Czytaj książkę: «Беспамятники. Дело Ирода»

Плохой карандаш лучше плохой памяти.

Савва Куницын так далеко забрёл от дома, что казалось, здесь никто не бывал лет двести. Или триста. В общем, разницы нет. Здесь давно… никто… не бывал. Прямо перед молодым охотником лежали старинные развалины, заросшие зеленью. Савва запрыгнул на кучу, поковырялся мыском сапога в старом хламе, присел на корточки и выудил странный предмет – он легко ложился в ладонь, и что-то подсказывало юноше, что этим люди раньше разили друг друга наповал.

– Вспомнил! Это называется пис-то-лет, ага,– зачем-то по слогам произнёс Савва, как будто сокол Гром его понимал только таким образом.

Однажды он видел картинку, которая называлась по-старинному – фотографией, где человек целился в другого человека из пистолета. Те времена давно прошли, а машинка – только поглядите на неё! – целёхонька. Савва заглянул в полую трубку, там всё было покрыто ржавчиной.

– Пуф! – воскликнул Савва, прицеливаясь в невидимого варвара.

В этот момент он почувствовал себя героем древней войны, но врага по привычке выбрал самого что ни на есть современного.

– Эх, вот бы попасть в столицу Новороссии Коломну! Желательно на службу к князю, ага, – мечтал он по дороге. – Там столько всего интересного. Путешествия – раз, схватки с варварами – два, слава, почёт и безбедная старость – три. Ну и кулон силы первой степени. Как же без него!

Савва выбросил пистолет обратно в кучу и побрёл домой. Гром полетел вслед за ним.

– Только кто же меня отпустит? Тётка точно будет против моего героического будущего, ага. Костьми ляжет, а не отпустит. Я её знаю.

4 мая 119 года от Рождества Христова по новому стилю

Савва Куницын поправил тесёмку, перехватывающую волосы – ничто не должно мешать! – и замер на секунду, залюбовался природой. Как же всё-таки красиво в Новороссии! Лес недавно проснулся от зимней спячки. Снег растаял, и зелень пышным цветом окрасила деревья и кусты. Голые и одинокие ещё недавно – зимой, теперь они благоухали и таили в себе живность. Вот за живностью он спозаранок и отправился в лес.

– Какое всё-таки чудное слово "охота", – мечтательно сказал Савва. – Правда, Гром?

Гром возбуждённо переминался на кожаной перчатке юноши. Сокола по кличке Гром Савва нашёл в разорённом гнезде. Птенец требовал еды, да побольше. Савва носил ему кусочки мяса, пока малыш не окреп и не вырос. Теперь Гром прилетал к другу – лучшему! – и они вместе охотились.

А ведь Савва Куницын не просто так прохлаждался, пока другие работали. Он заслужил этот отдых! Накануне ему исполнилось восемнадцать лет. Юноша опустил голову и вытащил на свет Божий серебряный кулон силы третьей степени. Наместник поселения Озёры произвёл его в старшие помощники и вместе с кулоном подарил выходной. Обычно выходным награждали за подвиги или заслуги, или, как в его случае, за повышение по службе.

– Наместник, конечно, об этом уже пожалел, но ты же понимаешь, Гром, что мне нужен хороший отдых. Я здорово поработал в этом году, ага.

Савва вздохнул. Всего приходится добиваться, зубами выгрызать. Гром взлетел, учуяв добычу.

– Ух, цпок, ух цпок…

Молодой охотник вскинул лук ловким, натренированным движением и, не задумываясь, пустил стрелу на звук. С лёгким треском, продираясь сквозь ветви, на землю свалилась птица. Его законная добыча!

– День начался великолепно, – сказал Савва, криво улыбаясь и поглаживая узкую, едва наметившуюся бородку.

Он подошёл, поднял за хвост глухаря, повертел его в руках, пытаясь найти изъян, и удовлетворённо сунул в охотничью сумку. Через час идти стало тяжело – сумка наполнилась дичью до отказа.

– Пора возвращаться домой! – скомандовал он сам себе и любимому соколу.

