, рассчитано до доли секунды. Специалисты у него были славные, опытные. Они за три месяца не допустили ни одного прокола, ни единой промашки, нигде не засветились и ни разу его не подвели. Никто не знал, что он ими руководит, его конспирация была полной. И все-таки дело рухнуло… Где теперь искать виновных?

Мужчина, пряча глаза за темными очками, поправил козырек кепки , надвинутой на лоб. Достав из сумки термос, налил себе чаю, с наслаждением отхлебнул, и в этот момент увидел того, кого ждал. Молодой человек быстро шел к подъезду, но не один, а рядом с женщиной, которую ожидающий тоже знал в лицо. Не повезло, подумал он, свидетели в этом деле не нужны, придется дожидаться другого раза.

Он продолжал отхлебывать чай, вместе с тем следя, как парочка входит в подъезд. Но уходить рано, надо проследить, здесь ли объект будет ночевать или отправится в другое место. Если здесь, то дело можно считать сделанным, он встретит его утром. Если куда-то пойдет , тоже неплохо, встреча вполне может состояться уже сегодня.

Покончив с чаепитием, мужчина встал и прошелся вдоль дома, наблюдая за окнами интересующей его квартиры. Никто не выходил, балкон был пуст, и он зашел за угол, чтобы убедиться, что машина стоит на месте. Он специально поставил ее подальше от дома, чтобы никто из жильцов не мог запомнить цвет, марку или записать номер. Его план должен осуществиться четко, не оставляя следов.

И вот наконец-то повезло. Молодой человек буквально вылетел из подъезда и торопливо направился не к метро, а совсем в другую сторону. Мужчина встал и пошел следом, боясь, что объект убежит слишком далеко от машины. Прибавив шагу, он нагнал его и грубо схватил за руку. Молодой человек остановился и удивленно посмотрел на неказистого, низкорослого мужичка.

– В чем дело? – спросил он.

– Надо кое-что выяснить. Ты что же, не узнаешь меня?

– Я вас не знаю.

– Как же так? Я тебе помог, можно сказать, невозможное для тебя сделал, а ты меня знать не знаешь?

– Первый раз вижу, – искренне сказал молодой человек, и мужчина ему поверил.

– Это хорошо, что первый раз. Значит, не все у меня потеряно. Шанс, значит, есть. Но ты должен на время исчезнуть от греха подальше. Понял? Ты единственный свидетель. Тебя могут пригласить для дачи показаний, и ты расколешься. А мне это ни к чему, семья у меня.

– Что-то я ничего не понимаю.

– Сейчас поймешь. Вот стоит моя машина – садимся и едем.

– Я никуда не поеду. Я должен идти – меня ждут.

– Подождут, ничего с ними не случится. Если будешь слушаться, пощадим и тебя. Но сначала ты сделаешь то, о чем я попрошу.

– Ты что, дядя, с ума сошел? Может, ты меня с кем-нибудь из своих собутыльников перепутал? Так погляди внимательнее. Я – не он, а потому никуда не поеду. И делать ничего не буду.

Мужчина ничего не ответил, сунул руку в карман. И в тот же момент молодой человек почувствовал, что голова у него закружилась, а лицо собеседника исчезло в тумане.

2.Письмо.

В этот день Татьяна Михайловна Полякова возвращалась домой поздно. В ее конструкторском отделе происходило освоение нового изделия – завод возрождался после многолетней спячки. Работы было очень много, и она – начальник одного из подразделений отдела Главного конструктора, последние два месяца находилась в постоянных заботах и хлопотах.

Она шла неспешной походкой, с удовольствием вдыхая чистый после дождя воздух и радуясь тому, что

завтра – выходной, можно будет не думать о работе и приятно отдохнуть. Возле подъезда своего дома она остановилась поговорить с соседками, которые, как обычно, начали расспрашивать, как поживает за границей её племянница и часто ли пишет письма.

