Czas trwania książki 105 stron
2003 rok
Смотрим на чужие страдания
O książce
«Смотрим на чужие страдания» (2003) – последняя из опубликованных при жизни книг Сьюзен Сонтаг. В ней критик обращается к своей нашумевшей работе «О фотографии» (1977), дописывая, почти тридцать лет спустя, своего рода послесловие к размышлениям о природе фотографического изображения. На этот раз в центре внимания – военная фотография, документальные и постановочные снимки чужих страданий, их смысл и назначение.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Вечный вопрос о соотношении эстетики и этики на примере фотографии. Сонтаг приводит много любопытных фактов из современной истории. Импонирует ее сдержанность. Сонтаг разбирает варианты использования документальных фотографий войн и страданий, варианты эксплуатации этих снимков, а в финале даже предлагает рецепт, который позволяет как-то говорить о катастрофических ситуациях, избегая подтасовок и лицемерия. Рецепт не нов, но многим фотографам будет полезен. Как и студентам журфаков, да и работникам СМИ.
Смотрим на чужие страдания - эссе Сьюзен Сонтаг об истории военной фотографии и ее месте в современной информационной повестке. Книга будет полезна всем, кто интересуется пересечением средств массовой информации, культуры и этики, ведь она о том, как менялось восприятие изображений чужих страданий, боли и ужаса с течением времени, как это стало неотъемлемой частью новостной ленты, как это на нас влияет и какие существуют формы этого влияния.
Сьюзен говорит четко, прямолинейно и вступает в такой интертекстуальный диалог с Вирджинией Вулф и ее работой "Три гинеи" . Здесь она находит пространство для размышлений и раскрывает диалектику фотографии, ее двойственную сущность.
Фотографии, утверждает Вулф, «не аргумент, они просто голая констатация факта, адресованная глазу». На самом деле они не «просто» что-то, и как всего лишь факт их не рассматривают — ни Вулф, ни другие люди. Ибо, как она тут же отмечает, «глаз связан с мозгом, мозг с нервной системой. А она мгновенно посылает сигналы через каждое воспоминание о прошлом и чувство настоящего». Эта оборотливость позволяет фотографиям быть объективной регистрацией и в то же время личным свидетельством, верной копией или записью момента реальности и истолкованием этой реальности — к чему давно стремилась литература, но никогда не могла осуществить в этом буквальном смысле
Сьюзен говорит о мощных образах, содержащихся в фотографии, что являются элементами нашей памяти и запоминания. И я очень понимаю, о чем она говорит. Например, с работами фотографа Себастьяна Сальгадо я познакомилась давно, но некоторые его работы, или работы Юджина Смита - стоят перед глазами до сих пор, когда я думаю о страданиях и голоде в Африке или катастрофе Минамата в Японии.
Эту книгу невозможно читать и не гуглить фотографии, что упоминаются. Одной из таких, я, как книголюб, не могу с вами не поделиться. Это разрушенный войной лондонский Холланд Хаус, с чудом уцелевшей библиотекой.
Глубокое исследование этики и механики просмотра изображений человеческих страданий, темы острой, заставляет задуматься, ставя под сомнение мотивы потребления таких образов и их влияние на общество. Сьюзен углубляется в сложности сочувствия, десенсибилизации и динамики власти, вовлеченной в создание и распространение этих образов. Она раскрывает методы средств массовой информации, правительств и других, которые манипулируют визуальными повествованиями в своих целях, часто за счет достоинства и свободы людей в этих повествованиях. Она признает, что изображения способны вызывать сочувствие и солидарность, свидетельствовать о несправедливости и побуждать к значимым действиям. Но она предостерегает от упрощенных интерпретаций, призывая читателей критически относиться к сложностям репрезентации и фотографии как средства массовой информации.
Она бросает вызов идее о том, что просмотр таких изображений обязательно ведет к лучшему пониманию или действию, вместо этого подчеркивая потенциал десенсибилизации или даже вуайеризма. Анализируя знаковые фотографии из зон боевых действий, катастроф и других трагедий, Зонтаг побуждает читателей столкнуться с часто неприятной правдой об их собственных реакциях и мотивах. Интересно также Сонтаг затрагивает разницу между художественным образом страданий, насилия и смерти и документалистикой.
Единственный и небольшой минус, который не помешал мне поставить 10/10: здесь никак не раскрывается тема, которая напрямую связана с изображением жестокости, войны и страданий - травма наблюдателя. Когда человек психологически травмируется такими изображениями. Эссе довольно короткое, конечно, хотелось бы больше, ведь тема интересная, как и мысли Сонтаг, но в конце есть множество источников для дальнейшего изучения темы.
Эссе может быть читать нелегко, да и не должно быть так. Оно заставляет нас столкнуться с неприятными истинами о мире, в котором мы живем, и нашей роли в нем. Но при этом даёт инструменты, позволяющие с большей осознанностью и ответственностью ориентироваться в этическом минном поле визуальной культуры.
В современной жизни, с ее избытком вещей, на которые нам предлагают обратить внимание, представляется нормальным, что мы отворачиваемся от изображений, которые нас огорчают.
Достоинство «Смерти республиканского солдата» в том, что это реальный момент, пойманный случайно; если же солдат специально изображал это перед камерой Капы, снимок теряет всякую ценность. Робер Дуано никогда прямо не утверждал, что фотография, сделанная им для «Лайфа» в 1950 году — молодая пара, целующаяся на тротуаре перед парижской ратушей, — настоящий моментальный снимок. Однако, когда выяснилось через сорок с лишним лет, что снимок постановочный, с мужчиной и женщиной, нанятыми для слащавой карточки, это вызвало досаду у многих, кто лелеял этот образ романтической любви и романтического Парижа. Мы хотим, чтобы фотограф был шпионом в доме любви и смерти и фотографируемые не знали о присутствии камеры, были сняты «врасплох». Никакая искушенность в вопросах фотографии не может испортить удовольствия от снимка неожиданного события, пойманного в разгаре проворным фотографом.
В «Буре» первая мысль Тринкуло при виде Калибана — что его можно было бы показывать в Англии: «любой зевака отвалил бы мне серебряную монету за посмотрение… Те, кому жалко подать грош безногому калеке, охотно выложат в десять раз больше, чтобы поглазеть на мертвого индейца». Демонстрация фотографий с жестокостями, творимыми над людьми с более темной кожей в экзотических странах — деятельность того же порядка. При этом забывают о соображениях, не позволяющих нам показывать таким же образом своих жертв насилия. Как будто чужой, пусть и не враг даже, это тот, кого можно видеть, а не тот, кто сам (как мы) может видеть. Но у раненого талибанского солдата, умоляющего о пощаде на фотографии в «Нью-Йорк таймс», тоже, надо думать, были жена, дети, родители, сестры и братья, и кому-нибудь из них могут попасться на глаза три цветные фотографии с убийством их мужа, отца, сына, брата — если уже не попались.
Память - наша единственная и окрашенная болью связь с умершими. Для нас, людей, воспоминание - этический акт, ибо мы знаем, что умрем, и скорбим о тех, кто умирает до нас.
Пусть жестокие изображения преследуют нас. Даже если они только символы и не могут охватить всю реальность, на которую указывают, все равно они выполняют важную функцию. Изображения говорят: вот что способны делать люди - даже добровольно, с энтузиазмом, с осознанием своей правоты. Не забывай.
Opinie, 2 opinie2