Новоиспечённый старший помощник наместника вытащил из охотничьей сумки тетерева, взял за горло и развернул голову к своему лицу.

– Ну, ничего… Вот исполнится мне двадцать лет, тогда посмотрим, тогда я обязательно уеду в Коломну, ага. Держи, Гром!

Савва свернул тетереву голову и кинул её соколу.

* * *

В поселение Озёры новорусич Савва Куницын вошёл, высоко подняв подбородок и выставив охотничью сумку напоказ. Пусть завидуют лентяи и неудачники!

– Хорошая добыча! – окликнул его знакомый сторожевой, открыв скрипучие ворота.

Поселение окружал бетонный забор с четырьмя сторожевыми вышками. Варвары давно не появлялись в этих краях, но бережёного, как гласит новоросская поговорка, сам Бог бережёт.

– А у меня, христианин, не бывает иначе, – ответил сторожевому Савва и криво усмехнулся.

Рабочий день закончился. Крестьяне и ремесленники вернулись к семьям. В домиках, сложенных из старого кирпича или старых бетонных панелей, одёргивали занавески, и кумушки любопытно поглядывали на молодого охотника. Девицы улыбались, им Савва подмигивал. Деды, сидящие на ржавых скамейках, одобрительно кивали.

– Кого, стало быть, подстрелил-то?

– Глухарей да тетеревов, ага, – отвечал им охотник.

– Молодец, парень. Вот тётка твоя обрадуется.

На центральной площади к нему подошёл местный лоботряс.

– Эй, Савва, давно тебя не было видно! – воскликнул парень, косясь на полную охотничью сумку.

Лоботряс явно рассчитывал покутить на халяву.

– Вчера виделись. Забыл? – спросил его Савва.

Он покачал головой и пошёл дальше. Откуда этот бездельник мог помнить? Блокнотом он почти не пользовался, а на память свою рассчитывать не мог. Беспамятник чёртов.

– Будьте здоровы, христианин, – сказал Савва, войдя в лавку, единственную в поселении Озёры.

Охотник приложил руку к груди и на секунду склонил голову. В носу запершило. Просторное помещение в три окна, заваленное пыльным товаром, плохо проветривалось. Чего тут только не висело, не стояло и не лежало – свечи, горшки, ножи, корзины и прочая утварь. Даже антиквариат пылился в углу – телевизор.

Электричества давно не вырабатывали, а вот такие древние приборчики до сих пор вытаскивали следопыты из-под груды обломков прошлого. Находились охотники за стариной и покупали ненужные вещи для домашнего обихода, ценители древности. Однако в поселении Озёры народ жил простой, неприхотливый, вот антиквариат и простаивал в углу, только место в лавке занимал.

– И тебе не хворать, – буркнул толстый лавочник, даже не взглянув на парня.

Савва, привыкший к такому приёму, гордо прошёл к прилавку и положил на неё охотничью сумку.

– Хорошая добыча, христианин, – оживился лавочник, блеснув огоньком наживы в бегающих глазках.

– У меня всегда так, – не преминул похвастаться Савва. – По-другому не бывает.

– Сколько хочешь за всё? – спросил лавочник, вытирая о жилет вспотевшие ладони.

– За всё, кроме этих двух птичек, дюжину рублей и пачку стрел в придачу, – ответил охотник.

– Десять рублей. И стрелы отдельно, – неуверенно предложил торгаш.

Добыча и вправду была хороша.

– Дю-жи-ну руб-лей и пачку стрел, ага, – отчеканил каждый слог Савва.

Его не проведёшь.

– По рукам, – быстро сдался лавочник, зная, что всё равно продаст дичь с хорошим наваром.

– Савва! – звонкий голос оживил лавку.

В открытой двери, ведущей внутрь дома, показалась стройная девушка с распущенными пшеничными волосами, перехваченными зелёной лентой.

– Дора! – улыбнулся ей Савва. – Будь здорова!

– А я услышала тебя из светлицы, – сказала Дора и сощурила глаза в окружении пушистых ресниц.

"Как лисичка", – подумал Савва.

– Ну и сидела бы себе за вышивкой. Чё было выходить? – пробурчал лавочник.