Юлия, дочь её трагически погибшего брата, уже шесть лет жила с матерью в Германии, письма писала не часто, а в последнее время и вовсе перешла на телефонные звонки и компьютерные SMS, которые посылала своему двоюродному брату Андрею. Поэтому Татьяна Михайловна очень удивилась, когда увидела в почтовом ящике конверт с иностранными штемпелями. В подъезде было темно, а зрение у неё далеко от идеального, и она, отчего-то волнуясь, положила конверт в сумку. Дома она наденет очки и тогда уже прочтет и адрес на конверте, и само письмо. Тетушка была уверена, что оно всё-таки от племянницы, и, стало быть, таким образом растягивала удовольствие, которое всегда получала от чтения Юлькиных писем. Но когда она сняла плащ, сбросила с опухших от усталости ног туфли и наконец-то, вооружившись очками, удобно уселась в кресло, то её ждал сюрприз: письмо было не от Юли.

Она внимательно оглядела конверт, изучив его с обеих сторон, и не сразу увидела, что в левом верхнем углу стояла четкая надпись иностранными буквами: Париж. Татьяна вздрогнула: неужели? Сердце учащенно забилось. Письмо из Парижа могло быть только от нее, от подруги Нины, которая четыре года назад уехала туда лечиться от рака.

Нина была ее лучшей подругой еще со школьных времен, подругой, от которой она не имела никаких секретов и всегда все знала о её жизни и жизни ее близких. Нина помогала ей в трудные минуты, как и Татьяна Нине, они вместе провели немало приятных часов. Вместе переживали за брата Тани Михаила Лунина, когда он заболел, и пытались его спасти.

Боже мой! Она даже не знает, что Миши уже нет, что все закончилось так плохо, как нельзя было ожидать. Сколько событий произошло за эти четыре года, сколько неприятностей свалилось на семью Луниных – Поляковых. Неужели это еще не все?

Татьяна сознательно медлила, не торопилась вскрывать конверт, потому что боялась прочитать там плохие новости о подруге. Неужели Нина, такая очаровательная, такая жизнерадостная, могла умереть от рака? Нет, этого не может быть. Это другие умирают, старые и хилые, а она должна вылечиться. Нина так любит жизнь, так старается нравиться мужчинам – и почти всегда добивается этого.

Известный киноартист Фёдор Маховец, кумир всех девушек, влюбился в неё с первого взгляда, когда Нина Горлатых, корреспондент”Московских новостей”, пришла брать у него интервью. Они вместе, уже поженившись, были гостями на свадьбе Миши. Как счастлива была тогда Нина, как блестели её глаза! Беспечное было время. Ничего не предвещало трагедии, все ждали от жизни только хорошего, даже не пытаясь заглянуть в будущее.

И вдруг, как гром среди ясного неба, болезнь Нины, госпитализация, долгое обследование и, наконец, операция. Недолгая ремиссия, давшая было надежду, закончилась разочарованием. Болезнь вновь заявила о себе. Всё шло к трагическому концу, спасти её могли только за границей. Неужели не спасли?

Татьяна Михайловна ещё раз посмотрела на конверт, повертела его в руках, не решаясь распечатать. Если письмо от Нины, почему оно кажется таким невыносимо чужим, начиная с чётких печатных надписей и кончая нерусскими, с непонятным изображением марками. Неужели?.. Она ещё раз посмотрела на обратный адрес, пытаясь разобрать французские буквы, но опять же, кроме слова Париж, ничего не поняла.

Время шло, а Татьяна всё ещё вертела конверт в руках, щупала его, пытаясь угадать содержимое. Письмо было тонким, видимо, ничего, кроме листа бумаги, там не было. Как глупо она себя ведет! От её медлительности и нерешительности абсолютно ничего не зависит, ничего не изменится. Надо читать.

Она взяла ножницы и аккуратно, не повредив обратного адреса, отрезала край конверта и вынула свёрнутый вдвое листок. И опять сердце учащённо забилось. Может быть всё-таки лучше не читать?

Да что она в самом деле! Солидная женщина, взрослого сына имеет, а всего боится, как девочка-подросток. Уход от действительности, так называемая позиция страуса, который прячет голову в песок, ещё никого не спасла.

Она развернула листок и начала читать. Выражение её лица оставалось спокойным, только руки слегка дрожали. Татьяна покачала головой, отложила листок и уставилась в одну точку. В такой позе и застал её муж, который всегда возвращался с работы позднее её.

– Ну что, будем ужинать? – сказал Сергей Алексеевич, чтобы вывести её из оцепенения. Она кивнула головой, но продолжала сидеть.

– Что случилось?

– Нина возвращается в Россию. Надо встречать.

– Это какая Нина? Горлатых? Надо же! Она поправилась?

– Видимо не совсем. Вот Фёдор пишет, что она хочет умереть в России.

– Ничего себе! Что-то от твоих новостей у меня пропал аппетит. У неё рак, я не ошибаюсь?

– Рак лёгких. Но если она не умерла до сих пор, по-моему, есть шанс. Она же болеет лет семь, первая операция у неё была ещё в Москве, а там, наверное, повторная. Если она приедет, мы всем миром должны её спасти.

– Каким образом? – недоверчиво спросил Сергей,– как был этот рак неизлечим, таким он и остался.

– Всё равно. Надо собрать всех экстрасенсов, подключить тибетскую медицину, скупить в аптеках все травы – вдруг что-нибудь поможет? Нельзя сдаваться.

– А почему у неё рак лёгких? Она что, дымила, как паровоз?

– Нет. Это Ленка Ткаченко дымит, как паровоз. Ты перепутал. Я как-то раз у неё в гостях была, так перед моим визитом она два дня комнату проветривала. Я тут курю, говорит. До чего дошла – курит по -чёрному, сына не стесняется.

– И никакого у неё рака?

– Никакого. И выглядит прекрасно. Так кто сказал, что курить вредно? И если этот самый рак – живое существо, так почему ему нравится табак, а не свежий воздух, например?

– Если этот рак – живое существо, как ты говоришь, то оно, как и некоторые люди, обожает наркотики. Вот и весь сказ! Чем больше наркотического табака, тем больше рака,– объяснил Сергей.

–Наверное, ты прав. Но как страшно всё это! Как обидно, что бессильна медицина…

– Это чёрт знает что! Космические корабли запускаем, луноходы высаживаем, сами в открытый космос выходим, а рак вылечить не можем! В человеческом организме за многие века разобраться не в состоянии!

– Человеческий организм сложнее космического корабля,– уверенно констатировала Татьяна, наконец-то поднимаясь с кресла.

– Сложнее, говоришь? Но даже точные приборы проходят контрольные испытания для выявления скрытых дефектов, почему же человека-то никто не проверяет? Начинают лечить, когда уже поздно.

– Так устроена наша традиционная медицина. Лечим не причину, а следствие. Может быть, я зря не пошла в медицинский? Моя мама очень хотела, чтобы я стала врачом. Я чувствую, что у меня есть способности к медицине,– с сожалением заметила Татьяна.

– Ты бы наверняка изобрела вакцину от рака. Но мы с тобой тогда бы не встретились. Я никогда не собирался в медицинский.

– Но это была бы жертва во имя науки. Меня всегда интересовала медицина как наука, но как подумаю о практической стороне, так хочется бежать. Эти трупы в анатомичке, кровь, гной, вирусы. Нет ,тут надо иметь железные нервы. Однако, хватит об этом. Нина жива, и это уже хорошо. Надо обрадовать общих знакомых, одноклассников.

Кому позвонить в первую очередь? Лариске или Ирке? Пожалуй, Лариске. От Ирки толку нет, одни эмоции. Даже посоветовать толком ничего не сможет. Начнёт охать-ахать, а при встрече с Ниной ещё и ляпнет какую-нибудь бестактность, вроде того: “А мы думали, всё, умерла наша Нина, и как мы без неё?” Нет, надо договориться с Ларисой и сходить к Нине с ней вдвоём, а потом видно будет. Одной Татьяне было почему-то страшно и неловко, ей нужна была поддержка такой практичной женщины, как Лариса. Она подошла к телефону и набрала знакомый номер.

– Лариса? Привет! Узнала?