Он открыл коробку с деньгами, отсчитал дюжину монет и положил на прилавок.

– Где ты был? Я искала тебя весь день. Потом догадалась посмотреть в блокнот, прочитала, что тебе подарили выходной, и что ты на охоте, – затараторила Дора.

– Искала она. Лучше бы делами занялась. Пол в лавке помыла. Пылища, аж глаз щиплет, – опять заворчал лавочник.

Дора, не обращая внимания на отца, смотрела только на Савву.

– А ты бы, парень, бежал к наместнику. Он тебя искал, – хмуро заметил лавочник. – Там у реки случилось что-то.

– Ещё увидимся, – пообещал Савва и поцеловал Дору в щёку.

Охотник положил двух птиц обратно в сумку, сгрёб монеты, одну же ловко подкинул и вернул на прилавок.

– Это Доре на кусок ткани, ведь скоро лето. Для платья! Девушке просто необходимо новое платье каждое лето, – улыбнулся удачливый охотник и поклонился.

– А-а-а! – заверещала от счастья Дора.

Выйдя из лавки, Савва сбавил обороты хвастовства и как мальчишка побежал к дому наместника. Если Макар Ильич искал его, значит, и в правду, что-то случилось.

– Где ты шляешься? Итить твою за рога! – накинулся на помощника наместник.

Макар Ильич в кумачовом плаще, ржаво-красных сапогах, с кортиком на поясе стоял у крыльца единственного в поселении Озёры двухэтажного дома, сложенного из крупного камня и с флагом Новороссии на крыше – зелёный крест на белом фоне. Поверх серой рубахи наместника блестело ожерелье силы третьей степени – с зелёными, искрящимися изумрудами. При виде юноши Макар Ильич захромал в его сторону.

– Я… это… Подарок свой использовал, ага, – сказал Савва, отступая на шаг назад.

Небольшого роста, плотный и коренастый, Макар Ильич хмуро смотрел на Савву снизу вверх, сжимая в пухлом кулаке трость с рубиновым набалдашником.

Пятьдесят лет назад новорусичи захватили Карелию, угрожающую стране ежегодными набегами. А сорок лет назад следопыты нашли на захваченной территории несколько месторождений рубинов и изумрудов. Эти камни стали символами Новороссии – их носили на руках, головах и шеях богачи по всему миру, украшали церкви и вправляли в новоросские ожерелья силы.

– Какой еще подарок? – спросил наместник, округляя острые маленькие глазки.

– Ты вчера отпустил меня на охоту, – ответил юноша, кивая в знак своей правды. – Забыл?

– Не может быть, – неуверенно сказал наместник, и в глазах его мелькнуло сомнение. – Ах, да, вспомнил. Награда за повышение по службе. Что-то и меня память стала подводить.

Макар Ильич, как и Савва, в отличие от большинства беспамятством не страдал. Иначе он не стал бы наместником. Макар Ильич отлично помнил вчерашний день, однако, со временем и его мозг затуманивался. Старость, видимо. Он посмотрел в сторону, оглаживая седую бороду. У запряжённой старой кобылой телеги стояли два молодца с кулонами силы четвёртой степени поверх кожаных курток. Полицейские поселения Озёры – Паша и Саша.

– Значит вот, – уже намного мягче сказал наместник. – Работа тебя ждёт, мой мальчик. Возьми этих охламонов, и езжайте прямиком к реке Оке. Там мертвяка нашли.

– Я сначала к тёте зайду, я с добычей вернулся, – сказал Савва, приподнимая полегчавшую охотничью сумку.

Макар Ильич Куницын улыбнулся, обнял и прикоснулся лбом ко лбу юноши.

– Хорошо, добытчик ты наш. Труп уже никуда не убежит, а тётка тебя заждалась, – сказал наместник и похлопал парня по плечу.

Савва взбежал на крыльцо и вошёл в дом, но повернул не направо, в офис наместника, а налево, на домашнюю половину, отдал тётке охотничью добычу и умчался на задание.