– Конечно. Рада тебя слышать. Что новенького?

– Через два дня в Москву приезжает Нина Горлатых.

– Да что ты говоришь! – обрадовалась Лариса,– выздоровела?

– Видимо не совсем, но надежда есть.

– Слава богу. А откуда ты узнала?

– Федор депешу прислал. Говорит, она хочет с нами увидеться.

– Соскучилась? Это хорошо. Интересно посмотреть на парижанку. Вот уж не думала, что Фёдор Маховец способен писать письма. Мог бы позвонить.

– Наверное, он не хотел, чтобы она его слышала. Он просит нас быть поделикатнее.

– Так она с ним приедет или с родителями? Они, кажется, там жили?

– С ним. Мать умерла через полгода после её приезда в Париж – от рака, между прочим. Всё-таки эта болезнь наследственная, хотя не все медики это признают. Отец нашёл себе другую, француженку. Эдакую бабулю с пуделем.

– Про пуделя тебе тоже Фёдор написал?

– Нет, это мои домыслы. Я в кино видела французских бабусь.

– Я не пойму. Нина столько лет больна, а Фёдор всё так же её любит, так же предан? Ухаживает, на руках носит?

– Не знаю. Хотя насчет ухаживаний… Сиделки, наверное, были. Она ведь не любит,когда её жалеют.

– Не любит, я помню. Она его даже к себе в больницу не пускала, когда считала, что плохо выглядит. Дурочка… Лично я бы так не смогла.

– Это потому, что ты всегда хорошо выглядишь, Лариса, – напомнила подруге Татьяна, – так, значит, договорились? Когда она приедет, мы её навестим.

Надо будет привести себя в порядок, подумала Татьяна. Постричься, что ли? Или волосы осветлить? Рядом с Ларисой надо соответствовать. Она всегда была красивой. Самой красивой среди симпатичных девчонок в классе. И описывать эту красоту бессмысленно, потому что она была неописуемой. Лариса Гурич не была яркой блондинкой, как современный киноидеал, у неё не было огромных глаз в пол- лица, но ещё ни одна женщина, а тем более ни один мужчина не усомнились в её красоте. Что бы она ни делала, о чём бы она ни думала, она была красива. Пользовалась она косметикой или нет, прятала свои глаза под большими солнечными очками или открыто смотрела прямо на вас, она была одинаково красива. Никакой дождь, ветер или снег не могли испортить её причёски – волосы лежали всё так же, очаровательной волной. Как это удавалось Ларисе, Татьяна не могла понять.

Ещё в школе, в седьмом классе, она пыталась было ей подражать. Лариса начала так укладывать волосы, что девчонки смотрели на неё с завистью. Таня была до того наивной, что не сообразила: Лариса накручивает волосы на бигуди, но не на мелкие, от которых на голове получается баранья шевелюра, а на крупные. Так Лариса довольно долго обманывала не только подружек, но и учителей.

И вот Таня однажды села перед зеркалом и начала манипулировать со своими волосами, чтобы они лежали, как у Ларисы. Но ничего не получалось. Она их и мочила, и взбивала, и закалывала шпильками, надеясь приучить волосы лечь в нужном направлении… Всё напрасно! Все способы перепробовала, не догадалась только накрутить свои пряди на бигуди. Время было такое: все были скромными, в школе даже не красились, а чтобы курить, как сейчас, об этом вообще не могло быть и речи.

Ларису разоблачила вредная учительница химии. Учительница никогда не была замужем, детей у нее тоже не было, поэтому она посвятила себя воспитанию чужих, беспрестанно заботясь об их нравственности. Сидеть в школе с элегантно уложенными волосами -верх безнравственности, потому что это красиво, мальчики внимание обращают. И не только мальчики…

Однажды на уроке физики учитель – единственный мужчина из всей учительской, не считая директора, – заметил , что сосед с задней парты уж слишком часто обращается к Ларисе со всякими пустяками, не стесняясь даже дёрнуть её за рукав. Заметил и не преминул сделать нахалу замечание.