Дорога до реки заняла полчаса. Кобыла никуда не спешила, полицейские тоже не торопились. Сокол Гром кружил над служебным обозом. Река давно освободилась ото льда и теперь поблёскивала отражением весеннего солнца. Мелкая волна каталась от берега до берега.

В речном песке, лицом вниз лежало тело, местами покрытое травой и илом. Савва огляделся, сел на корточки, осмотрел ноги и потрогал руку утопленника. Мокрая, холодная, скользкая, она о многом рассказала юному помощнику наместника.

– Жаль мужика, утонул, видать, по пьяни, – сказал Саша и многозначительно кивнул.

– Видать, – сразу согласился с ним Паша.

Парням не хотелось возиться с мертвяком. Похоронить его, и дело с концом.

– Это точно не несчастный случай, – сказал Савва, поднимаясь.

Полицейские заржали в голос.

– А ты-то откуда знаешь, мальчик? – спросил с издёвкой Паша.

– Здесь же нет твоего дяди наместника. Можешь не выпендриваться, – добавил Саша.

Савва даже не посмотрел в их сторону. Всё с ними ясно. Только и умеют, что завидовать. Паша и Саша отчаянно желали повышения по службе, но именно Савва стал старшим помощником наместника поселения Озёры и получил кулон силы третьей степени.

– Во-первых, у него следы от верёвки на руках и ногах. Вы бы заметили их, христиане, если бы осмотрели тело внимательно, – сказал юноша, нравоучительно указав тростинкой на щиколотки и запястья утопленника.

Юноша поправил тесёмку на волосах, чтобы не мешали, достал блокнот и грифельный карандаш, набросал положение тела в песке и сделал пару быстрых заметок. Хорошо, что недавно восстановили старое изобретение. Ходить с карандашами гораздо удобнее, чем с ручкой, у которой то чернила пересохнут, то вытекут, то перо сломается. То ли дело карандаш – всегда на него можно положиться.

Парни перестали ухмыляться, подошли к жертве и нахмурились. Там, и правда, были едва заметные на фоне тёмной кожи вмятины, похожие на следы от верёвки.

– Во-вторых, на теле рубленые раны, – продолжил Савва, приподнимая той же тростинкой край драной рубахи.

Мужик в песке лежал грязный и в таких жутких лохмотьях, что разглядеть на нём раны было трудно. Если специально, конечно, не разглядывать, как и положено полицейским. Но Паша и Саша не опускались до этого уровня в прямом и переносном смысле.

– В-третьих, убили его не здесь, – закончил старший помощник наместника.

– А где же? – хором спросили Паша и Саша.

– Не знаю, где. Но точно не здесь, – ответил Савва, оглядываясь.

– А ты почём знаешь, что точно не здесь? – спросил Паша.

– Глаза разуй. Ты видишь следы борьбы или волочения? А капли крови? То-то и оно.

Савва опять присел.

– И вообще наш господин Неизвестный – свежачок. В воде он находился меньше суток.

– А это ты как узнал? – спросил Саша. – Скажи ещё, что лекарем подрабатываешь, ага.

– Труп не раздуло, вот как узнал. Кожные покровы хоть и грязные, но свежие. А с лекарем я дружу, между прочим, и умного от него набираюсь, в отличие от некоторых, ага. Вообще о своей скромности я могу говорить долго. Лучше не спрашивай, – неожиданно закончил речь Савва.

Он ещё раз обошёл речного незнакомца.

– Кстати, лекарь нам понадобится однозначно.

– Это ещё зачем? – спросил Паша.

– Жертву пытали. И не спрашивай, как я узнал. Утопленника нужно вскрыть, ага. Пакуйте его и везите к лекарю. А мне некогда с вами лясы точить. Мне ещё письмо в Коломенскую полицию написать нужно и в столицу гонца отправить. Да что с вами разговаривать. Вы завтра и половины из этого дня не вспомните!

5 мая 119 года от Рождества Христова по новому стилю

Савва Куницын проснулся поздно. Сегодня он мог себе это позволить.

– Наместника на месте не найдёшь! – пропел юноша прямо в кровати.