– Ну и зачем ты её всё время беспокоишь? Разве она виновата, что такая красивая? Ты забыл, где ты находишься? На уроке находишься, работать должен, учителя слушать, а ты что делаешь? К девочке пристаёшь, к себе внимания требуешь. Хотя, если признаться честно, ты её внимания пока что не заслуживаешь. В зеркало смотрелся? То-то же! А в дневник свой часто заглядываешь? Какие там оценки доминируют? Ладно, вслух не буду говорить. Вот сначала оценки исправь, а потом на девочек красивых заглядывайся!

Вот так учитель смутил и ввёл в краску обоих – и Ларису, и её поклонника. Ведь весь класс, слушая речь учителя, смотрел только на них. Таня тоже повернула голову и с новым интересом посмотрела на Ларису. Она, конечно, ничего, но уже не её идеал. Лариса нравилась ей в начальных классах, а к седьмому она уже посмотрела фильмы с участием Анастасии Вертинской. Вот где красота-то!

За это невзлюбила Ларису Гурич высоконравственная “химичка”, хотя Лариса никогда не была легкомысленной двоечницей, а в выпускном классе претендовала даже на медаль. Но золотую не получила – из-за той же пресловутой химии, пришлось довольствоваться серебряной. .Была ли в этом виновата её причёска или нет, теперь уже не имеет значения .Но справедливость восторжествовала довольно скоро, уже в девятом классе. К этому времени девчонки поняли, что к чему, и с косичками ходить не желали. Они тоже научились красиво укладывать волосы и с удовольствием соперничали друг с другом. Но в учительской, видимо, посовещались и решили положить этому конец. И однажды на школьной линейке директор попросил их выйти вперёд. «Посмотрите на этих девочек, на их внешний вид,-обратился он к присутствующим,– разве можно ходить в школу с такими начесами на голове?» Он, видимо по настоянию учителей, хотел их пристыдить и вызвать осуждение со стороны товарищей. Но реакция учеников оказалась неожиданной. Сначала послышались голоса: что такое, очень хорошие, симпатичные девочки, а потом раздались дружные аплодисменты. Педагоги проиграли, а девятиклассницы праздновали победу. И больше всех – Лариса.

Лариса была спокойна и доброжелательна с подругами, особенно с теми, кто не годился ей в соперницы. Собственно, к таким она относила и Таню, которую выбрала в “протеже” и всё время наставляла по всем вопросам. Рассудительная Лариса, казалось, хорошо разбиралась во всём, что касается внешнего облика девушки. Поэтому Тане всегда доставалось, если она была не так причёсана или выбрала не того цвета шарфик, а уж на тему “как понравиться мужчине” подруга могла говорить бесконечно. Лариса считала, что нравится всем, а значит может быть экспертом в этом вопросе. Собственное будущее казалось ей тогда вполне определённым: кому, как не ей, красавице и умнице, мужчины положат к ногам всё, что она ни пожелает. Она ещё не знала, что жизнь иногда вносит свои коррективы, не считаясь ни с чем: ни с красотой, ни с другими несомненными достоинствами.

А пока Лариса была царицей бала: все улыбались ей, на танец приглашали прежде всего её, а потом уж других девочек. Ею восхищались даже школьные “дурнушки”, которым никогда не пришло бы в голову соперничать с ней. Они хотели с ней дружить, делиться сокровенными тайнами, ходить вместе из школы домой. Однажды, когда заболела самая некрасивая, никем не принимаемая всерьёз и порой просто не замечаемая одноклассниками девочка, школьный врач сказал: “Тебя надо проводить домой. У тебя есть подружка?” “Да, – ответила больная,– Лариса Гурич.”

Класс, можно сказать, ахнул. Как? Эта замухрышка набралась наглости, чтобы назвать своей подружкой саму Ларису Гурич? Да как же такое может быть? Лариса дружит не с такими, как эта вот… У Ларисы – свой круг общения, свои друзья, свои интересы, которые никогда не пересекутся с маленьким мирком какой-то невзрачной девчонки. Что же теперь будет? Неужели Лариса пойдёт её провожать? Одноклассники замерли и выжидательно уставились на неё. А Лариса ничему не удивилась. Не замечая повышенного интереса к себе, она встала, подошла к выбравшей её из всех больной девочке и взяла её за руку. С этой минуты она, как и Таня, стала её “протеже”.

И только одна девочка в классе не могла претендовать на почётное звание подопечной Ларисы. Только одна стояла с ней на одной ступени социальной лестницы. Только она могла соперничать и одновременно дружить с первой красавицей, не чувствуя собственного унижения. Только она – Нина Горлатых. Лариса и Нина были очень разные, просто два полюса, как Элен и Наташа Ростова в романе Толстого “Война и мир”. Наверное,это и притягивало их друг к другу, потом отталкивало, но месяцы полного отчуждения неизменно заканчивались внезапно наступившей оттепелью. Заслуга в этом больше принадлежала Нине – она была более эмоциональной, более темпераментной и более общительной, чем Лариса.

Герой их романа, один на двоих, определился к девятому классу. Это был высокий и красивый Станислав Финк – секретарь школьного комитета комсомола, руководитель школьного вокально-инструментального ансамбля и любимец всех девушек. Его карие бархатные глаза, сросшиеся у переносицы брови и обворожительная улыбка покоряли девчонок сразу. Что делалось с девчонками в зале, когда он пел на школьной сцене – об этом даже излишне говорить. Но всё началось с того, что на одном из школьных вечеров сердцеед вдруг заметил Ларису и пригласил её потанцевать. Сердце красавицы дрогнуло, но виду она не подала и улыбнулась ему дежурной улыбкой.

Знакомство, однако, состоялось. Он проводил её до дома и выразил надежду на дальнейшие встречи. Лариса уклончиво ответила: ”Посмотрим”. Сдержанность девушки задела первого парня, не привыкшего к отказам, и удвоила интерес к ней. Так завязался роман, довольно бурный со стороны Станислава и тщательно скрываемый со стороны Ларисы.

–Она совсем потеряла голову,– поделилась с Таней проницательная Нина,– думает только о нём. Ей и в голову не придёт, что она у него – одна из многих…

–А если это любовь! – возразила Таня.

– Как же, любовь! Такие любят только себя. К тому же, он уже в последнем классе, скоро уйдет из школы. Вот увидишь – роман на этом закончится, а нам придется отпаивать её валерьянкой.

– Да что ты, она такая красивая, другого найдет, – предположила Таня.

– Красота – страшная сила. Но попробуй найди вот такого же…

Роман Ларисы со Стасом, как она его называла, продолжался, что вызывало всё больший интерес Нины. А однажды произошел случай, который помог ей сблизиться с кавалером подруги. Тёплым весенним днём во время перемены они втроём – Нина с Ларисой и Таня – вышли на улицу подышать воздухом. Тут к ним и подошёл Стас, улыбнулся, вежливо поздоровался.

– Я хочу с вами посоветоваться, девочки,– сказал он,– наш ВИА готовит новую программу к выпускному вечеру. Может быть, пойдёте к нам солистками?

– Шутите?– спросила Татьяна.

– У нас голоса нет, не приставай, – строго сказала Лариса.

– А при чём здесь голос? – кокетливо возразил Станислав Финк, – главное – внешность. По внешности вы проходите, остальное сделает аппаратура.

– Я согласна! – заявила Нина, у которой был слабенький, что называется “домашний”, но вполне приятный голос.

– Приятно слышать. Значит, жду вас сегодня вечером на репетицию, – и Финк, галантно откланявшись и по-особому посмотрев на Ларису, удалился.

– Ты что, с ума сошла, подруга? – недовольно спросила Лариса.

– Почему сошла? Я всегда была сумасшедшей. Хочу попробовать себя в новом качестве, – и Нина мечтательно подняла глаза к небу.

– Ну, дерзай, – милостливо разрешила Татьяна, внимательно наблюдая за развитием сюжета.