Он потянулся так сладко, как тянутся молодые люди, встал и подошёл к зеркалу. Савва определённо был хорош собой – прямой нос, сочные, пухлые губы, длинные каштановые волосы, ухоженная бородка и вытянутое лицо – всё говорило о благородстве линий. И даже небольшая странность в его образе, а именно разноцветные глаза, не портила его внешность. Савва специально перерыл все книги в поселковой библиотеке в поисках этого явления.

В одной старой умной книге юноша прочитал, что различный цвет радужной оболочки правого и левого глаза называют гетерохромией, и ничего в этом страшного нет. У Саввы Куницына правый глаз излучал серо-голубой цвет, левый же частично был карим.

– Хорош подлец! – сказал Савва и улыбнулся своему отражению в зеркале.

Он привёл себя в порядок, вышел в столовую и улыбнулся снова, потирая руки в предвкушении. Тётя Алия накрыла шикарный стол к завтраку. Тут тебе и яичница, как любит Савва – с луком и колбасками, и травяной чай, и даже пышные сырники со сметаной. Юноша прикоснулся лбом ко лбу тёти – поздоровался. От неё пахнуло терпким ароматом. Алия любила окутать себя настоем из душистых трав.

– Какой же ты большой вырос, Саввушка, – с нежностью сказала Алия, пытаясь погладить племянника по длинным непослушным волосам.

Но не тут-то было! Савва успел увернуться. Телячьи нежности не для настоящих мужчин.

– Так быстро пролетело время, – добавила она уже с грустной ноткой.

Они сели за массивный деревянный стол на деревянные же стулья в кожаной обивке на домашней половине дома наместника. Алия Куницына, старшая и единственная сестра матери Саввы, кроткая, светловолосая, с крупным ртом и тёмными глазами-черносливами, смотрела на племянника с обожанием. Даже на то, как он ест не всегда аккуратно. Что поделаешь – мальчишка.

– Тётя, ты говорила мне всё это позавчера, ага, на моём дне рождения, – сказал Савва, с трудом прожевывая яичницу, много набрал.

– Не болтай с набитым ртом, – строго сказала Алия, как будто он маленький, несмышлёный малыш.

Тётя Алия, стройная, как девушка, встала, поправив длинный сарафан, чтобы подложить в его тарелку горячих сырников.

– Ты, видно, забыла. Помнишь, дядя произвёл меня в старшие помощники? Вот не любишь ты записывать в блокнот, а зря, – упрекнул её в ответ Савва.

Алия округлила тёмные глаза-черносливы.

– Забыла, – согласилась она. – Не всем же быть такими, как вы с Макарушкой. Кому-то суждено родиться и прожить беспамятниками.

Она села обратно на своё место и, подперев рукой подбородок, любовалась племянником.

– Если бы была жива твоя мать, как бы она обрадовалась твоим успехам. М-м-м, – сказала Алия с восхищением и грустью одновременно.

Алия и мать Саввы потеряли родителей в раннем детстве. Сёстры жили в качестве приживал в богатой семье и работали, в основном, в коровнике, но иногда приходилось и конюшни чистить. С тех пор запах коровника и конского дерьма вызывал у неё тошноту, поэтому тётушка любила окружать себя ароматами душистых трав. Однажды Алия не заметила у лошади рану, потрогала её, и та лягнула девочку в живот. Лекарь выходил Алию, но предупредил, что потомства она не дождётся. Он оказался прав.

– Мы обязательно об этом поговорим, – сказал Савва, вытирая рот предложенным полотенцем. – Но позже. Мне некогда, меня ждёт работа.

Отец Саввы ушёл в крестовый поход и не вернулся. Дружинник князя написал, что он погиб в бою, как истинный герой. Мать Саввы умерла, когда Савве исполнилось три года. Так в карточке мальчика написали в архиве. Савву взяла к себе бездетная тётка Алия и души не чаяла в единственном племяннике.

– Саввушка, а как же чай?! – крикнула Алия вдогонку.

– Спасибо, родная, за завтрак! – ответил юноша уже из другой комнаты. – Тебе ведь тоже пора собираться на работу, ага. Как же наше великолепное поселение обойдётся без твоей картотеки?