Нина, явившись, как обещала, на репетицию в специально отведённую для этого комнату на первом этаже школы, тут же потребовала подключить микрофон. Она выбрала себе модную в те годы песню про несчастную любовь и запела, обращаясь исключительно к руководителю ансамбля:

Ты стоишь у окна –

Небосвод высок и светел,

Ты стоишь и молчишь,

И не видишь ничего,

Потому что опять

Он прошел и не заметил,

Как ты любишь его,

Как тоскуешь без него.

Неизвестно, что тут сыграло главную роль – голосок ли Нины, артистизм её или томный взгляд, направленный на Стаса, но он принял решение с Ниной поработать и в программу выступления ансамбля её включить.

–Вот только песня какая-то заунывная, – сказал он, – может быть, найдём что-нибудь повеселее?

– Повеселее – не мой стиль, – возразила Нина, – да и возраст у нас такой – у всех несчастная любовь. Я думаю, такая песня будет лучше восприниматься.

– Да? – удивился Стас, – а вы оригинальная девушка, не ожидал.

– А что вы ожидали? – спросила Нина, положив ногу на ногу и откинувшись назад на стуле.

– От вас, женщин, никогда не знаешь, что ожидать, – нашёлся Стас, скользнув взглядом по стройным ножкам.

– Это вы по Ларисе судите?

– Почему по Ларисе? Не только.

“Что и требовалось доказать”,– подумала Нина и ушла домой, довольная собой. Поздним вечером она позвонила Тане.

– Можешь поздравить меня с победой, – радостно сообщила она, – я теперь солистка ансамбля. Я думаю, у меня будет успех.

– Не сомневаюсь. С таким-то руководителем…

– А что? Он не так примитивен, как я думала. В нём что-то есть. Как я понимаю Ларису!

– А себя-то ты понимаешь? Зачем ты туда полезла? В консерваторию готовишься?

– Вот в консерваторию меня точно не возьмут. Но тут я могу покрасоваться – как говорится, приятное с полезным, – сказала Нина и сдержала слово.

Отношения между Стасом и Ниной становились всё теплее, взаимопонимание росло. И когда Таня с Ларисой пришли на генеральную репетицию ансамбля, чтобы оценить новую солистку, они почувствовали себя бедными родственницами на чужом празднике жизни.

– И вот вам результат, – подвела итог Лариса, – эта вертихвостка везде пролезет. Но если она думает, что я буду за него бороться, то ошибается. Дарю!

Лариса не стала устраивать Станиславу сцен ревности – зачем? Она просто перестала приходить на свидания. Пила она в это время валерьянку или нет, Таня не знала. Но держалась она прекрасно.

– Теперь ты совсем голову потеряла? – спросила как-то Таня у Нины.

– Потеряла? – удивилась Нина, – да у меня её никогда не было. А что, Лариса очень огорчена, плачет?

–Да нет, не очень. Похоже, она его тебе подарила.

– Щедрый, однако , подарок. Ценю. Она же чувствует, что у неё шансов нет. Ну красивая… И что? Где та изюминка, которая делает женщину обворожительной? Где тот огонь, мерцающий в сосуде?

– “А если так, то что есть красота и почему её обожествляют люди…” – ты это хотела сказать? – вспомнила Таня известное стихотворение Н.Заболоцкого.

– Именно! Как хорошо, что ты меня понимаешь с полуслова! Мы с ним давно перешли на “ты”. Он мой!

– Ну и ну!

И всё бы хорошо, но как-то очень быстро, можно сказать, незаметно наступило лето. Вот и тот роковой выпускной бал – последний бал школьника Станислава Финка. Перед отъездом в Рязань, где он собирался поступать в летное училище, он зашёл к Ларисе прощаться.

– Зачем пришёл? – удивилась Лариса.

– Я уезжаю, но надеюсь, что мы ещё встретимся. Ты меня дождись.

– Это приказ? Так вот: ты мне не начальник, а я – не подчинённая.

– Я знаю, но всё равно надеюсь. Мы с тобой должны пожениться. Я без тебя не могу жить.

– Неужели? По-моему, прекрасно обходишься. Или Нина тебя выгнала?

– Нет. Нина тут ни при чём. Мы дружили по необходимости, готовили концерт. Я её не люблю.