Однако далеко он не ушёл, всего лишь в приёмную половину дома – офис наместника. Тут обстановка выглядела несколько иначе. Дом хоть и был каменный, отделка сплошь состояла из дерева – сводчатый потолок, резные стеновые панели, массивная мебель. Вся композиция строилась вокруг внушительного камина, отделанного белым камнем. Над камином висел герб Новороссии – на зелёном кресте уместились лук и стрелы, блокнот и книги, изумруды и рубины. Пол устилали потрёпанные красные ковровые дорожки, привезённые из самой Новой Византии, впрочем, вполне ещё приличного вида.

Дядя, Макар Ильич Куницын, давно закончил приём и отправился в объезд по поселению Озёры и его окрестностям. Дел у наместника хватало по самое горлышко – проверить дороги, набрать дружинников для князя, собрать десятину от доходов крестьян, ремесленников и торговцев.

Когда-то, давным-давно Макар Куницын, безусый и безбородый, ушёл в крестовый поход, а когда вернулся, узнал, что его любимая вышла замуж. Не дождалась. Макар мог бы затаить обиду на весь белый свет и на женский пол, в частности. Но не таков был Макар Куницын. Хоть и росту в нём было немного, и нога его порою подводила – в крестовом походе он неудачно упал с коня, стержень имелся прочный – железобетонный, как забор вокруг поселения Озёры.

Алия ему сразу приглянулась. Кроткая, нежная, как шёлк, который Макар ей подарил для сарафана, Алия пленила его сердце раз и навсегда. Даже то, что Алия бесплодна, заставляло его любить её ещё больше, если такое вообще возможно. Девушка нуждалась в защитнике, а Макар – не смотрите, что хромой – был готов ради неё любого порвать на мелкие клочки.

После крестового похода Макар Куницын пошёл по административной части. Служил помощником у наместника. Хорошо служил, с доблестью защищал Озёры от набегов, с умом подходил к рядовым задачам. Через пару лет наместник его повысил до заместителя. А уж когда разбойники напали на поселковый отряд и убили наместника, ни у кого не возникало вопросов, кому занять дом наместника. Конечно, Макару Ильичу Куницыну!

– Клянусь сделать поселение Озёры образцовым, истребить разбойников как класс, и защищать Ваши интересы, как свои! – принёс Макар Ильич присягу и стал наместником.

Савва Куницын сел за стол, рядом со столом наместника, разложил вчерашние записи и уставился на них, изучая. Савва обладал хорошей памятью, но привычка делать заметки у него осталась ещё с детства. До одиннадцати лет ему это было просто необходимо.

– Сначала нужно выяснить, кто наш вчерашний утопленник, – сказал Савва, рассматривая свой карандашный рисунок в блокноте.

Савва вспомнил вчерашнее письмо, отправленное с гонцом в столицу Новороссии Коломну.

"В управление полиции города Коломна

от старшего помощника наместника поселения Озёры

Саввы Куницына

Запрос

Найден 4 мая 119 года от Рождества Христова по новому стилю на берегу реки Оки в районе поселения Озёры мужчина. На вид лет сорок. Крепкий, коренастый, руки в мозолях. Лысый. Борода заплетена в две косички. На плече татуировка – клещ. Отрублен указательный палец. Рубец на левой щеке. Чёрная рубаха, чёрные штаны. Цвет одежды может быть и серым".

Он прилежно переписал приметы жертвы в блокнот.

– Теперь вся надежда на столичных полицейских, – вздохнул Савва.

Среди местных жителей пропавших не числилось. Да и не похож был утопленник ни на кого из озёрских. Чужак, однозначно.

– Савва! – звонкий голос раздался прямо у него перед лицом.

Старший помощник наместника поднял голову и нахмурился. Перед ним стояла Дора. Лёгкая, воздушная, она сияла, как нимб над Иисусом в его втором пришествии.

– Милая, я же просил не отвлекать меня от работы. Я понимаю, что тебе трудно живётся без такого красавчика как я, но у меня рабочее время сейчас. И наместник…

Савва не успел договорить. Дора подошла к нему вплотную, села на колени и закрыла рот поцелуем.

– Ах, впрочем…, – сказал юноша, криво улыбаясь. – Так меня отвлекать, пожалуй, можно, ага.

Он потянулся за вторым поцелуем, но Дора отстранила его губы ладонью.

– Мы должны пойти с тобой в церковь, – сказала она, категорично вставая.

– У меня работа, – пытался возражать Савва, но звучало это теперь неубедительно.

Савва натянул меховую накидку на кожаную куртку, и они отправились в церковь. Храм хоть и стоял на пригорке, и видно его было хорошо со всех сторон, но путь до него был не близкий. Откуда ни возьмись, закружил над ними сокол Гром. Близко подлетать Гром остерегался. Сокол недолюбливал Дору – скорее всего, ревновал. Но пристально следил за ними.

– Веришь ли ты во Христа? – спросила Дора, когда они проходили мимо школы.

Началась перемена, и малышня высыпала из старого панельного здания, разрисованного художником сценами из Крестовых походов.

– Странный вопрос. Как же в него не верить, если он людям вместо страшного суда второй шанс даровал?! – спросил Савва, оглядывая Дору с удивлением.

– Согласна. Новая церковь – это чудо, ниспосланное нам Богом, – сказала Дора, с благоговением крестясь.

– И чудо, что священники Новой Византии сохранили знания предков, и не только религиозные, – поддержал её Савва.

Дора шла молча, о чём-то напряжённо думая.

– Знаешь, я бы хотела посмотреть на старый мир, до Второго пришествия Христа, – выдала, наконец, она.

– Ну, а что там смотреть. В то время на Земле жило слишком много людей, ага. Прямо не протолкнуться. Миллионы, миллиарды людей в одной стране, представляешь?

– Разве такое вообще возможно? – с сомнением спросила Дора.

– Возможно. Просто они жили в мегаполисах, – ответил Савва так уверенно, как будто он сам жил в этих мегаполисах.

– Где? – переспросила девушка, останавливаясь и заглядывая юноше в глаза – в карий и голубой попеременно.

– В ме-га-по-ли-сах, – медленно произнес Савва Куницын, словно она была умственно отсталая или глухая. – Были такие огромные города. Размером с Новороссию.

– Не может быть! – не поверила Дора.

– Точно тебе говорю. Я книгу читал, там и картинки, и карты были, – закивал утвердительно Савва.

Дора двинулась дальше. Савва за ней.

– Они к тому же много заводов понастроили. Это такие большие дома с машинами, – объяснил старший помощник наместника, предвидя её вопрос. – Эти машины гудели, чадили. Люди нервничали и много болели, ага.

– А в писании сказано, что Бог их покарал за грехи и разрушение природы – творения Божьего – и наслал кару небесную, – возмутилась Дора.

Она даже кулаки сжала, готовясь сражаться за веру.

– Ну, да. Стресс и депрессию можно назвать карой небесной, – дипломатично согласился Савва.

– Люди тронулись умом, творили разные безумства – жгли, убивали, рушили и умирали в страшных муках. А потом в Новой Византии родился Иисус и вместо страшного суда, даровал им второй шанс на спасение души – научил людей жить без страха. Правда, это прекрасно? – добавила Дора, улыбаясь.

Савва не успел ответить.

– Ой, простите, христиане! – завопил школьник, врезавшийся во влюблённую пару.

Сокол Гром мгновенно спикировал с высоты, однако поразить цель не успел. Савва жестом остановил пернатого защитника.

"Свои. Не тронь!"

Савва Куницын приподнял мальчишку за воротник суконной курточки, потряс, да и отпустил. Что с ним ещё сделаешь?

– Беги на урок, шалопай, – крикнул старший помощник наместника, криво улыбаясь.

Ещё недавно и он вот также бегал на переменах, вырываясь из душного класса. До одиннадцати лет Савва Куницын ничем не отличался от остальных мальчишек. Драчливый, неугомонный, озорной, Савва не мог усидеть на одном месте. Шалил, а на завтра всё забывал, если не записывал в блокнот, как учили в новоросских школах. Ведение блокнота-памятника был основным предметом образования.