– Какой же ты ветреный! Я тебе не верю.

– Вот закончишь школу, и поженимся.

– Это мы ещё посмотрим!

Финк поступил в лётное училище, потому что и отец его, и дед были лётчиками. Дед погиб во время войны, а отец до сих пор работал в гражданской авиации. Такой выбор ещё больше поднял Станислава в глазах женщин: значит, он не трус, не лентяй. Настоящий мужчина! И Лариса его простила. Нина же не поверила в такой исход дела.

– Ты посмотри, что делается, – говорила она Тане, – как только он решил стать лётчиком, тут же наладил с ней отношения. У неё же отец генерал, он может быть полезен.

– Какой отец? Он с ними не живёт лет пятнадцать! Да и не лётчик он…

– Не живёт, но дочку балует, наряды и духи ей покупает. А то, что он не лётчик, не имеет значения – у них там , у военных ,круговая порука.

–Фантазёрка ты. У тебя, например, отец дипломат, за границей бывает. Почему он тебя не использует в корыстных целях?

– А я за него замуж не собиралась и не рассказывала, кто у меня отец, – поставила точку Нина.

Прошёл год. Любовные отношения и разговоры о них отошли для девочек на задний план, потому что надо было готовиться к выпускным экзаменам и определяться в жизни – поступать в институт. Нина поступила в университет на журналистику, Таня – в авиационный институт, а Лариса, несмотря на нелюбовь к химии, почему-то выбрала медицинский. В августе собрались все вместе, чтобы отметить новую эпоху в жизни. Присутствовал и Станислав Финк.

Лариса, помня прошлогоднее обещание кавалера, собралась было замуж. Она с удовольствием обсуждала эту тему с подругами, присматривала в магазинах, в те годы почти пустых, платье и туфли, но Финк разочаровал её.

– Я, Лариса, годик подожду жениться. Не готов. Ну куда я тебя приведу? В убогое общежитие? Для такой, как ты, нужен дворец.

Лариса смирилась. Ожидание растянулось на долгих четыре года, но Станислав по-прежнему клялся в любви и не отказывался на ней жениться, хотя поговаривали, что у него в Рязани есть любовница. Лариса ждала – другие поклонники, которые вились вокруг неё роем, казались ей неинтересными.

И вот счастливый день настал. Новоиспечённый лётчик сделал ей предложение. Лариса заплакала и долго не могла успокоиться. Слишком затянулось ожидание, и нервное напряжение потребовало разрядки.

– Что с тобой? Вот не ожидал! Я ей царский подарок приготовил, а она плачет!

Лариса улыбнулась сквозь слёзы и внимательно посмотрела на Стаса.

– Однокомнатная квартира в Москве устраивает? Родители построили для меня кооперативное жильё – в районе чистом и зеленом, между прочим.

– Это прекрасно! Как хорошо будет там гулять с детьми! – оживилась Лариса.

– Ну дети-то нам не к спеху, я так полагаю… Ты же медик, что-нибудь придумаешь. Сейчас неотложного решения требует другой вопрос. Может, поговоришь с папой, чтобы меня оставили в Москве? Отправят, чего доброго, на северный полюс пингвинов пугать.

– Ладно, поговорю. Не пропадать же квартире.

И шикарная свадьба состоялась. Началась счастливая семейная жизнь в зеленом районе. Лариса ещё училась в своём медицинском, а Станислав на свою зарплату вполне обеспечивал семью. Детей у них не было лет пять или шесть, но потом Лариса всё же решилась завести ребёнка. Муж отнёсся к этому весьма скептически, а потом с неодобрением смотрел на растущий живот жены. Опять поползли слухи, что Станислав находит утешение в другом месте. Лариса не хотела верить намёкам и сплетням, но заметное охлаждение мужа не ускользнуло от её внимания. Шаткое семейное положение усугубилось тем, что Лариса родила не мальчика, а девочку. Для Стаса наступило полное разочарование, апатия, приведшая к полному безучастию в семейных делах. Он даже не заметил, что Лариса после родов стала ещё красивее.